Башкирское и заводское население, возбужденное к мятежу вновь рассылавшимися воззваниями самозванца, обещавшими «вольность», избавление от податей и рекрутства, бродило толпами, грабя и разоряя заводы. В начале июня мятежники разорили в Уфимской провинции заводы: Воскресенский, Архангельский, Котовский и другие. Отряды преследующих войск ходили по разным направлениям, но мятежники, в особенности башкиры, уклонялись от боя, скопляясь толпами в тех местах, где войск не было.
Для водворения спокойствия среди заводского населения Исетской провинции генерал Деколонг в начале июля с главными своими силами передвинулся в Челябинск, предоставив самостоятельность действий отрядам Жолобова и Гагрина для прикрытия Екатеринбурга.
В Троицкой крепости оставался генерал Станиславский с 14-ю легкою полевою командою: 13-й легкой полевой команде назначено было местопребывание в Куртамышской слободе с тем, чтобы иметь возможность, в случае надобности, пойти на помощь и Сибирской пограничной линии.
В то время как Михельсон стремился преградить дорогу самозванцу, следуя из Уфы через Бирск к Сарапул, толпа мятежников, предводительствуемая самозванцем, оказалась в Красноуфимске, где встречена была при деревне Быковой отрядом подполковника Попова.
Опрокинув этот отряд, мятежники заняли и выжгли заводы Уинский и Иргинский. Перейдя затем реку Тулву, осадили пригород Осу, который 21 июня сдался, открывая дорогу Пугачеву к Казани.
Князь Щербатов, уведомляя генерала Деколонга о предпринятом движении мятежников, сообщал, что «расторопный полковник Михельсон следует за самозванцем в ближайшем расстоянии и если теперь еще не разбил, то, конечно, злодей не ушел от своей погибели, о чем с нетерпением ожидаю известий.
Я сам, узнав о сих обстоятельствах, поспешил прибытием в Бузулук, чтобы быть ближе к сим местам, главное зло в себе заключающим, и отсюда поспешать буду к реке Каме»1.
Незначительность состава войск, оставшихся в Башкирии, за нахождением отряда генерала Фреймана на Оренбургской линии, обращала на себя внимание князя Щербатова, который, отдав повеление майорам Жолобову и Гагрину с их отрядами находиться в Кунгурском уезде, неоднократно предлагал генералу Фрейману занять Зелаирскую крепость, как наиболее центральную среди Башкирии, для умиротворения ее населения. Также кн. Щербатов неоднократно обращался и к генералу Деколонгу о том, чтобы он не удерживал генерала Фреймана на линии.
«Крайне огорчает меня недействие и тщетное препровождение времени генерала майора Фреймана с великим числом войск, ему порученным, — писал кн. Щербатов Деколонгу, — не только теперь, когда войск весьма мало в Башкирии, но и до сего времени нужно весьма было прибытие его в Зелаирскую крепость, ибо весь тот угол Башкирии остается теперь в ожидании его без войска. Между тем он рапортует из Уйской крепости, что удерживается там вашим превосходительством; почему из приложенного к нему ордера усмотреть изволите, который доставить к нему прошу, чего я от него желаю. Сие конечно пишу к нему в последний раз, и если ваше превосходительство не благоволите его отпустить, то принужден буду донести Ея Императорскому Величеству, дабы затем ответствовать я не мог.
Рапорты сего генерала и недействие его деташемента показывают, что по удалении злодея обстоятельства вашего края спокойнее стали, но и опытами сие доказывается, что там только пылает в полной силе зло, где сам начальник оное производит».
Известие о распространении области мятежа до Камы, вследствие чего преграждался свободный водный путь в Сибирь, озабочивало Дениса Ивановича Чичерина, принимавшего живейшее участие в судьбах вверенного ему края, почему, передавая генералу Скалонгу свои впечатления по поводу совершившихся событий, он не мог не выразить соболезнования: «Видно по обстоятельствам, на Макарьевскую ярмарку купцам нет свободного и безопасного пути ни водою, ни сухим путем. Прямо наказание!»2
Это прекращение свободного пути потому в особенности представлялось серьезным для торговых и промышленных интересов Сибири, что и Ирбитская ярмарка, бывшая в начале года, не могла состояться в Ирбитской слободе, а перенесенная в Тобольск не имела успеха, несмотря на то что всем воеводам сибирских городов, магистратам и ратушам, а также и приезжавшему из других губерний купечеству, объявлено было от Чечерина, «что сие учреждение сделано в ограждение от хищнических рук злодеев, к спасению их самих, имения их, обнадеживая всех и каждого, кто будет в Тобольске при производстве торга из купечества и мелочников, что не только от всяких обид и притеснений защищены пребудут, но и принимаются они под его попечение и покровительство»3.
По взятии Осы, позорно сдавшейся мятежникам во главе с начальником гарнизона майором Скрипициным, Пугачев сжег этот пригород и, забрав пушки, двинулся к Рождественскому заводу. Переправившись затем через Каму и заняв 27 июня Ижевский завод, двинулся к Казани.
Падение Осы и приближение Пугачева к Каме вызвали со стороны Казанского губернатора фон Брандта усиленную деятельность. Малочисленность оставшихся команд в Казани, за выкомандированием войск в разные места прежней деятельности самозванца, вынудила генерала Брандта просить помощи у отрядов, преследовавших Пугачева и разбросанных на огромном пространстве. Между тем самозванец, не встречая нигде препятствий, подвигался быстро по направлению к Казани, увеличивая свои силы.
Преследовавший мятежников полковник Михельсон 8 июля переправился через Вятку, 13-го находился в 14 верстах от Казани и получив сведения, что у самозванца до 12 000 человек, несмотря на малочисленность своего отряда, не превышавшего 800 человек, решился немедленно атаковать мятежников.
Все обращения генерала Брандта к отрядам Сибирских войск, расположенным близ Екатеринбургских заводов, о присылке помощи Казани не доходили до назначения. Эти отряды, также как и майор Гагрин, еще долгое время были в совершенном неведении о ходе событий и месте нахождения самозванца. Первые известия о движении Пугачева к Каме, затем к Казани получены были Сибирскими войсками всего в начале августа, при опросе бежавших из стана самозванца. Бежавшие из мятежнической толпы казак села Вишерского Сесюнин и Аннинского завода мастеровой Голущин 27 июля при допросе в Екатеринбурге показали:
«Мятежники, подойдя к пригороду Осе и встретив сопротивление со стороны жителей и гарнизона, обложили городское укрепление соломой с целью ее поджечь. Устрашенные мятежниками, признавая себя бессильными к защите, ввиду недостатка пороха, гарнизон и обыватели 21 июня сдались самозванцу, выйдя из укрепления с образами, во главе с начальником гарнизона майором Скрипициным. Разграбив пригороди и предав его затем огню, а также приказав башкирам заколоть шихмейстера Яковлева, Пугачев с толпою отошел за три версты, где, остановясь, приказал осинскому священнику привести всех, только что им забранных пленных, к присяге на верность Государю Петру Федоровичу, Наследнику Цесаревичу Павлу Петровичу и супруге его Великой Княгине Наталье Алексеевне. Переночевав в пяти верстах от Осы, в деревне, пошли левой стороной Камы, дошли до Рождественского завода, где самозванец, узнав, что Скрипицин написал письмо Башмакову о выручке, с указанием удобства поражения, приказал повесить на кладбище 5 человек: майора Скрипицина, капитана Смирнова, унтер-шихмейстера Бахмана, приказчика кн. Голицына Клюшникова и целовальника Осинского пригорода, первых двух за сочинение письма, а остальных за знание умысла. Доносчик же подпоручик Минеев произведен был самозванцем в полковники.
Переправясь через Каму и оставив Рождественский завод нетронутым, забрав из него лишь местных мастеровых, пошли к Воткинскому казенному заводу, который совершенно выжгли, так как не нашли в нем жителей, заблаговременно выведенных в Ижевский завод; здесь же по приказанию Пугачева повесили одного отставного солдата, бежавшего из Рождественского завода, и одного крестьянина.
Не доходя двенадцати верст до Ижевского завода, встречены были, близ села Завьялова, сборною заводскою командою под начальством управляющего теми заводами Венцеля и обер-гинтер-фервальтеров Ижевского Алымова и Воткинского Клепикова. Не устояв против многочисленной толпы, эта команда бежала, преследуемая мятежниками. Венцель и другие начальствующие лица были убиты. Заняв завод, мятежники приступили к грабежу, найденного там лекаря Рафена и его жену закололи и одного подьячего засекли до смерти.
Предав после ряда бесчинств завод огню, выступили и в пяти верстах расположились лагерем, где повесили двух пономарей и одного дьякона.
На другой день мятежники пошли в Казань прямо дорогою; на пути Пугачев произвел фурьера Екатеринбургской роты Саву Вершинина в свои полковники»4.
Основываясь на приведенном показании и уведомлении Пермской провинциальной канцелярии о том, что, по полученным сведениям от генерала Брандта, Пугачев, разбитый под Казанью полковником Михельсоном, бежал неизвестно в которую сторону, полковником Бибиковым предложено было отряду Сибирских войск под начальством премьер-майора Жолобова и отряду Гагрина направиться к Красноуфимску с тем, чтобы производить поиски за рекою Уфою5.
Во время опустошительного действия мятежников по берегам Волги и Камы генерал Деколонг, имея при себе две легких полевых команды 10 и 14, оставался в Челябинске в полном неведении о совершающихся событиях и в совершенном бездействии. Вся деятельность его в этот период времени заключалась лишь в предпринятом движении с своими командами, в половине июля, к Екатеринбургу для подкрепления командированных команд под предводительством премьер-майора Жолобова, но, однако, план этот не был выполнен и с половины пути, неизвестно по каким причинам, 29 июля, Деколонг с командами вновь возвратился в Челябинск6.
Находясь в этом городе, 9 августа генерал Деколонг получил первые точные известия о победах Михельсона под Казанью и о бегстве самозванца вниз по Волге.
Извещая об этих событиях, кн. Щербатов писал Деколонгу: «Я, ваше превосходительство, в последнем моем сообщении имел честь уведомить, какими обстоятельствами побужден я был оставить пребывание свое в Оренбурге и спешить к здешнему городу; но сколь ни поспешен был марш мой с войсками меня прикрывающими и прочих, которых из разных мест к здешней же стороне обратил, однако ж злодей самозванец Пугачев, пользуясь приклонностью обольщенной глупой черни, успел приблизиться к здешнему городу, и сколь ни старались его встретить, но, к несчастью, причинил он вред городу, зажегши некоторую часть городского строения, и может быть, удалось бы ему произвесть более злодейства, если бы достойный и храбрый подполковник Михельсон не отвратил злого его намерения. Сей расторопный штаб-офицер, не оставляя его преследовать с самого разбития злодея 22 числа прошедшего месяца и несмотря на великое препятствие, достиг его наконец под Казанью и совершенно разбил с многочисленною толпою, убив более 2000 человек и захватя до 5000 злодеев со всею его артиллериею. Но к крайнему сожалению, ушел с малым весьма числом злодей и перебрался через Волгу к Цивильску. В сие же время прибыл я в Казань и все мое внимание теперь на сего изверга обращено с тремя достаточными деташементами, которые стремятся за злодеем и отрезывают ему дорогу во внутренние российские места.
Между тем число войск в Башкирии, около Оренбурга и в прочих Оренбургской губернии местах знатно уменьшилось, а как нужно очень очистить и успокоить все те места Казанской губернии, через которые бежал злодей и наполнил заразою возмущения, для того принужден я был дать повеления майорам Жолобову и Гагрину вступить в Кунгурский уезд»7. При этом кн. Щербатов вновь напоминал Деколонгу о скорейшем отпуске к Оренбургу отряда генерала Фреймана.
Основываясь на распоряжениях кн. Щербатова, полковником Бибиковым предложено было майору Жолобову «потянуться от Красноуфимска к Башкирии, предупреждая нашествие воров на здешние жилища»8.
Победа, одержанная Михельсоном под Казанью, за которую Императрица щедро наградила всех ее участников, высоко ценилась современниками, видевшими в Михельсоне избавителя не только Казани, но и Москвы. Донесения Михельсона об этой победе кн. Щербатову, изложенные в рапортах от 13 и 16 июля, разосланы были в копиях главнокомандующим Оренбургскому губернатору Рейнсдорпу и генералу Деколонгу.
Препровождая означенные рапорты к генералу Рейнсдорпу, кн. Щербатов писал: «Хотя сие и облегчило мое беспокойство, но озабочивает меня несказанно бег сего злодея вверх по Волге, а более полученное сейчас от г-на Казанского губернатора и от подполковника Михельсона известие, что злодей на Кокшайском перевозе на 17-е в ночи через Волгу в весьма малом числе переправился; другая же толпа уклоняется по Алацкой дороге, но в которой сам злодей Пугачев — неизвестно. Для чего за Волгу отправлено 100 человек чугуевских казаков, вслед же за злодеями достаточной деташемент под командою секунд-майора графа Меллина; а я послал мои повеления к подполковнику Муфелю, чтобы он с крайнею поспешностью, забирая подводы, шел прямою дорогою к устью реки Камы, откуда обращу его за Волгу, узнав в которое место зло проявляться будет. Если же злодей по Волге устремится, то оставлю его для удержания, с другой же стороны поспешит г-н генерал-майор кн. Голицын. Я же сам не престаю поспешать на Туранский перевоз, а оттуда смотря по обстоятельствам, обращусь и побываю немалое время в Казани. Я покорнейше ваше превосходительство прошу уведомить о сем стремлении злодеев за Волгу Астраханского губернатора и господина генерал-майора Мансурова, равным образом о разбитии злодеев. О последнем и движении войск нужно также известить и некоторые места губернии вам порученной, а именно Ставрополь, который страхом наполнен»9.
С удалением самозванца от границ Сибири и пограничных линий Оренбургской и Сибирской не только в значительной мере уменьшились случаи киргизской баранты, но киргизы Малой и Средней орды во всех случаях стали проявлять свою покорность и желание быть полезными в деле умиротворения башкир.
По поводу состояния киргизских орд Оренбургский губернатор Рейнсдорп в половине июля 1774 года сообщал генералу Деколонгу:
«Что касается до состояния киргиз-кайсаков, то хотя некоторые из них воришки при здешних крепостях продерзости и оказывают увозом людей и отгоном скота, однако ж из того заключить неможно, чтобы они генерально на зло обратились. Хан их Нурали с братьями своими султанами о верности и усердии при всяком случае уверяет, только один из них, Дусали-султан, племянник Нурали-хана, развращен будучи от государственного злодея Пугачева, находится в беспокойстве, коего, однако, хан с братьями намеревается поймать»10.
В доказательство верности Средней орды генерал Рейнсдорп препровождал перевод полученного им письма от султана Валия:
«От меня Средней орды Аблай-ханова сына Валия-султана высокопочтенному, высокочиновному и высокопревосходительному г-ну генералу-порутчику, Оренбургскому губернатору и кавалеру.
По многократном поздравлении моем слово мое состоит в следующем:
Присланное от вашего высокопревосходительства письмо через Чинять-мурзу благополучно я получил, только отца моего Аблай-хана дома нет, находится он на линиях с неисчисленными войсками против имеющихся там наших злодеев, и как не бесслышно, что он их в прах разбил, здесь же на место его управляю я.
Вы изволите писать о победе над вашим злодеем; услыша это, я весьма порадовался, ибо и мы находимся Ея Императорского Величества злодеям злодеи, а союзникам приятели.
Вам самим известно, что Чинять-мурза послан был от меня для торгу, в числе 73 человек, и они у того злодея в руках невольниками были, но их вы великосилием своим из рук того злодея взяли к себе, чем я весьма доволен, ибо мы Великой Государыни нашей верны и с подданными Ея как братья тому уже многие годы, один другому не учиня никакого злодейства, пребываем и отныне даже до второго пришествия злодейства в нас не будет»11.
Преданность свою выражали и киргизы, кочевавшие близ Сибирской пограничной линии. Старшина Байжигит-мурза, имевший свои кочевья близ «камня Кокчетова», в письме на имя коменданта Петропавловской крепости бригадира Сумарокова сообщал, что от злодея, находившегося под Оренбургом, были послы к султану Аблаю, которые, не застав его, являлись к сыну его Валию, «заявив, что присланы от государя Петра Третьяго; но Валий объявил тем людям, что почитает лицо, пославшее их, единственно злодеем, вором и разбойником».
Кокчетовские киргизы, принося поздравление русскому оружию по поводу победы под Троицком, обращаясь к бригадиру Сумарокову, просили «дозволить им против злодеев башкирцев войною идти», и что ими сделаны сношения с другими соседними киргизами по поводу снаряжения в поход и заготовке лошадей12.
Известия о приближении Пугачева к Каме порождали неудовольствие на кн. Щербатова; Императрица относила удачи самозванца к бездеятельности главнокомандующего, почему 8 июля назначен был главнокомандующим кн. Петр Михайлович Голицын.
По поводу своего назначения кн. Голицын от 9 августа 1774 года писал Деколонгу:
«Ея Императорскому Величеству угодно было всемилостивейше своим рескриптом поручить мне главную команду над всеми бывшими под предводительством господина генерала-порутчика и кавалера кн. Щербатова войсками, а его отозвать к высочайшему своему двору, вследствие чего оный господин генерал туда отправился, а я в командование сего корпуса на сих днях вступил.
При сем не оставляю присовокупить, к сведению вашего превосходительства, о здешних происхождениях: злодей государственный вор Пугачев, кинувшись от Верхнеяицкой линии, прорвался к Казани и, напав на оную с многочисленной сволочью, подверг несчастью сей прекрасный город, распространив в нем свои варварства. Полковник Михельсон, преследуя по стопам сего изверга, не допустил довершить своего хищного желания, напав в самое грабительство на него троекратно, поразил столь жестоко, что злодей лишился, почитай, всей своей дружины и с малою частицею бежал за Волгу, переправясь под Колменском, продолжил свой бег через Цивильск, Курмыш, Алатырь и далее, оставив везде знаки своего тиранства. В преследовании сего разбойника от предшественника моего господина генерала-порутчика кн. Щербатова отряжены деташементы под командою: первый — полковника Михельсона на Московской дороге, а другой — майора графа Меллина по следам сего изверга. Погоня за ним была от графа Меллина сильная, а полковник Михельсон сим движением отрезал ему путь, ежели бы иногда покусился он к Москве. Ныне, по последним известиям, Пугачев 11 августа находился уже в Пензе, и подполковник Муфель, направленный с Яика к пресечению сего бега, следуя через Корсунь, был от него тогда в сорока пяти верстах и пошел на поражение оного тирана; майор же граф Меллин на этот же самый раз, достигши Саранска, выступил за злодеем, а полковник Михельсон обращается теперь в Арзамазском уезде, прикрывая сим движением границы Московской губернии.
Господин генерал майор Мансуров из Яика обратился к Сызрани и по времени думаю, уже ежели не достиг, то близко оной находится, сею позицию он закрывает сторону Самарскую и Саратовскую. Настоящего уклонения злодейского еще теперь узнать неможно и по известиям считаю — или к Сарапулу, либо на Дон. Не оставил я и начальников тех пределов моим предуведомлением, дабы все осторожности от сего хищного злодея взять не упустили.
К ограждению Кунгурского уезда определены от меня с деташементами подполковник Попов в Осе, а майор Гагрин в прилегающих к оной местам.
Сей последний должен располагать свои движения, сходные с майором Жолобовым, оставленным к закрытию границ Екатеринбургского уезда. К обузданию же непостоянного башкирского народа учредить посты от Оренбурга к Стерлитамакской соляной пристани с полковником и кавалером Шепелевым, в Уфе с подполковником Рылеевым, в Мензелинске с полковником и кавалером Якубовичем, сей последний прикрывать будет и по левую сторону прилегшие к его расположению Казанской губернии места. Господину генерал-майору Фрейману неминуемо должно приблизиться к окружностям Оренбурга, деташементу же его предписать расположиться от Оренбурга, зачиная от деревни Богулчин, лежащею по левому берегу реки Белой, а оттуда к вершинам реки Яика на защищение Верхнеяицкой дистанции. О поспешном следовании сего генерала я ему предложил, но ваше превосходительство прошу ему предписать, дабы немедля маршировал со всем своим деташементом. Если надобность предусмотреть изволите в тех местах войскам, то некоторую часть можно будет оставить, остальные же большие силы обратить к Оренбургу, для того что больше в тех местах великое злодейство происходит.
Теперь, собрав сколько мог из окружности здешних мест войск, с двумя эскадронами гусар, четырьмястами казаками и тремястами пехоты, отправляюсь завтрашний день сам на совершенное искоренение злодея и подкрепление преследующих его деташементов. Обращу первое мое движение на город Корсунь, а оттуда где, по обозрению обстоятельств, больше нужды в моем присутствии будет.
К безопасности города Казани и его околичностей, сколько я был в состоянии, войск оставил, препоруча над ними команду господину генерал-майору и кавалеру Потемкину, который к сему самопроизвольно свое желание объявил, имея особую порученную от Ея Императорского Величества комиссию. Ея Императорское Величество Всемилостивейше своим письмом меня уведомить изволила, что от Москвы с тремя полками генерал-майор и кавалер Чорба сюда отправлен и следует.
Таким образом, уведомляя ваше превосходительство о расположении вверенных мне войск, за должность почитаю изъяснить, что Ея Императорское Величество Всемалостивейшим письмом от 15 минувшего месяца, между прочим, изъявить соизволила, на каком основании в здешнем краю войска должны содействие свое располагать, притом же предпочитать за нужное Высочайше соизволила, чтобы деташементы вашего превосходительства могли составить кордон ради охранения границ Сибирской губернии и к согласному содействию здешним войскам, уповая, что удобнее, если зачнется от Верхнеяицкой крепости к Чеборкульской, простираясь до Екатеринбурга, и тем, расположенные войска, предводительствуемые вашим превосходительством, могут с моими от Верхнеяицкой крепости к Екатеринбургу сомкнуты быть.
По нынешним важным обстоятельствам, чтобы ваше превосходительство не могло удалиться с корпусом своим во внутрь Сибири и особливо ныне, господин губернатор Сибирской, письмом написанным на имя покойного Казанского губернатора13, уведомляет, что в тех местах, по удалении злодея, тишина восстановляется и насупротив того в здешних сильно свое распространение берет, то, уведомляя о сем, прошу ваше превосходительство к тому взять удобные меры.
Ея Императорское Величество Всемилостивейшим своим письмом изволила меня уведомить, что с Портою Отоманскою наиполезнейший и славный мир заключен. Сие известие доставлено в С.-Петербург от его сиятельства графа Петра Александровича Румянцева сыном его, который Всемилостивейше пожалован генерал-майором. Притом Ея Императорское Величество Высочайше изволила назначить, чтобы вся кавалерия из второй армии обратилась на искоренение здешних бунтовщиков»14.
В то время как кн. Голицын делал распоряжения относительно более целеобразного распределения войск, предназначенных к преследованию самозванца и к умиротворению бунтовщиков, собираясь лично выступить с частью войск из Казани, последовало назначение нового главнокомандующего графа Петра Ивановича Панина.
Указ Военной коллегии по поводу назначения нового главнокомандующего получен был генералом Деколонгом в Челябинске через Оренбург 31 августа.
«Сего июля 29 дня, — гласил указ, — в Имянном Ея Императорского Величества указе, данном Военной коллегии, объявлено: узнав желание генерала графа Петра Панина служить Ея Императорскому Величеству в пресечении бунта и восстановлении внутреннего порядка, в губерниях Оренбургской, Казанской и Нижегородской, Высочайше повелеть соизволила Военной коллегии доставить к нему немедленно надлежащие сведения о всех тех войсках, которые ныне в тамошнем краю находятся, с повелением от себя и тем войскам состоять отныне под его главною командою. Вследствие сего о тех находящихся в губерниях Казанской, Оренбургской и Нижегородской и в тамошнем краю войсках равно и туда следующих, сего числа при указе из Военной коллегии отправлена к нему, г-ну генерал-аншефу и кавалеру, ведомость, а вы, господин генерал-порутчик и кавалер, будучи о сем Высочайшем Ея Императорского Величества соизволении через сие известны, имеете, со всеми находящимися в команде вашей войсками, состоять под главною его, г-на генерала-аншефа, и кавалера командою»15.
Назначение нового главнокомандующего не остановило предпринятых кн. П.М. Голицыным мероприятий, который осуществив предположенное выступление отряда под своим начальством, еще 15 августа из села Томяшева Симбирского уезда сообщал Сибирскому губернатору Чичерину, «что как его сиятельство г-н генерал-аншеф и кавалер еще к корпусу не прибыл, распоряжения же всеми бывшими в моей команде войсками, сообразуя здешние обстоятельства, предоставлены мне; посему ваше превосходительство прошу о следующих до сведения моего известиях уведомлением не оставить, главное же, и в подчиненные вам места предложить, дабы они по касающимся до порученной мне экспедиции, доставлять известия могли»16.
С водворением спокойствия в пределах Сибирской губернии, а также в пограничных с нею местах Исетской провинции, по удалении самозванца во внутренние губернии Империи, генерал Деколонг считал свою миссию оконченною, почему еще 2 августа ордером давал знать комендантам Сибирской пограничной линии: «что так как многие повеленные правительством дела остаются без окончания и которые без него решить никто не может, — то он, оставя обращающиеся в здешних пределах Сибирского корпуса войска в предводительстве прибывшему по его повелению генерал-майору Скалону, отправляется сам в места своего постоянного пребывания»17.
Быстрота движения самозванца, разбитого под Казанью, вниз по Волге и предположения о возможности нового вторжения его в Башкирию заставили однако генерала Деколонга отложить, на некоторое время, отбытие свое из Челябинска в Омскую крепость.
Примечания
1. Д. № 141. Отношение кн. Щербатова к генералу Деколонгу 16 июля 1774 г. Бузулук. (Отправляя это отношение, кн. Щербатов еще ничего не знал о событиях 12—15 июля под Казанью.)
2. Д. № 143. Уведомление Чичериным генерала Скалона 4 июля 1774 г.
3. Д. 136 1774 года. Уведомление Чичериным генерала Скалона 25 января 1774 г.
4. Дело № 141.
5. Дело № 141. Рапорт полковника Бибикова генералу Деколонгу 5 августа 1774 г. № 6471.
6. Ордера генерала Деколонга Скалону 15 июня 1774 г. № 1347 и 29 июля 1774 г. № 1443. Челябинск.
7. Д. 141. Отношение кн. Щербатова к генералу Деколонгу 29 июля 1774 г. № 383. Казань.
8. Д. № 141. Рапорт Бибикова генералу Деколонгу 6 августа 1774 г. № 6476.
9. Д. № 141. Отношение кн. Щербатова к генералу Рейнсдорпу 19 июля 1774 г.
10. Отношение генерала Рейнсдорпа к генералу Деколонгу 18 июля 1774 г. № 967.
11. Д. № 141. Перевод с татарского, письмо Средней орды Валия-султана генералу Рейнсдорпу 2 июня 1774 г.
12. Д. № 141. Перевод с татарского письма старшины Байжигит-мурзы 4 августа 1774 г.
13. Казанский губернатор фон Бранд умер 3 августа 1774 года.
14. Д. № 141. Отношение кн. Голицына к генералу Деколонгу от 7 августа 1774 г. № 1619. Казань.
15. Д. № 141. Указ Военной коллегии генералу Деколонгу 29 июля 1774 г. № 7870.
16. Д. № 143. Отношение кн. Голицына к Сибирскому губернатору Чичерину 15 августа 1774 года. № 1727. Село Томяшево в Симбирском уезде.
17. Ордер генерала Деколонга коменданту Омской крепости бригадиру Клаверу 2 августа 1774 г. № 1666.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |