В то время когда основные силы Пугачева подходили к Царицыну, отдельные его отряды ворвались уже в пределы Земли Донской. Наказной атаман Семен Никитич Сулин протрубил всеобщий сбор казаков, способных держать оружие, в основном малолеток и стариков, ибо служилые находились в действующей армии, за границей или в отдаленных губерниях империи. Командовать ополчением он приказал ветерану Семилетней войны и недавних крымских сражений сорокалетнему полковнику Михаилу Сидоровичу Себрякову. Всем хорош был бы командир, если бы не мучил бедного геморрой, да так, что и в седле уже сидеть не мог. По Дону поползли слухи, что идет-то вовсе не самозванец, а истинный государь. Казалось просто невероятным, что какой-то хорунжий Емелька из Зимовейской станицы мог так долго противиться царским генералам. Поэтому люди шли на сборные пункты неохотно. Отроки еще подчинялись приказу начальства, а те, кто был помудрее, — противились.
— Как бы нам вместо Пугача, — говорили старики, — не поднять рук на помазанника Божия императора Петра Федоровича.
При всем старании Себрякову удалось собрать не более двухсот казаков. С такими силами немыслимо было и мечтать об отражении мятежников, которые подступили почти к родной Етеревской станице. Михаил Сидорович собрал свое семейство, упаковал сундуки и укатил под защиту Новохоперской крепости.
«Прости, брат, — писал он с дороги старшине Лащилину, — а я крайне болен от горячки с лихорадкою; не знаю, как быть живому. Желаю вам добрых успехов. Постарайся, пожалуй, ко отечеству не пустить Пугачеву толпу»1.
А пугачевцы между тем ураганом промчались через Березовскую, Етеревскую, Молодельскую, Заполянскую, Орловскую и Раздорскую станицы. Очевидец тех страшных событий Антон Ребров вспоминал на закате дней, а добросовестный донской историк Михаил Сенюткин записал за ним и передал в некрасовский «Современник» такой вот нехитрый рассказ почти столетнего старца:
«Злодеи в кратковременную бытность в донских станицах принуждали людей присягать и служить будто следующему в их главной толпе императору Петру Федоровичу, вели с собою, противящихся казнили, вешали и убивали до смерти, лошадей и воинские принадлежности брали на обмундирование себя, грабили пожитки и резали скот на пищу»2.
В Березовской пугачевцы потребовали станичный табун и выбрали из него самых лучших лошадей. В Малодельской повесили двух казаков. В Заполянской жестоко избили атамана и двух стариков за отказ дать им овса и сена. Жителей охватил несказанный ужас. Люди бежали в лес, бросая имущество. Женщины умоляли мужчин не оказывать бунтовщикам сопротивления, предлагали встретить их хлебом-солью, лишь бы спастись от смерти. Воины, видавшие виды, колебались. Даже старшины не проявляли обычной решительности, запуганные народной молвой о несчетном числе мятежников.
Узнав об отъезде Себрякова, Сулин назначил походным атаманом ополчения войскового старшину Луковкина и приказал ему немедленно отправиться на Медведицу, сформировать там три полка и выступить против мятежной вольницы. Решить эту задачу было непросто. Верховые казаки усомнились в болезни своего командира, но заподозрить его в трусости не посмели, не было оснований, ибо он пользовался репутацией героя и на самом деле был таковым.
— Мы готовы идти на злодея, но у нас нет главного начальника, — кричали они, — видно, это не Пугач, а государь, ежели Михаил Сидорович уехал, кабы не так, он остался!3
Целых двенадцать часов убеждал Луковкин казаков и добился-таки успеха, поверили станичники. В самую полночь выступил он в поход, отмахал восемьдесят верст, загнал лошадей, утомил людей, с ходу внезапно напал на бивуак повстанцев и разбил их в пух и прах. В следующие два дня было покончено с другими отрядами пугачевцев, решивших поискать удачи на Дону.
Как-то все это не вяжется с утверждением некоторых историков: правительству удалось предотвратить массовое восстание на Дону только потому, что он был «буквально наводнен войсками» еще до того, как туда прибыла армия Пугачева. Заблуждение или подтасовка фактов в угоду концепции?
Да, казаки готовы были воевать за Петра Федоровича, но не за Емельяна Ивановича. В этом мы еще убедимся...
Один из мятежников, пугачевский полковник Василий Акаев, после разгрома у станицы Заполянской был взят казаками Абросима Луковкина в плен и доставлен в Черкасск. Под сенью петли прочли ему приговор, привязали веревками к кованым кольцам, вбитым в эшафот, отпустили от щедрот Петра Ивановича Панина триста шестьдесят ударов кнутом, потом отрезали уши в назидание другим. Испустил дух незадачливый боец за светлое будущее.
Себряков, отъехавший в опасное для империи время в Новохоперскую крепость лечить свой геморрой с лихорадкой в придачу, был предан суду, который, однако, окончился для него вполне благополучно — высочайшим помилованием.
Наградой Луковкину был чин армейского полковника, золотая медаль с портретом императрицы, должность судьи войсковой канцелярии и, конечно, «уважение сограждан» — ценили в России преданных престолу людей.
Примечания
1. Сенюткин М. Военные действия донцов против крымского хана Девлет-Гирея... // Современник. 1854. Т. 46. № 1. С. 96.
2. Там же. С. 102.
3. Там же. С. 96.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |