Легенды и предания рассказывают нам о том, что Салават с юношеских лет слагал стихи и пел песни. В памяти народа он остался не только как предводитель восстания башкир, но и как поэт и певец-импровизатор. Импровизированное сочинение и исполнение песен, большей частью устное, широко распространено в среде башкирского народа. Башкир слагает и поет свои песни чаще всего наедине с самим собой, обычно в дороге, или когда пасет свои табуны.
Как-то в детстве я увязался вместе со взрослыми на сенокос к подножию Каратау. Зарядили дожди и меня отправили домой на подводе со стариком Ахуном. Путь был неблизкий и Ахун-бабай всю дорогу пел грустную мелодичную песню.
— О чем поешь, Ахун-бабай? — спросил я его.
— Что вижу, о том и пою. Еду мимо леса — пою про лес, мимо горы — про гору, мимо реки — про реку. Дерево мне кажется красавицей, полевые цветы — ее глазами, зеленая трава — ее платьем.
— А почему твои песни грустные?
— Потому что пою о красавице, которую увезли замуж далеко от родного дома, от отца и матери, сестер и братьев, а муж ее уехал биться с неверными за свою землю, за свою родину. В жизни много грустного, печального, сынок, — ответил мне старик.
— Ахун-бабай, вот ты хоть и грустные песни затягиваешь, а лошадь твоя бежит быстрее, — допытывал я старика. Он посмеялся:
— Лошадь понимает по-своему, думает, что я пою о моей красавице Тагире, значит, мы скоро будем дома. Она домой хочет, вот и бежит резвее.
Так же, я думаю, складывал и пел песни свои Салават. Наиболее удачные из песен, западающие в душу, переходили от исполнителя к слушателям, запоминались и расходились по близлежащей округе. Автор-исполнитель становился известной личностью. Его приглашали на свадьбы и другие торжества, что еще больше способствовало росту известности певца и популярности песен. Они, как правило, переживали автора и распространялись далеко за пределами известности его имени. Такие песни становились народными, хотя, конечно, автором их был не народ, а вполне конкретная личность.
Так и песни Салавата. Они пережили его и были известны даже в середине XIX в., спустя полвека после смерти поэта. Краевед Р. Игнатьев записал несколько песен, автором которых считался Салават. Они дошли до нас в переводе на русский язык. Перевод сделал Г. Давлетшин в 1868 г. Это, пожалуй, все, что нам известно из творчества Салавата. Однако в наших родных краях мне приходилось слышать несколько куплетов похожего содержания. В них упоминается родная Салавату речка Кускянды, соловей, так волновавший его сердце. Я расспрашивал исполнителей, кто автор этих куплетов. Но никто определенно не смог назвать автора. Вполне вероятно, что это был Салават, считают они.
Г. Султанов, исполнитель песен о Салавате, родственник его жены Зулейхи, краевед, передавший в музей седло Салавата
В преданиях есть упоминание о «книге Салавата». Возможно, он записывал свои сочинения, ведь был грамотным, писал на тюрки — на башкирском языке арабскими буквами. Предание гласит: «Недалеко от Шаганай-аула есть русская деревня Муратовка. Говорят, в этой Муратовке у Митрофана, сына Тимошки, хранится книга Салавата. Книга Салавата, сказывают, должна быть еще и у директора Ашинской школы» [8]. Однако эти книги, к сожалению, не найдены и, видимо, утеряны навсегда.
Так или иначе, к началу XIX в. песни Салавата на башкирском языке исчезли. Некоторые из них стали, скорее всего, народными, его авторство забылось.
С песен начал Р. Игнатьев свое историческое исследование Салавата: бунтаря, полководца, народного героя. Почему же именно с песен? Да потому, что, пожалуй, ничто лучше песни не выдает характер человека, его сущность. Ведь что такое песня-импровизация? Это описание какого-либо сюжета, прошедшее через внутренний мир автора, его чувства и переживания.
Многое можно выдумать о Салавате: написать пером, отлить в чугуне или бронзе, написать кистью, снять кино — но истину о нем, бескорыстную истину, не зависимую от мнения власть предержащих, могут сказать только его песни. Именно поэтому и в царское, и в советское время песни Салавата были запрещены. В нашем роду ходило предание о Г. Султанове, который спел песню Салавата в 1890 г. на большом сабантуе, за что урядник Хуснуллин запер его в амбар на пять суток. В советское время сочинение Р. Игнатьева с текстом песен Салавата публиковалось лишь однажды, в далеком 1922 г., когда коммунистическая идеология не добралась еще до Салавата. Позже издавались лишь отдельные песни — больше о любви к родине, к возлюбленной. Части песен, касающиеся веры в Аллаха, затрагивающие межнациональные отношения, воспевающие спокойный патриархальный образ жизни башкир, были вырезаны и забыты. Создавался образ Салавата, с которым эти части песен не вязались, и их предали забвению.
Позже, в конце 40-х гг. В. Филов придал переводу песен Салавата на русский язык, сделанному Г. Давлетшиным, некоторую стихотворную форму, убрал при этом острые углы. Естественно, ученый совет Института истории, языка и литературы единогласно одобрил и утвердил творение В. Филова «как первый русский художественный перевод» произведений Салавата Юлаева. «Художественность» в этом труде заключалась лишь в искажении текста песен Салавата Юлаева в угоду коммунистической идеологии. В. Филов, по сути, лишь выхолостил песни Салавата под весьма примитивную рифму. Его «перевод» можно прочитать в книге В. Сидорова «Был героем Салават» [6].
Думаю, что никакие идеологические требования не вправе лишать народ возможности ознакомиться с творческим наследием своего национального героя. Предлагаю читателям полный текст песен и стихов Салавата, дошедший до наших дней.
Мой Урал
Ах, Урал мой благодатный,
О тебе пою
Песню ту мою —
И твое величье славлю.
На тебя глядя,
Сознаю величье Бога,
Божие дела.
Твои чудные вершины
Близки к небесам,
Когда месяц ночью встанет,
На землю глядя, —
Твои вершины чудно светят
Чистым серебром.
Когда солнце утром встанет,
На землю глядя, —
Твои вершины золотятся
И огнем горят.
Вокруг тебя, Урал высокий,
Горы и леса,
Тоже, как ковер богатый,
Стелется трава.
И пестреет весь цветами
Чудный тот ковер.
Восход солнечный встречает
Птичек божьих хор.
И всех птичек громче славит
Бога соловей.
Его голос чудный, сладкий,
Будто бы азан,
На молитву кличет
Верных мусульман.
Ах, Урал мой благодатный,
Про тебя моя
Песня долго не споется,
Слов не находя.
Как тебя, Урал мой, славить.
Как тебя воспеть?
Видно, песня эта будет
Песней без конца...Соловей
Тихой ночью в перелеске
Соловей поет.
Бога ль славит эта песня,
Мира ль красоту,
Про луну ль поет,
Про звезды, про луга, поля,
Иль про огненное солнце —
То не знаю я.
Над серебристою рекою,
На мягкой траве,
Близко от стад моих любимых,
Тут мой конь стоял.
Я лежал в коше, со мною
Вся была семья,
Я велел отдернуть полог
Моего коша.
И всю ночь с вниманием слушал
Голос соловья.
Его голос так был сладок,
Я не мог заснуть.
Хор пернатых Бога славит
С утра до зари.
Соловей же, чудо-птица —
Днем поет и в ночь;
Значит, больше всех Аллаха
Славит соловей.Стрела
Я пустил стрелу высоко,
Ласточку убил.
Бедная пташечка упала
Около моих ног...
И мне очень стало жалко
Бедную мою.
Для чего тебя я, птичка
Бедная, убил?
До чего ты мне пригожа
За такую стать.
Лучше было б,
Чтоб стрелою
Мог бы я убить
Неверного, необрезанного,
Бога не знающего...
Убить неверного, убить.Битва
Было время, время храбрых,
Божьих век богатырей;
Были Гали, Абуталип,
Саш и Нариман;
Знал их целый свет,
Знал про их дела.
Во всю жизнь сражаясь,
Победили многих сильных
И величайших батыров,
Много неверной силы
Меч их поразил.
Не боялись силы вражьей,
Ни драконов, змей,
Ни коварств самих шайтанов,
Ни волшебников ужасных,
Лютых курала (колдунов).
Вот какие были люди
В прежние года.
Про дела ваши я слышал,
Духом возгордясь,
Оседлал коня, и в сечу
Конь меня понес.
Я сразился с врагами
И врагов разил.
На меня напало разом
Триста человек.
Я от всех трехсот отбился,
Вынес конь меня
На широкую долину
К светлому ручью.
У того ручья я Богу
Песнь мою, хвалу
Пел и снова в сечу
Соколом летел.Юноше-воину
Высоко летает ворон,
Выше ворона — сокол,
Выше сокола — могучий
Орел, птичий царь.
Далеко тебе, юный воин,
До богатыря —
Мощного орла,
Но крепись и мужайся,
Бога в помощь позови
И иди на бой ты смело
И везде врагов рази.
Бог великий создал храбрых,
Храбрых воинов своих,
Чтоб они неверных били,
Защищая честь и веру,
Как велит Святой Коран,
Что пророк Святой вещал,
Призовя на помощь Бога.
Не боюся я врагов:
Знаю алчного киргиза,
И урусов (русских) не боюсь.
Если ж суждено мне в битве
Жизнь за веру положить,
Ждет меня награда в небе.
Там на лоне я пророка
В вечных буду жить садах,
Среди вечного веселья,
Ласку гурии вкушать...
Так мужайся, храбрый воин,
Бога в помощь позови,
Богу храбрые угодны,
В поле битвы поспеши.Зюлейха
Зюлейха, земная ты гурия,
Когда б ты знала как мое сердце
К тебе любовью горит;
В твоих глазах я вижу небо,
В твоих глазах я вижу звезды
И тихую красавицу-луну,
Ты — океан глубокий, неизмеримый,
Земная гурия, иль отраженье рая.
Зюлейха, как тебя люблю,
Люблю, но как сказать не знаю,
Затем, что слов не нахожу.
Язык мой слаб, мысли слабы.
Чтобы сказать тебе хвалу,
Хвалу, достойную тебя,
Земная гурия Зюлейха.Родная страна
Родные рощи и леса,
Родные воды и поля,
Святая родина моя,
Урал, Урал мой благодатный,
Люблю я вас, любить вас буду.
Про вас и песню я пою,
Вы, зеленые леса,
Вы, родные рощи и поля,
Поднебесный мой Урал,
Твои снеговые вершины
Люблю, хотел бы век смотреть,
Хотел бы вечно песню петь
Про твою красу.
Когда судьба меня заносит
Далеко от родины святой,
О вас тоскую я, мечтаю,
Родные рощи и леса,
Родные воды и поля,
Родные пажити, кочевья
И благодатный Урал.
И если ветер, я заслышу,
Шумит с родимой стороны,
Мне мнится, ветер мне приносит
Весть с родимой стороны.
Весть с любимой стороны.
Что можно сказать о Салавате, услышав его песни? Он очень любил свою родину, свой Урал. Горные вершины ему казались покрытыми золотом и серебром. Горы и леса представлялись ему богатым цветным ковром.
Башкир отличает от многих народов одна особенность, сложившаяся исторически. Земля, на которой башкир появлялся на свет, была еще и его собственностью — родовой собственностью, приходящей к нему от момента рождения и передаваемая потомкам по наследству. Так было оговорено в договоре с русским царем Иваном Грозным при переходе башкир под его подданство.
Салават, как и любой башкир, был землевладельцем. Урал, горы и леса были не только его родиной, они были основой благополучия его самого, его семьи и потомков. Об этом пела его душа. Что еще нужно счастливому человеку? В песнях Салават восхвалял, возвеличивал свою собственную землю. В ней было его прошлое, настоящее и будущее. В ней было счастье его потомков.
А кого не сводило с ума пение соловья? Салават считал соловья божьим даром. Могу лишь разделить эти чувства. Каждый год в начале лета, слушая соловьиные трели, не перестаю восхищаться этим чудом природы. Однажды, слушая не на шутку разгулявшегося соловья, вложил я мысленно одну фразу в его очередную трель, а следующей трелью, своими пересвистами и пощелкиваниями, соловей как бы дал ответ, продолжил разговор. Так и Салават, видимо, не один раз беседовал с соловьем у прибрежных кустов милой его сердцу речки Кускянды.
В песнях Салават часто обращается к Аллаху. Это говорит о том, что был Салават верным мусульманином, знающим Коран и с азаном спешащим на молитву. Стоит ли удивляться, если известно, что дед его Азналы был также глубоковерующим человеком и совершил хадж-путешествие к святым местам Самарканда и Бухары.
Ранние песни, сочиненные Салаватом до пугачевского восстания, не имеют воинских мотивов и характеризуют его очень мирным человеком, страстно желающим мира и благополучия своей семье, своим стадам, своим коням. Как и всякий башкир, он с любовью относился к своим домашним животным. Мирно пасущиеся табуны, конь у коша, благополучие в семье — вот о чем пел он накануне восстания.
Песни также говорят о том, что Салават знал народные башкирские сказки. Их герои встречаются в его песнях. Они с детства воспитали в нем бесстрашие и храбрость. Однако не было жестокости и кровожадности в Салавате. Он с печалью поет о случайно убитой пущенной им стрелой ласточке. В его сознании укрепилось с детства, что убивать достойно лишь врагов.
По мере возмужания в нем укрепилась мысль о необходимости стать воином. Об этом отдельная песня. В ней Салават поет о том, что ему, юному воину, далеко еще до могучего орла. «Но крепись и мужайся, Бога в помощь позови и иди на бой ты смело, и везде врагов рази...»
Кого же считал своими врагами Салават? Алчного киргиза и уруса. Киргиз-кайсаки (казахи) совершали набеги на башкирские селения, уводили женщин, детей, скот. Русские же захватывали башкирские земли, строили на них крепости, заводы, деревни, были неверными — людьми другой веры, сжигали мечети и строили свои церкви.
В песнях Салават рассказывает нам, за что же он шел воевать. Защищая свою родину, честь, веру, свою землю и семью, поднял клинок Салават. Он готов был за это отдать жизнь. Свято верил, что, отдав свою жизнь за правое дело, он попадет в рай.
Песни Салавата полностью отвергают, отрицают те качества, которые приписал ему С. Злобин. Так Салавату не было дела ни до башкирских, ни до русских бедняков. Он был не так воспитан семьей и верой, чтобы ходить в банде с беглым русским каторжником Хлопушей, как истинный мусульманин, никогда бы не поднял руку на единоверца Абдрахмана, спасшего ему жизнь.
Противостояние мусульман и православных христиан спровоцировал, а точнее организовал, Петр I. В основе его колониальной политики в Башкирии было уничтожение мечетей, духовенства и принудительное крещение нерусского населения. Башкиры же отстаивали свою веру, право на которую было оговорено еще при присоединении башкир к Русскому государству.
Не был Салават ни кровожадным, ни жестоким, никогда не стремился пролить чью-либо кровь. Не его вина, что он, очень мирный человек, жаждущий лишь благополучия своей семье, родным, вынужден был взяться за оружие.
Конечно, песни Салавата никак не соответствовали образу, созданному С. Злобиным и другими авторами, писавшими портрет Салавата с точки зрения коммунистической идеологии. Поэтому тексты песен, собранных Р. Игнатьевым, с 1922 г. более не издавались. Очень хотелось услышать эти песни на башкирском языке. Логично было бы отдать их для перевода кому-нибудь из башкирских поэтов, но стихам большинства из них, на мой взгляд, не хватает лиричности, чувственности, а стихи и песни молодого Салавата отличались именно этим. Тогда я решил, что женщина-поэтесса лучше справится с этим делом. Мне понравились стихи и поэмы Тамары Ганиевой, в которых свойственная женщинам чувственность удачно сочеталась с мотивами патриотизма, размышлениями о роли и месте мужчины в семье, в государстве, в человеческом обществе. Мне показалось, что это и есть та основа, которая сможет передать людям внутренний мир Салавата. Тамара Ганиева перевела стихи Салавата на родной ему башкирский язык и, на мой взгляд, очень удачно.
Одну из песен Салават посвятил любимой Зулейхе. В песне льются восточные мотивы: «земная гурия, отражение рая», — такие слова нашел Салават для своей возлюбленной. Он поет ей о своей любви, он восхищен ею. Надо сказать, что эта песня любви наиболее часто публиковалась в различных вариантах. Не буду останавливаться на них. Отмечу лишь имя возлюбленной Салавата — Зулейха. По моим сведениям, так звали одну из жен Салавата.
Последняя из записанных его песен полна любви к родине. Эту песню можно назвать песней-предчувствием. В ней слышен какой-то внутренний голос, говорящий Салавату, что он надолго расстается с родиной:
Когда судьба меня заносит
Далеко от родины святой,
О вас тоскую я, мечтаю,
Родные рощи и леса,
Родные воды и поля,
Родные пажити, кочевья
И благодатный Урал.
Судьба унесла его далеко от родины, унесла навсегда, лишила и гор, и лесов, и кочевий, и родных, и детей. Только память о родине и песни остались с ним, да еще престарелый отец, несколько соратников по борьбе, ставших друзьями по несчастью. Сколько раз там, на берегу Балтийского моря звучала мелодичная башкирская песня, скрашивающая тоскливую жизнь каторжан и возвращающая их на родину, к семьям, к счастливым временам.
Умерла императрица, приговорившая участников Пугачевского восстания к каторге. Пришел к власти ее сын, отвергший все творения матери, но у царей не было жалости к тем, кто осмелился пошатнуть царский трон. Порядки были таковы, что из Рогервика не возвращались.
Нет сомнения в том, что и там, на каторге, из сердца Салавата лились новые песни. Но это были тоскливые песни каторжника, песни о тяжкой судьбе, о заветной мечте вернуться на родину, к родным и близким, песни о мечте, которой не суждено было сбыться. Единственное предание о Салавате, сохранившееся среди эстонских рыбаков, рассказывает о том, что он каждый день, выходя на берег моря, пел песни.
Изучая творчество Салавата, зная его склонность к исполнению песен-импровизаций, я как-то задался вопросом: почему он — башкир, певец, исполнитель песен, близких к кубаирам, не играл на курае? Нигде, ни в самих песнях, ни в эпосах о Салавате, ни в преданиях, ни даже в легендах нет упоминания о том, что он играл на курае! Почему? Я не единожды задавал себе этот вопрос, но долго не мог получить на него ответ.
Салават любил петь на публике — на сабантуях, на свадьбах. Его слушали, принимали, восхищались, значит, музыкальный слух у него был. Вывод напрашивается один: был какой-то физический недостаток, не позволявший ему играть на курае. Но какой?
Ответ на этот вопрос пришел из тех же преданий. Мухаметша Бурангулов записал от Габит-сэсэна предание о детстве Салавата, в котором говорится, что когда Салавату было пятнадцать лет, он в схватке с медведем сломал себе зуб. Из-за этого и не смог научиться играть на курае, иначе мелодии курая обязательно бы сопровождали его пение. А кураистов он очень любил. Частенько приходил к пастухам, чтобы послушать их игру [8, с. 131].
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |