За две недели перед Николиным днем на винокуренный завод Тимашева вступил отряд башкирского старшины Алакая. Из завода было вывезено 130 бочек вина, 35 лошадей, 12 волов, несколько коров, забрано около 30 работных людей1.
Вероятно, речь идет о Юладинском заводе, находившемся в 15 километрах южнее Бирска. Как известно, Николин день приходится на 6 декабря. Следовательно, повстанцы, одновременно с блокадой Уфы, стали продвигаться дальше, в северном направлении. Первый отряд появился в Прикамье 6 декабря. Атаман Петр Вязовов привел в дворцовое село Каракулино отряд из 150 башкир и арестовал бежавшего из Бирска воеводу премьер-майора Ф.Д. Моисеева и управителя Каракулинской дворцовой волости капитана Ф.М. Орлова.
Перед зданием местной канцелярии жителям зачитали указ «государя Петра Федоровича». После этого пленников увезли в Чесноковку. Зарубин приказал утопить их в Белой2.
Вскоре после бегства воеводы Бирск занял повстанческий отряд. Предводитель (вероятно старшина Каранай Муратов) приказал жителям окрестных башкирских и мишарских деревень отправить из каждой деревни по два человека «для принятия курану»3. Подобным образом мусульманское население приводилось к присяге на верность «государю». Из Бирска команда направилась на Ангасякский винокуренный завод Тимашева.
Управитель Сарапульской дворцовой волости титулярный советник С.Г. Баранов, узнав об этом, отбыл в Казань, сославшись на необходимость «отдачи рекрут»4. Поручик Горячкин 7 декабря собрал свою команду и отбыл в неизвестном направлении. В брошенном начальством селе началась паника.
Казанский губернатор, известясь о происшествии в Каракулино, 13 декабря отправил Баранова обратно в Сарапул.
В пути управитель, услышав, что и в Сарапул уже вошли «злодеи», снова возвратился в Казань.
Оставшиеся в селе староста Афиноген Суханов и сотник Петр Стригин, выполняя указ Бранта, попытались организовать сопротивление. Они разослали по волости приказы крестьянам с требованием под страхом смертной казни срочно явиться с оружием в Сарапул. На Воткинский и Ижевский заводы отправили «промемории» с просьбой о помощи.
Ангасякский завод временно сделался ставкой отрядов, наступавших на дворцовые волости. Жители приграничных марийских деревень, вооруженные дубьем, были поставлены по дорогам «держать проезжающих боярских и заводских людей»5.
Через неделю после ареста Моисеева и Орлова в Каракулино приехала многочисленная башкирская команда. Забрав 7 пушек, порох, ружья, пики, она отправилась к Сарапулу6.
Наступление на село повелось с трех сторон: из Ангасякского завода и села Касево, из деревень Карманово и Карякино и из села Каракулино.
За неделю до Рождества, т. е. примерно 18 декабря, в Касево одновременно прибыли Каранай Муратов из Ангасякского завода и Ермухаммет Кадырметов из д. Байгузино.
В тот же день сюда стали приезжать за «билетами» сарапульцы. Показания жителя с. Березовки Сарапульской волости крестьянина Михаила Даниловича Лихачева позволяют нам частично воссоздать события тех далеких времен. Лихачев приехал за билетом в ближайшую марийскую деревню. Башкирский старшина Миней спросил его: «Смирно ли в Сарапульской волости и нет ли каково бунта?» Лихачев ответил: «Смирно». Но находившийся тут же его односельчанин Михайло Хлебников возразил: «Нет, там не смирно». Старшина, «осердясь на него, Лихачева, за сказанную неправду, приказал посадить в колодку». В это время в деревню приехал житель Сарапула Петр Фофанов, возвратившийся из-под Уфы, куда он ездил «с осетрами на поклон к злодеям». Узнав от Лихачева о том, что Фофанов, выдававший себя за бедного, в действительности один из самых богатых в Сарапуле, Миней отправил обоих под караулом в «главную толпу» Караная Муратова, находившуюся в 30 верстах.
Пугачевский полковник, указав на виселицу, спросил Лихачева: «Скажи правду, какой оной Фофанов человек?» Лихачев «изобличил» Фофанова. Тогда последний, признавшись и кланяясь Каранаю, попросил: «Помилуйте, дайте мне наставление и указ и команды человек до пятьдесят, я буду ваших беглых сыскивать». Фофанов обещал «сыскать богатого кожевенного заводчика мещеряка Янышева, бежавшего от их злодейской толпы, что услышав, Каранай не только не сердился более на Фофанова за обман, но и обещал ему жалованья пятьсот рублей и потом, дав ему, Фофанову, наставление, велел собрать самому ему команду, которой набирал в казаки, остригал всем и себе по-казачьи волосы»7.
Показания сарапульца «записного раскольника» Федора Петровича Фофанова (Варзина) дополняют картину событий. Приехавшие в Сарапул с передовым отрядом башкиры отсылали крестьян в с. Касево к башкирскому полковнику. Варзин приехал в Касево вместе с сотником Стригиным, старостой Сухановым, Иваном Зылевым и другими крестьянами. На требование полковника выделить в службу «государю» из своего села с двух дворов по человеку, они, став перед ним на колени, просили, «чтоб их помиловал, сказывая: «Когда столько с их села взято будет в службу, то уже у них никого не останется» и, сказав же, поднесли ему за то сто рублей, кои было он, полковник, и взял, но после, отдав назад, сказал: «Я боюсь брать взятки своего государя». И так отпускал их в домы, обнадежив, что ни казаков, ни фуражу по просьбе их с села Сарапул не возмет...»8.
Атаманами в Сарапуле были назначены Петр Фофанов и Яков Зылев, тоже богатый человек, «первостатейный».
Священнослужители волости также приняли участие в восстании. Историк и краевед XIX века Р.Г. Игнатьев в своей работе «Башкир Салават Юлаев, пугачевский бригадир, певец и импровизатор» упоминает священников с. Березовки-Камской Ивана Федорова и Игнатия Иванова, из которых последний стал атаманом. Другой краевед XIX в. Н. Добротворский в статье «Пугачев на Каме», в которой широко использованы предания, пишет о священнике с. Касево Даниле Шитове и сарапульском протопопе Якове Емельяновиче Шеланговском. Первый из них якобы был пожалован в полковники самим Пугачевым и послан им на взятие Сарапула. Добротворский называет Шитова «одной из замечательнейших, даровитейших личностей Пугачевщины», сравнивает его с Томасом Мюнцером, даже со Спартаком. Шитов и Шеланговский — реальные исторические персонажи. Однако предания значительно гиперболизируют фигуру Шитова. Приведем выдержки из приговора Казанской секретной комиссии от 3 марта 1774 года по делу Шитова:
«...Услышав он, что в с. Касево, в котором сын ево родной попом находится, пришла разбойничья шайка под предводительством подлого башкирца Яркея Кадырметева и, будучи заражен легковерием ко лжесамозванцу, тотчас туда без всякой нужды сам приехал и, взяв с собою означенного сына своего, ходил к нему, подлецу Кадырметеву, на поклон. Становился перед ним на колени и выговаривался сам собою, что они верят лжесамозванцу, именуя его высоким названием покойного государя... требовал наставления от... Кадырметева, но как сей иноверчеством своим от того отозвался и велел тому спроситься о сем у злодея, называемого графом Чернышевым, то он, Шитов, предприняв исполнить в самом деле свою измену, ездил за двести верст под Уфу. Получа он же изменнически наставление... во-первых, приехал в дворцовое село Сарапул... привел всех к присяге. То ж самое исполнил он в нижеописанных селах: Сарамаском, Нечкине, Гольянах, Завьялове, Вышках(?), Юскине, Козлове, Мазунине, Касеве, и Березовском, также на Ижевском и Тимашевском заводах. ...Казнить смертию: повесить в том самом месте, где он прежде начал изменнические свои злодеяния, то есть в дворцовом селе Сарапуле...»9.
Автору удалось обнаружить дело о протопопе Сарапульской соборной церкви Якове Шеланговском. Он обвинялся в том, что пил сам и заставлял пить других за здравие царя Петра Федоровича, а императрицу называл «Катеринкой».
Шеланговский был лишен духовного звания и сечен плетьми10. Авангардным отрядом в 130 человек, вступившим в Сарапул, командовал татарский старшина Исень Илметев. К тому времени все жители села получили билеты и были «приклонены» к Пугачеву. В течение нескольких дней шел набор волостных жителей в казаки. Согласно приказу они приезжали «с конем и ружьем». Их стригли по-казачьи и многих отпустили домой, приказав явиться по первому вызову11. Добротворский повествует, что в Сарапуле остался один отряд казаков с атаманом Власовым во главе. «Власов был человек пьяный и развратный и давал казакам полную волю творить, что угодно. Казаки пустились, как говорится, «во все тяжкая». Они расхаживали по улицам и спрашивали всякого, кто попадался навстречу: «В кого веруешь... в Петра или в Катерину?» И если несчастный, испуганный обыватель говорил: «В Екатерину», или только «запинался на словах», его без разговоров отправляли «на рели». Женщинам совсем нельзя было ходить по улице... Все дома обывателей, не только богатых, но и бедных, были ограблены. Той же участи подверглись все селения, лежащие близ Сарапула... Один казак вырезал женщине груди «для потехи». Но зато были факты и совершенно противоположного характера... Мещанин Владимир Седов убежал от мятежников в леса; жена его, только что разрешившаяся от бремени... лежала в бане... Вдруг входит к ней башкирец из шайки Власова. У несчастной дух замер от страха... А башкирец, между тем, посмотрел на нее, видит — больная, спрашивает: «А где твои домашние?» — «Убежали все до единого», — отвечала несчастная. «Экия собаки!» — удивился башкирец и ушел. Через несколько времени опять к ней входит — принес ей два калача и кружку воды.
Впоследствии женщина эта первую молитву всегда творила за здравие и спасение башкирца, спасшего ей жизнь. Сарапульцы долго терпели безобразия Власова и его шайки... а потом сожгли его в бане, а его шайку, которая в это время пьянствовала, перебили»...12 *
В Сарапул прибыла делегация крепостных крестьян во главе с мурзой Юскеем Кудашевым. Крестьяне просили прислать к ним в Терсинскую волость команду. Во владения помещиков Тевкелевых отправились старшины Ягафар по прозвищу «Тяпяк», Юлдаш Маскеев, Аптекей Московов и Ишкуват Бакеев13. Вдова майора Тевкелева, забрав детей и часть имущества, заблаговременно выехала в Казань.
20 декабря был разграблен Варзино-Алексеевский медеплавильный завод, принадлежавший татарским помещикам. Отсюда взяли 2 чугунные пушки, 5 пудов картечи и 8 ружей. Подверглось разграблению и имение Тевкелевых в деревне Терси.
За три дня до Рождества слуга графа И.Л. Воронцова А. Афиногенов приехал в Терси с 54 бочками вина, которое он должен был отвезти в Кунгур. «Бывшие в оной деревне башкирцы и калмыки, остоновя их обоз, спрашивали, куда вы это вино везете и чье оно. А как он отвечал им, что графа Воронцова и везет отдавать в казну в город Кунгур, то они, браня ево, со смехом говорили, куда чорт вас несет, это принадлежит нашему царю Петру Федоровичу и надобно отвезти в его армию под Уфу. А как он стал тому противиться, то оные разбойники, бив ево без милости плетьми, хотели еще саблею снести и голову, браня притом, што тебе, каналье, за господское добро вступаться, вить вы теперь все от государя пожалованы вольностию и теперь вы сами себе господа»14.
В Терсинской волости установилось народное самоуправление, которое просуществовало почти полгода. Местным ополчением командовал крепостной крестьянин Абдулзелил Сулейманов, получивший от Караная Муратова чин полковника15.
800 терсинских татар, удмуртов и уфимских башкир под командой Юскея Кудашева, Юлдаша Маскеева, Бакея Абдулова, Валита Ягафарова, Абзаима Ибраимова, Адила Чинаева направились на Ижевский передельный завод. 1 января заводские жители вышли к ним навстречу, вынесли хлеб и соль16.
Из Сарапульской волости войска Караная повели наступление на Мензелинск.
...Мензелинск на протяжении второй половины XVI — первой половины XVIII веков являлся одним из ключевых пунктов на восточных рубежах России. Это был форпост царизма на границе с непокоренной еще Башкирией. Правда, существовала Уфа, затерянная в глубинах этого края. Но она была построена с согласия самих башкир и имела особый статус. Этот статус определялся функциями воевод, назначаемых русскими царями. Функции эти содержали в себе элементы не только административного, но и дипломатического характера. Можно сказать, что уфимские воеводы отчасти выполняли роль консулов. Зачастую, при решении серьезных, спорных вопросов, представители башкирского народа обращались через голову воеводы непосредственно к царю. В русском царе башкиры видели не властелина, а сюзерена. Согласно феодальному праву вассал мог нарушить свою присягу, в случае если сюзерен не выполнял своих обязанностей перед ним.
Показательно в этом отношении требование предводителя восстания 1705—1711 годов Алдара Исекеева казанскому губернатору П.М. Апраксину выдать ему в руки воеводу Льва Аристова за то, что уфимские власти «своим воровством делали над ним без государева указу, а буде им указу учинено не будет, и он государю не слуга»17. Свои вооруженные выступления против царизма башкиры рассматривали как войны, объявляемые другому государству.
Башкир
В то время как бескрайние просторы Сибири давно уже были исследованы и наложены на карты русских путешественников, а переселенцы построили на них новые города и села, рядом лежала неизведанная страна — Башкирия. Лишь в 1735 году военная экспедиция Кириллова смогла выполнить первые топографические съемки.
Мензелинску с самого начала придавалось военно-колониальное значение. Совместно с такими укреплениями как Ерыклы, Билярск, Новошешминск, Заинск он стоял на Закамской пограничной линии, возведенной царем Алексеем Михайловичем. О Мензелинске Л.М. Максимович пишет: «Поселяне его суть отставные солдаты, начало свое производящие от смолянских дворян и называющие себя и поныне панами. Переселение их в сии места щитают они с тех самых пор, когда Смоленск и все окрестности его пришли в подданство российских царей. Праотцы их составляли некоторый род людей военных и были стражею города Смоленска. Они пришли добровольно подвергнуть себя под власть россиян, а в награду за сию их покорность положено им было дать во владение земли, лежащие за рекою Камою. Сия страна, в дни их пришествия, была россиянами необитаема: ибо всякий страшился на таких местах селиться, где близко неспокойные башкирцы жилищами своими распространялись. По приходе смоленских воинов, ободрились и другие, и никто уже не опасался быть сожителем сей страны... Укрепление сего города составляет ров и деревянная стена, вокруг жительства обнесенная. Посреди онаго имеется острог, служащий замком сему месту, и там находилась канцелярия и дом воеводы...»18.
В ходе многочисленных восстаний под стенами города происходили кровопролитные сражения. В 1645 году город был взят, разграблен и выжжен. В течение полутора столетий отсюда выступали карательные войска на подавление очередного восстания. В 1735—1740 годах здесь располагалась «Башкирская Комиссия», огнем и мечом «умиротворявшая» мятежный край. Здесь же производились массовые казни участников восстания.
В годы пугачевского восстания город состоял из 700 дворов. Его крепостные стены находились в полной сохранности, а через ров, в случае необходимости, можно было пустить воду даже зимой.
22 декабря воевода премьер-майор Никита Мажаров и секунд-майор С.М. Тихановский, при виде многочисленных мятежных войск, подступавших к Мензелинску, бежали в Казань. Впоследствии они были преданы за трусость суду. Главными командирами в городе остались секунд-майор Ф.Д. Петров и известный нам по Стерлитамакской пристани Н. Голов.
С приходом отряда К. Алексеева и И. Рушинского число регулярных солдат стало насчитывать около 200 человек. Общее число боеспособных защитников составляло около полутора тысяч.
Объединенными силами повстанцев руководил Каранай Муратов. Командирами отдельных отрядов были Бузан Смаков, Тойгузя Мамыков, Ишкара Арсланов, Ишкильда Ишмурзин, Абдулла Ягафаров, Байсак Биктимиров, Сянфин Юсупов** и другие.
Заблокировав город, повстанцы расположились в деревнях Гулюково, Деуково, Старое Мазино, Старый Мелкень, Новый Мелкень. Ставка Караная расположилась в д. Бикбоу (Бикбулово). На предложение «не противиться государю» и сдать город последовал отказ. Началась подготовка ко взятию города. Со всех деревень набирались воины. Подтягивалась артиллерия. Татары д. Верхний Багряш впоследствии показали на следствии, что «к Мензелинску привезено шесть пушек, под каждою было по тридцати лошадей». В поисках дополнительного оружия и пороха отправили партии на Шилвинский и Боровецкий медеплавильные заводы. Указанные заводы предпринимателей Красильниковых лежали на пути от Мензелинска к Елабуге. В воскресенье, 22 декабря, поутру, на Шилвинском заводе работники крепостные крестьяне, собравшись у заводской конторы, требовали выдачи заработной платы***.
В разгар волнений на завод приехали 27 пугачевцев. Собранию объявили, что отныне они «имеют быть вольными». Хранившиеся в конторе бумаги предали огню, имущество владельца завода Петра Лукьяновича Красильникова погрузили на подводы. За отсутствием хозяина взяли приказчика Деревягина, 11 крестьян и отбыли к Мензелинску.
На другой день старшина Т. Мамыков захватил Боровецкий завод; крестьяне привели к нему владельца Семена Петровича Красильникова19.
Первая атака Мензелинска была предпринята 23 декабря. В седьмом часу утра с «восходной» стороны подошли полторы тысячи человек. Их рассеяла артиллерия капитана Алексеева. На следующий день повстанцы подступили с запада, но атаковать не стали. На третий день, в седьмом часу утра, с западной стороны появились 500 человек и вели перестрелку до полудня. Наконец, после трехдневной разведки боем, начался генеральный штурм. 26 декабря в 6 часов утра 7000 человек, поддерживаемые огнем из 14 пушек, подступили к городу со всех четырех сторон. С реки Мензеля восставшие открыли сильный огонь, стремясь ворваться в панскую слободу. Здесь стоял капитан Тихановский, который отвечал «неослабной пальбой». Штурмующим сильно мешал ров и р. Мензеля. Надо было перейти такое препятствие под пушечным и оружейным огнем. Они переправились в другом месте и атаковали капитана Алексеева, оттеснив его в глубь города. Восставшие ворвались в окраины города и сожгли гумны и крайние избы, чтобы создать панику в городе. К Алексееву пришло подкрепление, и наседавших пугачевцев выбили из города. Горячие схватки, доходившие до рукопашных боев, продолжались до сумерек. Мензелинцы потеряли 5 человек убитыми, многие получили ранения. Сам майор Петров был дважды ранен. Каранай потерял 3 пушки, 10 человек попали в плен, было много раненых и убитых.
28 декабря в осажденный город пробилось 200 солдат Томского пехотного полка с капитаном Н. Евсевьевым. По приказу Фреймана помощь прибыла из Заинска.
31 декабря повстанцы подошли с двух сторон и потребовали сдать город. Дело закончилось продолжительной перестрелкой. 12 января осажденные, пользуясь тем что основные силы повстанцев ушли под Елабугу, предприняли вылазку. Они устроили засаду и неожиданно атаковали отряд, подходивший к городу. Рассеяв его, войска напали на д. Мазино и Деуково. Множество пугачевцев было убито. Потери Мензелинцев также были ощутимы. Был убит капитан Тихановский, ранен капитан Алексеев. Осада Мензелинска продолжалась до конца января 1774 года20.
В конце декабря — начале января отдельные отряды Караная перешли через Каму и Вятку и приблизились к Казани. В восстание вовлекалось русское, татарское, удмуртское население края.
В некоторых современных публикациях неверно датируется начало повстанческого движения в Казанском уезде. Так, авторы книги «Крестьянская война 1773—1775 гг. в России...» пишут: «Первые известия о действиях самого крупного отряда под руководством Мясогута Гумерова относятся к 5 декабря»21. Казанский историк С.Х. Алишев сообщает нам, что М. Гумеров в конце ноября создает отряд. Вместе с сотником Аккулаем Пулатовым они решают идти на заводы за пушками... М. Гумеров 2 декабря дал билет приказчику Пыжманского завода»22.
Обратимся к источникам. Что касается билета, выданного жителем казанского уезда татарином Мясогутом Гумеровым приказчику Пыжманского завода Ф.С. Проскурякову, то он датирован 2 января 1774 года23. Таким образом, событие, о котором пишет Алишев, произошло месяцем позже.
Сам Гумеров на допросе покаЗал следующее: «...в прошлом 1773 году в зимнее время, а в котором месяце и числе не знает, поехал он, Мясогут, из своей деревни со взятым из казанской адмиралтейской конторы печатным пашпортом в пригород Малмыж для взятия имеющегося на Малмыжском купце Максиме Ермакове за купленную у него, Мясогута, лошадь долговых денег пятнадцать рублев..., и, будучи в пути, не доезжая деревни вотской Пановой, в лесу, повстречались с ним, Мясогутом, едущие на лошадях верхами башкирцы, русские и вотяки, всего по примеру, человек с двести вооруженныя, у которых был тогда предводителем старшина не знает: из башкир или из татар, но по имени Алкукей Пулатов, который, ево останови, спросил: «куда он едет?». А как он, Мясогут, ему, Алкукею, сказал, что за долгом, то Алкукей приказал ему воротиться назад и ехать за собой, сказав причем, что де долг твой не пропадет. Причем он, Мясогут, спросил того старшину: «Да вы куда едете и что такая за команда?» На сие старшина ему сказал, что он послан от государя Петра Федоровича, который де стоит теперь силою под Оренбургом, на заводы за пушками, а на какие именно, не сказал. Напротиву того, он, Месягут, ему говорил: «Да какой это у вас государь новый, вить, Петр Федорович тому уже 12-й год как скончался». На сие старшина ему сказал: «Врешь, дурак! Да вот я имею от него и указ», который выняв из кармана ему, Мясогуту; и показал оной указ... чем он, Мясогут, поверя, пристал к Алкукею и поехал с ним на железной завод завотчика Игнатья Осокина, на котором взяли три пушки, да не знает сколько ружей, пороху и более десяти лошадей, также и немного ячменя. С онаго завода поехали они в воткинскую деревню Аргабаш, где пограбленное на Осокине заводе имение оставили в доме... И потом поехали на Пыжманский завотчика Кобелева завод...»24.
Алкукей Пулатов примкнул к восстанию в конце декабря. Он вступил в отряд Б. Смакова, был отправлен из-под Мензелинска в Казанский уезд, где и повстречал Гумерова.
Житель д. Тонгузино Байлярской волости Уфимского уезда татарин Алкукей Пулатов показал на следствии: «Прошлого 1773 года декабря в последних числах приехали в нашу деревню злодейской толпы неведомые башкирцы, между коих начальником назвался Бузан (Каранай — С.Т.) Мратов, и, расположился в деревне, ночевав, взяв меня силой з другими деревенскими людьми к себе в партию, послал за Каму реку с командующими своими якоб для разъезду. Где мы по разным жительствам находились...»25.
Приведем также показания солдата 3-го Казанского батальона Абдрашита Бикеева, из которых ясно видно, что Гумеров начал свою повстанческую деятельность в Казанском уезде после того, как под Мензелинск прибыли башкирские отряды. «Он, Бикеев, был захвачен под Мензелинском в злодейскую шайку, в которой тогда находился и Мясогут Гумеров. Как же он, Гумеров, отправляем был ис той шайки для набора на службу к самозванцу людей, коих и взялся он набрать 1500 человек, за что и назван он, Гумеров, полковником, а с ним отправлен был и Бикеев...»26.
Из показаний участников восстания А. Огородникова27, Измаила Токтамышева28 и многих других можно заключить, что до конца 1773 года в Казанском уезде было спокойно.
Из документов, исходивших из правительственного лагеря, также видно, что движение в Казанском уезде началось под воздействием отрядов, прибывших из Башкирии.
8 января 1774 года губернатор Брант докладывал в Сенат, что в Прикамье действия башкир «столь много усилились», что уже и вся прочая «чернь», поддавшись «обольщениям», повсюду «их приемлют и даже до того, что везде по 2 и по 3 башкирца, имеющие способности, по жительствам ездиют, а далее русских мужиков таким же количеством посылают и народ обольщают, чрез то так преуспели, что уже по сю сторону реки Вятки разъезды и разглашения производют»29.
Продолжая держать Мензелинск в кольце блокады, повстанцы продвигались дальше в сторону Казани.
В конце декабря Б. Смаков отправил на Беткинскую пристань 200 человек во главе с татарами Гумером Усмановым и Абдрахимом Сулеймановым. В это время командир гарнизона, состоявшего из солдат второго Оренбургского батальона, обер-комиссар секретарь Скучаревский находился в Казани. Пристань без боя приняла повстанцев. После прочтения указа солдаты с вахмистром Степаном Лаптевым согласились служить «государю». Их отправили в д. Гулюково30.
На пути к Казани лежала Елабуга.
Архивных документов, позволяющих создать целостную картину осады Елабуги, не обнаружено. Поэтому главным источником для нас является работа краеведа XIX века И. Шишкина «История города Елабуги»31. Следует отметить, что факты, изложенные Шишкиным, в основном согласуются с отдельными сохранившимися архивными документами.
Елабуга — город с богатой историей. Иван Грозный «для распространения своих владений и христианства в завоеванном царстве Казанском» велел воздвигнуть мужской монастырь на месте древнего булгарского города. Монастырь был назван Троицким, а возникшее при нем село названо Трехсвятским. Для защиты от башкир село и монастырь были устроены в виде крепостей. В последний раз крепостные стены защищали монахов и крестьян от набегов Акая в 1735 году.
В годы пугачевского восстания в Елабуге (Трехсвятском) насчитывалось около 500 дворов.
Жители основательно приготовились к отражению неприятеля. Были отремонтированы фортификационные сооружения, собрано оружие. Отцы города и священнослужители провели агитационную работу среди населения. Руководил елабужцами «первостатейный» М.И. Кусакин.
23 декабря близ Боровецкого завода отряд Бузана захватил жителя Елабуги 29-летнего купца Александра Ивановича Огородникова32. 1 января Огородников появился в родном селе с небольшим отрядом и называл себя полковником, он стал «смущать» народ. Протопоп Иоанн Александров, собрав «неприлепившихся», схватил смутьяна и связал его. Огородникова посадили в «рогожный куль» и повезли в Казань. Во всех деревнях Елабужской дворцовой волости витал дух «возмущения». Когда приехали в село Танайку, пленник закричал из мешка: «Батюшки! Народ православный! Я полковник государя Петра Федоровича — не выдайте! Злодеи хотят меня погубить!» Крестьяне тут же освободили его, а протоиерея и других священников хотели, посадив в мешки, утопить в Каме. В дело вмешались старики, и их увезли к «государевым людям». (У Шишкина героем этой истории является не Александр Огородников, а Алексашка Бурмистров.)
Вскоре Елабуга оказалась в кольце. Ее окружили отряды Кузмета Ишменова, Шарипа Якупова, Шафи Тойгузина, Назара Алексеева, Василия Иванова и других. Село Танайка сделалось их главным пристанищем. Перед самым нападением в Елабугу вошел премьер-майор А. Перский. С сотней солдат и одной пушкой Брант отправил его 27 декабря на защиту Мензелинска. Перский остался в Елабуге и вместе с Кусакиным руководил обороной.
4 января под Елабугой подвергся разграблению Коринский медеплавильный завод Семена Красильникова33.
6 января 1774 года, в день Богоявления, произошло первое нападение на Елабугу. Народ весь был у обедни. На стенах и воротах стояли одни часовые. Никто не ожидал приступа. «Злодеи» подошли очень близко, некоторые из них полезли даже на стену. В это время заметил их один часовой и тотчас же выстрелил. На выстрел выбежали все из церкви, схватились за оружие и разогнали мятежников. Тогда казаки придумали хитрость. Они «навили» в Танайке 70 возов сена и соломы и повезли их к городу, а сами пошли под их прикрытием. Солдаты из пушек снова разогнали их. Наконец 13 января был предпринят решительный штурм. 11 января, из-под Мензелинска, был отправлен приказ следующего содержания: «Приказывается тебе, старшине Шарифу Якубову сыну, сотнику Назару Алексееву сыну, также армейским людям на других местах. Собирайте в окрестностях войско любыми средствами: ныне, очень скоро, будет сражение, будьте в большой готовности. Идет сам атаман Каранай, извещайте об этом во все стороны, не будьте беспечными; когда пишется это письмо, он должен прибыть на пристань Бетку... Еще приготовте очень много лыж»34.
Необходимость скорейшего овладения Елабугой диктовалась обстановкой. Из Казани приближались правительственные войска, посланные новым командующим генералом А.И. Бибиковым.
Под стенами Елабуги собралась шеститысячная народная рать. В основном она состояла из крестьян окрестных деревень. Они были вооружены чем попало: вилами, топорами, косами. Многие вместо пик держали в руках лутошки — длинные палки с заостренным обожженным концом. Казаки, татары, башкиры скакали в толпах крестьян, побуждая их нагайками к решительным мерам. Многочасовая атака успеха не принесла. Шишкин передает местное предание, гласящее, что Трехсвятское спасла чудотворная икона, вынесенная из церкви. Погода вдруг резко переменилась. Черные облака облегли небо, и поднялась вьюга, метель, буря. Все это ударило в глаза осаждающим. Они отряхивали снег, протирали глаза, но, по причине сильной бури, на шаг вперед ничего не могли видеть. Наконец они закричали: «Это что-то не просто!» — и побежали со страху назад. Очевидно, город спасли не небесные силы, а крепкие стены и пушки. Всего Елабуга выдержала 12 приступов. Последний был предпринят 19 января. Пугачевцам не удалось взять ни Елабугу, ни Мензелинск. Отдельные отряды в начале 1774 года приближались к окрестностям Казани. Однако создать серьезной угрозы для города они не смогли. Тем не менее в Казани царила паника. Жители толпами покидали город. Переселенцы из Казани и других городов, собравшись в Москве, своими рассказами навели трепет на древнюю столицу.
Примечания
*. В свете вышеизложенных фактов выглядит совершенно безосновательной версия событий в Сарапульской волости, изложенная авторами книги «Сарапул», изданной в Ижевске в 1987 г.
По их мнению, Сарапул перешел к повстанцам в результате восстания, поднятого местным крестьянином Яковом Зылевым. Вероятно, они некритически использовали материалы книги «Крестьянская война 1773—1775 гг. в России...»35.
**. Имя татарина из деревни Наратлы Кичу (Сосновый Брод) Сянфина встречается лишь в работе Р. Игнатьева, который широко использовал фольклор. В 1994 году автору удалось обнаружить архивный документ, подтверждающий реальность этой личности. Это письмо, написанное в 1775 году ясачным татарином д. Сосновый Брод Казанской дороги Уфимского уезда Сянфином Юсуповым36. Таким образом, теперь нам стала известна фамилия участника восстания.
***. Авторы книги «Крестьянская война 1773—1775 гг. в России...» ошибочно относят данные события к Коринскому заводу37. События на Коринском заводе, как мы увидим ниже, произойдут несколько позже, 4 января 1774 года. Авторы также ошибочно идентифицируют владельца Боровецкого завода Семена Петровича Красильникова, казненного повстанцами, с Семеном Тихоновичем Красильниковым, умершим в 1809 г.
1. РГАДА. — ф. 6. — Д. 431. — Л. 18.
2. Там же. — Д. 426. — Ч. 1. — Л. 6—6 об; — Ч. 2. — Л. 78—79; — Д. 634. — Л. 61.
3. Там же. — Д. 634. — Л. 71—72.
4. Там же. — Д. 426. — Ч. 1. — Л. 38.
5. Индова Е.И. Новые материалы об участии крестьян Поволжья в восстании Е.И. Пугачева. // Исторический архив. — М., 1953. — С. 284.
6. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 426. — Ч. 2. — Л. 78.
7. Там же. — Ч. 1. — Л. 16—17 об.
8. Там же. — Л. 41—41 об.
9. Там же. — Л. 45—49.
10. Там же. — Д. 507. — Ч. 4. — Л. 281 об., — 294.
11. Там же. — Д. 426. — Ч. 1. — Л. 18—18 об.
12. Добротворский Н. Пугачев на Каме // Исторический вестник. — СПб., 1884. — Т. XVIII. — С. 747—751.
13. РГАДА. — Ф. 529. — Д. 2528. — Л. 20—21.
14. Мартынов М.Н. Пугачевское движение на заводах Прикамского края. // Крепостная Россия. Сборник статей. Ленинградское отделение коммунистической академии. — Прибой, 1930. — С. 144.
15. Документы ставки Е.И. Пугачева... — С. 297, 440.
16. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 504. — Ч. 2. — Л. 407 об; — Д. 507, — Ч. 5. — Л. 538; Документы ставки Е.И. Пугачева... — С. 414.
17. Материалы по истории Башкирской АССР. — М., 1936—1960. — Ч. 1. — С. 260.
18. Максимович Л.М., Щекотов А. Географический словарь Российского государства, сочиненный в настоящем онаго вида. — М., 1801. — Ч. VI. — С. 233—234.
19. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 592. — Л. 605; — Д. 504. — Ч. 2. — Л. 316—316 об; Пугачевщина. — Т. 2. Док. — № 6; Волегов В. Материалы для истории Пугачевского бунта в Пермской губернии. // Календарь Пермской губернии на 1884 год. — Пермь, 1883. — С. 88.
20. Алишев С.Х. Указ. соч. — С. 97—100.
21. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. — Т. 2. — С. 383.
22. Алишев С.Х. Указ. соч. — С. 107—108.
23. Документы ставки Е.И. Пугачева... Док. — № 428.
24. РГАДА. — Ф. 349. — Д. 7410. — Л. 18—19.
25. Там же. — Ф. 529. — Д. 2481. — Л. 8.
26. Там же. — Ф. 349. — Д. 7410. — Л. 21 об.
27. Там же. — Ф. 6. — Д. 468. — Л. 68.
28. Там же. — Д. 507. — Ч. 3. — Л. 226.
29. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. — Ижевск, 1974. — С. 99—100.
30. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 507. — Ч. 4. — Л. 589—590.
31. Шишкин И. История города Елабуги. — М., 1871.
32. РГАДА. — Ф. 6. — Д. 428. — Л. 68—71 об.
33. Там же. — Д. 504. — Ч. 4. — Л. 72.
34. Воззвания и переписка вожаков пугачевского движения в Поволжье и Приуралье. — С. 87.
35. Крестьянская война 1773—1775 гг. в России: Документы из собрания Гос. Ист. музея. — М., 1973. — С. 396.
36. РГАДА. — Ф. 529. — Д. 2535. — Л. 300а.
37. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. — Т. 2. — С. 382.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |