Отсутствие единства в распоряжениях по подавлению мятежа и недостаточность количества военных сил, предназначенных к действию против мятежников, привели к необходимости сосредоточения в одном лице всех средств и способов для ускорения взволнованного края и к усилению состава войск.
Выбор Императрицы остановился на генерал-аншефе Александре Ильиче Бибикове, который 29 ноября 1773 года и был назначен главнокомандующим над всеми войсками, действовавшими против Пугачева, с предоставлением ему обширных полномочий. Все местные начальники, как духовные, так военные и гражданские, подчинялись главнокомандующему с обязанностью исполнять его требования, как бы приказания Ея Императорского Величества: «Дабы иного в делах комиссии его, которые для общего государственного блага и для восстановления драгоценного покоя толико нужны, никакого препятствия и остановки последовать не могло»1. В день назначения главнокомандующего Военная коллегия указом, подписанным графом Чернышевым, дала знать генералу Деколонгу: «Повторяя, чтобы вы, господин генерал-поручик, как советом, так и делом, все свои старания прилагали способствовать к искоренению злодейской около Оренбурга находящейся бездельника казака Пугачева шайки. А притом знать вам дается, что по Всеподданнейшему Ея Императорского Величества соизволению отправляется отсюда, к вящщему во всем там принятию и пресечению вредных от помянутого происшествия следствий, господин генерал-аншеф и кавалер Александр Ильич Бибиков с достаточным числом войск, по предписаниям которого не оставите вы с своей стороны чинить всевозможнейшие содействия, а что когда происходить будет Коллегии рапортовать»2. Этот указ, посланный от Военной коллегии с курьером, получен был генералом Деколонгом 14 декабря, во время нахождения его в Верхнеяицкой крепости.
Прибыв в ночь на 26 декабря в Казань, Бибиков 29 числа уведомил как генерала Деколонга, так и Сибирского губернатора Чичерина о своем полномочии.
«По происшедшим в Оренбургской губернии возмущениям вора и злодея, беглого с Дону казака Емельяна Пугачева, — писал Бибиков генералу Деколонгу, — Ея Императорское Величество Всевысочайше соизволила отправить меня с корпусом войск и с полною Ея Величества доверенностью как на истребление сего злодея и сообщников его, так и восстановление в тамошнем краю прежнего спокойствия и тишины. Вследствие чего данный о сем Ея Величества печатный манифест, которого тридцать экземпляров при сем препровождаю, для обнародования в месте пребывания вашего и окрестностях его.
Ваше же превосходительство благоволите препроводить сей Высочайший манифест в места, по рассмотрению вашему, к частным начальникам с наставлением вашим, дабы каждому изъяснено было, чтобы всякий, помня верноподданническую должность, пребыл в непоколебимой верности и как разглашениям сего злодея Пугачева, который начал и без всякого правдоподобия дерзает называться именем покойного Императора Петра Третьего и тем простой народ обольщает (ибо от разумных и просвещенных сего статься не может), так и сообщников его, не только нималой не давать веры, но и всячески его и сообщников его ловить и истреблять старался, не делая ни малейшего ему повиновения, а напротив, всякий бы почитал его и сообщников его за воров, изменников и злодеев государственных.
А притом всем тем местам благоволите ваше превосходительство наикрепчайше подтвердить: если кто-либо с таковыми разглашениями или вредными письмами от злодея Пугачева под именем Императора Петра Третьего явится, и поступать вам с ними так, как с совершенными злодеями.
Наипрележнейше прошу о хранении тамошнего края, вообще о соблюдении самого Екатеринбурга, так и ведомства его заводов, от набегов злодейской партии и соблюдении коммуникации по сибирской дороге. Наконец при сем прилагаю объявление от меня данное о поимке злодея Пугачева, которое рассеять в тамошнем краю прошу, переведя оное и на татарский язык, для известия о том самим башкирцам»3.
Преподав главнейшие указания генералу Деколонгу относительно направления находившихся в его распоряжении военных сил, Бибиков предоставлял ему некоторую долю самостоятельных действий как в отношении способа эксплуатации этими силами, так и в отношении расправы с бунтовщиками, «как с совершенными злодеями».
В уведомлении, адресованном Сибирскому губернатору Чичерину, Бибиков излагал лишь данное ему полномочие, предлагая: «Во всех местах, через десятских и сотских, объявить с подтверждением, что если кто-либо с разглашениями или вредными письмами от злодея, под именем покойного Императора Петра Третьего, явится и разглашать будет, таковых тотчас ловить и приводить к нему, Сибирскому губернатору, за крепким караулом, которых после отсылать в учрежденную в Казани Секретную комиссию».
При этом уведомлении приложено было 100 печатных экземпляров манифеста 29 ноября 1773 года для распубликования по Сибирской губернии. Объявления же о поимке Пугачева, исходившего от нового главнокомандующего, экземпляр которого прислан был генералу Деколонгу, для распространения его в местностях, объятых мятежом, не было препровождено к Сибирскому губернатору Чичерину, почему это объявление и не было опубликовано среди сибирского населения.
Присланное Бибиковым объявление о поимке Пугачева нижеследующего содержания:
ОБЪЯВЛЕНИЕ.
«Я нижеподписавшийся главнокомандующий войсками Ея Императорского Величества Всемилостивейшей нашей Государыни генерал-аншеф лейб-гвардии майор и разных орденов кавалер объявляю через сие, что как все бедствие, угнетающее ныне Оренбургскую губернию огнем и мечом и пролившее уже потоки крови собственных наших собратий и сограждан, происходит единственно от самозванца Емельяна Пугачева, беглого с Дону казака и в Польше немалое время скитавшегося, который в буйстве своем дерзнул, без всякого подобия вероятности, взять на себя высокое название покойного Петра Третьего, то он паче всех и заслуживает, для пресечения внутреннего междуусобия и для возвращения любезному отечеству драгоценного покоя, восприять достойную злодейству и измене его казнь, дабы инако от продолжения оных другие, из одного невежества погрешившие, равному жребию подверженными не были, когда его постигнет месть озлобленных им божественных и человеческих законов. Почему я с моей стороны по вверенной мне власти, желая спасти сих последних и обратить зло на главу истинного его виновника, самозванца Емельяна Пугачева, как изверга рода человеческого и недостойного и имени россиянина, обещаю сим тому или тем, кто из усердия к отечеству поймав его, приведет ко мне или к кому ни есть из подчиненных моих и отдаст под стражу живого, дать в награждение десять тысяч рублев. В Казани в городе, декабря 27-го дня 1773 года.
Александр Бибиков».
Получив сведения о возложении охраны Екатеринбургских заводов на Сибирские войска и генерала Деколонга, управлявший теми заводами полковник Бибиков обратился тогда же с просьбою к генералу Деколонгу о защите, «так как мятежники находятся уже всего в 100 верстах от Екатеринбурга и заняли Каслинский завод, где заводские жители оказали злодейской толпе полное доброжелательство»4.
Ввиду данных поручений об охранении Екатеринбургских заводов и обращения полковника Бибикова об оказании помощи, генералом Деколонгом сделано было распоряжение, ордером данным генералу Скалону, о направлении 12 и 13 легких полевых команд в Челябинск, «с тем что когда эти команды прибудут в места, опасность имеющие, следовали бы с крайнею предосторожностью во всем воинском ополчении, имея всегда орудия и ружья заряженными и фитили зажженными, и чтобы всякий раз недреманным оком наблюдать каких-либо сопротивлений, которые всеми силами отвращать, а до удач не допущать»5.
Также предлагалось генералу Скалону по прибытии в Петропавловскую крепость двух рекрутских рот из Тобольска командировать в Челябинск из Петропавловского батальона две роты при двух орудиях.
Находясь в ожидании прибытия полевых команд с Сибирской пограничной линии для усиления состава войск своего корпуса, генерал Деколонг, во время пребывания в Челябинске, принимал меры к увещанию бунтовавших башкир, почему вблизи расположенные от Челябинска инородческие волости им посылался преданный правительству и пользовавшийся среди инородцев особым уважением мулла Абдуль гафер Мансуров.
Однако обращение Мансурова к своим единоплеменникам осталось совершенно безуспешным, почему он доносил генералу Деколонгу, что все башкиры, к которым он обращался и которых старался увещевать, оказались рьяными приверженцами атамана Грязнова, и увещания его остались бесплодными.
Опасаясь влияния на инородческое население мулл, остававшихся в большинстве приверженцами правительства, а в особенности влияния Мансурова, Грязнов рассылал среди башкирского населения, а также среди мещеряков воззвание на татарском языке, отклоняя население от всякого согласия на изъявление покорности при увещаниях. Это воззвание, составленное как бы в ограждение интересов инородческого населения, указывавшее на необходимость решения вопроса собранием всего народа, на самом деле имело в виду обманною надеждою поддержать среди инородцев возникшую наклонность к мятежу.
Приводим текст этого воззвания, сохранившегося в современном переводе:
«По приказу третьего императора Петра Федоровича, полковника Грязнова, оставшимся для осады города Челябинска Исетской провинции всех родов народам!
Сего 1774 года генваря, от 11 и 13 чисел, подлинное увещание от прежней государыни императрицы Екатерины Алексеевны, — печатанный в Санктпетербурге при Сенате прошедшего 1773 года ноября 29 дня, манифест получили, в котором означено, что находящемуся под Оренбургом и называющему себя высоким именем Петром Третьим не верить, ибо он донской казак Емелян Пугачев, к коему по ложным его словам к нему не приставали бы и все бы верноподданные от него отставали, за что-де будут помилованы и в вину сочтено не будет. После же оного манифеста прислан от его превосходительства генерала-порутчика и кавалера Ивана Александровича Деколонга мулла Абдуль-гафер Мансуров для увещевания народа, которого мы выслушали, почему для совета послали мы ведомства Исетской провинции во все волости звать народ, больших и малых, для того, до собрания народа реченной провинции генерал-поручик имеет дать время. Какое же по собрании народа будет согласие, объявить не оставим. До того времени, не делая с обеих сторон вреда, воздержа народ, будем находиться в спокойствии. Находящихся у вас наших аманатов, также мурзу Иматбаева, для общего с нами совета и донесения о ваших увещаниях, отпустить к нам всех без остатку. Муллу Абдуль-гафера Мансурова вам возвратили. Генваря 19 дня 1774 года»6.
Посланный генералом Деколонгом для увещания мещеряков ахун Абдула-Мурза Муслюмаев рапортом доносил, что Грязнов пять раз присылал к нему людей и два раза обращался письменно, требуя от него и его единоплеменников присоединения к своей толпе, угрожая в случае ослушания убийством, почему многие мещеряки предались самозванцу и никакие увещания не действуют.
Распространение области мятежа по направлению к екатеринбургским заводам, а также просьба о помощи, сделанная управителем тех заводов полковником Бибиковым, послужили поводом генералу Деколонгу, не дожидаясь соединения с его корпусом 12 и 13 полевых команд, задержанных в марше трудностями переходов, дать знать Исетскому воеводе Веревкину, «что, в рассуждение важных в Екатеринбурге обстоятельств, ему необходимо туда следовать, почему он туда и предпринимает движение с двумя легкими полевыми командами 10-ю и 11-ю, полевою артиллериею и Сибирскими казаками; для соблюдения же города Челябинска от злодейского нападения он полагает оставить 300 рекрут Тобольских, так как из находящегося в его команде корпуса военных команд уделить не можно».
Исетская провинциальная канцелярия, только недавно испытавшая ужасы бунта, при беспомощности города, оставаясь в невозможности защищаться от злодейской толпы, просила разрешения следовать также за выступающим отрядом войск: «Мы с рекрутами трехстами человек и с малым числом граждан провинциального города Челябинска, писала канцелярия, не только от злодейского нападения, но и от самых находящихся теперь здесь внутри города врагов казаков и всех крестьян удержать и все Высочайшего Ея Императорского Величества интересы соблюсти одних суток совершенно и по присяжной нашей должности утверждаем не в силах и не можем, а останемся только со всеми верноподанными на известную верную и неповинную всем оным злодеям жертву и всеконечное истребление. Того ради всенижайше и всепокорнейше просим, дабы всем нам верноподданным и беспорочно служащим рабам показать вашего высокопревосходительства милосердие за нашими важными и известными изнеможениями и резонами, благоволите взять нас со всеми канцелярскими служителями и нужными Ея Императорского величества делами и денежною казною и верными гражданами с собою в Екатеринбург»7.
Удаление Сибирских войск с Оренбургской линии в глубь Исетской провинции не могло остаться без влияния на положение малозащищенных крепостей этой линии, окруженных злодейскими толпами, почему уже в средине января 1774 года Верхнеяицкий комендант полковник Ступишин доносил генералу Деколонгу, что «бунтовщики, заняв Белорецкий завод, намереваются сделать нападение на здешнюю крепость, с тем, чтобы ее совсем разорить, имея разного калибра пушек до 30; но дабы находящийся здесь разного звания народ не пришел в колебание, то сего же числа все, как воинские, так и прочие чины, к подтвердительной присяге при молебственном пении и прочтении манифеста приведены»8.
Также постоянно подвергались нападению небольших отдельных шаек бунтовщиков все крепости, расположенные по линии от Верхнеяицка до Орска, причем находившиеся в этих крепостях на службе в гарнизонных войсках польские конфедераты настойчивее, чем прежде, выражали свое недовольство против насильственного их задержания, жалуясь на плохое довольствие в гарнизонных частях.
В Таналыцкой крепости, как доносил комендант подполковник фон Рас, польские конфедераты, в числе 22 человек, заявили, что они более служить не желают ввиду последовавшего Высочайшего манифеста о возвращении конфедератов на родину, не применяемого к ним лишь по распоряжению местной власти по случаю мятежа и необходимости усиленной обороны9. В Кизильской крепости, по донесению и. д. коменданта секунд-майора Демидова, из состава Кизильского батальона десять солдат конфедератов, при одном унтер-офицере, 8 января, с ружьями, патронами и с полной амуницией бежали в кочевья бунтовщиков башкир10. Одновременно было получено уведомление и из Саткинского завода, что заводские крестьяне предались самозванцу, причем эта измена заводского населения произошла при нижеследующих обстоятельствах: измученное набегами башкирского населения и не имея защиты от войск, расположенных в провинции, заводское население обратилось к атаману мятежнической толпы Юлаю с просьбою, выраженною в покорнейшем рапорте:
«Почтенному господину Юлаю
Саткинского Лариона Ивановича Лугинина завода всего крестьянского общества.
Покорнейший рапорт.
Как не безызвестно Саткинскому заводу, что соседственные заводы и протчих обществ башкирския жительства его величеству третьему императору Петру Феодоровичу приклонились и имеют охранные от его величества указы, а на Саткинский завод указа в присылке не имеется, а произносится слух, что в не имеющих местах указов, в том числе и на Саткинский завод, будет от его величества военная команда.
Саткинский завод, не желая напрасного кровопролития и крайнего разорения, посылает к вам, господину старшине, от общества всего выборных людей: Егора Жуланова, Марка Поспелова, Федора Турсухова, Ивана Пономарева, Ивана Жилина, Ивана Южакова. Сие объясняет, что Саткинские жители против его величества усердственное повиновение приносят и только при том заводе производится осторожность не против его величества, но от набегу озорнических из башкирцев воровских партий, которые заводских жителей, выезжающих за сеном, уже много покололи безвинно и лошадей отогнали и теперь за сеном и протчими потребностями выезжать с завода не дают возможности. Того ради вас, почтенно, от его величества господина старшину Юлая с покорностию просим, посланных от всего общества мирского людей до его величества допустить и до возврату тех посланных на Саткинский завод военной команды не посылать, напрасного кровопролития не производить и милостиво Саткинский завод от разъезжающих грабителей, воровских партий, защитить. О чем сию покорную нашу просьбу за священниковыми руками и назначаем».
Вместо Юлая, к которому было адресовано обращение заводских жителей, в завод явился с толпою мятежников атаман Иван Кузнецов, прежде всего приступивший к ограблению дома заводчика. Забрав из дому посуду, платье, лошадей, рогатый скот и из конторы заводской до десяти тысяч рублей, двенадцать пушек, 250 ружей и 5 пудов пороху, он большую часть забранного отправил в армию самозванца. По разграблении дома и конторы заводчика население завода было собрано Кузнецовым, частью в церкви, частью на площади, где и прочитан был ему нижеследующий указ самозванца:
«ОТ САМОДЕРЖАВНАГО ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ФЕДОРОВИЧА САМОДЕРЖЦА ВСЕРОССИЙСКАГО и проч. и проч. и проч.
Всем моим верноподданным рабам всякого звания и чина! Довольно известно вам и из публикованных манифестов усмотреть можете, каким образом мы от завистников общего покоя всероссийского престола беззаконно лишены были, а ныне Всемогущий Господь неизреченными своими праведными судьбами паки возвести нас соизволяет и наших верноподданных рабов к скипетру нашему покоряет, а завистников общему покою под ноги наши повергает. Только вы не изменитесь неведением или не помрачитесь, злобою возникнув, придите в чувство, власти нашей усердно покоритесь, — по данному нам от Создателя отеческому к верноподданным великодушию всемилостивейше прощаем и сверх того всякою вольностию отечески жалуем. А буде же в таковом же ожесточении и суровости, как и протчие останетесь, и данной нам от Бога высокой власти не покоритесь, то уже неминуемо навлечете на себя праведен наш гнев.
Петр»11.
Неутешительные известия получал генерал Деколонг и от Сибирского губернатора Чичерина, к которому он обращался о присылке в помощь войск, и в особенности конницы и если возможно казаков до 1000 человек. На сделанное обращение Чичерин уведомил генерала Деколонга, «что он видит полное оскудение в людях; сколько где не было казаков, все выкомандированы. У меня уже осталось воинских чинов три роты, в коих большая часть из конфедератов и из присланных из армейских полков за вины, но и те отправляются в поход в разные места для усмирения зачавшего уже в крестьянах колебания. Через все сделанные предосторожности вкралась искра в Ялуторовский дистрикт в Утяцкую слободу. Бывшие крестьяне Кудрявцев и Тюменев, с наказанием кнутом сосланные в Нерчинск, ныне вдруг, не знаю как, явились в здешних пределах. Прибегали уже из злодейской толпы от Оренбурга и сделали колебание, некоторые с ними сообщились, отпустили их обратно, а сами стали разглашать вредные слухи. Один, Новогородов, бежал, а прочие схвачены. Такие обстоятельства непосредственно требуют людей иметь. Выписные же казаки если бы и были, то какую надежду показывают, вашему превосходительству известно; отправленные с майором Чубаровым не только успеху не имели, но и сами, по сродству с приписными крестьянами, как и сами они крестьяне же, или же из единой простоты и от страху, никакого военного действия не имели и предались к ним же»12.
При этом Чичерин делал подсчет тем военным силам, которые им в разное время и в разные места были пересланы в распоряжение генералу Деколонгу: а именно 1786 человек, в том числе полными ротами регулярных 739, рекрут 476, выписных казаков для охранения екатеринбургских заводов 405, и в распоряжение Петропавловского коменданта 166 человек.
Бездействие, в котором находился с своими военными силами в Челябинске генерал Деколонг, ободрило мятежников настолько, что атаман Грязнов вновь подступил с своими толпами к Челябинску, заняв деревню Першину. Пойманный из этой толпы крестьянин Калинник Гряткин, «под битьем плетьми», допрошенный 31 января 1774 года в воеводской канцелярии, показал, что атаман имеет квартиру в деревне Першиной в доме Федота Сухоногова, против этого дома стоит и артиллерия. «Атаман ростом не мал, лицом бел, волосы и борода русые, острижен по-казацки, на нем платье — шуба крытая, под ней бешмет голевой, в сапогах, шапка-чебан, опушенная лисицею».
Из показаний других лиц, посланных для разведок как в деревню Першину, так и другие селения, выяснилось, что шайка Грязнова состояла из 400 русских мятежников с семью чугунными пушками, число же приверженных к шайке башкир оставалось неизвестным. Полученные из разных мест известия о волнениях среди населения, в связи с данными о переходе на сторону мятежников близлежащих к Челябинску русских селений, заставили генерала Деколонга опасаться быть отрезанным от главных путей. Начались делаться спешные приготовления к задуманному еще ранее и объявленному населению выступлению. Предварительно же выступления, 11 февраля, предпринята была попытка к рассеянию мятежников, расположившихся главным лагерем в деревне Першиной.
В бой против мятежников назначены были обе легкие полевые команды, 10-я и 11-я, которые, однако, ограничились исключительно обстреливанием артиллерийским огнем высот, занятых мятежниками. Насколько неэнергично было действие команд, видно из того, что обеими командами было сделано по неприятельскому лагерю 165 выстрелов гранатами, 10 картечью, из ружей же сделано было всего 209 выстрелов. Каковы были потери в лагере мятежников убитыми и ранеными, осталось неизвестным. Трофеями победы генерала Деколонга, оттеснившим мятежников с одной из высот, было 2 орудия и 180 человек пленных. Потеря в нападавших командах ограничилась всего одним убитым погонщиком. Несмотря на малую защитность мятежников, Деколонг не решался продолжать атаки, почему становище атамана Грязнова осталось на прежнем месте в деревне Першиной. Все пленные были переданы в распоряжение воеводской канцелярии для определения им меры наказания, по степени участия в мятеже. 3 февраля, с утверждения генерала Деколонга, определением Исетской воеводской канцелярии все пленные распределены были на нижеследующие категории: 1) 5 человек (отставной каптенармус, 3 крестьянина, один башкирец), признанные более виновными, за самовольное в воровскую толпу отложение и за сговор к тому других, наказаны кнутом, с вырезанием ноздрей, поставлением указанных знаков и с назначением в ссылку в Азов. 2) 142 человека (преимущественно крестьяне Исетской провинции, за исключением 4-х казаков Сибирской губернии, 5 казаков Челябинских, одного крестьянина Серпуховского посада и одного крестьянина Сибирской губернии), за самовольное в воровскую толпу отложение, наказаны плетьми. 3) 33 человека (крестьяне разных дистриктов Исетской провинции) выпущены без наказания, как захваченные ворами башкирцами и потом уже взятые в плен под городом Челябинском.
Примечания
1. Указ 29 ноября 1773 г. об оказании генералу Бибикову повиновения и содействия.
2. Указ Военной коллегии 29 ноября 1773 г., № 490 (из секретной части).
3. Д. № 148. 1774 г. Предложение Бибикова Деколонгу 27 декабря 1773 г. № 37.
4. Д. № 148. Донесение полковника Бибикова генералу Деколонгу, 12 января 1774 г.
5. Ордер генерала Деколонга генералу Скалону от 16 января 1774 г.
6. Д. № 148. 1774 г.
7. Д. № 148. Покорный рапорт Исетского воеводы Веревкина, товарища его Свербеева и провинциального города бургомистра и головы Боровинского 29 января 1744 г.
8. Д. № 148. Донесение полковника Ступишина 16 января 1774 г.
9. Д. № 148. Рапорт генерала Станиславского 7 января 1774 г. № 30.
10. Д. № 148. Рапорт секунд-майора Демидова 10 января 1774 г. № 10.
11. Д. № 148. 1774 г. Показание, данное в Исетской воеводской канцелярии приказчиком завода Лугинина Степаном Федотовым Моисеевым 28 декабря 1773 г.
12. Д. № 148. 1774 г. Отношения Чичерина к генералу Деколонгу от 22 января № 527, 6 февраля № 649.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |