18 ноября Соколов-Хлопуша повел казаков и заводских работных людей на Ильинскую и Верхне-Озерную крепости. По пути к нему присоединились пятьсот башкир, живших по реке Ику, и полторы тысячи ногайских татар. Через два дня дошли до цели.
Ильинскую крепость, обороняемую шестью десятками солдат, взяли без труда. Коменданта поручика Лопатина и несколько человек рядовых, оказавших сопротивление, тут же казнили, после чего двинулись на Верхне-Озерную, в которой располагался полк из отряда бригадира Корфа, прорвавшегося в Оренбург. Склонить защитников к капитуляции не удалось. Соколов-Хлопуша сообщил об этом в Берду. 26 ноября на помощь «полковнику» примчался «государь» с пятью сотнями казаков. Соединившись, бросились на штурм, но, понеся большие потери, отступили.
Здесь Пугачев узнал, что к Верхне-Озерной «идет какой-то майор с командою». Он сразу выступил ему навстречу. Однако в пути его не настиг, а «нашел в крепости Ильинской»1. Это были три роты секунд-майора Заева — четыреста шестьдесят человек.
29 ноября самозванец подступил к Ильинской. Разбив ядрами деревянный бастион, мятежники устремились в пролом и «с обычным воплем ворвались в крепость»2. Командир, почти все офицеры и двести солдат были перебиты. Пленных привели в ближайшую татарскую деревню и поставили на колени перед заряженной пушкой. Вышел Пугачев — гордый, в парадном казацком одеянии.
— Прощает вас Бог и я, ваш государь Петр III, император. Вставайте, — сказал он и приказал повернуть пушку и выстрелить в степь.
Пугачеву представили двух офицеров — капитана Камешкова и прапорщика Воронова.
— Зачем вы шли на меня, на вашего государя? — спросил победитель.
— Ты нам не государь, — ответили пленники, — у нас в России государыня императрица Екатерина Алексеевна. А ты вор и самозванец.
— Повесить! — взревел Пугачев3.
«История должна сохранить сии смиренные имена», — убеждал своих читателей Александр Сергеевич Пушкин4.
Потом привели капитана Баширина. За него вступились солдаты:
— Государь, не вели казнить доброго человека.
— Коли он был добр к вам, то я его прощаю, — проявил великодушие самозванец и приказал остричь капитана, как и пленных солдат, по-казацки, под «кружало»5.
Пугачев вернулся в Берду.
Бибиков, еще не вступив в командование карательными войсками, сумел понять, что успехи Пугачева в столкновении с генералом Каром, полковником Чернышевым и майором Заевым могут умножить силы самозванца, вселить уверенность в его сообщников, вызвать распространение восстания на новые районы России. Эта опасность казалась Александру Ильичу тем более реальной, что чернь верила манифестам «великого государя»6.
В начале декабря Бибиков прибыл в Москву и «нашел обширную сию столицу в страхе и унынии. Холопы и фабричные и вся многочисленная чернь, шатаясь по улицам, явно оказывала буйственное свое расположение и приверженность к самозванцу, который, по словам их, несет им желаемую свободу»7.
Положение в Оренбурге было еще хуже. Блокированный повстанцами, город испытывал острый недостаток в продуктах питания. Иссякли запасы фуража. Лошади дохли. Их резали для употребления в пищу. Рейнсдорп остался без кавалерии. Жители, казаки и даже солдаты роптали, проявляли «неудовольствие». Многие из них переходили на сторону самозванца.
Пугачев знал о положении в городе. Бывало, вытирая набежавшую слезу, говаривал:
— Мне очень жаль бедного простого народа, он голод великий терпит и страдает напрасно8.
К концу года в лагере под Бердой собралось не менее двадцати тысяч повстанцев. Они размещались в домах, сараях, в специально вырытых землянках. Все были сыты, одушевлены верой в победу и счастливую жизнь после нее в свободном казацком государстве во главе со своим «хорошим царем», который избавит их от податей и ненавистной рекрутчины. Для «государя Петра Федоровича» «все равны, все дети». О каждом надо позаботиться. Повесил, например, мать-помещицу — будь ласков, отдай ее девочек на прокорм миру и накажи выдать их замуж за крестьян, когда подрастут. Девиц постарше, что на выданье, лучше взять под свою опеку и не позволять им скучать, хотя бы по ночам... А еще организация работы военной коллегии, обеспечение армии артиллерией, прием челобитчиков, решение повседневных вопросов.
Однажды явились в Берду посланцы от крепостных отставною капитана Михаила Карамзина.
— Зачем приехали, детушки? — спросил Емельян Иванович.
— Была у нас в Михайловке твоя казачья команда, надежа-государь, — ответил один из ходоков. — Шибко чудно вещали служивые: на помещиков, дескать, не работайте, податей не платите. Подлинно ли так?
— Подлинно! — подтвердил самозванец. — Помещиков своих не слушайте, ибо я жалую вас вольностью9.
Михайловские крестьяне уехали. А Пугачев призвал к себе секретаря Ивана Почиталина и, чтобы развеять сомнения, повелел ему написать манифест ко всем верноподданным Российской империи. Вот что начертал поднаторевший к тому времени в сочинениях таких бумаг молодой казак:
«Действительно я уже всех вас пожаловал... землею, рыбными ловлями, лесами, бортями, бобровыми гонами и прочими угодьями, также вольностью. Сверх сего, от Бога дарованной мне властью обещаюсь, что впредь никакого уже отягощения вы не понесете.
Если кто не будет на сие мое милосердие смотреть, яко то, помещики и вотчинники, тех как сущих преступников закона и общего покоя, злодеев и преступников против воли моей императорской, лишать их всей жизни, то есть казнить смертию, а дома и все их имение брать себе в награждение...
Ныне же я для вас всех един из потерянных объявился, и всю землю своими ногами исходил и для дарования вам милосердия создан...
Кто же сей мой милостивый указ получит в свои руки, тот бы его... из города в город, из жительства в жительство пересылал и об оном моем ко всему роду человеческому милосердии объяснял...»10
Так, в заботах, проходили дни и недели. А мятежники все стояли под стенами Оренбурга, пытаясь взять крепость измором.
25 декабря Александр Ильич Бибиков приехал в Казань. Через несколько дней он написал жене в Петербург:
«Дела здесь нашел прескверны, так что и описать, буде б хотел, не могу; вдруг себя увидел гораздо в худших обстоятельствах и заботе, нежели как сначала в Польше со мною было. Пишу день и ночь, пера из рук не выпуская; делаю все возможное и прошу Господа о помощи...
Впрочем, я здоров, только ни пить, ни есть не хочется, и сахарные яства на ум не идут. Ух! Дурно»11.
Между тем Михайло Толкачев, отправленный Емельяном Пугачевым из Ильинской в Яицкий городок, в канун Нового года достиг цели. Ожидая нападения мятежников, полковник Иван Симонов успел укрепить территорию, на которой находились войсковая канцелярия, гауптвахта, соборная церковь с колокольней и другие общественные здания. Здесь комендант разместил гарнизон и «согласных» казаков. «Прочие все, взбесясь... каждый день приступали к оной крепости»12.
В ночь на 30 декабря Иван Симонов выслал навстречу мятежникам старшину Нефеда Мостовщикова с командой в восемьдесят казаков. Неподалеку от Яицкого городка они были окружены.
Большая часть из них перешла на сторону пугачевцев. Только три человека вернулись в крепость и рассказали о случившемся13.
Симонов приказал звонить в набат. На призыв полковника отозвалось не более семидесяти казаков. «А все прочие остались в своих домах». Комендант понял, что он может рассчитывать только на силы своего гарнизона — чуть более девятисот человек при восемнадцати орудиях14. Это в три раза больше, чем у повстанцев.
«Не более как в четверть часа» казаки Толкачева вошли в Яицкий городок, но крепость взять не смогли. В Берду поскакал курьер с просьбой о подкреплении.
Сначала Пугачев отправил на помощь Толкачеву Овчинникова, «а с ним три пушки и единорог, да казаков пятьдесят человек». Потом, поразмыслив, и сам поскакал за ним, но без войск, лишь с личной охраной. Все жители Яицкого городка вышли встречать «великого государя Петра Федоровича»15.
Осмотрев укрепления, Пугачев понял, что взять их имеющимися силами не удастся, поэтому приказал возводить батареи и делать подкоп. Казаки прорыли траншею и в конце ее заложили десять пудов пороху, однако взрыв не причинил большого вреда. Девятичасовой штурм оказался неудачным. Потеряв четыреста человек убитыми, Емельян отступил. Симонов недосчитался после боя всего пятнадцати солдат.
На следующий день после неудачного штурма, 21 января 1774 года, состоялся круг. Атаманом Яицкого городка был избран Никита Каргин, а сотниками — Афанасий Перфильев и Иван Фофанов. Они получили право разбирать судные дела, наказывать за незначительные преступления, а об особо важных из них доносить в Военную коллегию и ожидать «высочайшего» повеления.
Пугачев не отказался от намерения взять яицкое укрепление. После первой неудачи он приказал подвести подкоп под колокольню, на которой стояли пушки, ведущие огонь по всем направлениям штурма; Овчинникова отправил в Гурьев за пушками, ядрами и порохом, а сам решил вернуться в Берду, поручив Каргину держать осажденных в постоянном напряжении.
Рейнсдорп, узнав от своего лазутчика об отъезде Пугачева в Яицкий городок, надумал разгромить лагерь мятежников. Он планировал нанести удар силами трех колонн под командованием генерала Валленштерна, бригадира Корфа и майора Наумова, которые вели за собой более двух тысяч солдат при двенадцати орудиях.
Атаманы Лысов и Шигаев, оставшиеся в Берде за главных начальников, встретили неприятеля ураганным огнем из тридцати пушек и отважной атакой многотысячной пехоты и кавалерии. Гарнизонные войска вышли из подчинения командиров. По раздраженному признанию генерала Валленштерна, «такой на всех напал страх, что не думали и спастись и гнали их наподобие овец, кололи да в полон свой злодейский забирали, так что которые бросили ружья, те и живы остались»16.
Повстанцев удалось остановить лишь огнем крепостной артиллерии. Рейнсдорп потерял убитыми, ранеными и пленными четыреста одиннадцать человек, в том числе семь офицеров, а также тринадцать пушек. После «сего несчастного случая» у него пропала надежда на «истребление злодеев» силами оренбургского гарнизона17. К тому же городское «общество» «по причине голода» находилось на грани взрыва. Осталось уповать на судьбу.
Победа была хорошим подарком «государю». Но хотелось преподнести еще. И соратники старались вовсю. Шигаев, оставшийся в лагере начальствовать, послал Соколова-Хлопушу с командой в четыреста человек и двумя орудиями в Илецкую Защиту. С поручением справился, с ходу взял крепость, освободил восемьдесят семь каторжников, работавших на соляных копях, захватил «пять пушек с лафетами», двадцать пудов пороху и вернулся в Берду18.
Пугачев, пополнивший арсенал своей армии, приказал готовиться к генеральному штурму осажденного Оренбурга, а сам помчался в Яицкий городок, чтобы закрепить успех разгромом полковника Симонова.
Примечания
1. Допрос Е. Пугачева в Москве... С. 166.
2. Дмитриев-Мамонов А.И. Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири. СПб., 1907. С. 27—28.
3. Пушкин А.С. Соч. Т. 7. С. 45.
4. Там же.
5. Там же.
6. Крестьянская война в России... С. 185.
7. Сальников Ю. Указ. соч. С. 61.
8. Мавродин В.В. Под знаменем крестьянской войны. М., 1974. С. 46.
9. Сальников Ю. Указ. соч. С. 62.
10. Документы ставки Е.И. Пугачева... С. 35—36.
11. Пушкин А.С. Соч. Т. 7. С. 50.
12. Пугачевщина. Т. 2. С. 124; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 268; Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 9. Ч. 2. С. 597, 605.
13. Пугачевщина. Т. 2. С. 125; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 267—268.
14. Крестьянская война в России... С. 195.
15. Допрос Е. Пугачева в Москве... С. 204; Пугачевщина. Т. 2. С. 109.
16. Овчинников Р.В. О победе отрядов Е.И. Пугачева под Оренбургом // Исторический архив. 1960. № 1. С. 158—160.
17. Крестьянская война в России... С. 190.
18. Допрос Е. Пугачева в Москве... С. 166—167, 170.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |