Вернуться к И.М. Гвоздикова. Башкортостан накануне и в годы Крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева

§ 6. Башкирские повстанческие отряды в Прикамье и на Среднем Урале

Зачин, а далее размах народного движения в Пермской провинции были обусловлены действиями пугачёвских отрядов, направленных сюда бердским и чесноковским руководством из Башкортостана. Присоединение к восстанию Пермского края, через территорию которого шла Большая Сибирская дорога, открывало повстанцам путь на Казань и Екатеринбург.

Пугачёвские отряды вступили на территорию провинции, охваченной сильными волнениями, в начале декабря 1773 г. Наступление началось от Осы и Красноуфимска, расположенных на юго-западной и юго-восточной границе Пермского края с Башкирией. Последующее продвижение повстанческих отрядов к Кунгуру и Соликамску свидетельствовало о продуманности наступления на Пермскую провинцию с обоих флангов1.

24 декабря двухтысячный отряд пугачёвского эмиссара полковника Караная Мратова и повстанческого старшины татарина д. Ижболдино Уфимской провинции Ермухаммета (Яркея) Кадырметева занял центр Сарапульской волости — село Сарапул. Местные жители «противности никакой тем башкирцам не чинили» и передали отряду две большие чугунные пушки, порох и ружья. Своей ставкой Каранай сделал большое село Касево. В январе в Сарапуле разместилась и команда нагайбакских казаков с сотником П. Ивановым2.

В Осинской дворцовой вол. действовал отряд под командой пугачёвского полковника башкира д. Емаково Ногайской дороги Абдея Абдуллова, направленного сюда из Берды. К нему присоединился отряд башкир Гайнинской волости Осинской дороги Уфимской провинции. Его возглавляли башкиры д. Усть-Тунтор Батыркай Иткинин и Сайфулла Сайдашев, д. Елпачиха Адыл Ашменев. Все трое уже побывали в Чесноковке, были удостоены И.Н. Зарубиным звания походных старшин3. 22—23 декабря объединенный отряд в тысячу человек вступил в административный центр волости пригородок Осу4.

В декабре в Пермскую провинцию из Берды был направлен пугачёвский полковник, мишарский сотник из д. Бузовьязы Ногайской дороги Канзафар Усаев. В это же время к выполнению задания Пугачёва приступил полковник Салават Юлаев, которому было предписано сформировать отряды из жителей Сибирской дороги и вести их на помощь восставшим Красноуфимско-Кунгурского района. В начале января 1774 г. его отряд из 800 чел. вступил в Красноуфимск, а затем двинулся к Кунгуру. 19 января под Кунгур прибыл посланный атаманом И.Н. Зарубиным повстанческий бригадир И.С. Кузнецов5.

Предводители народного движения отводили башкирским повстанческим отрядам роль агитаторов и одновременно военной силы, призванной защищать от карателей присоединившиеся к восстанию заводы и деревни.

По заданию Абдея Абдуллова и Сайфуллы Сайдашева в Осе изготовлялись копии указов «Петра III» — Пугачёва для рассылки по селениям. Такой же работой занималась военно-походная канцелярия Салавата Юлаева и других командиров повстанческих отрядов6. Агитаторы «разглашали» крестьянам, что новоявленный «Петр III» «не мог претерпеть народного разорения и тягости и принужден себя объявить», и теперь «от государя будет им от государственных зборов облехчение и будет всем вольность»7. По заводам ездил русско-башкирский отряд под командой угольного мастера Рождественского завода В. Колесова и объяснял населению, что «император Петр III» требует «у всех господ пожитки обирать, а в домы крестьянские не вступать и вашего имения не брать»8.

Восстание стремительно разрасталось. В последней декаде декабря к повстанцам присоединилось 12 заводов Камского бассейна, а в начале января восстание активно поддержали мастеровые, работные люди, приписные крестьяне Ижевского, Воткинского и других заводов. Только с именами двух башкирских «казачьих командиров» Абдея Абдуллова и Батыркая Иткинина и их сподвижников из русских крестьян и башкир связано присоединение к восстанию Аннинского, Ашапского, Рождественского, Уинского, Шермяитского, Юго-Камского, Юговского заводов, установление повстанческой власти во многих приписных к заводам деревнях, а также в селах дворцовых крестьян и пахотных солдат Осинской волости и в самом пригородке Оса9. Как и в Уфимской провинции, на подавляющем большинстве заводов края с прибытием пугачёвских отрядов люди приносили присягу «Петру III» — Пугачёву, выбирали новую власть и, остановив производство, приступали к конфискации инструментов, пушек, оружия и боеприпасов, а также имущества заводской администрации и противников восстания.

Отряды, пришедшие из Башкирии, быстро росли за счёт работных людей горных заводов, русских и татарских государственных и дворцовых крестьян, пахотных солдат. В реляции Екатерине II от 17 января 1774 г. генерал-аншеф А.И. Бибиков откровенно писал: «Зараза бунта и изменничества час от часу умножалась... Некоторые из злодейских посланцев со стороны уфимской, перешед реку Каму, разоряя многие селения и заводы, выбирая людей, перешли, наконец, и реку Вятку...»10, последний крупный водный рубеж на подступах к Казани.

В крепостях, на заводах и в деревнях повстанцы создавали местные органы военного и гражданского управления. Их деятельность по организации гражданской жизни населения и формированию «казачьих» команд регламентировалась указами Пугачёва, Военной коллегии, И.Н. Зарубина, наставлениями и приказами предводителей башкирских повстанческих отрядов.

Сохранившиеся документальные свидетельства позволяют говорить о регулярных связях командиров повстанческих отрядов с Бердой и Чесноковкой. Так, из показаний Сайфуллы Сайдашева в Казанской секретной комиссии известно, что в декабре 1773 г. с каким-то поручением полковника Абдея Абдуллова он ездил в Берду. По представлению на него главного полковника Кинзи Арсланова Военная коллегия сделала Сайфуллу старшиной и выделила отряд в 200 чел., с которым Сайфулла вернулся в Осинскую волость. В марте 1774 г. он направлял оттуда своих посыльных к И.Н. Зарубину «за самонужнейшим государственным делом»11. Салават Юлаев посылал в Берду деньги, конфискованные в Красноуфимске, производил набор «в казаки» для отправления в войско И.Н. Зарубина. Постоянную связь с Чесноковкой поддерживал И.С. Кузнецов12.

Восстание в провинции развивалось в условиях преодоления национального и религиозного недоверия и противоречий. Удостоверившись в том, что пришедшие из Башкирии отряды не грабят население, а призывают его бороться против гнета и бесправия, крестьяне и работные люди поверили полковникам и старшинам «башкирской нации», присланным к ним «императором Петром III». От них они принимали наставления об управлении освобожденными от правительственных властей территориями13. 24 декабря Батыркай Иткинин вручил Осинской земской избе, признанной органом повстанческой власти в волости, своё наставление. Обращаясь к избранным членам земской избы, Батыркай предупреждал их, чтобы «никому напрасно обид и притеснения не чинить, опасаясь неизбежимого его императорскаго величества гневу». Он обязывал земскую избу держать под контролем дорогу на Казань. В функции избы входила продажа казенных вина и соли, доход от которой был теперь собственностью «императора Петра III»14.

Осинская земская изба сыграла большую роль в развертывании восстания в юго-западной части Пермской провинции. По её «образу и подобию» органы новой власти создавались во многих других местах. В частности, характерно в рассматриваемом разрезе наставление того же Батыркая Иткинина от 1 января 1774 г. об управлении Юговским заводом. Он подписал его уже в качестве пугачёвского полковника. Авторитет и значимость его распоряжений тоже приобрели больший вес. Он проследил за выборами сотника и поручил тому — Г.Т. Ситникову — учредить земскую избу, располагающую всеми полномочиями по управлению заводом, установлению на нем справедливого правопорядка. Сделал он и некоторые хозяйственно-экономические распоряжения: доход с двух мельниц, по решению Батыркая, должен был идти «в сумму мирскую, ис того росходы иметь на мир»15. И, конечно, не могли быть забыты нужды повстанческой армии: она требовала всё новых пополнений. Земские избы много сделали для формирования повстанческих отрядов, часть которых отправлялась к Осе и Кунгуру, приобретавшим стратегическое значение на карте Крестьянской войны, а другие оставались на местах для охраны заводов и деревень от карателей.

Но не на всех заводах развитие событий сопровождалось взаимопониманием командиров повстанческих отрядов и местного населения. «Самочинные» действия пугачёвских ратников, вплоть до конфискации кассы заводов (в том числе и «мирской заработки»), становились предметом разбирательства повстанческого руководства, самого «графа Чернышева» — Зарубина. Как это, например, случилось на Рождественском заводе. В декабре 1773 г. отряд, в который входили башкиры и «казаки» из работных людей завода, увез два сундука с «денежной казной серебреною и медною монетою» на сумму 2017 руб. 50 коп. Деньги же были предназначены «для раздачи мастеровым и работным людям за заводскую работу». В феврале 1774 г. разбирательством жалобы заводских работников занимался И.Н. Зарубин. Выяснилось, что полторы тысячи руб. повстанческие командиры доставили в Чесноковку, а «остальные разделили по себе». Зарубин повелел повстанческому атаману завода С.И. Волкову «517 руб. 50 коп. взыскать и за заработаную плату, в мир объявя, разделить по равному количеству»16.

Позже в рапортах заводских приказчиков в Пермское горное начальство много говорилось о разграблении и порче промышленных строений повстанческими отрядами из Башкирии. Что-то в этих подсчётах было верно. Но судьбы заводов, оказавшихся в кольце восстания, решались собственно заводским населением — работными людьми и приписными крестьянами. Их ненависть к заводу была так велика, что они сами и разоряли его, ломали печи, горны и др., растаскивали заводское имущество, жгли конторские книги и т. п. Слепой гнев заводского населения, не имевшего чётких «представлений о конкретных формах организации перехода к новой вольной жизни»17, вместе с его темнотой, невежеством выливались в акты жестокости и вандализма. Известны случаи (например на Суксунском заводе), когда заводские крестьяне уговаривали командиров повстанческих отрядов — Салавата Юлаева, Канзафара Усаева, И.С. Кузнецова — «все заводское строение и фабрики выжечь»18.

С новым 1774-м г. основные боевые силы восставших стали сосредоточиваться под Кунгуром. С 4 по 10 января административный центр провинции осаждали Батыркай Иткинин и Канзафар Усаев. Их отряды, состоявшие из башкир, мишарей, работных людей, русских и татарских крестьян, пахотных солдат, насчитывали до двух тысяч человек. Из дневника событий, или, как он тогда назывался, «Журнала, каким образом сего 1774 года злодейская башкирская и других народов толпа делала на город Кунгур нападение и оная с каким поражением отбита», составленного в Пермской провинциальной канцелярии, видно, что пугачёвцы трижды пытались ворваться в город, но пушечный обстрел со стен крепости всякий раз заставлял их отступить. Журнал зафиксировал стремление пугачёвцев поначалу мирными уговорами привлечь кунгурцев на свою сторону: 9 января отряд «из башкирцев и здешняго уезду из татар и русских крестьян из ближних подгородных деревень в больших силах, ...подъехав к самому городу Кунгуру, чинили ко взятью города неоднократный приступ и притом кричали по-русски: «Что-де на что себя и нас мучите? Ибо-де мы хотим мирно с вами быти, только-де вышлите к нашему полковнику воеводу и других начальников, а город-де здайте!»19. Чиновники, к тому же, не без удивления отметили, что повстанцы дефилировали у стен города с барабанным боем и под знамёнами синего, красного, алого цветов.

Повеление повстанческого полковника Канзафара Усаева старосте Суксунского завода. Январь 1774 г. РГАДА. Ф. 6. Д. 416, ч. 2. Л. 421. На тюрки

19 января к Кунгуру подошла 4-тысячная «армия его императорского величества Петра III», возглавляемая И.С. Кузнецовым и Салаватом Юлаевым.

Салават шел из Красноуфимска, взяв из крепости 10 пуд. пороха, 4 пушки, к которым были приставлены 24 канонира и их ученики. В пути к нему присоединились отряды Канзафара Усаева и атамана И.Г. Васева, переписчика из с. Алтынное Пермской провинции. Шли к Салавату и местные крестьяне, казаки, пахотные солдаты, татары и тулвенские башкиры; с заводов везли пушки и боеприпасы. К 19 января войско башкирского предводителя насчитывало несколько тысяч бойцов.

Свои действия под Кунгуром Салават начал так же, как Пугачев под Оренбургом, Зарубин под Уфой, — с попыток привлечения жителей на свою сторону мирным путем. 19 января Салават отправил в Кунгур манифест Е.И. Пугачева от 2 декабря 1773 г. и увещевание о добровольной сдаче города. От имени предводителей повстанческих отрядов, осадивших Кунгур, Салават призывал кунгуровцев встретить пугачевцев так, как и в Красноуфимске, со знаменами, выдать артиллерию, порох и «мелкое оружие» с тем, чтобы не довести жителей до «раззорения и против сильно идущей армии кровопролития»20. Кунгурские власти скрыли содержание этого документа от горожан и оставили обращение без ответа. В тот же день под Кунгур прибыл повстанческий бригадир И.С. Кузнецов, которому И.Н. Зарубин поручил объединить под своим командованием действовавшие в Прикамье отряды и взять Кунгур, а также на месте разрешать возникающие конфликты между русским населением и повстанцами из нерусских народов. Узнав, что ответа на обращение Салавата из Кунгура не получено, Кузнецов предложил снова обратиться туда с воззванием.

В воззвании от 20 января 1774 г. Кузнецов и Салават заверяли, что как «россияны, так и иноверныя» имеют «отменные мысли» и твердо будут исполнять приказ «государя..., дабы при взятье городов и приклонившихся к полной власти его величества от ыдущих армей никакого жителям притеснения ...не чинили». Кузнецов и Салават писали, что ведут решительную борьбу с «предобижениями» русских крестьян от своевольства «азиятских народов», о наказаниях за вероотступничество и неуважительное отношение к православной церкви. Для деморализации кунгурских властей и склонения их к капитуляции намеренно преувеличивались успехи и численность повстанческого войска. Одним из наиболее интересных положений в содержании воззвания является шестой пункт послания, обвинявший кунгурские власти в несоблюдении правил ведения переговоров. Считая себя равноправной стороной, предводители повстанцев с возмущением писали о нарушении неприкосновенности «посланцев» «армии всероссийского государя», которых кунгурские власти вероломно захватили в плен и бросили в тюрьму. По издревле существовавшим законам «Первый наш император и все монархи или, паче сказать, всякое державство посылают... друг ко другу посланников», — вразумляли они кунгурскую администрацию, и никакой «владетель или город» не вправе их задерживать21.

Ожидая капитуляции Кунгура, Салават, Кузнецов и другие атаманы продолжали пополнять свое войско. По заданию Кузнецова и Салавата набор «казатского российского войска» вели атаман юговских заводских крестьян Г.Т. Ситников, Красноуфимская станичная изба и другие власти.

Не дождавшись ответа из Кунгура и решив, что собранных сил достаточно для штурма, предводители повстанцев назначили атаку Кунгура на 23 января. Накануне этого дня Кузнецов взял под свою команду русских крестьян и казаков, всего около тысячи человек, несколько пушек и половину имеющегося пороха. Остальные повстанцы, не менее трех тысяч, были поручены Салавату. Такое разделение командных функций и сил говорит о большом доверии, которое было оказано Кузнецовым молодому башкирскому военачальнику.

Предводители повстанцев так твердо надеялись на успех, что накануне штурма Салават издал для общего сведения приказ, в котором говорилось: «егда город Кунгур в плен взят будет, тоб, войдя во оной, никого не рубить, а отрепортовать к Петру Третиему императору, ожидать будет о том указу»22. Штурм Кунгура — одна из ярких страниц Пугачевского движения. С утра до позднего вечера 23 января велся обстрел города. Искусно маневрируя пушками, перевозя их с места на место, повстанцы не без успеха старались создать впечатление полного окружения города. Пугачевской артиллерии удалось пробить ворота и городовую стену, ядра стали достигать нагорных улиц. Конница наступала на город, растянувшись на целую версту. Один из участников битвы Субхангул Килтяков вспоминал, что башкиры «имели во все стороны во время приступа разъезды, не стоя нимало нигде на одном месте»23. Конные отряды подъезжали к «крайним дворам городоваго жительства и самой Кузнешной улице и по берегу, а притом с другаго краю, от реки Сылвы к кожевенному купца Хлебникова двору делали зажигательство»24. Кунгурские начальники, укрываясь за стенами крепости, не отваживались выслать команду на полевое сражение и сдерживали атаки повстанцев интенсивным пушечным и ружейным огнем. Когда кончились «все ядра, стреляли уже деревянными палками». Несмотря на проявленное в ходе штурма мужество, встретив упорное сопротивление оборонявшихся, повстанцы вынуждены были отойти на исходные позиции, расстреляв все свои немногочисленные снаряды и истратив весь порох. Точно объяснил причину военной неудачи чуваш из отряда Салавата Егор Ильин: из-за израсходования пушечных припасов город «взять не могли»25.

24 января отряд Салавата снова пошел на приступ к Кунгуру, но все его атаки были отбиты. Во время перестрелки Салават был тяжело ранен. В последующие дни Салават и Кузнецов разрабатывали планы нового штурма города. Но прибытие в Кунгур крупной военной команды секунд-майора Д.О. Гагрина вынудило пугачевцев отложить операцию. К тому же Салават, сдав из-за серьезного ранения командование, вынужден был уехать из-под Кунгура. Кузнецов отправился за помощью в Чесноковку.

Повстанческим отрядам, отступившим от Кунгура, вскоре пришлось выдержать три сражения с командой Д.О. Гагрина — 30 января под с. Ордынским (Ильинским), 17 февраля у д. Иванково и Агафонково, 19 февраля у Красноуфимской крепости26. Потерпев поражение, часть повстанцев вернулась в Башкирию, остальные — в свои деревни и заводские поселки, куда, преследуя их, направлялись местные карательные отряды.

В течение февраля—марта 1774 г. башкирские отряды совместно с группами местных крестьян защищали крупные населенные пункты от карательных команд коллежского асессора М.И. Башмакова, управителя Воткинского завода А.С. Клепикова и других. Ярким свидетельством совместных боевых действий башкир и русских является повстанческий документ — аттестат Адигуту Тимясеву, выданный 17 марта 1774 г. Осинской земской избой. В нем говорилось, что Адигут с «башкирскою казачьею командою» и вместе с отрядами осинских крестьян неоднократно сражался с «наезжающими на город Осу и окольние жительства» командами карателей, его воинские способности были высоко оценены всеми местными жителями, а земская изба удостоверяла, что Адигут «командиром быть достойным... признаваем»27. Башкира д. Елпачиха Гайнинской волости муллу Адигута Тимясева Пугачевское движение застало в Екатеринбурге, где он занимался «торговым промыслом». В январе Адигут вернулся домой с копией манифеста императрицы, врученной ему там полковником В.Ф. Бибиковым. Но, по словам Адигута, немного было таких, которые бы поверили увещеваниям властей. И хотя пугачевский полковник Абдей Абдуллов поначалу отнесся к Адигуту с известным недоверием, последний стал одним из крупных военачальников повстанцев, действовавших в Прикамье и северо-западной части Башкирии, вплоть до его захвата в плен в ноябре 1774 г.28

Напряженная обстановка в Прикамье, вызванная наступлением сил местных властей, требовала от Зарубина мобилизации для отпора карателям лучших командиров, хорошо проявивших себя организаторов народной борьбы. Многие факты говорят за то, что на смену Каранаю Мратову, ушедшему из Сарапульской вол. к Мензелинску, он послал атамана, дворцового крестьянина с. Красный Яр Дуванейской вол. Уфимской провинции П. Вязовова. Вязовов с ноября 1773 г. возглавлял восстание дворцовых крестьян Дуванейской и Каракулинской вол., а затем служил в Чесноковке. В феврале 1774 г. он стоял в Сарапульской вол. «с многочисленными башкирцами и русских силами»29.

К этому времени Сарапул был захвачен карательной командой. 28 февраля атаман Вязовов обратился к его жителям с призывом вновь склониться «в подданство императору Петру Федоровичу»30. На помощь атаману подошел отряд Салавата Юлаева и пугачевского атамана И.Г. Васева. 3 и 9 марта шли сражения у стен Сарапула. Приближение к волостному центру команды полковника А.Я. Обернибесова заставило повстанцев отступить. Но многие деревни волости до конца месяца оставались на стороне повстанцев. На Канбарском заводе стоял отряд в 400 чел., в с. Касево — до 700 чел., с. Сайгатка — «партия башкирцов 500 человек, кроме мастеровых, заводских и того села жителей, и при них одна пушка»31. Как можно судить по отдельным сведениям, повстанцы не отказывались от мысли двинуться к центру соляной промышленности Урала — Соликамску, а также — вновь атаковать Кунгур32.

Народное движение в Прикамье выдвинуло много замечательных предводителей повстанцев из жителей края. 28 декабря 1773 г. Батыркай Иткинин выдал крестьянину с. Ильинское Сивенской вол., приписанному к Воткинскому заводу, А.Ф. Носкову билет, удостоверяющий его присягу Е.И. Пугачеву33. В январе—марте атаман Носков стал одним из видных предводителей народной борьбы в Прикамье. Его отряд захватил Воткинский завод, а в феврале действовал на территории Осинской и Сарапульской волостей34.

Подобный же билет Батыркай выдал 29 декабря работному Юговского завода Г.Т. Ситникову, сотнику, позднее атаману заводских повстанцев. В январе—феврале 1774 г. Ситников много сделал для снабжения отрядов Батыркая Иткинина, Канзафара Усаева, Салавата Юлаева оружием и продовольствием, а после их ухода из Прикамья продолжал руководить крупным отрядом повстанцев35.

Предводителями повстанческого движения в Осинской вол. в январе—марте 1774 г. были дворцовый крестьянин, выбранный атаманом земской избы М.С. Треногин, пахотный солдат из Осы атаман С.Я. Кузнецов. Они, совместно с отрядами Сайфуллы Сайдашева и Адигута Тимясева, защищали Осинскую волость от карательных команд36.

Ближайшим сподвижником Салавата Юлаева был атаман И.Г. Васев, который в январе привел под Кунгур большой отряд государственных крестьян и работных людей. В феврале он рассылал своих эмиссаров к башкирам Гайнинской вол. и крестьянам Осинской вол. с призывом «преуготовлять силу к городу Кунгуру», а в марте уже сражался с карателями в Сарапульской вол.37

План, показывающий продвижение к Казани отрядов, направленных из Бердского и Чесноковского повстанческих центров. (План составлен в походной канцелярии генерала Ларионова в феврале 1774 г.)

Большое число местных карательных команд на территории Пермской провинции быстро гасило активность жителей отдельных сел, защищавших только свою округу. Разобщенность действий многих повстанческих отрядов, их слабая военная выучка и плохое вооружение не позволяли своевременно и успешно поддержать друг друга и примкнувшие к восстанию селения. Приближение к району восстания регулярных армейских команд и вызванный этим отход башкирских частей на родину привели к спаду народного движения.

Крупным районом народного движения стало Западное Прикамье.

Начавшиеся еще осенью 1773 г. крестьянские волнения в пограничных с Башкортостаном восточных районах Казанской губернии приобрели массовый характер, особенно после прибытия в декабре в Казанскую провинцию повстанческих отрядов из Башкортостана. Вместе с местными отрядами из служилых татар, работных людей, татарских, русских, марийских, удмуртских, мордовских государственных и помещичьих крестьян Арской и Зюрейской дорог они разъезжали по селениям и звали под знамена восстания. Приписных крестьян и работных людей пугачевцы заверяли, что «Петр III» обещает «подушных денег чрез 7 лет не спрашивать и от заводов освободить»38. А крестьян, заступавшихся за реквизируемое господское добро, убеждали: «Вить-де вы теперь все от государя пожалованы вольностью, и теперь вы сами себе господа»39.

Казанский губернатор Я.Л. Брант в своем донесении Сенату от 8 января 1774 г. особо отмечал, что «обольщению» «чорного народа... разными льготами и вольностью» способствовало то, что пришедшие в губернию башкирские повстанческие отряды местным крестьянам «никаких обид и озлоблений не делают»40. Последнее подтверждается и повстанческими документами: в башкирских конных отрядах крестьяне видели защитников от нападений карательных команд. Поэтому, например, жители с. Мамадыш просили походного старшину Кузмета Ишменова прислать «на постой в их село... команду из башкир, примерно сто человек»41.

По показаниям крепостного крестьянина д. Тубы Терсинской вол. Арской дороги Абзалила Сулейманова на допросе 19 мая 1774 г. в Казанской секретной комиссии, в декабре в их волость прибыл отряд из 800 чел., посланный из-под Мензелинска полковником Каранаем Мратовым для набора «в казаки» местного населения и сбора фуража. Абзалил присоединился к пугачевцам и за большую активность в формировании отряда был награжден Каранаем чином походного старшины42. Также на основании показаний пугачевца В. Андреева, удмурта д. Лекошмес Моня Терсинской вол., на допросе в Казани известно, что 24 декабря в д. Терсу вступил новый отряд из Уфимской провинции во главе с башкирскими старшинами Киргизской вол. Елдашем Москововым и Кыр-Иланской вол. Аптикеем Москововым, тептярским старшиной (ясачных татар) Казанской дороги Ишкуватом Давлетбаевым, мишарским старшиной Ногайской дороги Ягафером Кучукаевым. Вместе с отрядом повстанческого старшины, татарского мурзы Казанской провинции Юскея Кудашева они захватили Варзино-Алексеевский завод. Для разбирательства «обид», накопившихся у крепостных Тевкелева и крестьян, приписанных к Ижевскому заводу, старшины послали выборных в Берду43. Из Терсинской вол. повстанцы направились к Ижевскому заводу. 1 января походные старшины Юскей Кудашев и башкир Бакей Абдуллин с командой в 500 человек из татар, башкир и удмуртов были радушно встречены на Ижевском заводе, а затем в деревнях Рождественской волости. Возросший за счет заводских крестьян повстанческий отряд собирался идти дальше к Воткинскому заводу, но с наступлением карателей был отозван на помощь к Кунгуру и Мензелинску44.

Русско-башкиро-татарские отряды из жителей Уфимской и Казанской провинций под общим командованием Караная Мратова с декабря 1773 г. и до подхода правительственных войск в середине января 1774 г. держали в осаде Елабугу и Мензелинск, 28 декабря ими был «приклонен» Коринский медеплавильный завод, находившийся в 10 верстах от Елабуги. В ряды повстанцев влилось все годное к службе заводское население, состоявшее из крещеных башкир, татар и калмыков45. По Елабужской и близлежащим волостям для набора «казаков» ездили повстанческие отряды из башкир и местных жителей. Сохранилось несколько приказов полковника Караная Мратова за январь 1774 г. повстанческим старшинам, служилым татарам Казанской провинции Шарифу Якубову и Кузметю Ишменову, повстанческому сотнику, экономическому крестьянину д. Чуламы Зюрейской дороги Н. Алексееву, действовавшим в районе сел Мамадыш, Елабуга, Бетки. Каранай требовал подготовить отряды к штурму Елабуги, расправиться с упрямыми противниками восстания, но в том случае, если они «покорятся, то не трогать» ни их, ни их имущества. Обращает на себя внимание наставление Караная «армейским людям»: «в походах ходить по хорошим правилам», что, несомненно, означало — не причинять обид и разорения мирному населению46.

Повстанцы несколько раз нападали на Елабугу, но взять ее не смогли. 23 января они были разбиты командой полковника Ю.Б. Бибикова47.

Формированием повстанческих отрядов на территории Западного Прикамья занимался и башкирский старшина Байлярской вол. Казанской дороги Тойгузи Мамыков, нашедший поддержку священника с. Круглое Поле Елабужской вол. И. Дмитриева48. Эмиссары атамана В.И. Торнова вели успешную мобилизацию в татарских и удмуртских деревнях Арской дороги и направляли новых своих «казаков» под Мензелинск49. В отряде видного военачальника, пугачевского полковника, служилого татарина д. Псак Казанской провинции Мясогута Гумерова, действовавшего по Арской дороге, были башкиры, татары, удмурты50.

В январе татаро-башкирские отряды набирали «казаков» даже в Вятской провинции и «принуждали» крестьян «ис кос делать сабли». Уржумские власти 12 января с тревогой писали генерал-аншефу А.И. Бибикову о появлении башкирского повстанческого отряда в д. Верхняя Гоньба и просили команду для защиты Уржума51.

Повстанцами, собранными у Заинска, на границе между Казанской и Оренбургской губерниями, командовали походные старшины татарин д. Челны Казанской провинции Нагайбак Асанов и башкир д. Сарали Казанской дороги Уфимской провинции Султаналей Ахметов, направленный к Заинску атаманом В.И. Торновым. Двухтысячный отряд осадил в середине января пригородок Заинск. 15 января жители Заинска добровольно впустили повстанцев в крепость. Гарнизонная команда, как утверждал на допросе в Казани Султаналей Ахметов, сдалась в плен и была препровождена вместе с тремя ее офицерами в Нагайбак. Однако уже 17 января в ходе сражения с командой полковника Ю.Б. Бибикова сопротивление повстанцев было сломлено, и они вынуждены были оставить Заинск, отойти на восток52.

Командиры отдельных повстанческих отрядов при подготовке крупных боевых операций сколько-то пытались действовать согласованно. Например, пугачёвский полковник Мясогут Гумеров послал к Каранаю Мратову полуторатысячный отряд под Мензелинск и отряд из 250 человек под Елабугу. На помощь отрядам, осаждавшим Мензелинск, в январе 1774 г. прибыл и отряд Юскея Кудашева53.

В январе, когда восстание в Западном Прикамье ещё шло по восходящей, повстанцам уже пришлось крепко обороняться от наступавших правительственных армейских команд. Повстанческое движение несло здесь самые тяжелые потери. Пугачёвские отряды редели с каждым днем. А многие крестьяне, оставив свои отряды, разбегались по деревням. Но часть восставших организованно отступила в Уфимскую провинцию. Среди них — отряд полковника Мясогута Гумерова, ушедший к Уфе54.

Отряды из Башкортостана, прибывшие в Красноуфимско-Кунгурский район, стали запалом восстания в западной и южной частях Екатеринбургского горного ведомства Сибирской губернии. Они входили в состав отряда замечательного деятеля Крестьянской войны отставного канонира, государственного крестьянина Пермской провинции И.Н. Белобородова. Тот был отправлен в начале января из-под Кунгура к Екатеринбургу. 6 января Белобородов вошел в Ачитскую крепость, которая уже была «приклонена императору Петру III» башкирами-пугачёвцами. В течение нескольких дней на сторону повстанцев перешли ещё три крепости — Бисертская, Кленовская и Гробовская, расположенные на Большой Московской дороге и прикрывавшие Екатеринбург с запада55. 18—19 января Белобородов «склонил в злодейское послушание без всякой же от завоцких жителей обороны» Билимбаевский, Верхний и Нижний Шайтанские заводы56. Всякая связь между администрациями Кунгура и Екатеринбурга была прервана. Во второй половине января—феврале повстанческая власть была установлена на Уткинском, Ревдинском, Сылвенском заводах. Численность отряда Белобородова возросла с 600 человек до 4—5 тысяч. В «государственном военном корпусе», как сам Белобородов называл свое войско, командиром отряда башкир и татар был повстанческий сотник башкир Егафар Азбаев57.

Повстанческим отрядам удалось блокировать Екатеринбург. 25 января член Главного правления заводов полковник В.Ф. Бибиков с тревогой сообщал генералу И.А. Деколонгу о том, что пугачёвцы стоят в 40 верстах от города, а попытки втянуть в бой с ними собранный властями отряд из 500 мастеровых и крестьян, окончились безрезультатно. «Вместо поражения, — возмущался полковник, — открылся с обеих сторон почти дружеский разговор», а пушки стреляли «по пустому лесу». Поэтому «начальники» поспешили вернуть «ополчение» в город58.

Как человек служилый, И.Н. Белобородов много работал над организацией своего «корпуса», уделял внимание укреплению в нем дисциплины, принципа единоначалия. В своем «объявлении» есаулу Красноуфимской станичной избы М.Д. Чигвинцеву он изложил обоснованные и оправданные взгляды на роль повстанческого командира: при соблюдении принципа выборности командиров, на эту должность следовало подбирать человека «верного, смелого» и инициативного, «ибо армия всегда одним доброго распоряжения человеком против неприятеля ободрена»59. А в наставлении сотникам, командовавшим русскими, башкирскими, татарскими и марийскими «казаками», Белобородов требовал «воинскую команду содержать во всякой строгости и вам [в] послушании». Нарушителей дисциплины и замеченных в мародерстве повстанцев он предлагал публично наказывать «без всякой пощады плетьми: русских — при собрании русской и татарской команд, татар — потому ж, при собрании татарской и русской команд»60.

Белобородов, определенно, задумывался о единстве действий повстанческой армии, о согласованности военных акций отдельных отрядов, выступлений различных сил народного движения. Он старался поддерживать связь с Бердским и Чесноковским повстанческими центрами, Красноуфимской станичной избой. В конце января отправил пространный рапорт в Берду о своих действиях на заводах Екатеринбургского ведомства и получил в ответ указ «Петра III»-Пугачёва о назначении его атаманом,61 а затем и — полковником. В Военную коллегию и другие органы восстания шли от него рапорты и извещения, и он получал встречные распоряжения и доклады, которые вместе и в целом отражали усилия предводителей движения ввести в стихию народной борьбы организующие и дисциплинирующие начала. По свидетельству пугачёвского атамана, отставного гвардии фурьера М.Т. Голева, И.Н. Зарубин посылал его с разными сообщениями к полковнику И.Н. Белобородову62. В Красноуфимске подробно знали об успехах походного атамана и полковника И.Н. Белобородова, в частности, об осаде им Екатеринбурга63. Сохранившиеся документы позволяют предположить, что как раз по совету Белобородова Красноуфимской станичной избой был отстранен от командования повстанческими отрядами в районе Красноуфимска атаман станичной избы М.Е. Мальцев, уличенный в пьянстве, а руководство ими было передано повстанческому полковнику башкиру д. Казылбаево Дуванской вол. Сибирской дороги Ишменю Иткулову. Красноуфимскому есаулу Чигвинцеву и Ишменю Иткулову, собиравшим в феврале силы для нового похода на Кунгур, Белобородов послал 10 пушек с ядрами и картечью64. Но направить туда часть своего «корпуса» он не смог, так как сам вынужден был обороняться от наступавших карательных команд.

Администрация Екатеринбургского ведомства приложила немало усилий для отпора повстанцам. Ей удалось настроить против восставших часть заводского населения и сформировать из них команды в помощь правительственным частям. В середине февраля к ним прибыли регулярные войска из Кунгура и Тобольска. После ряда неудачных для повстанцев боев Белобородов с частью своих отрядов ушел в Исетскую провинцию65. Причины поражения повстанцев и заметного спада народного движения на Среднем Урале заключались, прежде всего, в пестром социальном составе заводского населения, определившем неравномерное и непоследовательное его участие в восстании. Да и отдаленность региона от основных центров восстания сыграла роль. Народное движение охватило этот край в пределах времени с конца декабря 1773 г. до января 1774 г., когда уже местные власти успели укрепить заводы и города и добиться изоляции части населения от восстания.

Примечания

1. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Т. 2. С. 321.

2. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. Ижевск, 1974. С. 86—90, 132—134, 144—148.

3. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 4. Л. 205, 208; ч. 5. Л. 34, 37, 38, 49, 51; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 38, 91, 200, 201, 383.

4. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. С. 91.

5. Гвоздикова И.М. Салават Юлаев. С. 158—164.

6. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 158, 381—383.

7. Пугачевщина. Т. 2. С. 346; Восстание Емельяна Пугачева. С. 71.

8. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 4. Л. 10.

9. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 3. Л. 285 об., 290 об., 478—480; ч. 5. Л. 30—31, 34, 35, 37—41, 45, 47—53; Ф. 349. Д. 7215. Л. 2—3; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 135, 156—159, 160—163, 165, 170, 173, 190—194, 199—201, 257—259, 456; Восстание Емельяна Пугачева. С. 71—73; Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. С. 91, 92, 132, 137.

10. РГВИА. Ф. ВУА. Д. 143. Л. 107—108.

11. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 4. Л. 205—206; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 184.

12. Крестьянская война. С. 318; РГАДА. Ф. 6. Д. 467, ч. 6. Л. 156; Д. 439. Л. 18.

13. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Т. 2. С. 322, 325—329.

14. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 156—157.

15. Там же. С. 193.

16. Там же. С. 160—163, 136—137, 258—259.

17. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Т. 2. С. 334—335.

18. Гвоздикова И.М. Салават Юлаев. С. 142—143.

19. Материалы для истории Пугачевского бунта // Пермский сборник. М., 1860. Кн. 2. С. 4—19.

20. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 247—248.

21. Там же. С. 249—250, 430.

22. Крестьянская война. С. 92.

23. Там же. С. 91.

24. Материалы для истории Пугачевского бунта. С. 19—20.

25. РГАДА. Ф. 6. Д. 467, ч. 1. Л. 323—324; Д. 439. Л. 13—20, 32—36; Д. 516, ч. 2. Л. 107—108; Пугачевщина. Т. 2. С. 346—348; Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева. Т. 2. С. 352—353.

26. РГВИА. Ф. 20. Д. 1053. Л. 3, 12—13.

27. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 184.

28. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 5. Л. 41—45; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 171, 172, 177, 182, 187—188.

29. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. С. 150—152, 172, 177; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 422.

30. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 180.

31. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. С. 167—168; Гвоздикова И.М. Салават Юлаев. С. 145—146.

32. РГАДА. Ф. 6. Д. 504, ч. 2. Л. 442; Документы Государственного архива Пермской области // Томсинский С.М. Под предводительством Пугачева. Пермь, 1973. С. 39—60; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 179, 234—235, 289, 290.

33. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 158.

34. Там же. С. 129, 135, 167—169, 186, 413; Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. С. 101, 111, 118, 120, 124, 129, 131—134, 142, 144, 153, 157—161, 246, 247, 294.

35. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 190—200, 251, 423, 430, 452.

36. Там же. С. 134, 135, 184, 182, 186, 187, 414.

37. Там же. С. 179, 313, 325, 421, 422.

38. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. С. 112.

39. РГАДА. Ф. 6. Д. 467, ч. 1. Л. 267.

40. Там же. Д. 504, ч. 2. Л. 293.

41. Воззвания и переписка вожаков пугачевского движения в Поволжье и Приуралье. С. 93.

42. РГАДА. Ф. 6. Д. 467, ч. 2. Л. 49—51.

43. Там же. Л. 39—40; Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. С. 106—107, 162—163.

44. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. С. 106—109, 113, 128, 245; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 159—160, 162, 173—174, 297; Алишев С.Х. Татары Среднего Поволжья в Пугачевском восстании. Казань, 1973. С. 113—117.

45. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. С. 96—97, 116—117, 257; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 297—299, 300—302; РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 4. Л. 418; Д. 592. Л. 605—608; РГВИА. Ф. 20. Д. 1235. Л. 372.

46. Воззвания и переписка вожаков пугачевского движения в Поволжье и Приуралье. С. 85, 86—88, 91, 397, 399.

47. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. С. 117.

48. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 6. Л. 205—207; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 299—300, 304.

49. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 5. Л. 506—507, 524.

50. Пугачевщина. Т. 2. С. 427.

51. РГВИА. Ф. 20. Д. 1235. Л. 147—148.

52. РГАДА. Ф. 6. Д. 467, ч. 3. Л. 235—237; ч. 9. Л. 263—264; Д. 507, ч. 4. Л. 135—137; РГВИА. Ф. 20. Д. 1232. Л. 45—46; Д. 1235. Л. 231—232.

53. Алишев С.Х. Указ. соч. С. 106—112; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 293, 295, 296.

54. Крестьянская война. С. 132, 373.

55. Пугачевщина. Т. 2. С. 326—327; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 237.

56. Крестьянская война. С. 166, 221.

57. РГАДА. Ф. 271. Оп. 1. Д. 1339а. Л. 43—48; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 288—292; Мартынов М.Н. Пугачевский атаман Иван Белобородов. Пермь, 1958.

58. РГАДА. Ф. 6. Д. 657, ч. 11. Л. 200.

59. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 289.

60. Там же. С. 288.

61. Пугачевщина. Т. 2. С. 328.

62. РГАДА. Ф. 6. Д. 512, ч. 1. Л. 93; Пугачевщина. Т. 2. С. 329—330.

63. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 233—234, 289; Крестьянская война. С. 95.

64. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 218, 236, 289—290, 427, 439.

65. Пугачевщина. Т. 2. С. 328—329; РГИА. Ф. 468. Оп. 32. Д. 2. Л. 348—410; Андрущенко А.И. Указ. соч. С. 191—202, 320—321.