Поэтическое наследие Салавата

Воин и поэт. Эти слившиеся воедино качества являются неотъемлемой частью Салавата Юлаева — «первого башкира, превратившегося в символ своей нации», неустрашимого борца за свободу и счастье народные. И благодарный народ пронес память о своем герое через века. Отправленный на вечную каторгу Салават был еще жив, а о нем и его храбрых воинах пели песни, рассказывали предания. «Есть, однако, у башкир и свои давние песни, переходящие из поколения в поколение, таковы песни Салавата, о Салавате...», — отмечал замечательный краевед прошлого — историк, этнограф, фольклорист Р.Г. Игнатьев. «Огонь, зажженный Салаватом, слуги царя тщательно закапывали в землю, но он не погас, только все глубже и глубже уходил в недра народной души. Прежде всего я имею в виду его стихи и песни... Их сжигали, за них обвиняли и били кнутом, враги поэта и недруги народа их извращали, вкладывая в них противные правому делу и интернациональному духу Салавата мысли и устремления, но в устах истинных сэсэнов они вновь воскресали в своем первозданном виде», — пишет Мустай Карим.

Стихи и песни поэта-импровизатора. Что они из себя представляют? Много ли их? Сколь достоверно их авторство? Когда впервые были напечатаны?

В том, что песни и стихи Салавата и о нем существовали всегда, сомневаться не приходится. Однако после подавления восстания всячески пресекались любые воспоминания об этом величайшем в истории России народном движении.

Преданная царизму феодально-старшинская верхушка старалась вытравить из памяти народной образ Салавата Юлаева. Так, житель деревни Казырбак Салаватского района Башкортостана Гарифьян Султанов вспоминал, что когда в 1890 г. он по просьбе народа заиграл на скрипке мелодию о Салавате и запел, то был арестован урядником.

Жестокие репрессии привели к тому, что «население Башкирии к XX веку, несомненно, позабыло многое из того, что могло бы рассказать раньше...». Многое, но не все. Произведения Салавата жили в народе, тайно передаваясь из поколения в поколение. Конечно, и в этом даже не приходится сомневаться, все они (дошедшие до нашего времени) претерпели изменения: были, очевидно, какие-то наслоения, даже искажения, но в них сохранился высокий гражданский пафос, звучат мотивы любви к родине, «благодатному Уралу», народу и в то же время мягкий лиризм, задушевность...

В условиях жестокой цензуры (даже спустя много лет после подавления восстания) в конце XIX в. были, в частности, созданы два произведения, основанные во многом на фольклорном, главном образом башкирском, материале, в том числе и произведениях самого Салавата. Это очерк Ф.Д. Нефедова «Движение среди башкир перед Пугачевским бунтом; Салават, башкирский батыр», вышедший в 1880 г. и являющийся по существу первым дореволюционным исследованием, где Салават показан не только как «бунтовщик и мятежник», но и как человек с богатым духовным миром, а также работа Р.Г. Игнатьева «Башкир Салават Юлаев, пугачевский бригадир, певец и импровизатор» (опубликована в 1893 г.). И благодаря именно этим авторам до нас дошли произведения Салавата, включенные в упомянутые произведения. Разница в том, что Ф.Д. Нефедов публиковал их в прозе, а Р.Г. Игнатьев — в поэтической форме.

В качестве примера приведем небольшой отрывок из очерка Ф.Д. Нефедова: «Поэтическое чувство точно так же рано сказалось в Салавате. Природа, родина, рассказы о героях — все это с необыкновенною силой действовали на его впечатлительную натуру, поднимая в душе множество различных чувств, образов, картин. Он хотел бы на все отозваться и все воспеть: но у него, по собственному признанию, «нет слов», и он робко, точно бы стыдясь кого, неверным голосом начинает свою песню.

«Урал мой благодатный! Я хочу петь про тебя песню и славить величие твоей красоты».

«Когда гляжу я на тебя, я сознаю все могущество бога и его дивные дела. Урал! Твои чудные вершины поднимаются высоко и касаются небес. Ночью, когда проснется месяц и окинет взором землю, твои вершины светят чистым серебром; когда солнце встанет и озарит лучами землю, твои вершины золотятся и огнем горят. Везде, куда ни взглянешь, горы и леса, широким ковром расстилается зеленая степь, вся украшенная цветами ... Ах, Урал! Я пою про тебя, но у меня нет слов, как воспеть тебя... Нет, видно, моя песня — будет песня без конца!»

Салават жалуется, что у него нет слов и для выражения чувства к девушке, прелестный образ которой пленил его.

«Зюлейха, земная ты гурия! Если бы ты знала, какой любовью горит к тебе мое сердце? В твоих глазах я вижу то кроткое небо, усеянное звездами и с красавицей луной, то океан неизмеримый и глубокий. Ты — земная гурия, в которой отразился сам рай. Зюлейха! Я так люблю тебя, но как — не умею сказать!»

Порою из широкой груди певца вырываются и иные звуки:

«Я пустил стрелу высоко и убил пташку. Бедная! Она упала к ногам моего коня. Мне стало так жаль ее! Для чего я, бедная моя, убил тебя? Лучше, если бы эта стрела попала в неверного, злого врага моей родины».

Счастье тихой семейной жизни, в гармонии с природой, передано Салаватом в одной из его песен:

«Тихая ночь. В перелеске поет соловей. Дивная песня! Кого она славит: Бога или величие мира? Может, соловей поет про лучезарное солнце, робкую красавицу-луну, ясные звезды, зеленые луга и степи? Я не знаю».

«Над серебристой рекою, среди мягкой, душистой травы стоял мой кош. Вблизи гуляли мои любимые стада. Я лежал в коше: со мной была дорогая моя семья. Я велел отдернуть полог и всю ночь слушал песню соловья. Мне было так хорошо, так сладко, что я не мог заснуть всю ночь!»

«Хор птичек славит Бога с утра до зари: но соловей и днем поет и ночью. Значит, соловей больше всех славит Бога».

Р.Г. Игнатьев представил «верный перевод ... нескольких песен, приписываемых Салавату». «Мы не решаемся передать их рифмованными стихами, чтобы не отступить от смысла подлинного, башкирского текста», — пишет он и делает очень важное примечание: «Перевод сделан еще в 1868 г. покойным Давлетчиным».

Впоследствии эти песни были переведены снова на башкирский язык. Наиболее удачные переводы в начале 20-х гг. сделал Сагид Мирасов, а в начале 50-х — Рашит Нигмати. А далее уже с этих текстов их стали переводить на русский язык. Переводили В. Филов, С. Злобин, Б. Турганов, Г. Шафиков и другие. И хотя в целом произведения сохранили суть, но звучали, конечно, по-разному. За последние годы были напечатаны восемь стихов Салавата Юлаева: «Мой Урал», «Родная страна», «Битва», «Юноше-воину», «Стрела», «Мой кош», «Зюлейха», «Соловей». В частности, в переводе Б. Турганова они опубликованы в различных изданиях: «Поэзия народов СССР 4—18 веков». — «Библиотека всемирной литературы» (1973), «Наш Салават» (1973, 1982), «Салават Юлаев» (1981), «О башкире-певце и бесстрашном бойце» (1986) и т. д. Вероятно, эти публикации наиболее знакомы современному читателю. Однако опубликованные Р.Г. Игнатьевым переводы Давлетчина вряд ли известны многим. Тем не менее они представляют большую ценность и интерес. Напечатаны эти материалы были в упомянутом очерке Р.Г. Игнатьева в «Известиях Общества археологии и этнографии» (Т. 11. Вып. 2. С. 161—166. Казань, 1893). Конечно, их поэтический стиль очень далек от совершенства, но ценность их, повторяем, не оспорима. Текст с незначительными сокращениями дается в соответствии с грамматическими особенностями того времени.

1

О! Урал мой благодатный,
Про тебя пою
Песню ту мою —
И твое величье славлю,
На тебя глядя,
Сознаю величье Бога,
Божии дела;
Твои чудные вершины
Близки к небесам,
Близки к небесам.
Когда месяц ночью встанет,
На землю глядя, —
Твои вершины чудно светят
Чистым серебром;
Когда солнце утром встанет,
На землю глядя, —
Твои вершины золотятся
И огнем горят.
Вокруг тебя, Урал высокий,
Горы и леса
Тоже, как ковер богатый,
Стелется трава;
И пестреет весь цветами
Чудный тот ковер,
Чудный тот ковер.
Восход солнечный встречает
Птичек божьих песнь,
И всех птичек громче славит
Бога соловей.
Его голос чудный, сладкий,
Будто бы азан,
На молитву кличет
Верных мусульман.
Ах, Урал мой благодатный,
Про тебя моя
Песня долго не споется,
Слов не находя.
Как тебя, Урал мой, славить,
Как тебя воспеть;
Видно эта песня будет
Песней без конца...

2

Тихой ночью в перелеске
Соловей поет.
Бога-ль славит эта песня,
Мира-ль красоту,
Про луну-ль поет,
Про звезды, про луга, поля,
Иль про огненное солнце,
То не знаю я.
Над сребристою рекою,
На мягкой траве,
Близко стад моих любимых
Тут мой кош стоял.
Я лежал в коше, со мною
Вся была семья.
Я велел отдернуть полог
Моего коша.
И всю ночь с вниманьем слушал
Голос соловья.
Этот голос так был сладок,
Я не мог заснуть.
Хор пернатых Бога славит
С утра до зари,
Соловей же, чудо-птица —
Днем поет и в ночь;
Значит, больше всех Аллаха
Славит соловей.

3

Я пустил стрелу высоко,
Ласточку убил.
Бедная пташечка упала
Около моих ног...
И мне очень стало жалко
Бедную мою!
Для чего тебя я, птичка
Бедная, убил?
Для чего ты мне пригодна,
На какую стать?
Лучше было б,
Как стрелою
Мог бы я убить
Неверного, бога не знающего...

4

Было время, время храбрых,
Божьих век богатырей;
Были Гали, Абутали,
Саш и Няриман:
Знал их целый свет,
Знал про их дела;
Во всю жизнь свою сражаясь,
Победили многих сильных
И величайших богатырей,
Много неверной силы
Меч их поразил.
Не боялись силы вражьей:
Ни драконов, змей,
Ни коварств самих шайтанов,
Ни волшебников ужасных
Лютых курада (колдунов).
Вот какие были люди
В прежние года.
Про дела ваши я слышал,
Духом возгорясь,
Оседлал коня и в сечу
Конь меня понес.
Я сразился со врагами
И врагов разил,
На меня напало разом
Триста человек.
Я от всех трехсот отбился,
Вынес конь меня
На широкую долину
К светлому ручью.
У того ручья я богу
Песнь мою, хвалу
Пел и снова в сечу
Соколом летел.

По поводу этой песни у башкир составилось предание, что сложил ее Салават про себя: он будто бы где-то один отбился от 300 казаков. Указывают даже место, куда вынес Салавата конь — близ Саткинского завода при ключе Пермяцком.

5

Высоко летает ворон,
Выше ворона — сокол,
Выше сокола — могучий
Орел, птичий царь,
Далеко так тебе, юный воин,
До богатыря —
Мощного орла,
Но крепися и мужайся,
Бога в помощь призови,
И иди на бой ты смело,
И везде врагов рази...
Если ж суждено мне в битве
Жизнь за веру положить,
Меня ждет награда в небе,
Там на лоне я пророка
В вечных буду жить садах
Среди вечного веселья,
Ласки гурий вкушать...
Так мужайся, храбрый воин,
Бога в помощь призови,
Богу храбрые угодны,
В поле битвы поспеши.

6

Зюлейха, земная ты гурия,
Когда б ты знала, как мое сердце
К тебе любовью горит;
В твоих глазах я вижу небо,
В твоих глазах я вижу звезды
И тихую красавицу-луну,
То океан глубокий, неизмеримый,
Земная гурия, иль отраженье рая.
Зюлейха, как тебя люблю.
Люблю, но как сказать, не знаю
Затем, что слов не нахожу;
Язык мой слаб, и мысли слабы,
Чтобы сказать тебе хвалу,
Хвалу достойную тебя,
Земная гурия Зюлейка.

7

Родные рощи и леса,
Родные воды и поля,
Святая родина моя,
Урал, Урал мой благодатный,
Люблю я вас, любить вас буду.
Про вас и песню я пою,
Вы зеленые леса,
Вы родные роща и поле.
Поднебесный мой Урал,
Твои снеговые вершины
Люблю, хотел бы век смотреть,
Хотел бы вечно песню петь
Про твои красы.
Когда судьба меня заносит
Далеко от родины святой,
О вас тоскуя, я мечтаю,
Родные рощи и леса.
Родные пажити, кочевья
И благодатный мой Урал.
И если ветер я заслышу,
Шумит с родимой стороны,
Мне мнится, ветер мне приносит
Весть с родимой стороны,
Весть с любимой стороны.

Таковы известные нам стихи Салавата^*. Может быть, некоторым они покажутся не столь совершенными по сравнению с современными переводами, иногда более краткими и «конкретными». Но, думается, что нам дорого все, связанное с именем народного героя. И тот факт, что созданные свыше двухсот лет назад эти произведения, передаваясь из поколения в поколение, хранились в сердцах народных, говорит о любви благодарных потомков, о памяти к легендарному батыру.

Примечания

*. Более подробно см.: Идельбаев М.Х. Об авторской индивидуальности в поэзии Салавата Юлаева // Ядкяр. 2000. № 4. С. 131—141.