Следует указать еще на один документ, вышедший из повстанческого лагеря и частично воспроизведенный Пушкиным в приложениях к «Истории Пугачева». Мы имеем в виду «автограф» Пугачева, обнаруженный Пушкиным в четвертой книге Военной коллегии.1
Интересно происхождение этой рукописи. Пугачев, как известно, не знал грамоты и не умел не только писать, но и читать. Но самозванно приняв на себя имя «императора Петра III», он вынужден был играть эту роль до конца и постоянно убеждать своих соратников (некоторые из них знали о его самозванстве) в том, что он, «император и самодержец Всероссийский», получил великолепное образование и свободно владеет многими европейскими языками. Для Пугачева это был необходимый тактический прием, вполне уместный и оправданный в условиях политической борьбы за укрепление собственного авторитета среди восставших, наивно веривших в то, что их возглавляет император Петр III, свергнутый с престола Екатериной II и дворянами за намерение освободить крестьян от крепостной неволи.
В каких же условиях появились на свет пугачевские «автографы»? Думный дьяк (секретарь) повстанческой Военной коллегии И.Я. Почиталин показывал на допросе, что Пугачев часто «хвастал перед ними» своим умением «писать на двенадцати языках». В доказательство своей «грамотности» Пугачев решился однажды в присутствии членов своей Военной коллегии исписать лист бумаги знаками, подражая в их начертании некоторым буквам русского письма того времени, а в расположении текста — имевшимся у него под руками документам Военной коллегии. В допросах сподвижников Пугачева имеются интересные показания об этом факте. Тот же И.Я. Почиталин вспоминал: «Писал один раз и сам Пугачев к губернатору письмо, но на каком языке, я не знаю, только слышал от него, что на иностранном».2
Несмотря на то, что документ, «написанный» Пугачевым, мог только дискредитировать его в глазах враждебного лагеря, он все же отважился послать свое «письмо» в осажденный Оренбург к губернатору Рейнсдорпу. По утверждению самого Пугачева, он в этом «письме» требовал сдать осажденный Оренбург войскам «императора Петра III». «Письмо» Пугачева было подброшено казаками-повстанцами к городу во время боя 20 декабря 1773 г. с войсками оренбургского гарнизона.3
Курьезный манускрипт Пугачева не мог не привлечь внимания Пушкина, он заказал гравюру с нижней части пугачевского «автографа» и поместил факсимиле в приложениях к «Истории Пугачева», сопроводив его надписью «Снимок начертаний, сделанных рукою безграмотного Пугачева» (IX, 157).4
Примечания
1. Там же, кн. 4 (1233), л. 19.
2. ЦГАДА, ф. 6 (Госархив, разряд VI), д. 508, ч. II, л. 79 об.
3. Происхождение «автографов» Пугачева рассмотрено в нашей статье «Автографы Пугачева» («Вопросы архивоведения», 1960, № 6, стр. 56—59). — Позднее Пугачев написал теми же знаками еще три «письма». В конце марта 1774 г., вскоре после поражения главных повстанческих сил и отступления их от Оренбурга, «письма» были найдены в Бердской слободе в доме казака Ситникова, где в октябре 1773 — марте 1774 г. жил Пугачев. «Письма» были доставлены в Оренбургскую секретную комиссию. Донося Екатерине II о первых результатах следствия над ближайшими соратниками Пугачева, секретная комиссия в рапорте от 21 мая 1774 г. писала: «Он <Пугачев> грамоте не знал, но, обманывая глупцов, хвастался пред ними, что умеет на двенадцати языках чужестранных, а во уверение того и писывал пред ними тарабарские (по народной пословице) грамоты, кои для усмотрения у сего подносятся» (ЦГАДА, ф. 6, д. 508, ч. II, л. 7 об.). Таким путем «автографы» Пугачева попали в руки Екатерины II (ныне они хранятся в ЦГАДА).
4. Помимо подписи Пугачева, Пушкин воспроизвел факсимильно подписи П.М. Голицына, И.К. Бошняка, М.А. Шванвича И.Я. Почиталина, А.И. Бибикова, Ф.Ф. Щербатова, И.И. Михельсона, Я.Л. фон Брандта, И.А. Рейнсдорпа, В.А. Кара (IX, 158—160). В «Капитанской дочке» Пушкин упомянул о рукописных упражнениях Пугачева в главе «Сирота»: «Через час урядник принес мне пропуск, подписанный каракульками Пугачева...» (VIII, 358).
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |