Глава XII. Сирота

Как у нашей яблоньки и т. д. Переделка свадебной песни, записанной Пушкиным:

Много, много у сыра дуба,
Много ветвей и поветвей,
Только нету у сыра дуба
Золотыя вершиночки;
Много, много у княгини души,
Много роду, много племени,
Только нету у княгини души,
Нету ее родной матушки:
Снарядить некому.
Благословить есть кому,

(ЛН, т. 79. М., 1968, с. 210)

«Песня, похожая на приведенную в эпиграфе, поется тогда, когда невеста — сирота и ее выдают замуж посаженый отец и посаженая мать. В данном случае посаженым отцом как бы является Пугачев, что увеличивает трагичность главы, так как Пугачев казнил родителей Мироновой» (Шкловский, с. 83).

В подлых выражениях изъявляя свою радость и усердие. «Подлый. 1) Относительно к роду: низкого происхождения; худородный. Он произошел от подлых родителей. 2) Относительно к поведению: нечестно поступающий, заслуживающий презрение. Подлая душа. Подлый человек. Подлые намерения, поступки» (Словарь Академии Российской, ч. IV. От М до С. СПб., 1793, с. 944). Д.И. Фонвизин в «Опыте Российского сословника» (1783) писал:

«Низкий, подлый

Человек бывает низок состоянием, а подл душою. В низком состоянии можно иметь благороднейшую душу, равно как и весьма большой барин может быть весьма подлый человек. Слово низкость принадлежит к состоянию, а подлость к поведению, ибо нет состояния подлого, кроме бездельников. В низкое состояние приходит человек иногда поневоле, а подлым становится всегда добровольно. Презрение знатного подлеца к добрым людям низкого состояния есть зрелище, унижающее человечество» (Фонвизин Д.И. Собр. соч. в 2-х т., т. 1. М.—Л., Гослитиздат, 1959, с. 226—227).

Я буду посаженым отцом. Эти слова Пугачева соотносятся с вещим сном Гринева (см. с. 91—93).

Несть спасения во многом глаголании. Это выражение возникло на основе евангельского текста: «А молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны» (Матф., 6, 7).

Подписанный каракульками Пугачева. «Пугачев, как известно, не знал грамоты и не умел не только писать, но и читать. Но самозванно приняв на себя имя «императора Петра III», он вынужден был играть эту роль до конца и постоянно убеждать соратников (некоторые из них знали о его самозванстве) в том, что он, «император и самодержец Всероссийский», получил великолепное образование и свободно владеет многими европейскими языками. Для Пугачева это был необходимый тактический прием, вполне уместный и оправданный в условиях политической борьбы за укрепление собственного авторитета среди восставших, наивно веривших в то, что их возглавляет император Петр III, свергнутый с престола Екатериной II и дворянами за намерение освободить крестьян от крепостной неволи.

В каких же условиях появились на свет пугачевские «автографы»? Думный дьяк (секретарь) повстанческой Военной коллегии И.Я. Почиталин показывал на допросе, что Пугачев часто «хвастал перед ними» своим умением «писать на двенадцати языках». В доказательство своей «грамотности» Пугачев решился однажды в присутствии членов своей Военной коллегии исписать лист бумаги знаками, подражая в их начертании некоторым буквам русского письма того времени, а в расположении текста — имевшимися у него под руками документам Военной коллегии. В допросах сподвижников Пугачева имеются показания об этом факте. Тот же И.Я. Почиталин вспоминал: «Писал один раз и сам Пугачев к губернатору письмо, но на каком языке я не знаю, только слышал от него, что на иностранном».

Несмотря на то что документ, «написанный» Пугачевым, мог только дискредитировать его в глазах враждебного лагеря, он все же отважился послать свое «письмо» в осажденный Оренбург к губернатору Рейнсдорпу. По утверждению самого Пугачева, он в этом «письме» требовал сдать осажденный Оренбург войскам «императора Петра III». «Письмо» Пугачева было подброшено казаками-повстанцами к городу во время боя 20 декабря 1773 года.

Курьезный манускрипт Пугачева не мог не привлечь внимания Пушкина, он заказал гравюру с нижней части пугачевского «автографа» и поместил факсимиле в приложениях к «Истории Пугачева», сопроводив его надписью: «Снимок начертаний, сделанных рукою безграмотного Пугачева» (Овчинников Р.В. Пушкин в работе над архивными документами («История Пугачева»). Л., «Наука», 1969, с. 91—93).

Я пламенно желал вырвать его из среды злодеев, которыми он предводительствовал. В представлении Гринева, связанного с Пугачевым личными отношениями и испытавшего на себе его великодушие, образ вождя восстания не сливался с образами его ближайших сподвижников; в понимании Гринева Пугачев, скорее, жертва «злодейского бунта», чем один из его инициаторов.