Не дожидаясь, когда в походную колонну построятся все отряды, Пугачев приказал командирам двигать полки в том порядке, какой ему казался наиболее разумным. Он во главе передней сотни покинул Берду.
Тимофей удивился, когда увидел, что головная часть войск, оставив Берду и переправившись через Сакмару, не свернула вправо, на зимник, ведущий в Татарскую Каргалу и Сакмарский городок, а, вступив на Самарский тракт, продолжала двигаться по нему вперед, увлекая за собой все войско.
Что случилось? Ошибка?
По снежному насту, где лошадь то и дело проваливалась по брюхо, Тимофей обогнал передние сотни и подъехал к Пугачеву.
Дорога была узкой, и всадники ехали попарно.
В одном ряду с Пугачевым рысил Чумаков, за ними — Сильнов и Шигаев, в следующей паре ехали Иван Творогов и Яким Давилин. Дальше так же попарно двигалась полусотня Сильнова, следом — полусотня из яицких казаков — гвардионцы, личная охрана.
— Ваше величество, — пристроившись с боку, заговорил Тимофей. — Мне кажется, мы не по той дороге ударились.
— А ты помалкивай, — буркнул Пугачев, почти не глядя на Тимофея. — Не суйся поперед батьки в пекло, сам вижу, куда едем.
— Уж больно он дотошный, ваше величество, — с ехидным добродушием сказал Чумаков. — Его повсюду хватает.
Пугачев промолчал.
Тимофей хотел повернуть коня назад, но Пугачев окликнул его.
— Погоди, полковник. Верно ты сказал, едем мы не на Сакмарск, а совсем в другую сторону. Нашлись старшины да полковники — пристали с ножом к горлу. Их благородия считают, что генерал Мансуров да князь Голицын от Татищевой крепости по зимнику ударятся на Оренбург, а дорогу на Яицкий городок оставят открытой; мы же, умники, тем часом доберемся до Ново-Сергеевской крепости и оттудова через Илецк прямехонько в Яицкий городок. Вот как плануют господа старшины да полковники яицкие.
— Так, ваше величество, — с обидой в голосе заговорил Чумаков. — Каждый себе худа не желает.
— Как думаешь, Подуров, могло такое случиться, чтобы генералы дорогу нам дали на Яицк?
— Трудно сказать, ваше величество, все зависит от того, какие у них планы. Будь я на их месте, обязательно пропустил бы. Как зайца в силок.
— То-то и оно. Я тоже так думаю, — сказал Пугачев и, хмуро взглянув на Чумакова, продолжал: — Если мы и на этот раз проморгаем, больше не дам, чтоб меня пеленали, как несмышленыша.
— На мою думку, государь, — вмешался Сильнов, — пока не поздно, надо бы повернуть на Сакмарск.
Пугачев ничего не ответил.
Дойти до Ново-Сергеевки войскам так и не удалось. Высланные вперед дозорные донесли, что у Переволоцкой крепости дороги перехвачены войсками Голицына и навстречу двигаются эскадроны гусар и драгун.
Пугачев приказал повернуть назад и, как предполагалось раньше, пробиваться в Каргалу, а оттуда — на Сакмарский городок. Но вскоре повстанцев настигли войска Голицына. Почти до самой Каргалы пугачевцы шли, отбиваясь от наседавших гусар и драгун. Казачьи сотни несколько раз переходили в контратаку. Тимофей тоже водил свой полк против гусар, но те в открытый бой не вступали, живо поворачивали коней и уходили. А с обеих сторон дороги появлялись лыжники. Легко скользя по снегу, то отходя, то снова приближаясь, они вели прицельный огонь, истребляя всадников, которые из-за глубокого снега не имели возможности подобраться к ним и ответить ударом на удар.
На улицах Каргалы — ни души. И Тимофею невольно вспомнился первый приезд Пугачева в Татарскую Каргалу: восторженно орущая толпа на площади, над головами кресло и в нем — в алом кафтане Пугачев.
К Тимофею подъехал Альметь.
— Помнишь, Тимофей Иваныч, манифест писали и читали?
— Помню, Альметь. Почему-то все попрятались, как сурки в норы.
— Боятся, — сказал Альметь. — Большая армия против нас пошла. Ну ничего, у нас будет больше. Мы еще вернемся сюда, Каргала. Ты — очень хороший поселок, и мы тебя не бросим.
Не звали они того, что несколько часов назад в Каргале татарские старшины схватили, связали и отправили в Оренбург к генерал-губернатору полковника Хлопушу с женой и сыном. Отправили той самой дорогой-зимником, по которому советовал идти Тимофей.
Ведя непрерывные бои, войска Пугачева медленно отходили к Сакмарскому городку.
Лазутчики донесли, что к Голицыну подоспело свежее подкрепление — конница генерала Мансурова.
Противник наседал, не давая передышки. Чтобы хоть на время оторваться от преследователей и выйти из боя, Пугачев решил дать сражение у Сакмарского городка.
И вот завязался бой, самый упорный и жестокий за последние дни.
Конная лавина Пугачева, ощетинившись пиками, пошла навстречу эскадронам гусар, драгун и конных егерей князя Голицына. За конными двинулись пешие: мужики, работные, все те, кто отказывался вернуться домой и решил до конца идти за своим государем.
Не выстоять бы войскам князя Голицына, кабы не его артиллерия: он выдвинул более двух десятков пушек, и наступающих в упор стали разить ядра и картечь. Непрерывно гремели орудия, заснеженное поле покрывалось убитыми и ранеными, крутом — стоны, неистовая брань, ржание обезумевших коней. Пугачевцы в яростном порыве, с криками «Бей!», «Громи!», теряя на покрасневшем снегу товарищей, неслись вперед, чтобы добраться до вражеских эскадронов.
Но вот пушки замолчали. Началась сеча. Под первым натиском казаков Тимофея подались гусары. Но не бегут. Ожесточенно рубятся, наседают.
Тимофею кажется, что время идет медленно.
Он видит — к противнику подоспели свежие силы и сразу кидаются в бой, пытаясь обойти, ударить с обоих флангов.
«Сколько там эскадронов: один-два с каждой стороны?» — думает Тимофей.
Против его полка ринулся свежий эскадрон гусар. Цепь его казаков не выдерживает нового натиска, подается назад. А вон уже кто-то повернул коня, уходит.
— Ребята! Держись! — зычно кричит Тимофей, а сам думает: «Все! Бой проигран». Руки делают свое дело: левая то поднимает коня на дыбы, то поворачивает его в сторону, а правая пластает шашкой направо-налево, встречаясь с чужой шашкой, сыплет искры. Кто-то кричит, кто-то падает с коня.
Тимофей видит небольшую кучку конников, среди них — Пугачева и Сильнова. Да это же гвардионцы! На них наседают гусары, пытаются взять их в кольцо... «Надо спасать, спасать надо!»
Тимофей обернулся, крикнул своим:
— Ребята, за мной!
В эту минуту в голове появилась такая боль, что он чуть было не свалился с коня.
Услышал ли кто его клич, Тимофей не знал, но увидел рядом с собой Зиянгулу.
— Зиянгула, друг, государя надо выручать.
Зиянгула — настоящий джигит, он не отстает от Тимофея ни на шаг.
К Пугачеву пробивается Альметь с башкирами. Рубят, колят драгун, и они отступают. Тимофею показалось, будто над Альметем блеснула шашка и он повалился с коня... Не хотят драгуны упускать дорогую добычу, стеной стоят, но и Тимофей не один, с ним рядом его казаки, башкиры и джигиты Зиянгулы.
У Пугачева крепко сжаты губы, он приник к конской гриве и пластает шашкой.
— Государь, беги, — кричит Тимофей.
А тот вроде и не слышит...
— Уходи! Петр Федорович, уходи... — не своим голосом опять кричит Тимофей.
И только сейчас Пугачев оглядывается на Тимофея, на Зиянгулу, на их джигитов, оттеснивших драгун.
— Сильнов, уводи его! — крикнул Тимофей и увидел перед собой драгуна с поднятым палашом.
«Нет, господин драгун, меня так просто не возьмешь». Он рывком поднимает коня на дыбы и опускает шашку на плечо драгуна. В ту же минуту, чуть скосив глаз, видит — скачет Пугачев, за ним Сильнов и гвардионцы. «Уйдут, — радостно думает он, — уйдут, у них добрые кони».
Рядом раздается выстрел, у офицера еще дымится пистолет, а Зиянгула медленно валится с лошади. «Боже мой, джигит ты мой дорогой!»
Вот и все, что осталось у Тимофея в памяти о том бое под Сакмарским городком.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |