Петр Грузинов

«В Павловске... была цитадель или форт под названием Бип, куда офицеров при случае сажали под арест, — вспоминал Н.А. Саблуков. — Два полковника из донских казаков по имени Залувецкие, известные своими подвигами в предыдущую войну, были арестованы и посажены в Бип за смелые ответы»¹.

Среди донских казаков не было Залувецких, тем более «известных своими подвигами» в Русско-турецкую войну. Может быть, за давностью лет мемуарист забыл фамилию братьев или назвал их по прозвищу. Но то, что он имел в виду Евграфа и Петра Грузиновых, не вызывает сомнения. Это подтверждается другими источниками.

Первым был взят под стражу Петр Осипович. Даже для того «незабвенного жестокостью» времени с ним обошлись крайне сурово, заключив с рогаткой на шее в павловскую тюрьму Бип. Уж не потому ли и назвали цитадель так, что по благословению императора Павла в нее нередко отправляли самых близких ко Двору офицеров?

«Назад тому третий год от его императорского величества был прислан ко мне офицер, — вспоминал перед казнью Петр Грузинов, — он арестовал меня и доставил начально в Павловск... а потом — в крепость, там устроенную, где судим я был воинским судом, а за что, не знаю... Содержался я там под караулом месяца три или более, точно не упомню»².

Коль судим был воинским судом, значит, должно было остаться следственное дело, но все попытки найти его оказались безрезультатными. Вполне вероятно, что Петр Грузинов был взят под стражу за вольнодумство. Документы свидетельствуют, что он позволял себе сомнительные разговоры еще под Варшавой, обсуждая в кругу друзей движение казаков против переселения на Кубанскую линию. А может, речь шла и о справедливой борьбе поляков? Или, допустим, о присяге, данной на верность Павлу I генерал-поручиком Тадеушем Костюшко и графом Игнацием Потоцким в Петербурге, после которой они получили свободу? Завистливые, досужие и даже сочувствующие современники чем угодно могли объяснить арест недавно удачливого офицера, в том числе и «переходом» его на сторону польских повстанцев. А этого не могло быть уже потому, что он чуть ли не каждый день был в бою. Следовательно, не до того было.

Однако вернемся к воспоминаниям Н.А. Саблукова: «...Были арестованы и посажены в Бип за смелые ответы...» Это свидетельство мемуариста подтверждается, кажется, семейным преданием, записанным одним из сыновей Афанасия Осиповича...

* * *

Давно это было, в самом начале моих поисков материалов о героической и трагической судьбе братьев Грузиновых...

Москва. Чистопрудный бульвар. Я иду на встречу с внуком (!) Афанасия Осиповича Грузинова. Опоздал. На пять лет опоздал. Петр Евграфович умер на 92-м году жизни. Меня встретила его вдова, Зинаида Григорьевна, старая женщина, сохранившая черты былой красоты. Она пригласила меня войти и провела в комнату. Запомнились стены, увешанные портретами предков, каждый из которых мог бы стать героем романа или исторической повести. С одной из миниатюр на меня смотрела молодая женщина. Я обратил вопрошающий взгляд на хозяйку.

— Некая Каролина Рейнсдорф, — сказала Зинаида Григорьевна, — да вы снимите, на обороте есть надпись.

Позднее, работая в Центральном государственном историческом архиве Москвы, я установил, что Каролина Григорьевна Рейнсдорф — жена Афанасия Осиповича Грузинова.

— Зинаида Григорьевна, а это кто? — спросил я, указывая на миниатюру с изображением юного офицера с модной прической начала XIX столетия «в порыве ветра».

— Один из рода Грузиновых, но кто именно, не знаю. Впрочем, и Петр Евграфович не знал.

Атрибутировать миниатюру помог мне легендарный Владислав Михайлович Глинка, замечательный историк и талантливый писатель. Посмотрев на изображение, он сказал:

— Славный молодой человек. Артиллерист. Герой. Обратите внимание: вот медалька за 1812 год. Боевая. Да, боевая! Серебряная на Андреевской ленте.

Для меня этих сведений было достаточно, чтобы понять: на миниатюре изображен самый младший из пяти братьев Грузиновых — Николай Осипович, выпущенный из второго кадетского корпуса в полевую артиллерию. Он действительно участвовал в Отечественной войне и заграничных походах русской армии.

Смотрю на фотографии. На одной из них — помещик Московской губернии Евграф Афанасьевич Грузинов, корреспондент герценовского «Колокола»; на двух других — его сыновья Александр и Петр. Первый — полковник, командующий Московским военным округом во время Февральской революции; второй — агрохимик, автор научных трудов по специальности³.

Нерешительно спрашиваю:

— Зинаида Григорьевна, а не оставил ли кто-либо из предков Петра Евграфовича воспоминаний?

— Оставил. Конечно, оставил. Муж очень дорожил этой рукописью.

Зинаида Григорьевна открыла ящик стола и протянула мне десяток листов с водяными знаками начала XIX века.

Милейшая Зинаида Григорьевна была столь добра, что позволила мне взять с собой не только рукопись, но и миниатюры. За эту редкую доверчивость я по гроб жизни благодарить ее не перестану.

Бережно упаковав полученные реликвии, помчался я в район стадиона «Динамо», где жил мой старый друг, у которого я останавливался со студенческих лет во время частых приездов в Москву. Егор Александрович, узнав причину моего необычного возбуждения, поставил на стол бутылку «Столичной».

— Владимир Иванович, по случаю такой удачи не грех и выпить.

— Не грех, Егор Александрович, не грех, — поддержал я, и мы выпили. Признаюсь, с удовольствием.

Мы часто тогда встречались и в Ростове, и в столице, и у меня на даче в станице Елизаветинской, и у него в небольшой деревушке на берегу Москвы-реки недалеко от Звенигорода. Он был тогда моложе, а я совсем молодым.

Егора Александровича уже нет. Он прожил долго, девяносто два года. Из них почти четверть века в сибирской ссылке.

* * *

Из рукописи следует, что во время встречи Петра Грузинова с Павлом I разыгралась будто бы такая сцена.

— Я велю снять тебя с лошади и прогнать нагайками в Черкасск подвязывать коням хвосты! — кричал император, теряя самообладание.

Не сдержался и вспыльчивый внук Романа Намчевадзе:

— Государь, в то время, когда ты еще играл в войну со своей гвардией, я уже проливал кровь за Отечество и тешился над врагами при взятии Очакова и Измаила, и тому не подвязывать хвостов у коней, кто умел отвязать бунчук у паши турецкого.

Павел не мог снести подобного ответа, задрожал весь от гнева:

— Схватить дерзкого, сорвать с него крест и кинуть ему в лицо!

— Крест мне дала Екатерина, а не ты, государь, — парировал Грузинов и в запальчивости обнажил саблю, но тут же, опомнившись, кинул ее к ногам Павла.

Находившиеся в кабинете адъютанты скрутили ему руки...

Конечно, гордившиеся своим пращуром потомки несколько преувеличили драматизм описанной сцены, но если допустить, что вспыльчивый казак мог в присутствии императора вынуть из ножен саблю, то почему бы он не решился употребить запрещенное слово «отечество» и позволить себе злую иронию над затянувшимися гатчинскими потехами Павла Петровича? Все это кажется невероятным, но почему же тогда по прибытии в Павловск на него надели рогатку — железный ошейник с тремя рожками? Похоже, Тайная экспедиция знала о нем больше, чем известно нам.

Воспроизведенная сцена подтверждается в некоторых деталях и самим Грузиновым. Вот что сказал он через два года своим черкасским судьям:

«Государь император высочайше указать соизволил лишить меня всех чинов, отобрать Георгиевский крест и знаки Военного ордена. Сие тотчас было исполнено через офицера»⁴.

Бесспорно, встреча подполковника Грузинова с императором Павлом состоялась и, как видно, была бурной. Но чем она была вызвана? Думаю, что доносом.

Почти в то же время и в том же кабинете был раздет до нижнего белья, постыдно избит флигель-адъютантами и в одной казачьей шинели спешно отправлен в Бип контр-адмирал Павел Васильевич Чичагов. При этом Павел I «гробовым голосом» кричал:

— Я знаю, что вы якобинец, но я разрушу ваши идеи! Уволить его в отставку и посадить под арест! Снимите с него ордена!⁵

Удивительное сходство сцен, воспроизведенных памятью разных людей в разные годы независимо друг от друга.

К концу павловского четырехлетия в заключении находилось до пятнадцати тысяч человек. «Сам во все входит и скор на резолюции», — хвалил царя Василий Капнист в одном из писем к жене и чуть было не оказался в Сибири.

Примечания

1. Записки Н.А. Саблукова... С. 64.

2. ГАРО. Ф. 46. Оп. 1. Д. 101. Л. 25.

3. Грузинов П.Е. Справочник по агролабораторному оборудованию. М., 1932 и др. издания.

4. ГАРО. Ф. 46. Оп. 1. Д. 101. Л. 25.

5. Записки Н.А. Саблукова... С. 64—65; Шильдер Н.К. Император Павел I. СПб., 1901. С. 429.