В середине марта 1708 года Булавин вернулся на Дон и остановился в Пристанском городке на Хопре. Начался новый этап в развитии восстания. Выбор места для концентрации сил надо признать удачным. Там оседала значительная часть беглых крестьян и работных людей, горевших желанием осуществить свою мечту о вольной казацкой жизни.
Еще до возвращения Булавина на Дон в Пристанском городке собралось до тысячи человек. Большие отряды повстанцев действовали под Саратовом и Тамбовом: охотились на бояр, прибыльщиков и подьячих; разоряли и грабили тамошние деревни; отгоняли армейские табуны, предназначенные для снаряжения драгунских полков, и отдельных лошадей, принадлежавших крестьянам; призывали к своему «воровству» заготовителей леса «на корабельное строение» в Азове. И ожидали подхода атамана, который, по слухам, вел за собой до семнадцати тысяч запорожцев1. Только вряд ли эта цифра заслуживает доверия.
В эти дни особую активность проявили Андрей Рубец и Лука Хохлач, которые привели в Пристанский городок до трехсот человек. Чтобы расширить состав своих сторонников, они призвали на совет по двадцать «лутчих людей» от каждой из всех хоперских, медведицких и бузулукских станиц. Скоро собрался первый повстанческий круг представителей верхового казачества. На него как нельзя кстати поспел Кондратий Булавин, только что прибывший из Сечи2.
— Атаманы-молодцы! Постоим все вкупе с радением за дом Пресвятой Богородицы, за истинную веру христианскую, за благочестивого государя нашего Петра Алексеевича против злых бояр и немцев!
Атаманы-молодцы! Постоим все вкупе с радением за Войско Донское против неправых старшин и изменника Лукьяна Максимова!
Это они высылали неволею в Русь не токмо новопришлых, но и старожилых казаков, обретавшихся здесь лет по двадцать, а то и больше.
Это они сокрывали от нас годовое царское жалованье, также и за астраханскую службу в дуван ничего не дали.
Это они сажали нас в воду ради своих взятков и вешали по деревьям за ноги.
Это они давили наших младенцев меж колод.
Это они чинили ругательства над нашими девицами и женами.
Это они выжигали огнем наши городки и грабили пожитки3.
Смерть супостатам, что реку Дон боярам продали!
Круг возбужденно загудел. Булавин вынул из ножен саблю, нервно рассек ею воздух и, чеканя каждое слово, сказал:
— Если я своего намерения не исполню, то этою саблею отсеките мне голову!4
Булавин овладел кругом и повел его в бездну. Переведя дух, он продолжил:
— Мы пошлем своих людей по Хопру и Медведице, Бузулуку и Дону вверх и вниз, возьмем изо всех станиц по половине казаков, съедемся в Паншине и оттуда пойдем на Черкасский остров для перемены и выбору иных старшин и атамана.
— Веди нас, атаман! Все пойдем за тобой! Постоим за Войско Донское!
— Спаси вас Бог, казаки. Спаси Бог. Спасибо!
Булавин порывисто пошел по кругу, всматриваясь в казаков, неожиданно остановился и, обратившись к стоявшему перед ним богатырю, спросил:
— Как зовут тебя, молодец?
— Василь Строк, — бойко ответил восхищенный казак.
— Слышал. Слышал. Деятельный помощник Хохлача. Будешь полковником походного войска, Василий!
— Смогу ли я, атаман?
— Ты сможешь, Строк! Я верю. — И пошел дальше.
— А ты кто?
— Мартын Чекмарихин из донской Сиротинской станицы.
— Готовься к походу, полковник!
Подойдя к третьему, Кондратий Афанасьевич вопрошающе посмотрел на него.
— Иван Шуваев из здешней станицы, — едва выговорил дрожащий от страха казак.
— Назначаю тебя...
— Не хочу, не могу, не буду, — перебил Иван атамана и рухнул на колени, — помилуй, батюшка.
— Встань! — брезгливо морщась, взревел Булавин. — Я сказал, будешь! — И приказал высечь полковника плетью, очевидно чтобы выбить из Шуваева страх5.
Воцарилась гробовая тишина. Булавин указал еще на несколько казаков, назначив их есаулами и знаменщиками. Никто не возражал.
Войску предстояло идти на Черкасск «конною и судовою силою». Но лошадей не хватало. Поэтому пристанский круг приговорил отправить Луку Хохлача «человек со ста» под Тамбов «для отгону» драгунских табунов6.
По агентурным сведениям, полученным козловским воеводой князем Григорием Ивановичем Волконским, повстанческий казачий круг состоялся 9 марта 1708 года. Возможно, в этот же день в Пристанский городок прибыл и Кондратий Афанасьевич Булавин.
После круга Булавин развернул энергичную подготовку к походу на Черкасск. Чтобы расширить размах движения, он обратился с призывом в русские города, села и деревни, считая не просто возможным, но и необходимым привлечь на свою сторону представителей местной администрации. С какой целью? Для борьбы против феодального гнета? Конечно нет. Дело не в том, что простой народ «делил» представителей власти на «злых» и «добрых», как пишут некоторые историки, а в том, что он вступился «за благочестивого царя», якобы павшего жертвой заговора «бояр и немцев».
Это правда, что «за время булавинского восстания не было ни одного случая перехода царских офицеров, администраторов или дворян на сторону повстанцев»7. А могло ли быть иначе? Ведь они знали, что государь и его сын живы. Кондратий Афанасьевич не знал, потому и продолжал призывать к борьбе против «изменников». Было бы глупо следовать за ним людям со здравым смыслом.
Теперь самое время вернуться к донесению Афанасия Полухина, которого мы оставили после беседы с Кондратием Булавиным. Побывав в лагере повстанцев, он рассказал, что даже в ближайшем окружении атамана господствовало убеждение, «будто великого государя и царевича в живе нет давно, а владеют государством бояре да прибыльщики и немцы». Как ни пытался шпион князя Григория Волконского развеять это заблуждение — не получилось. В глазах мятежников он так и остался обманщиком8.
Выслушав при прощании напутственную брань Луки Хохлача и получив от него два гроша, по-видимому за согласие информировать руководителей восстания о развитии событий в Козлове и Тамбове, Афанасий Полухин вернулся домой и тут же рассказал князю Григорию Волконскому о том, что узнал о замыслах бунтовщиков, и, между прочим, о том, что они собираются в поход, а куда — неизвестно9.
Чтобы наказать «бояр и немцев за их злое дело», надо было идти в поход на Москву. Поэтому местом сбора всех мятежных сил Булавин назначил Тулу — пункт, хорошо известный казакам с давних пор. Через него проходили пути донских станиц в столицу и обратно в Черкасск.
Под знамена Булавина склонились жители ближайших к Пристанскому городку селений Козловского и Тамбовского уездов, заготовители корабельного леса, плотогоны, работные люди. Они выбирали своих атаманов и есаулов и шли на соединение с повстанцами на Хопер. Князь Волконский с тревогой сообщал тогда царевичу Алексею, что «бунт множитца», а сил у него нет никаких, кроме двух рот «для всякого охранения», да и те военного «учения по артикулу» не проходили10.
Основания для беспокойства у князя Волконского были. По слухам, доходившим до него, в середине марта под началом Булавина собралось не менее двадцати тысяч казаков, не считая калмыков. Тем более что они намеревались идти на Тамбов, Козлов и «иные городы»11.
Надо, впрочем, отметить, что верховые казаки были не так уж и единодушны в своем желании поддержать восстание. Например, представители семи хоперских станиц сообща решили «служить великому государю верно и к вору Кондрашке Булавину не приставать». Но большая часть донских городков пошла за мятежниками, особенно те, что располагались по берегам Северского Донца12.
Итак, Булавин думал идти на Москву, но в тылу у него оставался Черкасск с атаманом и старшинами, изменившими «общему согласию». Поэтому он решил прежде всего взять донскую столицу, убить Максимова «за то, что он с азовскими боярами знаетца». Та же участь была уготована и «старым казакам», то есть сторонникам московского правительства13.
В Пристанском городке ремонтировались и снаряжались суда, отобранные у торговых людей, рассылались письма по всем верховым и низовым станицам с призывом «верстаться пополам» и быть в готовности: одним — по приказу выступить в поход, а другим — в случае необходимости встать на защиту своих куреней. За уклонение от борьбы за «старое поле» полагалась смертная казнь. В повстанческую армию принимались и крестьяне, но только те, «кто похочет, а неволею никого не брали»14.
Наверное, главной задачей восстания Булавин считал возрождение былой вольности Дона. Месть боярам, прибыльщикам и немцам за смерть «благочестивого царя» могла быть лишь ширмой для прикрытия или оправдания на случай поражения. Не объясняет ли это столь разное отношение к казакам и крестьянам при формировании походного войска? Вряд ли сегодня можно сказать об этом определенно. Ясно одно: лозунг борьбы за якобы загубленного государя играл важную роль, особенно на начальном этапе движения.
Стремясь расширить восстание, Булавин решительно потребовал от казаков хоперских станиц, чтобы они «пришлых с Руси беглецов принимали со всяким прилежанием» и, вопреки традиции, не брали бы с них никакой мзды за укрывательство.
В конце марта 1708 года Булавин, оставив пристанский лагерь, двинулся вниз по течению Хопра «конницею и водою» на десяти судах. Достигнув устья реки, атаман остановил свое войско, чтобы дать людям отдых и пополнить запасы хлеба. Была также мысль захватить полевую артиллерию, стоявшую близ Донецкого городка, но он не получил поддержки тамошних казаков. Не желая терять времени, он поднял свою армию и поспешил с нею в Черкасск.
Закончился период формирования походного войска. Булавин добился поддержки основной массы казачества. Восстанию сочувствовали многие черные люди примыкающих к Дону уездов России. Его готовы поддержать гультяи Запорожья. Назревали события исключительной важности.
Примечания
1. Там же. С. 166.
2. Там же. С. 169.
3. Там же. С. 452—453.
4. Соловьев С.М. История России. Т. 15. С. 174.
5. Булавинское восстание. С. 169, 462.
6. Там же. С. 169.
7. Там же. С. 174.
8. Там же. С. 203.
9. Там же.
10. Там же. С. 177.
11. Там же. С. 175.
12. Там же. С. 169.
13. Там же. С. 174, 176.
14. Там же. С. 182.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |