Был бы гвардии он завтра ж капитан... Гвардейские полки, в которые принимали сыновей наиболее богатых и именитых дворян, являлись привилегированными полками; служба в гвардии давала возможность быстрее и успешнее сделать военную карьеру. При обычном переводе из гвардии в армию, то есть при переводе, который не был вызван каким-либо дисциплинарным или другим проступком, офицер получал повышение на два чина. Естественно, что дворяне всячески пытались устроить своих сыновей в гвардию. Следуя положению, по которому юноши из дворянских семей должны были начинать службу в гвардейских частях рядовыми, Гринев-отец записал своего сына в Семеновский гвардейский полк. Но когда речь зашла о действительной службе сына, он решил отступить от общепринятого пути.
Эпиграф взят из комедии Я.Б. Княжнина «Хвастун» (1784 или 1785), действие III, явление 6-е.
Княжнин Яков Борисович (1740—1791) — поэт и драматург, автор трагедий, сатирических комедий и комических опер; его антимонархическая трагедия «Вадим Новгородский» была сожжена по приказу Екатерины II и свыше 120 лет находилась под запретом. «Хвастун» исполнялся на русской сцене до середины 1820-х годов; для читателей, современников Пушкина, эпиграф из комедии Княжнина говорил о многом, перенося их в атмосферу екатерининского царствования.
Герой комедии Верхолет, легкомысленный гуляка и мот, в своем безудержном хвастовстве мнимо удачной карьерой при дворе стремится внушить окружающим его наивным и легковерным людям, что он «попал в случай», и это ему удается без особого труда; легкость, с которой Верхолет преуспевает в хвастовстве и лжи, согласно утверждению Л.И. Кулаковой, в екатерининскую эпоху «порождена частыми фактами превращения ничтожества в вельможу. Имена Корсакова, Ланского, Ермолова и им подобных были широко известны, а в «случай» попадали не только любовники императрицы, но и те, кто умел угодить ей» (Княжнин Я.Б. Избранные произведения. Вступительная статья, подготовка текста и примечания Л.И. Кулаковой. Л., «Сов. писатель», 1961, с. 32—33). Антипод Верхолета Замир и его отец Честон — положительные герои пьесы — одерживают полную победу над клеветником, обманщиком и плутом Верхолетом; порок наказан по заслугам, Честону удается разоблачить плутовство и мошенничество мнимого «графа», отправляющегося в тюрьму за подлог, а достойный и благородный Замир соединяет свою судьбу с любимой девушкой, избавленной от посягательства вертопраха и хвастуна.
В шестом явлении третьего действия Верхолет высказывает Честону свое недовольство дерзостью и непочтительностью «мальчишки» Замира; разыгрывая сиятельного и всесильного графа, хвастун похваляется щедрой готовностью вознаградить незадачливого якобы соперника неожиданным повышением в чине:
Когда бы не таков он был и груб и рьян,
То был бы гвардии он завтра капитан.Честон
Того не надобно, пусть в армии послужит.
Верхолет
Изрядно сказано: пускай его потужит,
Пускай научится, как графов почитать;
И лучше бы отец его не мог сказать...
Но кто его отец?
В диалоге Честона с Верхолетом Княжнин противопоставляет два различных мировосприятия, две житейские установки, две принципиально противоположные жизненные позиции. В уста Верхолета автор вкладывает общераспространенное утверждение о том, что успешно складывающаяся карьера в гвардии — верх житейского благополучия; служба же в армии, по мнению этого предшественника гоголевского Хлестакова, любителя легкой и «блестящей» жизни, — величайшее несчастье, невезение и большая неудача. По мнению Верхолета, его собеседник совершенно прав, заявляя, что Замир должен «послужить» в армии: наивно предполагая встретить в Честоне понимание, граф-самозванец расценивает его слова о большей для Замира пользе службы в армии как выражение полного сочувствия ему, Верхолету, и, следовательно, естественное желание проучить недостойного, «зарвавшегося» юнца, наказав его «ссылкой» в армию.
Честон, в известной степени «двойник» и единомышленник фонвизинских Стародума и Правдина, осуществляющий в комедии Княжнина функцию резонера-правдоискателя, обличающий «злонравие» верхолетов и полистов, воспринимает хвастливые обещания своего оппонента с явной иронией, относящейся в равной мере и к мнимому «могуществу» Верхолета при дворе, и к его представлениям об армии и гвардии, об истинной и мнимой пользе военной службы для молодого человека. Явно оппозиционные настроения Честона, его негативное отношение к екатерининской гвардии в условиях расцвета фаворитизма, в основном, подразумеваются, оставаясь полускрытыми в тексте пьесы; несомненно, однако, что служба в армии представляется Честону необходимой для его сына школой жизни и воинской доблести, не в пример службе в гвардии, явно, на его взгляд, небезопасной и небезвредной для воспитания и становления характера молодого русского дворянина.
Пушкин слегка перефразировал реплики Честона и Верхолета; точнее, слова Верхолета, переданные Пушкиным Честону, несколько смещают акценты Княжнинского диалога. В интерпретации Пушкина отрывок из комедии «Хвастун» как бы предваряет перипетии судьбы героя повести Петра Гринева: отец героя, не желающий из высших воспитательных побуждений видеть сына офицером гвардии, то есть повесой, гулякой и «шаматоном», принимает крутое и, казалось бы, неожиданное решение — отправить своего «недоросля» в провинциальный армейский гарнизон. Остается предположить, что повествователь сознательно «опускает» неизбежные трудности, которые не могли не сопутствовать самой процедуре перевода юноши, еще во младенчестве записанного в Семеновский полк сержантом, в распоряжение оренбургского военного губернатора. Стремясь вырастить сына достойным человеком и настоящим русским офицером, Гринев-отец сознательно усложняет будущую судьбу Петруши, предпочитая, чтобы начало военной Службы сына, его первые шаги на служебном поприще подготовили бы его к трудностям военной службы.
Эпиграф проливает дополнительный свет и на оппозиционное настроение Гринева-отца, и на просветительскую традицию, сближающую структуру образа старшего Гринева с положительными героями-резонерами Княжнина и Фонвизина (Честон, Стародум).
Отец мой, Андрей Петрович Гринев, в молодости своей служил при графе Минихе и вышел в отставку премьер-майором в 17... году. Миних Буркхард-Христофор Антонович (1683—1767) — полководец и политический деятель. Принятый на русскую службу Петром I, он был назначен петербургским генерал-губернатором, а затем в 1732 году президентом Военной коллегии и генерал-фельдмаршалом; провел ряд реформ в устройстве русской армии, учредил Шляхетский кадетский корпус. Миних принимал деятельное участие в политических интригах того времени, в результате чего едва he был казнен, а при восшествии на престол Елизаветы Петровны угодил в ссылку (1741). Петр III вернул его в столицу, и Миних остался верен ему во время дворцового переворота 1762 года. При Екатерине II Миних пользовался внешним почетом, но не имел большого влияния на государственные дела. В «Моей родословной» Пушкин писал:
Мой дед, когда мятеж поднялся Как Миних, верен оставался Средь петергофского двора, Паденью третьего Петра.
В рукописном тексте датой отставки Гринева-отца значился 1762 год; из печатного текста Пушкин изъял точную дату отставки, поскольку она противоречила возрасту главного героя повести, которому в 1773 году должно было быть не менее 17 лет. Высказывались предположения, что годом отставки Гринева-отца предположительно можно считать 1741 год, когда после дворцового переворота на престол была возведена Елизавета. В этой связи Д.Д. Благой напоминает о черновике «Родословной моего героя», в котором упоминается Матвей Арсеньевич Езерский: «Елизаветой сослан был в свои поместья; там он жил» (Благой Д.Д. Социология творчества Пушкина, М., «Мир», 1931, с. 138). Почему же Пушкин, подготовляя рукопись повести к печати, не заменил 1762 год на 1741 год? Дата, поставленная в рукописи, свидетельствует о том, что размышления Пушкина о переломе в судьбе Гринева-отца относились в первую очередь к дворцовому перевороту 1762 года. Хронологическое несоответствие вынудило Пушкина намеренно оставить эту проблему без решения.
Судьбу Андрея Петровича Гринева Пушкин частично уподобляет судьбе своего деда, командира бомбардирской роты майора гвардии Льва Александровича Пушкина, который в день дворцового переворота 1762 года пытался удержать Преображенский полк на стороне Петра III и вследствие этого был посажен в крепость. В дальнейшем изложении Гринев-отец сочувственно упоминает о своем пращуре, казненном на лобном месте, и об отце, который пострадал вместе с Волынским и Хрущовым (см. с. 161—163). В фамильных свойствах семьи Гриневых писатель усматривает черты, сближающие этот род с мятежным родом Пушкиных: неукротимость, прямолинейность, верность присяге, отсутствие политической гибкости.
Д.Д. Благой сопоставляет фигуру Гринева-отца с другими героями Пушкина, выявляя органическую связь этого образа с историко-социологическими размышлениями писателя. «До конца социальный облик Лариных, в той же мере, как социальный облик Онегина, будет прояснен Пушкиным за пределами романа, в произведениях непосредственно последовавших за ним и в значительной степени с ним связанных.
Но, подобно Онегину, семья Лариных уже в самом романе отмечена Пушкиным хотя и беглыми, на первый взгляд словно бы случайными, но, на самом деле, весьма определенными чертами.
Ларин — екатерининский военный, очевидно, армеец (он отчетливо противопоставлен тому, другому, по которому вздыхала в молодости его жена — «славному франту, игроку и гвардии сержанту»), проведший свою службу не в столице за картами, а в боевых походах (Ленский в детстве играет его «очаковской медалью»).
Если мы вспомним отношение к гвардии, к «шаматонам»-гвардейцам старика Гринева, заставляющего своего сына, от рождения записанного сержантом гвардии, послужить в армии, — эта мимолетная черта приобретает известную характеристичность.
Вспомним гнев того же Гринева за чтением «Придворного календаря», в котором он вычитывал о наградах Екатерины ее любимчикам, и возникающее в результате этого чтения решение отправить сына не в столицу, под начало «майора гвардии князя Б.», а в глухой Оренбург, к «Андрею Карловичу Р. ...старинному товарищу и другу».
В свете «Моей родословной», «Родословной моего героя», статей и отрывков 1830 года, в которых Пушкин набрасывает со своей точки зрения новейшую историю русского дворянства, все эти мелкие указания получают далеко не случайный характер» (Благой Д.Д. Социология творчества Пушкина. М., «Мир», 1931, с. 137—138).
Премьер-майор. По уставу 1716 года майоры (первый штаб-офицерский чин) входили в число штабных офицеров полка и разделялись на премьер-майоров и секунд-майоров. Премьер-майор заведовал в полку строевой и инспекторской частями и в отсутствие командира полка командовал полком. Секунд-майор являлся ближайшим помощником премьер-майора и в строю командовал батальоном. Разделение на премьер- и секунд-майоров было отменено в 1797 году.
С тех пор жил он в своей симбирской деревне, где и женился на девице Авдотье Васильевне Ю., дочери бедного тамошнего дворянина. Нас было девять человек детей. Все мои братья и сестры умерли во младенчестве. Ср. со словами Простаковой из комедии Фонвизина «Недоросль»: «Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать человек; да, кроме меня с братцем, все, по власти господней, примерли» (действие III, явление 5-е). Пушкин с самого начала ориентирует читателя на параллель между семейством Гриневых и персонажами комедии Фонвизина.
Симбирская — см. с. 79.
Авдотья Васильевна Ю. Работая над «Капитанской дочкой», Пушкин охотно называл героев исторической повести именами своих знакомых и лиц, о которых он слышал те или иные рассказы. Так в одном из планов романа фигурирует Валуев, — это была фамилия жениха дочери П.А. Вяземского; фамилия Гринева, которая встречается в бумагах Военной Коллегии и в следственном деле о восстании Пугачева, могла быть известна Пушкину и ранее от Жуковского: управляющим в имении Долбино, где Жуковский жил в середине 1810-х годов, был Гринев (см.: «Русский архив», 1864, № 2, стлб. 464). Авдотья Васильевна Ю. — вероятно, использовано имя Авдотьи Петровны Юшковой, в первом замужестве Киреевской, во втором — Елагиной, матери И.В. и П.В. Киреевских, племянницы Жуковского, московской знакомой Пушкина. Во всех этих случаях речь идет не о прототипах героев, а лишь об использовании имен и фамилий реальных лиц для именования героев романа.
Матушка была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом <...> Я считался в отпуску до окончания наук. По указу Петра I дворянские сыновья для получения офицерского чина должны были отслужить рядовыми в гвардейских полках. «При Петре Великом военная служба дворянина начиналась с самых молодых лет (обыкновенно с 15) и непременно с рядового. Так как начальства, снисходя к своим односословникам, производили иногда в офицеры шляхетских отроков, не служивших в низших чинах или служивших весьма малое время, а потом не знавших с фундамента солдатского дела, то в 1714 году был издан указ, запрещавший производить в офицеры из дворянских пород, которые не служили солдатами в гвардии. Это было подтверждено и в 1719 году. Намерение Петра Великого записывать малолеток-дворян в гвардию, как объяснял это сенату Ив. Ив. Шувалов, состояло в том, чтоб учредить при гвардейских полках школы, где бы могли учиться поступившие малолетки. Но впоследствии порядки изменились: уже при Анне Леопольдовне, а еще более при Елисавете Петровне дворяне начали записывать своих детей в полки капралами, унтер-офицерами и сержантами, а потом держали их при себе до совершеннолетия; старшинство же службы считалось со дня записки, с которого начиналось и производство в чины» (Романович-Славатинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. Киев, 1912, с. 131—132). Слова Пушкина о том, что молодой Гринев был записан в полк еще до своего появления на свет, отражают интерес писателя к реальному быту, стремление красочно воссоздать нравы исторической эпохи.
Семеновский полк был сформирован в 1683 году в подмосковном селе Семеновское, под названием Потешные Семеновские; с 1687 года именуется Семеновским полком и вскоре стал одним из первых полков отечественной гвардии.
Мог очень здраво судить о свойствах борзого кобеля. Охота с борзыми собаками была широко распространенным развлечением русских помещиков. Гончие или загонщики выгоняли зверя из леса на поляну, где верховые охотники спускали борзых со своры и скакали им вслед, пока собаки не настигали свою жертву. Борзая собака — крупная порода охотничьих собак. Она отличается сильно развитой грудью, длинным, поджарым брюхом, острой головой, узенькой мордой и тонкими высокими ногами; для нее характерны быстрый бег и способность делать огромные прыжки. Этих собак употребляли для охоты за быстро бегающими животными (например, зайцами, лисицами), которых они должны были ловить на бегу.
Батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре. Пристрастие к французскому языку и обычаям, так называемая галломания, было обычным явлением в русском дворянском обществе и неоднократно подвергалось осмеянию писателями второй половины XVIII и первых десятилетий XIX века («Бригадир» Д.И. Фонвизина, «Урок дочкам» и «Модная лавка» И.А. Крылова, «Горе от ума» А.С. Грибоедова и др.). Домашнее обучение дворянских детей сплошь и рядом поручалось иностранным гувернерам, чаще всего французам. В воспоминаниях, записанных со слов О.С. Павлищевой, родной сестры Пушкина, мы читаем: «Воспитание его и сестры Ольги Сергеевны вверено было иностранцам, гувернерам и гувернанткам. Первым воспитателем был французский эмигрант граф Монфор, человек образованный, музыкант и живописец; потом Русло, который писал хорошие французские стихи, далее Шедель и другие...» (А.С. Пушкин в воспоминаниях... т. 1, с. 44—45). Именем Русло первоначально был назван гувернер Троекуровых в «Дубровском». Автобиографические мотивы присутствуют и в первой главе «Евгения Онегина»:
Monsieur l'Abbé, француз убогий,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя...
Подстать наставнику Евгения Онегина изображен и легкомысленный мосье Бопре, не обременявший молодого Гринева занятиями.
Среди французов-гувернеров того времени многие никогда не собирались стать педагогами и не были пригодны к подобной деятельности. «Надобно вам знать, что я готовился было не в учителя, а в кондитеры, но мне сказали, что в вашей земле звание учительское не в пример выгоднее», — говорит Дубровскому француз-учитель, выписанный Троекуровым для его сына Саши. Биография Бопре схожа с жизнеописанием этого новоявленного воспитателя: «Бопре в отечестве своем был парикмахером, потом в Пруссии солдатом, потом приехал в Россию pour être outchitel <чтобы стать учителем>, не очень понимая значение этого слова». Образ незадачливого, невежественного гувернера-француза типичен для произведений Пушкина. Порой мы можем даже установить соответствие сюжетных событий в тексте «Евгения Онегина» и «Капитанской дочки»:
Когда же юности мятежной
Пришла Евгению пора,
Пора надежд и грусти нежной,
Monsieur прогнали со двора.
Повествуя о злоключениях Бопре в доме Гриневых, Пушкин употребляет это же выражение: «Батюшка за ворот приподнял его с кровати, вытолкал из дверей и в тот же день прогнал со двора...»
По контракту обязан он был учить меня по-французски, по-немецки и всем наукам. Условия контракта, по которому гувернер должен был обучать «всем наукам», обычно не выполнялись учителями, жившими в дворянских семьях. Образ иностранного учителя-шарлатана появился в русской литературе еще в XVIII веке. Литературным предшественником пушкинского Бопре является Вральман, немец-учитель из комедии Фонвизина «Недоросль». Госпожа Простакова, рассказывая о воспитании Митрофанушки, сообщает: «По-французски и всем наукам обучает его немец Адам Адамович Вральман. Этому по триста рубликов на год. Сажаем за стол с собою. Белье его наши бабы моют. Куда надобно — лошадь. За столом стакан вина. На ночь сальная свеча, и парик направляет наш же Фомка даром» (действие I, явление 6-е). Та же Простакова, ненавидящая грамоту и науку, вынуждена учитывать требования времени: «В Москве же приняли иноземца на пять лет и, чтоб другие не сманили, контракт в полиции заявили. Подрядился учить, чему мы хотим, а по нас учи, чему сам умеешь. Мы весь родительский долг исполнили, немца приняли и деньги по третям наперед ему платим» (действие III, явление 5-е). В конце комедии Стародум внезапно узнает в воспитателе Митрофанушки своего бывшего кучера: «Стародум. А ты здесь в учителях? Вральман! Я думал, право, что ты человек добрый и не за свое не возьмешься. Вральман. Та што телать, мой патюшка? Не я перфый, не я послетний. Три месеса ф Москве шатался пез мест, кутшер нихте не ната. Пришло мне липо с голот мереть, липо учитель...» (действие V, явление 6-е).
Прачка Палашка, толстая и рябая девка, и кривая коровница Акулька как-то согласились в одно время кинуться к матушке в ноги, то есть условились, сговорились.
Я жил недорослем. Недорослями в Московском государстве называли сыновей дворян и боярских детей, не достигших 15-летнего возраста, с которого начиналась военная служба. В 15 лет недоросли получали поместья и денежные оклады. После реформ Петра I недорослями стали называть детей дворян, не вступивших еще в государственную службу и обязанных получать домашнее образование. Правительством были установлены определенные сроки, когда недоросли обязаны были являться для проверки их знаний. После появления комедии Фонвизина «Недоросль» (завершена в 1781 году, впервые представлена в театре 24 сентября 1782 года, первое издание вышло в 1783 году) это слово приобрело уничижительный оттенок, стало синонимом избалованного недоучки из дворян. Герой фонвизинского «Недоросля» ведет в родительском помещичьем доме привольную жизнь, чуждую какой-либо деятельности и ответственности за свои поступки. В комедии Фонвизина нашла свое сатирическое воплощение сложившаяся еще при Петре I традиция домашнего воспитания молодых дворян. По достижении определенного возраста бездумная жизнь «недорослей» резко переламывалась, и ее сменяло трудное, нередко суровое существование на государственной службе, военной или статской. Недаром Простакова — не только «злонравная» помещица, но и, в известной степени, собирательный образ невежественной провинциальной помещицы — уверенно заявляет: «Вить, мой батюшка, пока Митрофанушка еще в недорослях, пота его и понежить; а там лет через десяток, как войдет, избави боже, в службу, всего натерпится» (действие I, явление 6-е). В финале комедии ее предсказание начинает сбываться. Правдин, взявший в опеку имение Простаковой, принимается и за ее сына. Правдин (Митрофану). С тобой, дружок, знаю что делать. Пошел-ка служить... Митрофан (махнув рукою). По мне, куда велят (действие V, явление последнее). Учитывая фонвизинские реминисценции в тексте «Капитанской дочки», можно утверждать, что действие первой главы пушкинского романа развертывается в значительной степени по схеме «Недоросля». Описывая крутой поворот в жизни молодого Гринева, Пушкин, вероятно, учитывал развязку сюжетной линии Митрофана в конце комедии Фонвизина. Отец Гринева «обратился к матушке: «Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?»
— Да вот пошел семнадцатый годок, — отвечала матушка...
— Добро, — прервал батюшка, пора его в службу. Полно ему бегать по девичьим да лазить на голубятни».
Иногда высказывается мысль о том, что Пушкин нарушил закон художественной последовательности, изобразив немотивированную эволюцию образа молодого Гринева. Такая точка зрения с наибольшей последовательностью и категоричностью высказана Мариной Цветаевой: «С явлением на сцену Пугачева на наших глазах совершается превращение Гринева в Пушкина: вытеснение образа дворянского недоросля образом самого Пушкина. Митрофан на наших глазах превращается в Пушкина. Но помимо разницы сущности, не забудем возраст Гринева: разве может так судить и действовать шестнадцатилетний, впервые ступивший из дому и еще вчера лизавший пенки рядовой дворянский недоросль? <...>
Шестнадцатилетний Гринев судит и действует, как тридцатишестилетний Пушкин. Дав вначале тип, Пушкин в молниеносной постепенности дает нам личность, исключение, себя. Можно без всякого преувеличения сказать: Пушкин начал с Митрофана и кончил — собою. Он так занят Пугачевым и собой, что даже забывает post factum постарить Гринева, и получается, что Гринев на два года моложе своей Маши, которой восемнадцать лет! Между Гриневым — дома и Гриневым — на военном совете — три месяца времени, а на самом деле по крайней мере десять лет роста. Объяснить этот рост появлением в жизни Гринева этой самой Маши — наивность: любовь мужей обращает в детей, но никак уж не детей в мужей. Пушкинскому Гриневу еще до полного физического роста четыре года расти и вырастать из своих мундиров!» (Цветаева, с. 125—126).
С Цветаевой согласиться трудно. Мы не можем обнаружить в тексте «Капитанской дочки» ни одного поступка Гринева, который свидетельствовал бы о его преждевременной зрелости. Если не смешивать позднейших высказываний Гринева-мемуариста, его ретроспективных размышлений о делах давно минувших дней с описанием мыслей и поступков Гринева-юноши, то легко обнаруживается, что шестнадцати-семнадцатилетний Гринев сплошь и рядом действует в полном соответствии со своим возрастом. Его взаимоотношения с Савельичем, в которых юноша Гринев прежде всего озабочен тем, чтобы отстоять свою «взрослость», самостоятельность и независимость от упрямого и властного дядьки (ведь вся история с заячьим тулупом начинается и развивается «назло Савельичу»: деспотизм преданности старого слуги герой постоянно ощущает после проигрыша в трактире); ссора и дуэль со Швабриным; поведение на военном совете у оренбургского коменданта и, наконец, его обращение к генералу Р. с просьбой послать отряд правительственных войск в Белогорскую крепость, чтобы спасти Машу от преследований Швабрина, — во всех этих поступках нет ничего необычного для психологии и поведения семнадцатилетнего юноши.
Несколько иначе герой выглядит в сценах с Пугачевым; его поведение при взятии Пугачевым Белогорской крепости и при последующих встречах с предводителем крестьянского восстания свидетельствует о том, что Гринев взрослеет под влиянием чрезвычайных исторических событий; позиция, избранная пушкинским героем, внутренне «подсказана» ему родовым преданием, примером и заветом отца: «Береги честь смолоду». Линия поведения Петруши Гринева, под влиянием встреч с самозванцем ставшего Петром Андреевичем, по сути дела, не заключает в себе ничего неожиданного: она результат сословного воспитания в духе чести, преданности присяге и отечеству.
Конечно, Пушкин, изображая своего Петра Гринева изнутри, анализируя его душевные движения, нравственную борьбу, этапы внутреннего взросления, мог пытаться в остросюжетных ситуациях «подставлять» себя на его место, на какое-то время становясь и Гриневым. Совершенно естественно, что момент сопереживания герою — неотъемлемый этап творческого процесса — неизбежно уподобляет изображаемое лицо своему создателю и наоборот. Общеизвестно, что в каждом пушкинском герое присутствует частица личности автора; и Онегин, и Татьяна, и Петр Великий, и Наполеон, и Дубровский несут на себе неповторимый отпечаток пушкинской личности, как Кутузов и Наполеон, Андрей Болконский и Пьер Безухов, Платон Каратаев и князь Василий Курагин отражают творческую индивидуальность Льва Толстого. Но частица не заменяет собой целого. Отражение не есть тождество. Подобно тому как Пьер Безухов, герой, созданный творческой волей Льва Толстого, лишь в какой-то мере является выразителем авторских идей и размышлений, эхом своего создателя, Петр Гринев — только объект пушкинского изображения, которому автор доверил некоторые собственные чувства и размышления. Объект изображения, но не двойник. Отнюдь не зеркальное отражение.
Батюшка... читал придворный календарь. В «Придворном календаре» помещался перечень лиц, составлявших придворный штат, списки кавалеров российских орденов, русских послов за границей, иностранных в России, начальствующего состава коллегий, губернаторов и т. д.
Обоих российских орденов кавалер. Ордена как знаки отличия за военные подвиги и государственную службу возникли в России на рубеже XVII и XVIII веков. Орден святого апостола Андрея Первозванного был учрежден в 1698 году, а орден святого Александра Невского — в 1725 году. Именно эти два ордена и имеются в виду в формуле «обоих российских орденов кавалер», приведенной Пушкиным из «Придворного календаря».
Шаматон (шематон) — мот, гуляка, пустой человек. В Толковом словаре русского языка под ред. Д.Н. Уракова: «Шаматон (разг. устар.) — шалопай, бездельник». Пс утверждению В.П. Воробьева, «тщательное вчитывание в текст Пушкина говорит о том, что «шаматон» противопоставляется солдату, т. е. надежному защитнику родины» (Воробьев В.П. Слово «шаматон» в повести Пушкина «Капитанская дочка». — «Учен. зап. Саратовского пед. ин-та», 1958, вып. XXXIV, с. 224). Исследователь-филолог сопоставляет это слово с французским chenapan — лодырь, шалопай, балбес и устаревшим немецким Schamade, что обозначает сигнал, подаваемый барабаном или трубой, о сдаче осажденной крепости или укрепленного пункта. Во французском языке с тем же значением существует устаревшее слово chamade — сдача, battre la chamade — признать себя побежденным. Н. Смирнов в работе «Западное влияние на русский язык в Петровскую эпоху» отмечает слово «шамад» как заимствованное из западных языков в значении, аналогичном французскому и немецкому смыслу этого слова; в доказательство приведена выдержка из бумаг Петра I: «Неприятель... видя последнюю отвагу, тотчас ударил шамад» (Сборник отделения русского языка и словесности Академии наук, 1910, т. XXXVIII, № 2, с. 325). По разысканиям В.П. Воробьева, «слово «шамад» и «шамат» просуществовало в русском профессиональном военном языке около ста лет, оно было живым словом в военной среде XVIII века и подвергалось некоторому обрусению. Нам кажется, что слово «шаматон» своим происхождением связано с военным термином «шамад», «шамат» и обозначает нестойкого, готового всегда к сдаче, ожидающего этого сигнала перебежчика. Возникло оно среди военных и было арготизмом этой среды, почему не оказалось зафиксировано академическими словарями. Несомненно, оно имело в себе отрицательную, презрительную оценку» («Учен. зап. Саратовского пед. ин-та», 1958, вып. XXXIV, с. 228).
По утверждению В.П. Воробьева, слово «шаматон» из военной среды попадает в разговорный язык более широких слоев и меняет свое значение: в 1830-е годы у Загоскина (повесть «Три жениха», 1835) оно означает «мот», «повеса», «гуляка»; к 1860-м годам у Слепцова (очерк «Владимирка на Клязьме», 1861) и позднее у Скитальца (рассказ «Квазимодо», 1900) приобретает более демократический оттенок — прощелыга. Как предполагает В.П. Воробьев, эволюция семантики слова «шаматон» происходила под влиянием народных созвучных слов «шеметень», «шеметун», и поэтому вместо «шаматон» стали произносить «шематон». «Вероятнее всего, Пушкин употребил это слово в том его значении, какое ему было присуще в XVIII веке в военном арго армии, то есть готовый к сдаче, к переходу, перебежчик. Подобное употребление была допущено в соответствии с языковыми нормами военной среды XVIII века... Употребление Пушкиным данного слова в предполагаемом нами значении несколько уточняет идейный замысел повести» (там же, с. 229—230). Трагедия для старика Гринева заключалась в том, что его сын нарушил данный ему родительский завет, мог нарушить присягу, оказался не честным солдатом, а «шаматоном».
Где его пашпорт? Здесь: отпускное свидетельство, которое было выдано малолетнему Гриневу командиром Семеновского полка, разрешающее ему находиться дома до наступления совершеннолетия.
Андрей Карлович Р. Прототипом этого персонажа является генерал-поручик Иван Андреевич Рейнсдорп (ум. 1782), оренбургский военный губернатор с 1763 по 1782 год.
На службу не напрашивайся, от службы не отговаривайся. Ср. со словами из «Духовной» В.Н. Татищева: «Родитель мой в 1704 году, отпуская меня с братом в службу, сие нам накрепко наставлял, чтобы мы ни от какого положенного на нас дела не отрицались, и ни на что сами не назывались» («Духовная тайного советника и Астраханского губернатора Василия Никитича Татищева, сочиненная в 1723 году сыну его Евграфу Васильевичу. Печатано в Санктпетербурге 1777 года», с. 27). Пушкин, по всей вероятности, был знаком с этой книгой: она упоминается в очерке «В.Н. Татищев» (1836), сохранившемся в его бумагах.
В ту же ночь приехал я в Симбирск. Симбирск (ныне Ульяновск) основан в 1648 году по повелению царя Алексея Михайловича как один из форпостов для защиты юго-восточных окраин русского государства, до конца XVIII века именовался Синбирск. В центральной части города высился четырехугольный кремль с деревянными стенами, башнями и рвом; далее был расположен посад, обнесенный стеной, валом и рвом, а затем слободы. В 1670 году город был осажден отрядами Степана Разина, которые потерпели поражение под его стенами. В XVIII веке Симбирск утратил свое первоначальное военное значение и превратился в крупный торговый центр Поволжья.
Вошед в биллиардную. В России биллиард появился при Петре I. В царствование Анны Иоанновны эта игра стала весьма распространенной в русских трактирах.
Ротмистр ** гусарского полку. Ротмистр — военный чин IX класса. Гусары — впервые под этим названием кавалерийские войсковые соединения появились в Венгрии в XV веке. В России о гусарах, как о войске иноземного строя, упоминается в первый раз в 1634 году. Ко времени воцарения Екатерины II в русской армии насчитывалось двенадцать гусарских полков.
При приеме рекрут. Рекрутская повинность — система комплектования армии в XVIII—XIX веках, введенная в России Петром I. Этой повинности подлежали все податные сословия, для которых она была общинной, то есть правительство указывало, какое количество рекрутов должно было поставить для армии то или другое сословие, а кто и на каких основаниях должен был быть сдан в армию, определяли сами жители. Рекрутская повинность была пожизненной (с 1793 года срок службы был сокращен до 25 лет).
Ранее, при Иоанне III, военная служба была возложена на дворян и детей боярских, которых за нее вознаграждали поместьями. Дворяне и дети боярские должны были по первому требованию являться из своих поместий и приводить с собой известное число людей с оружием и запасами, необходимыми во время войны. Петр I указом от 1 октября 1703 года приказал боярам и другим служивым людям «подавать сказки о своих дворовых и деловых людях. По этим сказкам из дворовых пятого, а из деловых седьмого представлять к смотру в Приказ военных дел». В 1714 году Петр I прекратил раздачу поместий «и все поместья обращены в отчины. С этим вместе уничтожался обычай приводить с собой на войну людей своих, — и взимание даточных сделано общим правилом» (Поливанов К. Исторический очерк законов о рекрутской повинности от Петра I до 1810 года. СПб., 1850, с. 9). В последующие годы издавалось множество указов, которые регламентировали проведение рекрутских наборов. 29 сентября 1766 года Екатерина II опубликовала свод постановлений под названием «Генеральное учреждение. О сборе в Государстве рекрут и о порядках, какие при наборах исполнять должно, также и о штрафах и наказаниях, кто как в приеме, так и в отдаче неистиною поступать будет».
Основные требования к принимаемым на военную службу были установлены следующие: «Принимать в рекруты из положенных в подушный оклад дворовых людей крестьян и детей их здоровых, крепких и к военной службе годных, от 17 до 35 лет, ростом (если кто больше ростом не поставит) в 2. аршина 4 вершка без обуви, а ниже оной меры и старее 35 лет, напротив же того и моложе 17 лет отнюдь не принимать» (Полный свод законов Российской империи, т. XVII. 1765—1766. СПб., 1830, с. 1000).
Несмотря на предупредительные меры злоупотребления при сдаче в рекруты все время множились. О трагической судьбе крестьян, попадавших в рекруты вне очереди и с нарушением правил, повествует Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву» (глава «Городня»). О рекрутском наборе см. также: Кулакова Л.И. Западов В.А. «Путешествие из Петербурга в Москву». Комментарий. Пособие для учителя. Л., «Просвещение», 1974, с. 223—225.
Сказал он жалким голосом, то есть жалобным голосом.
И денег, и белья, и дел моих рачитель. Цитата из «Послания к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке» Д.И. Фонвизина. Эти слова обращены к Михаилу Шумилову, дядьке и наставнику Фонвизина.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |