Первым свидетельством обращения Пушкина к государственным архивам в 1833 г. является письмо к нему военного министра графа А.И. Чернышева от 8 февраля 1833 г., в котором министр запрашивал поэта о том, «какие именно сведения нужно будет ему получить из Военного министерства для составления Истории генералиссимуса князя Италийского, графа Суворова-Рымникского?» (XV, 46). 9 февраля 1833 г. Пушкин ответил ему: «Следующие документы, касающиеся Истории графа Суворова, должны находиться в архивах главного штаба:
1) Следственное дело о Пугачеве.
2) Донесения графа Суворова во время кампании 1794 года.
3) Донесения его 1799 года.
4) Приказы его к войскам» (там же, 47).
Обмен письмами между Чернышевым и Пушкиным относительно состава архивных материалов, интересовавших будущего автора «Истории Пугачева», позволяет установить ряд весьма существенных фактов.
Прежде всего эти письма свидетельствуют о наличии какой-то неизвестной нам предварительной договоренности между Пушкиным и Чернышевым о разрешении первому пользоваться архивными материалами Военного министерства для написания истории генералиссимуса А.В. Суворова; об этом говорит тот факт, что начал эту переписку не Пушкин, а Чернышев, которому уже было известно (может быть, из личного разговора) направление историографических и архивных интересов поэта. Нам неизвестны причины, по которым военный министр граф Чернышев, один из реакционнейших деятелей николаевского времени, человек лично никогда не благоволивший к Пушкину, решил оказать содействие поэту в его исторических изысканиях. Повлияла, конечно, «суворовская» тема, выставленная Пушкиным. Возможно также, что известную роль сыграли патриотические стихи Пушкина 1831 г. («Клеветникам России» и «Бородинская годовщина»). В этих стихах, посвященных борьбе с польскими повстанцами 1830—1831 гг., Пушкин воспевал подвиги Суворова при взятии Варшавы в октябре 1794 г. Видимо, Чернышев после предварительной беседы с Пушкиным решил, что поэт действительно намеревался прославить подвиги Суворова в борьбе против польских инсургентов 1794 г. и в войне против буржуазной Франции (т. е. его Итальянский и Швейцарский походы).
Входила ли в действительности «суворовская» тема в круг творческих замыслов Пушкина?
Дореволюционное пушкиноведение, основываясь на приведенных письмах Пушкина и Чернышева, решало этот вопрос утвердительно.1 Пушкинисты того времени считали, что поэт в самом деле собирался писать «Историю Суворова», но обилие архивных документов о Пугачевском восстании заставило его отложить первоначальный замысел и взяться за работу над «Историей Пугачева».
Ошибочная концепция о примате «Истории Суворова» над «Историей Пугачева» в творческих планах Пушкина 1833 г. была убедительно опровергнута советским пушкиноведением.2
Рассмотрение пушкинского письма от 9 февраля 1833 г. показывает, что в числе интересующих поэта материалов о Суворове на первом месте совершенно неожиданно поставлено «следственное дело о Пугачеве», хотя уже тогда было хорошо известно о непричастности Суворова к следствию над вождем Крестьянской войны 1773—1775 гг. Упомянутые в письме донесения Суворова во время кампании 1794 и 1799 гг. и приказы его к войскам за этот же период, которые якобы интересовали Пушкина, носят характер случайных привесков к словам о следственном деле Пугачева. Пушкин странным образом не проявлял интереса к документам, отражавшим ранние этапы биографии Суворова, к событиям, в ходе которых в полной мере выявился его полководческий гений (Семилетняя война, операции под Туртукаем в 1773 г., под Кинбурном в 1787 г., под Очаковым в 1788 г., под Фокшанами и Рымником в 1789 г., при штурме Измаила в 1790 г. и др.).
Характерно, что в последующих письмах к Чернышеву от 27 февраля и 8 марта 1833 г. Пушкин просил доставить ему в первую очередь документы о Пугачевском восстании, а материалы о Суворове интересовали его лишь в связи с участием его в подавлении этого движения (XV, 51, 54). 19 ноября 1835 г., почти год спустя после выхода в свет «Истории Пугачева», Пушкин, возвращая в Военное министерство документы о Пугачевском восстании и о Суворове, вновь просил выслать ему некоторые неизвестные ранее «пугачевские» дела (последние донесения генерала А.И. Бибикова 1774 г.), но и тут не проявлял какого-либо интереса к документам о Суворове (XVI, 63).
Из Петербургского и Московского отделений архивов Инспекторского департамента Военного министерства (Общего архива Главного штаба) Пушкин при письмах Чернышева от 25 февраля и 8 марта 1833 г. получил значительное количество документов о боевой деятельности Суворова во Второй русско-турецкой войне 1787—1791 гг., при подавлении польского восстания 1794 г. и в коалиционной войне 1798—1800 гг.,3 но каких-либо следов в рукописях поэта эти документы не оставили.
Те материалы, которые в первую очередь интересовали Пушкина, — документы о Пугачевском движении, он смог получить, мотивируя интерес к ним вполне благонамеренной целью составления истории генералиссимуса Суворова. А поскольку Суворов на последнем этапе Пугачевского восстания принимал участие в преследовании Пугачева в заволжских степях в начале сентября 1774 г., а затем конвоировал его из Яицкого городка в Симбирск,4 то обращение Пушкина к документам Пугачевской эпопеи не могло вызвать подозрений военного министра. О характере своей переписки с Военным министерством и о своих занятиях опасной в глазах правительства «пугачевской» темой Пушкин не поставил в известность ни свое непосредственное начальство по службе в Министерстве иностранных дел (куда он был прикомандирован с 1831 г. для написания «Истории Петра I»), ни свое верховное «руководство» в лице самого Николая I и графа А.Х. Бенкендорфа, обойдя тем самым бдительную опеку III отделения. И даже испрашивая летом 1833 г. отпуск для поездки в Поволжье и на Урал, Пушкин прикрыл истинную цель своего путешествия желанием посетить места, где происходили главные события задуманного им романа, не сообщая ничего о его содержании.
Для Николая I, Бенкендорфа и III отделения, при всей их осведомленности, было, очевидно, большой неожиданностью то, что Пушкин, возвратившись осенью 1833 г. из Болдина в Петербург, привез не «Историю Петра I» и не роман, ради которого он ездил в Казань и Оренбург, а «Историю Пугачева», написанную по архивным материалам и по живым свидетельствам современников восстания.
Примечания
1. Я. Грот. Приготовительные занятия Пушкина для исторических трудов. В кн.: Я. Грот. Пушкин, его лицейские товарищи и наставники. Статьи и материалы. Изд. 2. СПб., 1899, стр. 119—120; Е.А. Бобров. Пушкин в Казани. «Пушкин и его современники», вып. III. СПб., 1905, стр. 24; Н.Н. Фирсов. Вводная статья к комментариям к «Истории Пугачева» в кн.: Сочинения Пушкина, т. XI, ч. 2, Пгр., 1914, стр. 20—24 второй пагинации.
2. См.: «Литературное наследство», т. 16—18. М., 1934, стр. 444—446; А. Чхеидзе. «История Пугачева» А.С. Пушкина. Тбилиси, 1963, стр. 47.
3. Перечень документов о Суворове, находившихся в 1833—1835 гг. в руках Пушкина, см. ниже, на стр. 55, 58.
4. Д. Анучин. Участие Суворова в усмирении пугачевщины и поимка Пугачева. «Русский вестник», 1868, № 11, стр. 5—32.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |