В лагере самозванца вешали часто и пороли не реже. Но одно дело — вздернуть коменданта какой-нибудь захудалой крепости или отодрать розгами станичного атамана и совсем другое — настоящего полковника казачьих войск, взятого в бою. В глазах мятежников Кутейников был важной персоной. Раненого старшину привезли на крестьянской телеге и под улюлюканье собравшихся отходили дубинами по ребрам, оттаскали за волосы, и, «надев ему на шею петлю», два дюжих молодца стали тянуть за концы веревки в разные стороны. Обреченный хрипел — зрители смеялись. Шумная, но незлобивая получилась потеха — умел веселиться русский мужик. Потом едва живого пленника отвели в «царский шатер». Пугачев сидел за столом в компании приближенных. Перед ним стояли штофы с водкой, различные закуски. Посмотрев на вошедшего, Емельян Иванович предложил ему выпить. Тот отказался.
— Не хочешь — неволить не стану. — И, помолчав, спросил: — Ты дом Пугачева разорял?
— Не разорял, а исполнял высочайший приказ, — ответил Кутейников без вызова, но уверенно.
Вошла Софья Дмитриевна, вызванная адъютантом.
— Вот Пугачиха, узнаешь ли ее?
— Я ее никогда не видывал, не знаю.
В допрос вмешался один из сидевших за столом:
— Скажи-ка, старшина, готов ли ты служить верой и правдой великому государю Петру Федоровичу?
— Не готов, не могу отступить от присяги, данной ее величеству Екатерине Алексеевне.
— В таком разе ты будешь повешен.
— А может, лучше четвертовать его? — обратился к товарищам другой казак из свиты самозванца.
— Нет, надо разрезать ему пятки и вытянуть жилы, — решительно заявил третий и посмотрел на своего повелителя.
— Завтра расстрелять! — приговорил Пугачев. — А пока запереть его в сарае и поставить надежный караул1.
Федор не спал. Лежа на соломе, он мучительно перебирал последние дни своей жизни:
— Два поражения кряду: на Пролейке-реке и у Царицына. И от кого? От голодранца, шута, выдающего себя за покойного императора. Нет, лучше уж умереть, чем пережить такой позор...
Забрезжил рассвет. От тягостных раздумий отвлек его протяжный, звучный скрип отворяемых ворот сарая. Вошел татарин с гнусной опухшей физиономией, жестом приказал встать и выйти. На дворе ожидал их еще один стражник в такой же войлочной шапке, как и у первого. Поддерживая под руки с большим трудом стоявшего на ногах пленника, они перевели его через буерак и посадили на яру. Младший конвоир поднял ружье, нажал курок — получилась осечка. Повторил — выстрела не последовало. После нескольких попыток неудачливый палач в сердцах «вдарил его в припор, в левый бок, однако внутренности не захватил». Кутейников скатился в овраг и пролежал там без чувств более двух часов. Мятежники уже ушли, когда к израненному, избитому Федору вернулось сознание. Собрав остаток сил, поплелся он вверх по Царицынской Пичуге к Грачевской крепости, недалеко от которой настигли его донские казаки, бежавшие от самозванца. Они-то и доставили старшину в Качалинскую станицу, а оттуда домой2.
В то же утро отрубили голову Дубовскому казаку Ивану Федорову за попытку убить самозванца на месте пленения старшины Кутейникова, куда он прискакал со своей свитой.
Примечания
1. Там же. С. 184.
2. Там же.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |