Полная нужды и забот, тяжелого труда и испытаний, обид и тревог, жизнь Пугачева подготовила и привела его к борьбе не столько за старые казацкие, сколько прежде всего за элементарные человеческие права трудового люда. Пугачев по праву мог говорить, что «во всей России чернь бедная терпит великие обиды и разорения», ибо он прошел большую часть своего жизненного пути как один из представителей этой «черни», обобранного и бесправного многомиллионного трудового люда. «Где да где уж я не был и какой нужды не потерпел! Был холоден и голоден, в тюрьмах сколько сидел — уж только одному богу вестимо», — говорил Пугачев. Он хорошо знал и понимал нужды, горести и чаяния крестьян и казаков, работных людей и «ясачных инородцев», а его манифесты и указы, написанные ясным и образным языком, будили в сердцах простых людей самое сокровенное. С «чернью бедной» свела Пугачева его судьба рядового казака. И она нарекла его, умного, деятельного, ищущего правды, света, вольной жизни, настойчивого донского казака, не только Петром III, но и «батюшкой», своим, крестьянским «хорошим» царем.
Емельян Иванович Пугачев родился в 1742 г. в «доме деда своего» в станице Зимовейской на Дону, в той самой, где за сто лет до него родился Степан Тимофеевич Разин. Отец и дед Пугачева были рядовыми («простыми»), бедными казаками. С детства Пугачев «боронил за отцом землю», в 17 лет он начал казацкую службу, а через год женился на казачке Софье Дмитриевне Недюжевой. Через неделю она провожала мужа в поход. Пугачев участвовал в войне с Пруссией, где проявил «отменную проворность». За эту проворность полковник Денисов взял Пугачева к себе в ординарцы. Но однажды ночью во время стычки с неприятелем в суматохе ночного боя Пугачев упустил одну из лошадей Денисова. Не спасла и «отличная проворность» — по приказу полковника Пугачев был бит «нещадно плетью». Надо полагать, что эта первая обида не могла пройти бесследно для Пугачева. Три года Пугачев находился в действующей армии. Он побывал в Торуне, Познани, Шермицах, участвовал во многих сражениях, но пуля и сабля щадили его, и, по словам самого Пугачева, он был «ничем не ранен».
В 1762 г. Пугачев вернулся в Зимовейскую станицу, где и прожил около полутора лет.
В 1764 г. в составе казачьей команды Пугачев некоторое время находился в Польше, затем возвращается домой и иногда направляется куда-либо в составе казачьих «партий».
В 1768 г. началась война с Турцией. И вот Пугачев снова в походе. В команде полковника Е. Кутейникова он получает за храбрость младший казацкий офицерский чин хорунжего. Пугачев принимает участие в ряде сражений с турками, в том числе и в бою под Бендерами под началом П.И. Панина, того самого Панина, который станет грозным усмирителем повстанцев во главе с Пугачевым, не так давно безвестным хорунжим! Правда, уже в те времена Пугачеву «отличным быть всегда хотелось». Однажды, показывая товарищам свою действительно хорошую саблю, он заявил, что она подарена ему крестным отцом... Петром Великим! Не тогда ли у него родилась та неясная мысль «отличиться», которая со временем сделает «крестника Петра Великого» «императором Петром Федоровичем»?
На зимних квартирах в Голой Каменке у Елизаветграда (ныне Кировоград) Пугачев тяжело заболел — «гнили у него грудь и ноги» — и вскоре вернулся домой, где ждала его семья: жена, сын Трофим и дочери Аграфена и Христина. Он приехал в Черкасск и пытался уйти в отставку, но его не отпустили и предложили лечь в госпиталь. Пугачев отказался, предпочитая лечиться «на своем коште». Из Черкасска он направился к сестре Федосье. Она с мужем, казаком С.Н. Павловым, жила в Таганроге, куда Павлов с другими казаками был направлен на постоянное жительство. Служба в Таганроге была тяжелой, и многие казаки числились в бегах, И вот два казака задумались. Жить тяжко. Что делать? Надо уйти, бежать. Но куда? На Русь? — поймают. В Запорожскую Сечь? — без жены соскучишься, а с женой и там схватят. В Прусь? — не попадешь. Казалось, что единственно, куда можно бежать, — это казачье войско на Тереке. Они знали, что даже за перевоз на левый берег Дона грозила смерть. Пугачев перевез Павлова, но, не найдя дороги, Павлов с товарищами вернулся, был арестован и указал на Пугачева, перевезшего его на «ногайскую сторону». Зная, что ему грозит, Пугачев; бежал в степь. Затем он поехал в Черкасск, чтобы снять с себя обвинение в бегстве, но был арестован, бежал, скрывался в камышах, потом вернулся домой, справедливо рассудив, что здесь искать его не будут. Во всех этих поступках сказывается натура Пугачева, свободолюбивая, упорная, настойчивая, храбрая, осторожная.
Пугачев не оставляет своей мечты перебраться на Терек. И январь 1772 г. застает его в станице Ищерской. На Тереке жило немало переведенных сюда донских казаков. Они получали меньшее жалованье, чем коренные терцы. Казаки-новоселы волновались. На сходе нескольких станиц они избрали Пугачева ходатаем по своим делам перед Государственной военной коллегией. По дороге в Петербург, в Моздоке, Пугачев был арестован, но, сумев привлечь на свою сторону караульного солдата, бежал и в скором времени оказался в Зимовейской. Его арестовали, но, взятый на поруки казаком Худяковым, он снова бежал. Так Пугачев становился для властей фигурой одиозной, бунтарем и беглецом, человеком опасным, за связь с которым следовало строго наказывать. Затем Пугачев уходит на Украину. Здесь он искал встреч со староверами. С ними его сближало чувство социального протеста. Само их название — «раскольники» в те времена означало «расколовшийся», «отколовшийся» от официальной церкви и стоявшего за ее спиной правительства. Пугачев формально был «никонианцем», то есть принадлежал к официальной православной церкви, а старообрядцы привлекали его только своим духом протеста по отношению к церкви и правительству. В Черниговке Валуйского уезда, по дороге в Бендеры, в Цареве, Крюкове, под Стародубом на Украине Пугачев встречался с раскольниками Иваном Кавериным и Осипом Коровкой. Вместе с Коровкой Пугачев пришел в слободу Ветку, под Гомелем в Белоруссии, входившей тогда в состав Польши. В Ветке собралось много староверов, бежавших из России от преследований властей и церкви. В Ветке Пугачев пробыл всего неделю. Недалеко от Ветки, на Добрянском форпосте, царские власти организовали прием возвращающихся из Польши в Россию беглых. Пугачев воспользовался этим, явился к коменданту Добрянского форпоста, назвался своим именем, но указал, что он уроженец Польши. Вместе с беглым солдатом А.С. Логачевым Пугачев был направлен в карантин.
Еще до бегства в Ветку Пугачев узнал, что Яик «помутился» и казаки «бунтовали и убили генерала». Слух о волнении яицкого казачества он не оставил без внимания. На Добрянском форпосте у Пугачева родилась мысль объявить себя Петром III.
Как только классовая борьба в России стала выливаться в грандиозные крестьянские войны, их руководители начали выступать от имени царя. Болотников назвал себя воеводой царя Дмитрия Ивановича, под именем которого действовали самозванцы, являвшиеся ставленниками польских панов. Разин выступал от имени царевича Алексея Алексеевича. Пугачев не выступал от имени царя — он был сам «царем», «третьим императором».
Самозванство, широко распространенное в России XVII—XVIII вв., отражало присущий русскому крестьянину того времени наивный монархизм, его патриархальную веру в «хорошего царя», веру в то, что царь-то хорош, но плохи бояре и дворяне.
Ф. Энгельс писал: «Русский народ... устраивал, правда, бесчисленные разрозненные крестьянские восстания против дворянства и против отдельных чиновников, но против царя — никогда, кроме тех случаев, когда во главе народа становился самозванец и требовал себе трона. Последнее крупное крестьянское восстание при Екатерине II было возможно лишь потому, что Емельян Пугачев выдавал себя за ее мужа, Петра III, будто бы не убитого женой, а только лишенного трона и посаженного в тюрьму, из которой он, однако, бежал»1.
Пугачев отнюдь не был первым самозваным Петром Федоровичем — семь его предшественников именовались Петром III и один Петром II.
На первых допросах, желая отвести от себя обвинение в инициативе присвоить себе имя покойного императора, Пугачев сослался на купца Кожевникова, солдата Логачева, казака Долотина, Коровку и других, которые якобы заметили в нем сходство с Петром III и посоветовали взять его имя. Впоследствии Пугачев, однако, заявил, что на всех этих людей он «показал ложно». На очной ставке с Логачевым Пугачев подтвердил, что последний «никакого моего злого умысла не знал». «Злым умыслом» и была идея самозванства, овладевшая Пугачевым.
Было время, когда Пугачев выдавал себя за крестника Петра Великого. Но тогда это вызвало лишь смех. Придет пора, и, взяв имя внука Петра I, «рожак» (уроженец) Зимовейской станицы Емельян Пугачев вызовет у своих врагов не усмешку, а ужас.
12 августа 1772 г., после окончания карантина, Пугачев получил паспорт и вместе с Логачевым отправился в Малыковскую волость (Малыковка — ныне город Вольск Саратовской области). Ехали через Глухов, Черниговку, станицу Глазуновскую на Дону, через Саратов и, наконец, добрались до Малыковки. По пути Пугачев распространял слух, что он богатый купец, побывавший в Царьграде (Константинополе) и в Египте. Из Малыковки надо было ехать в Симбирск «записаться» у властей. Пугачев со своим спутником попросил разрешения остаться в Малыковке. Получив его, Пугачев направился к старообрядческому игумену Филарету в Мечетную слободу (ныне город Пугачев Саратовской области). Встретиться с Филаретом ему советовали раскольники Кожевников и Коровка. Пугачев рассказал Филарету о том, что он думает предложить яицким казакам уйти на Кубань, как некогда, при Петре Великом, ушли участники восстания Булавина — донские казаки под водительством Игната Некрасова («некрасовцы»). Это был решительный шаг: земли Кубани тогда принадлежали Турции. Уйти на Кубань означало тогда уйти из России. Это был своего рода жест отчаяния. Надо было искать другой выход. Филарет поддержал план Пугачева. «Яицким казакам великое разорение», и «они с тобой с радостью пойдут», — говорил он Пугачеву.
Беседа с Филаретом укрепила Пугачева в его намерении. Он убеждается, что на Яике «скорей, чем в другом месте, его признают и помогут».
Пугачев направился в Яицкий городок (ныне город Уральск Казахской ССР). Не доезжая 60 верст до городка, Пугачев остановился на умете (постоялом дворе) пахотного солдата Степана Оболяева по прозвищу Еремина Курица. Выдавая себя за купца, Пугачев стал интересоваться, как живут яицкие казаки. Оболяев нарисовал мрачную картину. Пугачев спросил, не пойдут ли за ним яицкие казаки к «некрасовцам» на Кубань. Получив утвердительный ответ, он попросил познакомить его с казаками. Вскоре на умет пришли братья Закладновы. Они сказали Пугачеву, что яицкие казаки собираются «всем войском бежать в Астрабад», в Персию. Закладновы охотно откликнулись на предложение Пугачева уйти на Кубань. Решили держать все в секрете.
22 ноября 1772 г. Пугачев с попутчиком Филипповым приехал в Яицкий городок и остановился в доме у казака-старовера Дениса Степановича Пьянова.
Яицкий городок жил тревожной, напряженной жизнью. Жестокие репрессии обрушились на восставшее казачество. Ждали новых, более тяжких кар (царица должна была утвердить приговор участникам восстания).
В такой обстановке, когда казаки переходили от отчаяния к надежде, по Яику распространились слухи об «объявившемся» в Царицыне «Петре Федоровиче». Им был беглый крестьянин Федот Богомолов. Одни говорили, что «Петра Федоровича» схватили в Царицыне и засекли, другие утверждали, что он скрылся. Этими слухами Пьянов поделился с Пугачевым. Пугачев, смекнув, заявил, что «государь» спасся и в Петербурге, и в Царицыне. Он говорил Пьянову: «Как вам, яицким казакам, не стыдно, что вы терпите такое притеснение...» — и советовал казакам уйти в «турецкую область», на реку Лабу, обещая каждому по 12 рублей. На вопрос изумленного Пьянова, где он добудет столько денег, Пугачев ответил, что он торговый человек и в деньгах не нуждается. Пьянов заверил своего собеседника, что казаки охотно уйдут на Кубань, где давно уже обосновались казаки-староверы. Увидев в Пьянове единомышленника, Пугачев решил рискнуть: «Вот, слушай, Денис Степаныч, хоть поведаешь ты казакам, хоть не поведаешь, как хочешь, только знай, что я — государь Петр III». Так Пугачев впервые назвался царем. На вопрос изумленного Пьянова, как же он спасся, Пугачев ответил, что его спасла гвардия, взяв «под караул, а капитан Маслов отпустил».
Пьянов поговорил «с хорошими людьми». Решили подождать до рождества, когда казаки соберутся на багренье (лов рыбы). Тогда они и «примут» (признают) Пугачева. Пугачев отправился в Малыковку, где по доносу Филиппова был схвачен. Его обвинили в намерении увести яицких казаков на Кубань. Пугачев категорически отрицал свою вину, заявив, что он только рассказывал, как некогда увел на Кубань донских казаков Игнат Некрасов. Из Малыковки Пугачева отправили в Симбирск, оттуда в Казань, где в январе 1773 г. заключили в тюрьму. Пугачеву удалось установить связь с купцом-старообрядцем Василием Щелоковым, которого ему рекомендовал Филарет. Щелоков навестил Пугачева. Зная приверженность к «старой вере» своего будущего покровителя, Пугачев сказал ему, что сидит в тюрьме по ложному доносу и за старообрядческий восьмиконечный крест и бороду, которую запретил носить Петр I, и просил заступничества. Щелоков обещал помочь ревнителю «старой веры» из донских казаков, но особой активности не проявил. Вскоре Пугачев заболел, с него сняли ручные кандалы и заменили тяжелые ножные кандалы легкими. Во второй половине марта Пугачева в сопровождении солдата отпускали бродить по городу «для прошения милостыни». Потом колодников стали посылать работать на Арское поле. У Пугачева возникла мысль о побеге.
В трезвом, спокойном, сдержанном, смиренном колоднике, пострадавшем за «крест и бороду», вряд ли кто мог увидеть будущего вождя крестьянской войны. Казанский губернатор фон Брандт в своем письме в Сенат расценивал разговоры Пугачева с Филипповым о планах в отношении яицкого казачества как пьяную болтовню невежественного казака и считал возможным наказать его кнутом и направить на постоянное жительство в Сибирь.
Петербург санкционировал предложение казанского губернатора. По именному указу Екатерины II приказывалось наказать Пугачева плетьми, отправить в Пелым, «где употреблять его в казенную работу... давая за то ему в пропитание по три копейки в день». Письмо генерал-прокурора Вяземского с «именным повелением» императрицы Брандт получил 3 июня, но исполнить приказ не смог. 29 мая Пугачев и его товарищ по заключению Дружинин, подговорив одного солдата и напоив допьяна другого, бежали в кибитке. Это был четвертый побег Пугачева.
О бегстве Пугачева Брандт не торопился сообщить в Петербург, но, когда эта весть все же пришла в столицу, в Петербурге лучше, чем в Казани, поняли, какую опасность представляют действия уроженца Зимовейской станицы, беглого донского казака Емельяна Пугачева.
Пока шла переписка о беглецах, Пугачев через Алат, Котловку и Сарсасы по Каме вернулся на юго-восток, проехал мимо Яицкого городка и повернул на Таловый Умет. В конце июля или начале августа Пугачев был уже у своего старого знакомого Оболяева.
Пугачев приехал на Таловый Умет в кибитке, запряженной парой лошадей. «Платье на нем было крестьянское, кафтан сермяжный, кушак верблюжий, шляпа распущенная, рубашка крестьянская, холстинная, у которой ворот вышит был шелком, наподобие как у верховых мужиков, на ногах коты и чулки шерстяные белые».
До сих пор он искал воли, хорошей жизни, искал благодатный край, землю обетованную. Она ему мерещилась на Тереке и в Бессарабии, в Белоруссии и на Иргизе, на Кубани и на Лабе, в «турецкой стороне», как некогда, за сто лет до этого, пытался разыскать ее в «персидской стороне», у «кызыл-башей» его земляк Степан Тимофеевич Разин.
Поисками вольной, свободной жизни в годы странствий и скитаний Пугачев отдал дань той форме социального протеста трудового люда, его борьбы с крепостнической системой, которая находила проявление в бегстве, стремлении уйти от этой системы в такие края, где можно было бы укрыться от ее тяжелого бремени. Но именно эти годы скитаний убедили Пугачева в том, что таких земель нет, что «по всей России чернь бедная терпит великие обиды и разорения». Уйти некуда: всюду чиновники и офицеры, суды и тюрьмы, всюду полуголодная жизнь, нищета, страх, неуверенность в завтрашнем дне, всюду насилие, ложь, всюду изломанные, исстрадавшиеся люди, потерявшие веру в справедливость и честность. Пугачев стал понимать, что уйти от этого мира гнета и нищеты некуда, и единственный способ добиться воли — это бороться с этим миром и ниспровергнуть его.
У Пугачева нашлось достаточно мужества, смелости и умения, для того чтобы поднять и возглавить крестьянское восстание.
Примечания
1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. соч., т. 18, стр. 547.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |