Глава тринадцатая

Лиза убедила Тимофея, что уезжать с хутора на ночь глядя нет никакой надобности.

В Форштадт они приехали на следующий день после полудня.

Обе девочки, Таня и Надя, домовничали в крепостном доме на Бухарском, а в Форштадте хозяйничал Никита. Он поджидал их у ворот. Увидев показавшийся из-за утла тарантас, парнишка замахал фуражкой и, припадая на ногу, заспешил навстречу.

Когда тарантас поравнялся с Никитой, Тимофей, не выпуская из рук вожжи, спрыгнул наземь.

— Здорово, хозяин! — сказал он и пошел рядом с подводой.

— Здравствуй, батя, здравствуй, маманя.

— Как оно тут живется? Как дышится?

— Ничего, батя, живем помаленьку. А я загадал себе, куда вы поедете: туда, в крепость, на Бухарский, или сюда завернете? Решил, что сюда. Думаю, тебя сюда больше тянет, в Форштадт.

— Вот уж это верно, Никиток.

— А девок из города сюда не вытянешь, — засмеялся Никита.

— Кому что нравится.

Ворота были распахнуты, и кони радостно и дружно внесли тарантас во двор.

— Батя, взгляни-ка, вон идет перс, — сказал Никита, увидев вдали шедшего по улице высокого чернобородого мужчину в цветастом халате, с белой чалмой на голове.

— А ты что, знаешь его?

— Знаю. Он уже не раз заходил к нам, тебя спрашивает. Позавчера при мамке наведывался и сегодня утречком завертывал.

— А чего ему надо?

— А кто ж его знает. Он мне не сказывает, спросит про тебя, я отвечу — нет дома, с тем и уходит. Вот и все.

Пока Тимофей и Никита выпрягли и поставили под навес к колодам лошадей, перс вошел во двор. Шел он уверенно, сразу было заметно, что он здесь не первый раз.

— Салям алейкум, господин сотник, Тимофей Иванович, — сказал перс и на мгновение приложил руки к груди.

— Алейкум салям, — ответил Тимофей. — Чем могу служить?..

— Да пошлет аллах благополучие твоему дому, да пошлет здоровье и радость всей твоей семье. Позволь войти чужеземцу в твой дом.

— Входи, пожалуйста. Я только сейчас приехал, сам еще не поднимался в дом. Сын сказал, что ты уже приходил.

— Хороший у тебя сын, — не сразу ответив на вопрос, сказал перс. — Умная у него голова, рассудительный мальчик, да пошлет ему аллах здоровья и еще больше разума. С ним говорить приятно. Беседует как взрослый человек.

— Давай, входи, — пригласил Тимофей гостя в горницу.

— Да, я уже имел счастье трижды посетить твой дом, — сказал перс, когда они уселись в горнице. — Большую радость мне послал аллах — увидеть и разговаривать с твоей женой, господин сотник Тимофей Иванович.

Не скрывая своего безразличия к восторженным словам и похвалам перса в адрес сына и Лизы, Тимофей еще раз повторил свой вопрос, с чем гость к нему пожаловал.

— У тебя, господин сотник, есть друг-персиянин, Василий Торнов?

— Есть.

— Он и мой друг. Если бы я не знал его и если бы он не просил меня зайти к тебе, я не осмелился бы незваным появиться в твоем доме. Василий Торнов очень хороший человек, но у него мало удачи. Он — бедный человек. Аллах долго не посылал ему успеха и лишь теперь услышал его молитвы и сменил свой гнев на милость. Меня зовут Гасан Мурад, — продолжал перс.

Тимофею было знакомо это имя.

— Ах, так ты и есть тот самый Гасан Мурад, который оставил Василия без куска, — недовольно сказал Тимофей. — Хорошие же друзья у Василия Торнова! Можно сказать, обобрал доверчивого человека — и с глаз долой? Так, что ли, получается?

— Не спеши, не спеши, дорогой сотник, Тимофей Иванович, я нашему другу деньги большие привез. А что меня долго не было, не приезжал, торговые дела не отпускали. Его товары пошли в большой цене на рынке в Мешхеде. В Багдаде ждут и очень просят его товаров. Я привез нашему другу деньги, и не только те, которые принадлежат ему по праву, но хочу оставить свои деньги и просить, чтобы он много своего товара подготовил. Не откажешь ли, глубокоуважаемый господин мой, Тимофей Иванович, принять от меня эти деньги? Чтобы передать Василию Торнову вместе со словами, которые я тебе сказал.

— А разве ты не можешь с ним встретиться?

— Нет. Я очень хотел видеть его, — сказал перс. — Я посылал к нему гонца, но гонец вернулся, сказал, что нет Торнова дома. И жены его нет, куда-то они ушли из селения, и никто не знает куда, одни говорят на завод, другие — в горы. Сидеть в Оренбурге и ждать я больше не могу. Наши люди рассказывают, что в киргизских степях, за Яиком, бродят большие толпы военных людей из киргиз-кайсаков, боюсь — могут со временем дорогу закрыть. Еще одна опасность, сотник Тимофей Иванович, ты, надеюсь, лучше меня о ней знаешь: в Яицком казачьем городке плохо. Неспокойно. Там брат на брата поднялся. Не мое это дело вмешиваться в дела иностранные, я не могу и должен уехать. Возьми эти деньги, господин сотник Тимофей Иванович, не обижай своего и моего друга. Или откажешь, господин сотник Тимофей Иванович?

— Не знаю, долго ли я буду дома... — сказал Тимофей.

— Твоя супруга поможет.

— Оставляй. Передадим, — согласился Тимофей.

Перс достал из-за пазухи кожаный мешочек и, выложив на стол деньги, принялся их считать. В это время вошла Лиза, чтобы пригласить Тимофея и гостя к столу.

Перс улыбнулся, по привычке прижал руки к груди и снова принялся за свое дело, а Лиза, никогда не видавшая столько денег, испуганно вышла из комнаты.

— Откудова такие деньги? Чьи это? — с беспокойством спросила она, когда ушел перс.

— Похоже, ты даже напугалась... — рассмеялся Тимофей. — Не бойся, это не наши, а Василия Торнова. Передать ему велено.