Предисловие

События восстания под предводительством Пугачева 1773—1775 годов имели очень важное значение для судьбы Саратова. Возможно, именно тогда в правительственных кругах России впервые обратили внимание на ту роль, которую играл наш город в жизни Нижнего Поволжья. Во всяком случае, уже через пять лет, в 1780 году, Саратов получил статус административного центра наместничества, а ещё через два года наместничество стали именовать губернией¹. Но этому предшествовал период суровых испытаний и для населения города, и для жителей всего нашего края.

Передвижения повстанческой армии Пугачева в Поволжье, в том числе и штурм Саратова, попытки организовать оборону города, действия самозванного императора и его приближённых в течение трех дней, когда Саратов находился в их власти, и отношение разных слоев городского населения к ним — все это нашло отражение в исторических сочинениях о восстании, начиная с «Истории Пугачёвского бунта» А.С. Пушкина и до наших дней². Ещё более широко освещали данный период исследователи, посвятившие свои труды истории Саратовского края. Они останавливали внимание и на последствиях пребывания в Саратове пугачевцев, изучали причины перехода казаков, солдат и городского населения на сторону «Петра III»³.

Следует отметить, что далеко не все авторы, посвятившие свои труды бурному периоду пугачевского восстания в истории нашего края, были знакомы с документами, которые хранятся ныне в Государственном архиве Саратовской области. А между тем, основание коллекции материалов о пугачевском восстании, которая входит в состав фонда Саратовской ученой архивной комиссии (№ 407 ГАСО), было положено ещё Н.И. Костомаровым. Он проживал в Саратове в ссылке в течение 1848—1857 гг., работал в губернском статистическом комитете и собирал материалы по истории восстаний Разина и Пугачева⁴. Документы о пугачевском восстании Костомаров передал Д.Л. Мордовцеву, который использовал их в своей книге «Самозванцы и понизовая вольница» и впоследствии, в свою очередь, передал эти материалы Саратовской ученой архивной комиссии. Комиссия пополнила коллекцию «пугачевских» дел, и в настоящее время их насчитывается более семидесяти⁵. Некоторые их этих документов были известны А.Ф. Леопольдову, а в начале прошлого века Е.Н. Кушева изучала их с целью выявить особенности участия саратовского купечества в восстании.

В последующее время, к сожалению, историки практически не обращались к фондам Саратовского архива для написания работ по истории пугачевского восстания. Так, В.А. Осипов в своей книге «Саратовский край в XVIII веке» использует документы центральных архивов, а также известные публикации, очерк В.М. Захарова «В огне крестьянской войны»⁶ также написан без привлечения материалов Саратовского архива. Это отразилось и на содержании соответствующих фрагментов коллективных трудов саратовских историков — первого тома «Очерков истории Саратовского Поволжья» и учебного пособия «История Саратовского края»⁷.

Настоящая публикация осуществлена с целью ознакомления студентов, изучающих прошлое Нижнего Поволжья, и любителей истории с некоторыми документами областного архива, которые освещают события пугачевского восстания в Саратове, и последствия их для города. Исследование материалов только лишь центральных архивов и опубликованных документов без изучения фондов Саратовского архива не дает возможности исследователям уточнить подробности событий 1774—1775 годов, судить о положении города и его окрестностей после восстания, опровергнуть некоторые ошибки и неточности, которые повторяются в трудах историков в течение более чем полутора столетий.

Публикуемые документы помогают ответить на вопросы, до сих пор стоящие перед исследователями. Так, без их изучения, остается непонятным, почему саратовский комендант И.К. Бошняк упорно отказывался строить военные укрепления вокруг продовольственных складов Конторы опекунства иностранных поселенцев. Не совсем ясна и роль самого Бошняка во время штурма Саратова (ещё Д.Л. Мордовцев высказывал серьезные сомнения относительно его героического поведения). Сложно указать причины, которые заставили жителей Саратова (в том числе и состоятельных купцов и духовенство) не просто покинуть поле боя, но и ходить на поклон к самозванному императору. Не определена и степень участия иностранных поселенцев в войске Пугачева. Интересно, что современник событий Г.Р. Державин, а вслед за ним и Пушкин не сомневались в активном участии колонистов в «злодейской толпе». Вопрос этот поднят в исторической литературе лишь в последнее время⁸.

Для публикации были отобраны малоизвестные или не использованные ранее документы, либо такие, которые привлекались историками, но использованы недостаточно эффективно. Все они относятся преимущественно к истории самого Саратова и ближайших населенных пунктов — Покровской слободы (ныне город Энгельс), сел Золотовской волости (ныне — Красноармейский район Саратовской области) — и охватывают небольшой отрезок времени, от августа 1774 года до сентября 1775 года. Документы по истории этого периода в жизни Нижнего Поволжья можно найти также в сборнике «Саратовский край XVIII века в документах»⁹.

Для того чтобы оценить содержание предлагаемых в настоящей публикации материалов, нужно знать, что представлял собой Саратов в 70-е годы XVIII столетия.

В 1769 году была создана Саратовская провинция¹⁰. Незадолго до пугачевского восстания в городе побывали участники научных экспедиций Академии наук — И.И. Лепехин и П.-С. Паллас. В своих научных отчетах они описали Саратов. Лепехин называет его «одним из лучших волжских провинциальных городов» и особо отмечает значение соляной и рыбной пристаней, которые приносят городу немалые доходы. Оба путешественника обратили внимание на наличие прямых и широких улиц в Саратове — вероятно, в те времена не каждый город мог похвалиться таким благоустройством. Каменных зданий здесь было немного — семь церквей и два монастыря. Но уже к 1773 году, когда в Саратов приехал Паллас, было построено каменное здание воеводской канцелярии и напротив него — каменные лавки, принадлежавшие частным лицам. Паллас отмечает также то, что появляются в Саратове и жилые каменные дома. На взгляд путешественника, в городе можно было встретить «прекрасные дома» богатых людей, в том числе и дворян¹¹. Наличие последних путешественник выделяет особо, поскольку дворянское население не было сколько-нибудь заметным компонентом населения Саратова — дворянское землевладение в Нижнем Поволжье тогда только начало развиваться, и к дворянскому сословию в городе принадлежали, в основном, офицеры и чиновники.

Для Саратова, как и для большинства русских городов того времени, непреходящим бедствием были пожары. В течение XVIII века город несколько раз выгорал полностью. Сильный пожар произошел здесь 13 мая 1774 года, т. е. незадолго до событий, о которых можно узнать из документов данного сборника¹². Особый интерес для нас представляет описание городских укреплений, оставленное путешественниками. Паллас сообщает: «Город разделяется глубоким рвом и сверх того старым валом, проведенным в городе и в предместье»¹³. Следовательно, Саратов к тому времени уже далеко перешагнул через границы укреплений, если эти укрепления «разделяли» город. Остатки городского вала Саратова, как указывал позднее Г.С. Саблуков, сохранялись до XIX века¹⁴. Сведения о том, где именно проходили городские укрепления в середине XVIII века, он собрал по рассказам саратовских старожилов в 1845 году. Вал начинался от оврага (Глебучев овраг), проходил через Горянскую площадь (значительная часть ее позднее была застроена, она находилась в районе сквера на углу улиц Соляной и Московской) и далее шел примерно по линии современной улицы Октябрьской, поворачивая к Волге¹⁵. Несмотря на то, что ров и вал в 70-е годы XVIII столетия могли броситься в глаза путешественнику, для нужд обороны эти сооружения уже тогда оказались непригодными. Разрушение укреплений происходило не только естественным путем. Еще в 1753 году воевода Казаринов начал заваливать ров и уничтожать вал¹⁶. А к 1773 году территория, по которой ранее проходил вал, местами была поделена на участки, которые городские начальники роздали под строительство домов¹⁷ (естественно, не бесплатно).

В связи с вопросом о состоянии городских укреплений Саратова к началу 70-х годов интересно содержание одного из документов, публикуемых в сборнике (документ № 1). Здесь упоминается вал, сделанный «около города» в 1771 году. Была ли это попытка восстановить вал на старом месте или создать новое укрепление — по тексту судить трудно. Ясно только то, что местные власти продемонстрировали усердие к поддержанию обороноспособности города — впрочем, как показала жизнь, никакого положительного результата оно не дало.

Кроме рва и вала, частично укрепленного частоколом, в середине XVIII века в систему городских укреплений входили семь башен, три из которых являлись проездными — они имели ворота¹⁸. В документах 1773—1775 годов башни не упоминаются, речь идет только о воротах — Московских и Царицынских. Ворота были там, где одноименные улицы выходили за пределы вала и начинались дороги на Москву и на Царицын (улица Царицынская — ныне улица Чернышевского). За пределами городских укреплений за Глебучевым оврагом находился мужской монастырь, с 1764 года носивший название Спасо-Преображенского, вокруг монастыря существовала слободка¹⁹. Второй упоминаемый современниками монастырь в Саратове — женский Воздвиженский (или Крестовоздвиженский) — существовал в пределах городских укреплений.

У подножия Соколовой горы, согласно описанию П.-С. Палласа, находились «заложенные соляные магазины» (т. е. склады)²⁰, причем, по этому выражению трудно понять, были они полностью достроены или оставались недостроенными. Что касается расположения хлебных складов конторы опекунства иностранных поселенцев, то оно вызывает особый интерес. Защита магазинов опекунской конторы от разграбления «злодейской толпы», т. е. пугачевцев, не сходила с повестки дня совещаний главных чиновных лиц Саратова с 24 июля и по 6 августа 1774 года. Журнал конторы опекунства иностранных поселенцев за эти дни, публикуемый в настоящем сборнике, свидетельствует о непримиримых спорах. Саратовские начальники спорили о том, что нужно оборонять в первую очередь: часть Саратова, заключенную в пределах старых оборонительных укреплений, или конторские магазины. Это позволяет сделать вывод, что хлебные магазины опекунской конторы находились вне пределов самого города. Их расположение уточняет фрагмент из материалов допроса дьякона Ильи Алексеева (см. документ № 4), где совершенно определенно указано, что магазины находились ниже города «с версту» на берегу Волги.

Споры вокруг организации обороны Саратова не привели к решению основной задачи — город оказался практически не подготовлен к защите от нападения «злодейской толпы». Причиной всего этого было отсутствие в городе четкой системы управления. Саратовский воевода, т. е. глава провинции (а эту должность в 1773—1774 годах исполнял И.К. Бошняк, бывший одновременно и комендантом), фактически не обладал полнотой власти в городе. Его авторитет оспаривали начальники конторы опекунства иностранных поселенцев (статский советник М.М. Лодыженский) и Низовой соляной конторы (коллежский советник М. Жуков). В их руках были сосредоточены значительные денежные средства, материальные ценности (соль, мука и зерно) и под их командованием находились военные люди — казаки и фузелеры, которые должны были охранять и колонии иностранных поселенцев, и конторские магазины. Важно также то, что обе конторы никоим образом не были связаны с астраханским губернатором, в подчинении у которого находился саратовский воевода. Они были подотчетны своим собственным центральным ведомствам, расположенным в столице.

Саратовский комендант Бошняк жаловался астраханскому губернатору в период споров об организации обороны города на пренебрежительное отношение к нему со стороны главного судьи опекунской конторы Лодыженского и поручика Державина²¹. (Г.Р. Державин был направлен от командующего правительственными войсками с секретной миссией — подстерегать Пугачева в Малыковке, на Иргизе и на Узенях. В период подготовки Саратова к обороне он находился в городе и принял участие в спорах на стороне Лодыженского.) Астраханский губернатор, в свою очередь, писал в Сенат и просил, чтобы ему были даны полномочия распоряжаться деятельностью опекунской и соляной контор на период обороны города²². Сенат послал соответствующие указы обеим конторам, но они были получены ими 2 и 8 сентября 1774 года²³, а нападение войска Пугачева на Саратов, как известно, состоялось еще 6 августа. Таким образом, отсутствие согласованности в действиях ведомств и единоначалия в городе повлекли за собой трагические последствия.

О подробностях борьбы за первенство в городе и попытках как-то организовать его оборону свидетельствуют публикуемые извлечения из журнала конторы опекунства иностранных поселенцев (документ № 1). Этот документ был известен Я.К. Гроту — из текста его примечаний к собранию сочинений Г.Р. Державина видно, что он ознакомился с ним во время своего пребывания в Саратове в 1862 году, но не счел необходимым опубликовать его текст хотя бы фрагментарно²⁴. Важно иметь в виду, что данный документ был составлен чиновниками конторы, когда они находились в Астрахани после бегства из Саратова. Как отмечено в материалах конторы, фрагмент ее журнала, отправленный в канцелярию, не был полностью идентичен первичному его подлинному тексту, поскольку в него включили то, что «усмотреть изволили»²⁵, следовательно его можно считать редакцией текста журнала. Главной задачей членов конторы было доказать, что вся ответственность за сдачу города Пугачеву должна быть возложена на коменданта.

Обстоятельства взятия Саратова войском Пугачева и происшествия последующих трех дней, в течение которых повстанческая армия стояла под городом, описаны в разнообразных документах. Некоторые из них опубликованы, содержание других известно по исследованиям историков. Чаще всего для изучения этих событий привлекаются рапорты Бошняка и других военных людей, принимавших участие в обороне города. Другая группа источников — материалы допросов самого Пугачева и пугачевцев. Публикуемое в данном сборнике доношение протопопов саратовского духовного правления Алексея Иродионова и Онисима Герасимова, адресованное астраханскому епископу Мефодию (документ № 2), не привлекало особого внимания историков. Доношение интересно тем, что изображает взятие города с точки зрения мирных жителей, а не военных людей. Здесь указаны важные подробности этих событий — в частности то, что 6 августа Пугачев не въезжал в город. Очевидно, он не считал город сдавшимся, это подтверждается тем фактом, что часть жителей была уведена на ночь к обозу Пугачева в качестве заложников.

Интересно то, что мирные жители не заметили, когда и как «ретировался» Бошняк с немногочисленными «верными» солдатами. Зато из документа видно, что ворвавшимся в город пугачевским казакам было оказано сопротивление. Следовательно, Бошняк и его команда не были единственными защитниками города. Авторы доношения всячески стараются подчеркнуть свою невиновность в том, что ходили на поклон к мнимому императору и молились о его здравии в церквях. При этом они ссылаются на жестокости и угрозы со стороны казаков Пугачева. Это достаточно характерно для документов, содержащих показания подследственных, которые были в «пугачевской толпе». Ссылками на свое подневольное положение в войске Пугачева они пытались облегчить грозившее наказание. В документе любопытны подробности относительно участия городских жителей в грабежах — здесь, оказывается, были замешаны лица духовного звания.

В доношений особое внимание уделено изложению обстоятельств, связанных с поминовением в церквях имени здравствующего Петра III. Этот вопрос был главным во время следствия над саратовскими священнослужителями, «впадшими в преступление». Следствие началось в Саратове по специальному распоряжению генерал-аншефа П.И. Панина, который возглавлял в этот период войска, направленные на подавление восстания. От его имени в Саратове действовал генерал-майор П.Д. Мансуров. Затем дело о саратовских священнослужителях дошло до церковных властей, все священники и дьяконы были лишены сана и уже после этого осуждены на основании общих гражданских законов (лица духовного звания в те времена не подлежали юрисдикции светского суда).

Материалы первых допросов духовных лиц, которые происходили в Саратове, составляют довольно объемистый том. Для публикации выбраны материалы допросов двух лиц — протопопа Алексея Иродионова (одного из авторов упомянутого выше доношения) и дьякона Введенской церкви Ильи Алексеева. Они более пространны, нежели показания других духовных лиц, а Илья Алексеев рассказывает подробности о том, как он получил злополучную записку для молитв о здравии императора Петра III (документы № 3 и № 4).

В этом же деле содержится и копия записки (документ № 5). В ней предписывается молиться о здравии не только самого императора, но и супруги-императрицы Устинии Петровны (второй жены Пугачева), наследника Павла Петровича и его супруги Наталии Алексеевны. Как и во всех документах, вышедших из ставки Пугачева, здесь две параллельные реальности как бы соединяются с целью доказать истинность личности и власти «Петра III». Несмотря на кажущуюся фантасмагоричность, этот документ мог быть для Екатерины II причиной серьезного гнева. Ее погибший супруг не только «воскрес», но и лишил ее звания супруги (на чем, собственно, и основывались ее права на престол) и «отнимал» наследника, тем самым стараясь перетянуть его на свою сторону. Возможно, именно эта записка была причиной особенно сурового отношения к духовенству Саратова при расправе над сторонниками Пугачева.

Все остальные публикуемые документы относятся к периоду с марта по октябрь 1775 года и показывают положение Саратова, ближайших сел и Покровской слободы после подавления восстания. Из них видно, что разграбление хлебных магазинов опекунской конторы в Саратове осуществили сами жители города и его округи, и причиной тому была не «склонность к развращенной жизни», а угроза голода из-за неурожая летом 1774 года (документы № 6 и № 7). О том, какое зрелище представлял Саратов в начале весны 1775 года, повествует черновик указа астраханской губернской канцелярии саратовскому коменданту (документ № 8). Горожанам было запрещено хоронить казненных карателями людей, и в течение всей зимы их тела оставались на виселицах и на колесах в назидание оставшимся в живых. Весной их разрешили снять и зарыть вдали от города, поскольку они начали разлагаться и могли стать источниками заразы. Неурожай прошедшего лета пагубно отразился на жизни Саратова — на берегу Волги лежали трупы павших лошадей, коров и телят, после таяния снега обнаружились и человеческие трупы. Городские и губернские власти больше всего опасались даже не эпидемий, а «негодования в жителях». Этот страх обнаруживают все публикуемые документы «послепугачевского периода».

Любопытно, что после подавления восстания губернские власти вдруг решили построить оборонительные укрепления вокруг Саратова — вероятно, они уже не рассчитывали на спокойную жизнь. По содержанию сохранившихся документов (к их числу относятся и публикуемые документы № 9 и № 10) трудно судить, где должен был проходить ров и вал — было ли это восстановление прежде существовавших укреплений или их предполагалось строить на новой линии, учитывая рост территории города. Распоряжения астраханского губернатора о строительстве вала и рва были посланы к саратовскому коменданту в октябре 1775 года. Работу предполагалось вести силами иностранных колонистов, чтобы дать им возможность заработков в зимнее время²⁶. В ордерах, направленных из губернской канцелярии к саратовским начальникам, на первом месте — опять-таки страх: колонисты могут «прийти в смятение» и возбудить местных жителей к непослушанию. Причем, в черновике ордера к саратовскому коменданту губернатор упоминает о неоднократных попытках колонистов к неповиновению (документ № 9). Для удержания их «в послушании» губернатор выпросил пехотный батальон из Казанской дивизии, который он велел расквартировать вокруг Саратова (документ № 10). Как видим, у губернских властей не было иллюзий относительно «успокоения» жителей Саратова, его округи и колонистов. Что касается присоединения значительной части иностранных колонистов к пугачевскому войску, то об этом имеются недвусмысленные свидетельства, как в «Записках» Г.Р. Державина²⁷, так и в документах конторы опекунства иностранных поселенцев²⁸. О том, что работы по строительству укреплений осуществлялись, свидетельствуют записи в журналах конторы иностранных поселенцев за декабрь 1775 — февраль 1776 года²⁹.

Почти все представленные в сборнике документы публикуются впервые. В большинстве они относятся к числу разновидностей делопроизводственной документации, кроме копии записки о поминовении о здравии императора Петра III, и обладают соответствующей структурой и стилем. Канцелярский стиль XVIII века меньше проявляется в доношений протопопов Астраханскому епископу и записях допросных речей священнослужителей. Большинство документов являются копиями, снятыми с подлинников, отправленных адресату (т. е. одновременных с подлинниками), либо черновиками. Исключение составляет документ № 2 — это копия, которая была снята сотрудниками Саратовской ученой архивной комиссии в конце 80-х — начале 90-х годов XIX в. с документа, полученного от Астраханской консистории. Тексты черновиков не свободны от стилистических погрешностей — встречаются весьма неудачные конструкции, явно не завершенные предложения. Заголовки документам даны публикатором, кроме заголовка документа № 2, который был составлен лицом, копировавшим текст.

Документы опубликованы в хронологическом порядке их составления, что в целом соответствует и хронологии изложенных в них событий. При подготовке текстов к публикации за основу были взяты требования «Правил издания исторических документов в СССР» (М., 1990). Документы воспроизводятся со всеми особенностями орфографии своего времени. Явные ошибки и пропуски отмечены в подстрочных примечаниях. Буквы, вышедшие из употребления, заменены современными, обозначающими тот же звук: ѣ ѣ — е, і — и, ѳ — ф, ѡ — о, ѯ — кс. Выносные буквы (написанные над строкой) внесены в строку без оговорок, сокращенно написанные слова (писавшиеся «под титлом») внесены в текст полностью также без оговорок. Буква ъ в окончаниях слов опущена согласно современным правилам правописания. Явные описки (пропуски и перестановки букв) исправлены. Знаки препинания расставлены в соответствии с современными правилами пунктуации. Употребление прописных букв также приведено в соответствие с современными правилами. Слова «ее императорское величество» переданы общепринятым сокращением — е. и. в.

Каждый документ снабжен примечаниями, в которых поясняются слова и термины, вышедшие из употребления. В легендах, сопровождающих тексты, указано место их хранения и поисковые данные. Указания на способ воспроизведения документов не даются, поскольку все они являются рукописями.

Предлагаемая публикация является второй подборкой документов по истории Саратовского края в XVIII столетии и продолжает серию, начатую сборником, упомянутым выше — «Саратовский край XVIII века в документах». Ознакомление с материалами этих публикаций поможет исследователям, изучающим историю Нижнего Поволжья, уточнить конкретные факты, касающиеся периода пугачевского восстания в Саратове, и пересмотреть некоторые традиционные представления — и о конкретных событиях, и о положении Саратова в целом во второй половине XVIII столетия.

Автор выражает благодарность за помощь в составлении и редактировании сборника доктору исторических наук В.М. Панеяху, М.П. Лариной и З.Е. Гусановой.

Примечания

1. Твои четыре века, город. Саратов, 1990. С. 25—26.

2. Пушкин А.С. История Пугачевского бунта. СПб., 1834; Мордовцев Д.Л. Самозванцы и понизовая вольница. СПб., 1886. Т. 1; Его же. Политические движения русского народа. СПб., 1871. Т. 1; Крестьянская война в России в 1773—1775 гг.: Восстание Е. Пугачева. Л., 1970. Т. 3.

3. См.: Леопольдов А.Ф. Исторический очерк Саратовского края. М., 1848; Его же. Исторический очерк Саратова и Пугачевщины. Саратов, 1874; Кушева Е.Н. Саратов в третьей четверти XVIII в. // Труды Нижне-Волж. науч. общ-ва краеведения. Саратов, 1928. Т. 35, вып. 2; Семенов В.Н., Захаров В.М. Листая страницы истории. Саратов, 1984; Осипов В.А. Саратовский край в XVIII веке. Саратов, 1985; Очерки истории Саратовского Поволжья. Саратов, 1993. Т. 1.

4. Очерки истории Саратовского Поволжья. Саратов, 1993. Т. 1. С. 229.

5. Майорова А.С. Документы о Пугачевском восстании, хранящиеся в Саратовском областном архиве // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). М., 1998. С. 99—100.

6. Семенов В.Н., Захаров В.М. Листая страницы истории. Саратов, 1984.

7. История Саратовского края. Саратов, 1996.

8. См.: Плеве И.Р. Немецкие колонии на Волге во второй половине XVIII века. М., 1998.

9. Русакова З.Е., Майорова А.С. Саратовский край XVIII века в документах. Саратов, 1997.

10. Твои четыре века, город. Саратов, 1990. С. 23.

11. Там же. С. 22—23.

12. ГАСО, ф. 407, оп. 2, д. 1360, л. 17 об.

13. Твои четыре века, город. С. 23.

14. Саблуков Г.С. К истории топографии Саратова (черновые наброски покойного Г.С. Саблукова, найденные в его бумагах) // Саратовский край: Исторические очерки, воспоминания, материалы. Саратов, 1893. С. 108—115.

15. См.: Саблуков Г.С. Указ. соч.; Максимов Е.К. Имя твоей улицы. Саратов, 1986.

16. См.: Труды Саратовской ученой архивной комиссии (Далее — СУАК). Саратов, 1890. Т. 2, вып. 2. С. 379.

17. РГАДА, ф. 6, оп. 1, д. 595, ч. 3, л. 471 об.

18.Максимов Е.К., Мезии С.А. Саратов петровского времени. Саратов, 1997. С. 11.

19. О ее местоположении см.: Максимов Е.К., Мезин С.А. Указ. соч. С. 16—17.

20. Твои четыре века, город. С. 24.

21. РГАДА, ф. 6, оп. 1, д. 454, л. 127.

22. Там же. Л. 112 об. — 113.

23. Там же. Л. 122—123.

24. Державин Г.Р. Сочинения. СПб., 1883. Т. 9. С. 45.

25. ГАСО, ф. 407, оп. 2, д. 1330, л. 11.

26. См. об этом: Плеве И.Р. Указ. соч. С. 180—181.

27. Державин Г.Р. Сочинения. СПб., 1876. Т. 6. С. 482—483.

28. ГАСО, ф. 407, оп. 2, д. 1330, л. 12 об. — 13.

29. ГАСО, ф. 180, оп. 1, д. 3, л. 2, 311, 432 об; оп. 7, д. 2, л. 727, 768.