§ 1. Комплектование Главного повстанческого войска. Новый подъем народного движения

Деятельность Е.И. Пугачева и Военной коллегии по комплектованию нового повстанческого войска весной 1774 г. Второй этап Крестьянской войны был ознаменован мощным подъемом повстанческого движения на Урале и в Прикамье. В апреле—июне 1774 г. центральная и юго-восточная часть Башкортостана стала основной ареной боевых действий Главного войска Пугачева и многочисленных отрядов его атаманов.

После сражения под Татищевой крепостью и Сакмарским городком Пугачев с остатками своего воинства направился в центральные районы Башкортостана. Возможность отступления туда была учтена заранее. Ближайшие сподвижники предводителя восстания — судья Военной коллегии М.Г. Шигаев, секретари коллегии М.Д. Горшков и Балтай Идеркеев, полковник Т.И. Падуров и даже рядовые повстанцы, например, служилый татарин Измаил Токтамышев, писарь атамана В.И. Торнова, рассказывали на допросах о намерении Е.И. Пугачева идти в Чесноковский лагерь к И.Н. Зарубину «весновать в Башкирии», а летом двинуться к Казани¹. Как вспоминал Шигаев, после поражения под Татищевой крепостью в битве 22 марта 1774 г. к Пугачеву в Бердскую слободу явился «башкирской главной атаман Кинжя... со своими старшинами» и «чрез находящагося сначала при самозванце переводчика татарина яицкого ж казака Идорка, говорил: «Куда-де Вы, государь, нас теперь ведете, и что Вы намерены предприять? Для чего-де Вы не спрашиваете от нас совету?» На это Пугачев сказал: «Я-де намерен теперь итти в Каргалу или в Сакмарский городок, и пробыть тут до весны, а как хорошее время наступит, то я намерен итти на Воскресенския Твердышева заводы». На что Кинжя говорил: «Естли-де Вы туда придете, так я Вам тамо чрез десять дней хотя 10000 своих башкирцов поставлю». А самозванец, благодаря его за сие, сказал: «Очень-де хорошо»².

Обстоятельства сложились так, что Пугачев был вынужден отказаться от похода к Уфе. Находясь в конце марта в Сакмарском городке, он получил известие о поражении повстанческого войска под Уфой, захвате карателями в плен И.Н. Зарубина. Не теряя, однако, надежды на восстановление положения под Уфой, Пугачев принял решение отправить туда полковника Алибая Мурзагулова, поручив ему возглавить дело восстания в центре Башкирии. Пугачев приказал Алибаю, чтобы он «город Уфу атаковал и, как можно, старался б его взять, о чем ему и указ дал»³. А сам Пугачев взял курс на северо-восток Башкортостана, в Исетскую провинцию, к Челябинску, находившемуся тогда в руках восставших.

В апреле повстанцы шли через башкирские волости, останавливаясь на Вознесенском, Авзяно-Петровских, Белорецком заводах. Военная коллегия рассылала к башкирским и мишарским старшинам и по заводам указы о формировании новых отрядов для усиления боевой мощи Главного войска. Первыми были башкиры. Сообщая императрице о реакции народа на пугачевские обращения, командующий карательными войсками генерал-поручик Ф.Ф. Щербатов констатировал, что в апреле башкиры, «в разных местах собираясь, бегут толпами в Уральские горы, и знатною уже толпою присоединились к... Пугачеву, составляя при нем кучу с лишком четыре тысячи»⁴.

Из приписных крестьян, мастеровых и вольнонаемных работников Вознесенского и Авзяно-Петровских заводов к 12 апреля был сформирован Авзянский полк во главе с заводским крестьянином Д.М. Загуменновым, получившим чин полковника. На Белорецком заводе в состав Главного войска влилось 300 работных людей. После поражения в сражении с правительственными частями 9 апреля под Челябинском сюда же с отрядом из работных людей и крестьян Исетской провинции подошел атаман Г. Туманов⁵. 7 мая во главе «Сибирского военного корпуса», в состав которого входило до полутора тысяч заводских работных людей и государственных крестьян, к Пугачеву прибыл атаман И.Н. Белобородов⁶. В это же время к повстанческому войску присоединился и отряд А.А. Овчинникова, прорвавшийся в Башкирию от Яицкого городка через Самарскую дистанцию крепостей. Среди 400 бойцов его отряда наряду с яицкими казаками находились крестьяне некоторых южноуральских заводов. Одновременно к Магнитной крепости подошел отряд из 300 Златоустовских работных людей⁷. В первых числах мая в составе Пугачевского войска было не менее двух с половиной тысяч заводских крестьян.

Повстанческое движение быстро разрасталось. Позднее, 7 июля, Рейнсдорп доносил Сенату: когда Пугачев «внутрь вверенной мне губернии удалился, так возъимел способ башкирской... народ вящше поколебать, которой тотчас попустился в генеральной бунт»⁸. Местные власти и командиры карательных команд отмечали повсеместный подъем: государственные и помещичьи крестьяне разных национальностей также «генерально» шли к Пугачеву, которого «повсюду ждут и преклонностию к нему наполняются, жертвуя животом и имуществом своим», пополняя повстанческие силы⁹. Уфимская провинциальная канцелярия в рапорте от 19 апреля жаловалась губернатору, что посланных по деревням «для толкования манифестов» Екатерины II, призывавшей изловить Пугачева и отказаться от участия в восстании, «также и для наряду и высылки с провиантом и фуражем сюда и на Стерлитамацкую пристань к г. генерал-майору Фрейману нарочных били смертельно, а инных и вешали, ис коих некоторые, не исправя порученную им должность, назат возвратились»¹⁰.

Весенний разлив рек, препятствовавший продвижению повстанческих отрядов, направлявшихся к Пугачеву, заставили его задержаться на Белорецком заводе. На три недели, с 14 апреля по 2 мая, Белорецкий завод становится ставкой Пугачева и главным лагерем войска. Отсюда было направлено не менее 11 именных указов Е.И. Пугачева, несколько распоряжений Военной коллегии, требовавших вовлечения населения в восстание и мобилизации в повстанческие отряды. Для усиления своего управленческого аппарата новым секретарем Военной коллегии Пугачев назначил хорунжего казаков Еткульской крепости И.Я. Шундеева, а знающего тюркские языки Г. Туманова — повытчиком, т. е. секретарем коллегии¹¹. Только И.Н. Белобородову в апреле — начале мая было послано 5 указов с требованием собрать «русской, башкирской и черемиской... команды многотысячное число человек... для отправления в Главную армию»¹².

Военная коллегия стремилась поддерживать непрерывную связь с другими очагами восстания. Ставила перед командирами повстанческих отрядов разнообразные задачи боевого характера, постоянно требовала от них снабжения Главного войска оружием, боеприпасами, продовольствием. На Белорецкий завод стекалась также информация о продвижении карательных частей. Повстанческий полковник, старшина Усерганской вол. Мунияк Сулейманов, этот «искусный», по отзыву оренбургского губернатора, вожак восставших, уведомлял Пугачева о дислокации и действиях правительственных команд на территории Ногайской дороги¹³. О продвижении корпуса генерала И.А. Деколонга Пугачев знал от своего полковника исетского казака В. Михайловских¹⁴. Ряд свидетельств говорит о том, что это Салават Юлаев и И.Н. Белобородов информировали Военную коллегию о спешившем к заводам Исетской провинции корпусе подполковника И.И. Михельсона¹⁵.

Поступающие отовсюду известия, естественно, помогали Пугачеву и Военной коллегии ориентироваться в создавшейся обстановке, а также немало способствовали становлению новой тактики по отношению к заводам. В условиях широкого наступления карательных войск заводы не могли уже служить, как прежде, опорными пунктами повстанческих отрядов. К весне 1774 г. пугачевцами были вывезены с заводов большая часть продовольственных запасов, деньги, оружие; а чтобы заводы не стали местом квартирования карателей, и те не вынуждали оставшихся на заводах крестьян служить проводниками, повстанческое руководство приняло решение об уничтожении заводов, эвакуации жителей¹⁶. Известно, что из Белорецка указы о сожжении заводов были направлены авзянопетровским крестьянам, старшинам Сибирской дороги Юлаю Азналину, Яхье Якшиеву и пугачевскому полковнику Салавату Юлаеву. Последним было велено «чинить раззорении состоящим на Сибирской дороге заводам и их сожигать»¹⁷. Исполнение подобных распоряжений ставки Пугачева возлагалось, как правило, на башкиро-казачьи команды. И заводские крестьяне не только не противились этим акциям, но в большинстве случаев сами выступали активными исполнителями приказов повстанческого командования.

Так, 9 мая, за день до вступления в Верхний Авзяно-Петровский завод команд генерала Ф.Ю. Фреймана, крепостные работные люди и приписные сожгли заводские строения. Сгорели домны, молотовые фабрики, плотина, хозяйственные постройки. В другой раз огню были преданы Нижний Авзяно-Петровский и Кухтурский заводы¹⁸. В уничтожении заводов работные люди, приписные крестьяне видели путь к своему освобождению от ненавистных им заводских работ. Начавшийся в мае погром заводов проводился целенаправленно, был сознательным действием предводителей восстания, всезначно направленным против господствующих классов, отнюдь не проявлением вражды башкир к заводскому трудовому населению, как это пытались доказать властям заводовладельцы¹⁹.

Когда на Белорецкий завод дошли вести, что пугачевцы после ряда боев оставили 8 апреля 1774 г. Челябинск, Военная коллегия наметила план воссоединения сил в районе крепости Магнитной и продвижения Главного войска по линии крепостей. Пугачев рассчитывал получить там артиллерию и оружие, необходимые для предстоящих сражений.

Знамя пугачевского отряда, изготовленное во время восстания

Все это время екатерининское военное командование и гражданские власти не располагали точными сведениями о местопребывании Пугачева. Правительственные войска, вступившие в Башкирию, были расположены в центре и по границам края так, чтобы быстрее подавить здесь очаги восстания, не допустить его распространения на усмиренные уезды Казанской и Сибирской губерний.

Войска заняли посты по Самарской дистанции крепостей и Ново-Московской дороге, соединяющей Оренбург с Казанью. Границы Пермской провинции защищал полковник А.В. Папав, к Осе были направлены отряды, сформированные коллежским асессором М.И. Башмаковым, Екатеринбургское ведомство находилось под прикрытием батальона секунд-майора Д.О. Гагрина и местных воинских сил под командой полковника В.Ф. Бибикова. Части корпуса генерал-поручика И.А. Деколонга были размещены по крепостям и слободам Исетской провинции. На Оренбургской пограничной линии стояли войска генералов П.Д. Мансурова и С.К. Станиславского. В центре Башкортостана по р. Белой, от Бугульчана до Бирска, были выставлены сторожевые посты. Линия воинских застав шла от Уфы через Бакалы до Бугульмы. На Ногайскую дорогу были высланы команды коллежского советника И.Л. Тимашева и подполковника С.Л. Наумова. Для преследования и разгрома Пугачева специально были назначены мобильные команды генерала Ф.Ю. Фреймана и подполковника И.И. Михельсона. Правительственные войска, разделенные на 23 отряда, «союзно» занимали посты на территории, охватывающей около полутора тысяч верст²⁰.

Как докладывал Екатерине II командующий войсками генерал-поручик Ф.Ф. Щербатов, для подавления повстанческого движения и преследования Пугачева все «возможное зделано»²¹. Однако ранняя весна, наступившая после необычайно снежной зимы, вызвала половодье и распутицу, сделавшие невозможным быстрое передвижение войск. Только 24 апреля выступил из Уфы к Саткинскому заводу Михельсон; Фрейман, пробыв месяц в Стерлитамаке и Табынске, лишь 3 мая направился к Верхнеяицкой крепости. Туда же 23 апреля двинулся из Оренбурга Тимашев, а отряд Станиславского подошел к Верхнеяицкой дистанции 18 мая.

Задержка в передвижении войск как нельзя лучше была на руку Пугачеву, занятому комплектованием нового войска. Тем же воспользовались и вожаки отдельных пугачевских отрядов, предпринявшие попытку объединить разрозненные силы.

Повстанческое движение на Сибирской дороге. Весной 1774 г. в Башкортостане на территории Уфимской и Исетской провинций складываются четыре центра повстанческого движения, деятельность которых в значительной мере была непосредственно связана с целями и задачами, стоявшими перед Пугачевым и Главным его войском.

Первый центр повстанческого движения охватывал территорию Сибирской дороги. В апреле восстание здесь возглавили Салават Юлаев и И.Н. Белобородов. Они держали в постоянной тревоге администрацию Кунгура и Екатеринбурга, опасавшуюся наступления повстанцев на их ведомства, где местные крестьяне и работные люди были готовы к мятежу. Встретились полковники в конце марта в д. Казылбаево, неподалеку от Саткинского завода. Здесь, видимо, и было принято ими решение, пополнив свои отряды, направиться в Пермскую провинцию. С.Я. Кузнецов, пугачевский атаман пригородка Осы, писал 10 мая крестьянам-повстанцам Рождественского завода: от Салавата с Белобородовым есть письменное известие, что Пугачев, будто бы, «под город Кунгур идет с армиею в пятнадцети тысячах». В конце письма имеется приписка, сделанная, видимо, в связи с получением свежих новостей: «Белобородова-полковника батюшка наш требует указом в Чебаркуль з двумя тысещами. А достальную армию велено отдать Салавату; и тако будет у него армии одиннатцеть тысяч под Кунгуром»²². Подполковник А.В. Папав, собиравший все слухи о Салавате Юлаеве, в рапорте генералу А.И. Бибикову от 8 апреля 1774 г. сообщал, что Салават и Белобородов идут к Красноуфимску, а в мае, снабжая информацией генерала Ф.Ф. Щербатова, уверял, что пятитысячный отряд под предводительством Салавата, Ивана Васева и татарина Имана Ислюкова ожидает подкрепления пятитысячным отрядом казаков и собирается потом напасть на Кунгур, а в Красноуфимске «тамошния казаки сами собою содержат караул, льстясь надеждою в подкреплении их башкирцом Салаватом». Белобородов говорил на допросе, что он тогда пошел было «с толпою под город Кунгур», но отменил этот поход после получения приказа Пугачева о соединении с Главным войском. Однако из-за разлива рек к Пугачеву он попал только в начале мая²³.

В течение апреля Белобородов усиленно собирал свой «государственный Сибирский военный корпус». Сохранились его ордера полковнику Бахтияру Канкаеву, есаулу Егафару Азбаеву и сотнику К. Коновалову, которых он разослал по заводам и деревням Уфимской и прилегающих районов Пермской провинций для мобилизации жителей. Белобородов распорядился набранные команды привести туда, «где я буду обретатьца, без замедления», чтобы отправить их в «Главную армию»²⁴. К началу мая под командованием Салавата Юлаева и И.Н. Белобородова было около пяти с половиною тысяч бойцов. С уходом Белобородова к Магнитной крепости Салават руководство восстанием в северных и северо-восточных районах Башкортостана взял на себя. Это потребовало от него самостоятельного решения многих военных задач.

Основной задачей, стоящей перед отрядами Салавата, было противодействие операциям Михельсона. Четырехтысячный отряд Салавата состоял из башкир, русских, мишарей, татар, чувашей, марийцев. Из-под Кунгура, обходя посты карательных войск, пробрался со своим отрядом атаман И. Васев. С этими силами Салават пошел навстречу своему, как оказалось, главному врагу подполковнику И.И. Михельсону и четырежды за неполный месяц — 6-го, 8-го, 17-го и 31-го мая вступил с ним в жестокое сражение.

Подполковник Петербургского карабинерного полка И.И. Михельсон был храбрый и опытный офицер. Участник Семилетней войны 1756—1763 гг., русско-турецкой войны в 1768—1770 гг., военных операций против польских конфедератов в 1770—1772 гг., он отличился во многих сражениях. Об его успехах в Польше А.В. Суворов, тогда еще генерал-майор, писал в автобиографии: «майор Михельсон более всех, по его искусству, отряжаем был противу мятежников в поле, и от успехов его получил себе великую славу»²⁵. Подобную же славу, видно, хотел завоевать Михельсон и на полях восставшей Башкирии. Да орешек, как говорится, оказался покрепче: мужество и стойкость пугачевцев вызывали удивление и невольное уважение. Михельсон привык смотреть на отряды повстанцев, как, по собственному его выражению, на «кучи» и «толпы» необученных военному ремеслу отчаянных бунтовщиков, поспешно разбегавшихся при первых ударах двигавшихся в боевом порядке регулярных войск. Здесь же, на башкирском Урале, рапортовал он однажды командующему правительственными войсками, его солдаты встретили «такое супротивление, какого не ожидали».

Разведав приближающуюся команду правительственных войск, Салават выслал навстречу ей небольшой конный отряд. Михельсон бросил против него всю свою конницу, состоявшую из гусар, казаков, команды «верных» башкир и мишарей. В 17 верстах от Симского завода произошел первый бой. Возможно, это была разведка боем с обеих сторон. Во всяком случае, Салават уклонился от решительного сражения и не вводил в дело всю конницу, приказав ей отойти к главному своему лагерю у деревни Ерал.

Печать повстанческой Военной коллегии

8 мая в поле у реки Устьканда (Скандии), в нескольких верстах от Симского завода, развернулся второй бой. Этот был пожестче: враги сходились вплотную. Как писал правительственный офицер своему командующему, пугачевцы, «не уважая нашу атаку, прямо пошли к нам навстречу, однако, помощию Божиею, по немалом от них супротивлении» были отброшены²⁶.

Михельсон весьма неохотно признавался, что ему пришлось иметь дело с неустрашимым повстанческим военачальником, отваживавшимся идти в открытое сражение и наступать на хорошо вооруженные и обученные армейские части. Отряды Салавата воевали сплоченно и отступали, терпя неизбежное для народных повстанцев поражение от регулярной армии, в относительном порядке, сохраняя боеспособность. Они оставляли поле боя, изрядно потрепав противника и доведя его до растерянности перед дальнейшим развитием событий, как это и случилось с корпусом Михельсона и самим командиром после майских сражений. «Я ныне остановился в поле на месте сражения. Куда должен буду итти, — еще сказать не могу», — сообщал Михельсон Щербатову. А Салават пропустил его к Саткинскому заводу, сам же возвратился к Симскому.

В самом конце мая Салават, зная о путях продвижения правительственной команды, решает дать новый бой Михельсону. Место для схватки он выбрал выгодное — пристань на реке Ай, в 30 верстах от Симского завода. 30 мая туда подошел Михельсон. Повстанцы заранее уничтожили паромы и укрепились на противоположном берегу реки. Михельсон решился сразу переправиться через Ай. На следующий день отыскав брод, он начал переправу под прикрытием сильной оружейной стрельбы. Повстанцы «наиусильнейшим образом старались мне мешать..., засели все по горам и ущелинам, с коих производили великую стрельбу», — доносил Михельсон Щербатову. В ходе развернувшегося на берегу боя они действовали смело и решительно, но не смогли помешать переправе. Но, возможно, и не желали. Ведь в сражении 31 мая принимал участие не весь отряд Салавата (чему очень удивился Михельсон: «вместо славленных двух тысяч более не было осьмисот»), его основные силы стояли в ожидании Пугачева²⁷. 2 июня Салават привел к предводителю восстания три тысячи всадников.

Исполняя приказы Пугачева, Салават заботился о пополнении Главного повстанческого войска новыми силами. Воины Салавата контролировали значительные территории на севере и северо-востоке Башкирии. Они создали сеть караульных постов, чтобы следить за передвижением карательных команд. Под особым присмотром была Уфимская дорога, связывающая центр провинции с Екатеринбургом. Салавату Юлаеву приходилось решать и много других военно-организационных задач: координировать взаимодействие между отрядами, назначать командиров отрядов, бороться за дисциплину в войске и т. п. И он стремился сосредоточить в своих руках вопросы управления освобожденной Башкирией. Интересны в этом отношении показания елдякского казака Абиля Байдашева (И. Иванова) на допросе в Уфимской провинциальной канцелярии. В конце апреля, — рассказывал Абиль, — атаман елдякских казаков-повстанцев А. Шеметов отправил его к Салавату Юлаеву с жалобой на отстраненного атамана Старкова, требующего от казаков повиновения властям. Салават послал в Елдяк команду из 200 человек под предводительством Бахтияра Канкаева, Абдуллы Токтарова (Тахтарова), Адиля Бигашева. Наведя порядок в Елдяке (оштрафовали Старкова на 200 руб. и запретили ему атаманствовать в крепости) и присоединив к отряду елдякских казаков, направились к Бирску.

Видя в лице Салавата авторитетного представителя новой власти, к нему шли с жалобами на старую администрацию, везли на расправу захваченных в плен противников повстанческого управления, отступников и предателей.

Среди гражданских дел, рассмотренных Салаватом, достойно пристального внимания обращение жителя д. Кигазы Дуванской вол. Абиля Байдашева, поверстанного в казаки Елдякской крепости, насильно крещенного и переименованного в Ивана Иванова. Абиль просил «письменное позволение, чтобы ему жить по-прежнему в уезде, в деревне Кигазе, и содержать веру басурманскую». Салават выдал Абилю просимый документ — билет. В билете, подписанном Салаватом и Юлаем Азналиным, разрешалось Абилю «жить по-прежнему и службу служить государю Петру Федоровичу»²⁸.

Бесспорно, во второй период Крестьянской войны Салават стал одним из самых авторитетных вожаков повстанческого движения на Южном Урале.

Повстанческое движение на Ногайской дороге. Вторым крупным районом восстания стали башкирские волости Ногайской дороги и прилегавшие к ней районы Оренбургского уезда. Вести о продвижении Пугачева по деревням и заводам Уфимской провинции, распространение воззваний Пугачева способствовало тому, что Ногайская дорога в апреле 1774 г. всколыхнулась вся и явилась основным поставщиком боевых сил в новое повстанческое войско. К середине мая размах народного движения достиг таких размеров, что правительство исчисляло количество ушедших к Пугачеву явно завышенной цифрой — 40 тысяч человек, превышавшей реальную в несколько раз²⁹.

Оставшаяся часть повстанческих сил юга Башкирии объединяется в несколько крупных отрядов.

С конца апреля ударной силой повстанцев выступают здесь отряды полковника Караная Мратова. И он предпринимает попытки сплотить разрозненные отряды, по меньшей мере, соотнести и направить их деятельность. В мае под его началом действовали отряды таких крупных военачальников восставших, как Канзафар Усаев и Качкын Самаров. Привлекая в повстанческое войско население Ногайской дороги, Канзафар Усаев утверждал, например, что корпус Караная состоит из 9 тысяч человек, да у Качкына — 3 тысячи бойцов³⁰. Многочисленные источники подтверждают, что к июню повстанческие силы этого района восстания составляли несколько тысяч человек³¹. И действовали они весьма активно.

Примером решительности вожаков движения может служить воззвание Качкына Самарова: при появлении правительственных войск, наставлял он повстанцев, «против оных стоять, а когда силы достанут, — всех рубить, а не будут доставать, то хотя отаковать»³². Повстанческая борьба на юге Башкирии, как и в других регионах края, приобретает различные формы. Это — длительное преследование карательных отрядов — «деташаментов»; нападение на отдельные воинские части; отгон лошадей у команд правительственных войск и местных гарнизонов; блокада административных и торговых пунктов, крепостей и заводов; нарушение регулярной связи между губернскими и провинциальными центрами, между командирами екатерининских воинских частей. Командиры карательных отрядов объясняли свои неудачи в преследовании Главного войска Пугачева постоянным присутствием, изнуряющими «уколами» неожиданно нападающих повстанцев. Каратели часто оставались без продовольствия и фуража, так как повсюду заставали селения, покинутые жителями, присоединившимися к пугачевцам.

Генерал-поручик Щербатов в одном из донесений к Екатерине II сообщал, что башкиры «дерзают малыя команды окружать»³³. В середине мая Каранай Мратов у д. Каркяли напал на команду из 300 гусаров отряда подполковника И.К. Рылеева, а Качкын Самаров блокировал Бугульчанскую пристань, где располагался пост секунд-майора В. Юшкова³⁴.

Пугачевский бригадир Салават Юлаев. С картины народного художника СССР Е.С. Широкова

Власти с трудом удерживали ставропольских и оренбургских калмыков, пытавшихся пройти через Самарскую дистанцию и Ново-Московскую дорогу на соединение с войском Пугачева. Выдержав 4 сражения, в ходе которых погибло несколько сотен человек, калмыки прорвались в Башкирию. Но 7—8 мая полковник П.А. Шепелев на р. Ток у д. Траи в ходе ожесточенных боев разбил двухтысячный отряд, в состав которого входили большей частью калмыки³⁵. Лишь несколько сотен калмыков пополнили пугачевские отряды, действовавшие на Ногайской дороге. В Кубелясской вол. стояло 100 кибиток, в Бурзянской — 60, Балакатайской — 30³⁶.

По распоряжению генерала П.М. Голицына, находившегося в апреле в Оренбурге, подполковнику С.Л. Наумову и премьер-майору Г.И. Шевичу было строго приказано «закрыть» от повстанцев Оренбург и его окрестности. Команда Наумова, расположившаяся в д. Ташле (в сотне верст от Оренбурга), тотчас стала подвергаться непрерывным нападениям повстанцев. 25 мая тысячный отряд восставших, в состав которого входили башкиры, калмыки, русские крестьяне, отогнал всех лошадей деташамента Наумова, так что подполковник не смог даже организовать погоню. К тому же, к повстанцам перебежало много ташлинских крепостных крестьян со своими лошадьми. Наумов жаловался, что у него «не только под конницу, но и под артиллерию и провиант» нет лошадей, и он «никакого движения зделать» против пугачевцев не может, а ташлинцы «имели и сейчас имеют во всех злодействах единомышленное согласие... з башкирцами»³⁷.

Вооруженные нападения повстанцев мешали продвижению команд Фреймана,³⁸ Тимашева и др. 10 мая на команду Тимашева у р. Таналык (в устье ее притока Бузавлык) напал отряд повстанцев под началом старшины Сабыра. 31 мая и 3 июня в вершинах р. Сакмары карателям пришлось вступить в бой со «злодейской толпой, в которой были башкирцы, ставропольские калмыки и заводские мужики... в превеликом числе». Пушечным и ружейным огнем Тимашеву удалось «рассеять» пугачевцев, но преследовать их он не мог³⁹. Отмечая дерзость нападавших, Тимашев с гневным удивлением выделял беззаветную отвагу работных людей: «завоцких мужиков живых же поймать никоим образом невозможно, ибо до последняго издыхания дерутца»⁴⁰.

Во второй период Крестьянской войны повстанцы стремились вернуть утраченные с наступлением карательных войск позиции. Они вновь атаковали пригородки и крепости, многие из которых прежде побывали в их руках: Стерлитамак, Табынск, Бугульчан и др. Гарнизонные команды, обладая значительным преимуществом в артиллерии и огнестрельном оружии, предпочитали отбиваться артиллерийским огнем, не покидая стен крепостей. А пугачевцы не прибегали к поджегу городовых строений, чтобы не подвергать опасности жителей, не решавшихся открыто присоединиться к нападавшим. Иногда у стен крепостей шли ожесточенные бои, но чаще велась длительная перестрелка. Тут можно сослаться на действия повстанцев на Оренбургской пограничной линии. Пугачевцы блокировали крепости и форпосты Кизильской дистанции и, грозя их сжечь, потребовали «преклонения» гарнизонов «Петру III» — Пугачеву. Ильинской крепости, по сообщению коменданта Верхнеозерной дистанции А.А. Корфа, грозил отряд в 300 чел. из татар Красногорской и Ильинской крепостей, крестьян Кундровской слободы и бурзянских башкир⁴¹. Наиболее успешно действовал на линии отряд башкирского старшины Бурзянской волости Трухменя Янсеитова: 22 мая повстанцам удалось овладеть Уртазымской крепостью. Операция была рассчитана на внезапность: пугачевцы атаковали крепость ночью в сильный дождь, и гарнизонная команда не смогла использовать пушки⁴². Крепость была сожжена. Позднее такая же участь постигла Губерлинскую и Зилаирскую крепости⁴³.

Каранай Мратов стремился объединить усилия повстанцев юга Башкирии для овладения Уфой. Прямых указаний на то, что он получил такое задание от Пугачева, не обнаружено. Но, как отмечалось выше, в конце марта Пугачев отправил под Уфу полковника Алибая Мурзагулова с приказом вновь попытаться захватить центр провинции. Алибай изменил Пугачеву, явился с повинной к Михельсону и на некоторое время отошел от восстания⁴⁴. Узнав об этом, Пугачев надежды на овладение Уфой стал связывать с деятельностью верного ему полковника Караная Мратова. Во всяком случае, в разнообразных документах, поступавших в провинциальную канцелярию, сообщалось, что «главный... возмутитель в сей стороне Башкирии» Каранай Мратов собирается идти на Уфу, куда к нему подойдут, надо полагать, отряды Качкына Самарова, Канзафара Усаева, а вслед за ними и Главное войско Пугачева⁴⁵. В начале июня отдельные команды повстанцев, действительно, подходили к Уфе на расстояние до 10—20 верст⁴⁶. А 27 июня в 18 верстах от города трехтысячный повстанческий отряд вступил в бой с командой полковника А.Я. Якубовича, но потерпел неудачу. На поле битвы полегло до двух тысяч пугачевцев⁴⁷.

Башкирские конные караулы извещали Пугачева о передвижениях карателей, и в то же время надолго пресекали связь командующего войсками генерала Ф.Ф. Щербатова, который находился в Оренбурге, с его войсками. Он жаловался, что по нескольку дней не получал донесений от них⁴⁸. Оценивая обстановку на юге Башкирии, Щербатов 11 июня писал оренбургскому губернатору, что «бунтующими башкирцами не только пресечена коммуникация со всеми деташаментами, по Белой реке расположенными, но и многия лутчия места и города подвергаются опасности»⁴⁹.

Повстанческое движение на Казанской и Осинской дорогах. В третьем центре народного движения — в западной и северо-западной частях Башкирии, на Казанской и Осинской дорогах усилия повстанцев были направлены на то, чтобы воспрепятствовать «союзным» действиям воинских команд, а также уничтожить такие крупные поселения, как Бирск, Ангасякский и Юландинский винокуренные заводы, которые служили опорными пунктами для карателей.

В апреле полковнику Н.Н. Кожину (ставка которого была в Бугульме) поступали сообщения о том, что отряды повстанцев Казанской дороги направились на восток и собираются переправиться на правый берег Белой⁵⁰. Видимо, то были отряды, спешившие пополнить Главное войско Пугачева.

В середине апреля отряд секунд-майора С. Тютчева, посланный из Уфы к Бирску, разбил тысячный отряд повстанцев, предводительствуемых мишарским старшиной Сулейманом Кусекеевым⁵¹. Но после ухода Тютчева в Уфу между Бирском и Ангасяком собрались значительные отряды, находившиеся под командованием пугачевских полковников башкир Осинской дороги Араслана Рангулова и Аладина Фелякова, повстанческого старшины татарина д. Байки Сибирской дороги Буляка Якупова: они насчитывали до 3 тысяч чел.⁵²

В апреле и мае к генерал-поручику Ф.Ф. Щербатову шла информация о появлении повстанческих отрядов в районе Бакалы — Нагайбак и о нападении повстанцев, действовавших на левобережье Белой, на команды секунд-майора О.И. Дуве и полковника А.Ф. Обернибесова⁵³.

Узнав, что приказчик Троицкого завода Заев развернул работу по подготовке завода к пуску, повстанческий отряд, насчитывавший свыше 300 чел. русских, калмыков и башкир, 26 апреля совершил набег на это предприятие. Заводское имущество и деньги были конфискованы, а приказчик и вахтер соляного магазина, ослушавшиеся указа «Петра III» — Пугачева, казнены⁵⁴.

Командир карательных отрядов И.И. Михельсон

В мае к властям поступали сведения, что в вершинах р. Танып собираются команды повстанцев Осинской дороги и «намерение их клонится к Уфе»⁵⁵.

Вожаки здешних отрядов поддерживали постоянную связь со ставкой Салавата Юлаева, и при наборе воинов в отряды объявляли, что призывают «на службу государю Петру Федоровичу людей в команду к старшине Салавату Юлаеву»⁵⁶. Тем самым они подчеркивали, что отряды, сформированные на территории Казанской и Осинской дорог, являются частью корпуса Салавата Юлаева. По их просьбе Салават направил к Бирску подкрепление во главе с опытными командирами⁵⁷. Вместе с Арасланом Рангуловым действиями повстанцев в этом районе руководили полковники Бахтияр Канкаев, ясачные татары Осинской дороги Абдулла Токтаров и Ермухаммет Кадырметев, мариец д. Бургашево Осинской дороги Изибай Акбаев, атаманы башкир д. Новое Кайпаново Сибирской дороги Аладин Бектуганов, отставной капрал морского флота Адиль Бигашев. В состав их отрядов входили не только башкиры, но и многонациональное крестьянство Казанской и Осинской дорог. Пермская провинциальная канцелярия и подполковник Папав в апреле и мае рапортовали командующему правительственными войсками о том, что кунгурские татары группами бегут в Уфимскую провинцию на соединение с повстанческими отрядами⁵⁸.

26 мая в двух верстах от Бирска команда секунд-майора О.И. Дуве была атакована трехтысячным отрядом пугачевцев. Рапортуя генералу Щербатову о ходе четырехчасового боя, Дуве писал: «Я должен признатца, что никогда не воображал, чтоб так злодеи жестоко могли оборонятьца, как они поступали»⁵⁹. И когда через несколько дней Дуве узнал, что пятитысячный пугачевский отряд приближается к Бирску, то отдал приказ об отступлении. 4 июня повстанцы ворвались в городовую крепость и сожгли ее⁶⁰. Вслед за Бирском был подожжен и Ангасякский завод, но хлебные амбары и производственные постройки были сохранены⁶¹.

Власти пытались оградить Казанскую губернию от соседствующих с ней районов активных повстанческих действий. На помощь гарнизонам Мензелинска и Осы казанский губернатор Я.Л. Брант направил дополнительные военные силы. В районе между Осой и Ашапским заводом по р. Тулве располагались посты подполковника А.В. Папава⁶².

В пограничных с Пермской провинцией районах пугачевцы вели бои против карательных команд коллежского асессора М.И. Башмакова, выжигавших башкирские деревни, и канцеляриста Сарапульской дворцовой управительской конторы И. Гурьева⁶³. Как рассказывали во время допросов повстанческие старшины башкиры Гайнинской вол. Адыл Ашменев и Сайфулла Сайдашев, их отряд по просьбе крестьян ездил в д. Неволино и Шундиху для защиты от команды Башмакова⁶⁴. 2 июня командиру карательного отряда ундер-шихтмейстеру Л.Ф. Яковлеву, расположившемуся в Осе, было доставлено письмо из «Гайнинской волости и от протчих башкирцов», содержавшее требование немедленно покинуть Осу и прекратить карательные операции в башкирских деревнях⁶⁵.

Не прекращались волнения и в соседних с Уфимской провинцией районах Бугульминского ведомства, что вынуждало полковника Н.Н. Кожина держать там свои войска⁶⁶. Полковник извещал генерал-поручика Щербатова о неповиновении крестьян деревень, прилегающих к Ново-Московской дороге, куда пугачевцы засылали своих агентов. Сообщал он командующему и о появлении отрядов повстанцев на р. Черемшан, под Бугурусланом⁶⁷. В начале июня его командой здесь был разбит отряд атамана А. Сомова⁶⁸.

Повстанческое движение в Исетской провинции. Четвертым крупным очагом восстания предстала Исетская провинция и прилегающая территория Оренбургской пограничной линии. В апреле активным действиям повстанцев мешала весенняя распутица и разливы рек. Но уже к концу месяца отряды из башкир, казаков, крестьян вновь осаждали крепости, большие села, где с подходом карателей восстанавливалась старая власть.

Повстанцы препятствовали действиям генерал-поручика И.А. Деколонга. Он вынужден был разбить свой корпус на несколько мобильных команд и посылал их то к Каслинскому заводу, где располагался отряд Базаргула Юнаева, то к району между Чебаркульской крепостью, Челябинском и Кыштымским заводом, контролируемому отрядом (из 1300 человек) под командованием пугачевских полковников исетского казака В. Михайловских и башкирского старшины Балакатайской вол. Сары Абдуллина, то в другие места. Часть корпуса Деколонг вынужден был держать в Дал матовом монастыре, вокруг которого активно действовало несколько повстанческих отрядов⁶⁹.

Исетские добровольцы снабжали Пугачевское войско продовольствием и оружием, пополняли его конными отрядами. По указу Военной коллегии в апреле заготовкой провианта для направлявшегося к Челябинску повстанческого войска занимались жители Коельгской, Еткульской, Еманжелинской крепостей, Увельской слободы и прилегавших деревень. Продовольствие и фураж свозились в Чебаркульскую крепость⁷⁰.

Вести о следовании войска Пугачева в Исетскую провинцию способствовали новому подъему народного движения. Комендант Шадринска секунд-майор К.К. Кених, характеризуя настроение крестьянского населения провинции, сообщал, что «на живущих в слободах и деревнях крестьян никакой надежды иметь не можно, ибо оные по всему слуху и приметам ево [Пугачева] ждут»⁷¹. А комендант Троицкой дистанции бригадир А.А. Фейервар в апреле советовал генералу Деколонгу незамедлительно забрать всех исетских казаков в подчиненный ему корпус, «дабы ими возмутительные шайки не умножились»⁷².

Как и в первый период народного движения, в состав повстанческих отрядов здесь входили башкиры, мишари, казаки, работные люди, государственные крестьяне. Ими, по донесениям гражданских и военных властей, были «притеснены и ежедневно беспокоены» крепости и села, в которых размещались карательные команды. В начале мая под напором корпуса И.А. Деколонга пугачевцы вынуждены были оставить Чебаркульскую крепость. Преследующая их команда премьер-майора Ф.Т. Жолобова, имевшая на вооружении четыре пушки, 6 мая нанесла повстанцам поражение в бою под д. Травники. В. Михайловских, будучи тяжело ранен в бою, попал в плен и вскоре умер. На некоторое время центром сбора повстанческих сил Зауралья стала Коельгская крепость⁷³.

Повстанческие отряды блокировали крепости, редуты и форпосты Верхнеяицкой и Троицкой дистанций⁷⁴. Их коменданты А.А. Фейервар и Е.А. Ступишин предпринимали вылазки для преследования повстанцев. 7 мая команда подпоручика Белоусова из Троицкой крепости тайно подошла к Нижне-Увельской слободе, а затем к Санарской крепости, служившей базой отрядов, осаждавших Степную крепость. В ходе боев было убито 10 башкир-повстанцев, в плен попали атаман санарских казаков-повстанцев Шестаков, несколько казаков и заводских крестьян⁷⁵.

Башкир, волжский казак и казах. Рис. начала XIX в.

Комендант Карагайской крепости полковник И.М. Фок с начала мая с трудом сдерживал натиск отряда из башкир, мишарей и. русских, которые «целые три дни по оной крепости беспрестанную пушечную стрельбу производили», и в крепости от ядерных ударов не осталось «почти ни одной целой батареи, а также и дворов, которые б не пробиты были»⁷⁶. Однако повстанцам до прихода Пугачева не удалось взять крепость.

Сибирского губернатора Д.И. Чичерина и генерала И.А. Деколонга беспокоили замыслы повстанческого есаула И. Иликаева (Алферова), старшины ичкинских татар провинции, который предводительствовал отрядом, захватившим еще в феврале 1774 г. Курганскую слободу. Вынужденный оставить слободу в конце марта, Иликаев с отрядом вернулся в Исетскую провинцию. На поиски отряда И. Иликаева по имевшимся у властей сведениям была отряжена специальная команда⁷⁷.

Угроза продвижения повстанцев из Исетской провинции в Екатеринбургское ведомство заставила полковника В.Ф. Бибикова просить военной помощи у генералов Щербатова и Деколонга. «Неспокойства башкирцев от Кыштыму до Коневской крепости и на Сергинских пристанях..., на Назе-Петровском заводе», — писал он Деколонгу 29 апреля, — а также действия отрядов Салавата Юлаева и И. Белобородова у границ ведомства «заставляют сколько возможно умножить мои силы». Он просил возвратить команду Д.О. Гагрина из Челябинска в Екатеринбург⁷⁸.

В результате активной поддержки населения Пугачеву удалось за короткий срок сформировать новое повстанческое войско: в первых числах апреля он имел отряд из 500 чел., а к середине мая располагал 10—12-тысячным войском⁷⁹. По сведениям генерала Щербатова в составе пугачевского войска было до 6 тысяч башкир⁸⁰. Таким образом, деятельность по организации боевых сил, проводимая ставкой Пугачева и его сподвижниками, увенчалась крупным успехом. К концу весны 1774 г. число повстанцев в Главном войске вместе с воинами объединенных отрядов, действовавших в разных частях Башкортостана, достигло 25 тысяч человек. Эти цифры не включают повстанцев, входивших в небольшие местные отряды, учесть которые невозможно.

Отряды пугачевцев состояли из представителей разных народов и сословий, но основным ядром повстанческих боевых сил, как и на первом этапе восстания, были казаки, башкиры и заводские крестьяне. Многонациональным был и командный состав отрядов. Во главе крупных соединений стояли русские (И.Н. Белобородов, А.А. Овчинников, И.Н. Грязнов), башкиры (Салават Юлаев, Качкын Самаров, Каранай Мратов), мишари (Канзафар Усаев, Бахтияр Канкаев) и представители некоторых других народов Башкортостана.

Военная коллегия, крупные пугачевские военачальники, уже обладая кое-каким опытом, стремились внести элемент организованности в действия многочисленных отрядов, план — в разработку боевых операций. Известны попытки отдельных повстанческих вожаков согласовать выступления отрядов в разных районах Башкирии. В трудных условиях походной жизни Военная коллегия делала многое для подъема повстанческого движения в крае. Она вела переписку с атаманами крупных отрядов, собирала их на совет у Пугачева. Но повстанческому штабу было сложно в полной мере управлять действиями отрядов, особенно тех из них, которые были отдалены десятками и сотнями верст от ставки Пугачева. И, несмотря на все усилия повстанческого руководства, «единства командования и военных действий не достигалось»⁸¹.

Оппозиция башкирской и мишарской старшинской верхушки. Весной и в начале лета 1774 г. повстанческое движение в Башкирии развивалось в обстановке крайнего обострения отношений среди населения. Последнее было не чем иным, как точным отражением социального неравенства, социальной розни в башкирских, мишарских, татарских общинах. Постепенно оно приобретало характер гражданской войны между массой бунтующих рядовых общинников и старшинской верхушкой, активно участвующей в подавлении восстания.

Уже на первом этапе народного движения башкирские повстанцы согласно с указами Пугачева и наставлениями Кинзи Арсланова, требовавших всех «супротивников» восстания, правительственные команды, чиновников, дворян «истреблять вам, сколько вы можете»⁸², расправлялись не только с русскими чиновниками и помещиками, олицетворявшими гнет крепостнического государства, но и с башкирскими и татарскими богачами — «баями», непосредственно угнетавшими народ. В ходе восстания все более отчетливо выявлялись собственные цели участников — феодализирующейся старшинской верхушки и рядовых общинников.

В обстановке военных неудач, преследовавших повстанцев, и в ответ на обещания Екатерины II «прощения вины и награждения» башкирам за поимку Пугачева⁸³ в апреле 1774 г. 38 башкирских и 10 тептярских (татарских) старшин, ранее принимавших участие в восстании, принесли повинную властям⁸⁴. Немаловажным фактором, способствовавшим изменению политики старши́ны, стало реальное опасение за свое положение: командиры всех подразделений правительственных войск в Башкирии получили распоряжение генерал-поручика Ф.Ф. Щербатова «выбрать вместо неповинующихся старшин других усерднейших» и заверить тех, что они «от главного правительства» будут утверждены в старшинских правах⁸⁵. Пришедшие с повинной старшины вместе со старшинами, которые «к бунту совсем причастны не были», составили больше половины общего числа «иноверческих» старшин.

И они развивали бурную деятельность. Снаряжали и отсылали отряды в правительственные команды, формировали самостоятельно действовавшие карательные отряды, держали караулы на дорогах и у переправ, выделяли людей для подвоза провианта и фуража войсковым частям, гарнизонам городов и крепостей.

По приказу генерала Щербатова с апреля по всей Башкирии набирались команды для борьбы с восставшими. Формированием сводных башкиро-мишарских отрядов для «приумножения деташементов» регулярных войск занимались, например, башкирский старшина Муса Муслюмов и мишарский старшина Аблей Смаилов. В начале мая в корпусах Михельсона и Фреймана было до 600 башкир и мишарей. А всего старшинам удалось набрать в помощь карателям около 2,5 тысяч человек⁸⁶.

Некоторые из старшин предпринимали самостоятельные карательные операции. Команда башкирского старшины Кидряса Муллакаева, перебежчика, получившего было в первые месяцы восстания чин пугачевского полковника, разгромила повстанческий отряд В.И. Торнова, состоявший из башкир, русских и татарских крестьян. Пугачевский полковник татарин Мясогут Гумеров был предательски схвачен командой мишарского старшины Мендея Тупеева⁸⁷. На территории Казанской дороги усмиряли восставших команды старшины Кулыя Балтачева и крупных торговцев Башира Тупеева и Утегана Уразметева⁸⁸. На Ногайской дороге был создан карательный отряд под командованием походного старшины Суун-Кипчакской вол. Киикбая Емансарина. За Каранаем Мратовым охотился сводный отряд, сформированный шестью башкирскими старшинами⁸⁹.

Воинское снаряжение башкир и конское седло

Естественно, события толкали повстанческие отряды башкир, мишарей, татар на вооруженный отпор карательным «иноверческим командам». Например, Качкын Самаров разбил отряд Киикбая Емансарина, а затем блокировал Суун-Кипчакскую вол., не давая возможности Киикбаю и его приверженцам соединиться с правительственными подразделениями⁹⁰.

Но чаще местные каратели трусливо нападали на небольшие группы повстанцев и отвозили захваченных в плен к царским офицерам. В плену, грозя пугачевцам «искоренением» семей, требовали клятвенного слова «покориться» властям. Всего на территории Башкирии (преимущественно на Ногайской и Казанской дорогах) самостоятельно действовало, по неполным данным, 10 башкиро-мишарских карательных отрядов. Некоторые из них, как, например, отряд Башира Тупеева, насчитывали до 300 человек.

Рядовые общинники становились в ряды карателей чаще всего по принуждению своих старшин или из-за страха перед расправой за участие в восстании на его первом этапе, или в надежде на получение «добычи» во время грабежа мятежных деревень. Например, старшина Салтанмрат Янышев в июне набирал в свой отряд непокорных общинников, «не приемля никаких... отговорок», прибегая к насилию и казням⁹¹. Михельсон же периодически отсылал по домам «инородцев» из своего корпуса, чтобы те отвозили имущество, отгоняли к себе скот, награбленные у населения. Он знал, что делал: «Моя команда ныне ежедневно умножается», — докладывал Михельсон Щербатову⁹². И все-таки, несмотря на жестокости и коварство, власти не смогли получить достаточное количество башкирской конницы для борьбы с повстанцами. Рядовые общинники саботировали приказы старшин и отказывались служить в правительственных командах. К повстанцам переходили люди из команд Кулыя Балтачева, Каипа Зиямбетева, Салтанмрата Янышева, Кидряса Муллакаева и других карателей⁹³. Из отряда в 1300 чел., отправленного старшиной Емансары Епаровым (Ямансары Яппаровым) к Тимашеву, к последнему присоединилось всего 10 башкир⁹⁴.

Повстанцы беспощадно расправлялись с представителями старшинской верхушки, участвовавшими в карательных экспедициях по восставшим деревням, служившими секретными агентами-конфидентами местных властей, лазутчиками в командах регулярных войск. Особую ненависть у них вызывал Салтанмрат Янышев, возглавлявший башкиро-мишарскую команду корпуса Михельсона. То и дело по всей Башкирии распространялись радостные слухи, что он пойман пугачевцами, или — что «за Солтан-Муратом едит полковник Каранай, окружив ево для убитья с тысячью человеками»⁹⁵. Богатое хозяйство жестокого мишарского старшины, включая мельницы и кожевенный завод, разорили сами же мишари-повстанцы⁹⁶.

Пугачевцы казнили изменившего восстанию башкирского старшину Илиша Назарова⁹⁷. Такая же участь постигла группу башкирских и мишарских сотников «за то, что они к верным командам присоединились»⁹⁸. За голову Кулыя Балтачева Пугачев назначил сумму в 500 рублей⁹⁹. Опасаясь за свою жизнь, старшина Емансары Епаров заставлял охрану «денно и нощно» стоять «на карауле на Уральских горах»¹⁰⁰.

Повстанцы сжигали дома, разоряли хозяйства представителей верной властям старшинской верхушки. У Кулыя Балтачева было захвачено имущества на 5302 руб.; у ясачного татарина д. Аширово Оренбургского уезда Утягана Уразметева отобрали скот, лошадей и товар на сумму в 6 тыс. руб.; сумма конфискованных повстанцами товаров челябинского купца Якупа Солтанаева исчислялась в 17 736 руб.; богатые мишари Исетской провинции лишились имущества на 21 680 руб¹⁰¹.

Из сказанного вовсе не следует, что башкирские повстанцы обратили пугачевские призывы о физическом уничтожении представителей господствующего класса и конфискации их имущества против всей старшинской верхушки местного общества. Преследованиям подвергались лишь те, кто открыто порвал с восстанием и оказывал помощь карателям.

Местные власти и воинские команды угрозами и расправой пытались привести край «к повиновению и спокойствию». Командующие правительственными войсками, коменданты крепостей, сам оренбургский губернатор и его воеводы вели активную противопугачевскую агитацию. Башкирию наводнили манифесты и указы Екатерины II, послания Синода, обращения — «публикации» И.А. Рейнсдорпа «ко всему башкирскому, мещерятскому и татарскому народам», увещевания военачальников к яицким и оренбургским казакам и другим категориям населения. Они требовали прекратить волнения, унять восстание: вспомнить о присяге императрице, «быть ея величеству в совершенном повиновении и жить по-прежнему добропорядочно и спокойно». Несмотря на содержание во всех документах то лукавых обещаний, то прямых угроз, призывы властей не имели успеха. Восставшие, по информации конфидента Уфимской провинциальной канцелярии мишарского старшины Мендея Тупеева, даже о манифестах самой императрицы «со всякою бранью отзывались»¹⁰².

А власти множили и разнообразили репрессии.

На площадях, в присутственных местах жгли манифесты «Петра III» — Пугачева, указы его Военной коллегии и командиров. Порой это напоминало суды католической инквизиции. По сообщению Оренбургской секретной следственной комиссии, такая процедура в Оренбурге 27 мая 1774 г. предшествовала казни двух видных пугачевцев — атамана яицких казаков М.П. Толкачева и капрала оренбургских казаков И. Волкова¹⁰³.

Командиры воинских частей для нанесения ударов по повстанцам намеренно выбирали период полевых работ, когда люди разъезжались по своим деревням. Узнав, например, что старшина Сара Абдуллин, а также другие повстанческие старшины отпустили большую часть башкир, мишарей и русских крестьян на весенние полевые работы, а в их отряде у Кыштымского завода осталось около 300 человек, к тому же, вооруженных лишь луками да стрелами, полковник В.Ф. Бибиков послал команду секунд-майора Х. Фишера «на поражение их нечаянно»¹⁰⁴. В ходе карательных акций разорялись и сжигались деревни; войска брали в плен жен и детей пугачевцев; пленных пытали без суда и следствия. Комендант Верхнеяицкой крепости полковник Е.А. Ступишин подверг жестокому наказанию пугачевца, захваченного под Карагайской крепостью: с отрубленными пальцами, отрезанными ушами и носом башкира Зейфутдина Мусина водили по деревням для устрашения жителей¹⁰⁵.

Но репрессии против повстанцев не давали ожидаемых властями результатов, вызывали лишь гнев и ненависть народа.

Примечания

1. РГВИА. Ф. ВУА. Д. 140. Л. 205; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 90—91; Д. 507, ч. 3. Л. 226—231.

2. РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 91.

3. РГАДА. Ф. 1100. Д. 12. Л. 173—174; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 66.

4. Крестьянская война. С. 151.

5. РГАДА. Ф. 6. Д. 467, ч. 2. Л. 265; ч. 4; Л. 41; Д. 507, ч. 4. Л. 455, 457, 468; Д. 627, ч. 9. Л. 116; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Т. 3. С. 41—42.

6. РГАДА. Ф. 1274. Д. 186. Л. 262; Крестьянская война. С. 135, 137, 166; Мартынов М.Н. Пугачевский атаман Иван Белобородов. Пермь, 1958. С. 38—44.

7. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Т. 3. С. 42; Пугачевщина. Т. 2. С. 349.

8. Крестьянская война. С. 204.

9. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 7. Л. 350 об.; РГВИА. Ф. 20. Д. 1233. Л. 191, 404.

10. РГАДА. Ф. 1100. Д. 7. Л. 339—400.

11. Пугачевщина. Т. 2. С. 145; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 67—68; Крестьянская война. С. 125, 370; Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 213—221.

12. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 67—68, 290; РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 62.

13. РГАДА. Ф. 6. Д. 592. Л. 465; Крестьянская война. С. 245.

14. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 62—63, 174—175; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 268—287; Лимонов Ю.А., Мавродин В.В., Панеях В.М. Указ. соч. С. 132—137.

15. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 188; Пугачевщина. Т. 2. С. 329—330.

16. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Т. 3. С. 55—56.

17. Крестьянская война. С. 317—318. На Сибирской дороге (в Уфимской и Исетской провинциях) было 14 заводов.

18. Там же. С. 191; Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 218—219.

19. Крестьянская война 1773—1775 годов в России. Восстание Пугачева. Т. 3. С. 55—60.

20. РГВИА. Ф. 20. Д. 1233. Л. 134, 461—466; Д. 1238. Л. 365; РГАДА. Ф. 1274. Д. 175. Л. 452; Д. 186. Л. 275 об.; Д. 188, Л. 2—6, 24, 60; Крестьянская война. С. 142—143.

21. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 273—274; Ф. 1274. Д. 174. Л. 650—652; Д. 175. Л. 452; Крестьянская война. С. 134—136, 142.

22. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 188.

23. РГВИА. Ф. 20. Д. 1237. Л. 127; Д. 1239. Л. 55, 185; Пугачевщина. Т. 2. С. 329.

24. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 290—293.

25. РГВИА. Ф. ВУА. Д. 153. Л. 270; Суворов А.В. Походы и сражения в письмах и записках. М., 1990. С. 43.

26. Крестьянская война. С. 140.

27. Там же. С. 168—169.

28. Гвоздикова И.М. Салават Юлаев. С. 151—164.

29. Крестьянская война. С. 375.

30. РГВИА. Ф. 20. Д. 1239. Л. 42.

31. Крестьянская война. С. 152, 156, 182; РГАДА. Ф. 6. Д. 592. Л. 477; Ф. 1274. Д. 175. Л. 456; Д. 186. Л. 275 об.

32. Крестьянская война. С. 153.

33. РГВИА. Ф. 20. Д. 1233. Л. 462.

34. Крестьянская война. С. 152, 156.

35. РГАДА. Ф. 1274. Д. 188. Л. 58; РГВИА. Ф. 20. Д. 1238. Л. 418—419, 437—440; Пугачевщина. Т. 2. С. 287; Крестьянская война. С. 148—150, 179—180.

36. Архив ПФИРИ. К. 51. Оп. 1. Д. 33. Л. 23; РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 12. Л. 236; Крестьянская война. С. 170.

37. РГАДА. Ф. 1100. Д. 8. Л. 30—33, 57—58; Ф. 6. Д. 467, ч. 1. Л. 110.

38. РГАДА. Ф. 1274. Д. 175. Л. 453 об., 455, 456; Neue Nordische Miscellaneen. 1794. N 7—8. S. 405.

39. РГАДА. Ф. 1274. Д. 186. Л. 265, 267, 275.

40. РГАДА. Ф. 1100. Д. 9. Л. 279.

41. Там же. Д. 8. Л. 362.

42. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 318—319; Ф. 1100. Д. 8. Л. 166—167.

43. РГАДА. Ф. 1274. Д. 186. Л. 288.

44. В мае-сентябре Алибай Мурзагулов снова действовал в рядах восставших, а в октябре окончательно принес повинную генералу П.С. Потемкину — Крестьянская война. С. 124, 217, 396, 406.

45. РГВИА. Ф. 20. Д. 1239. Л. 28, 42; РГАДА. Ф. 6. Д. 592. Л. 477; Ф. 1100. Д. 8. Л. 47—50; Д. 9. Л. 554, 806—807.

46. РГАДА. Ф. 1100. Д. 9. Л. 215.

47. Там же. Л. 339, 376.

48. РГВИА. Ф. 20. Д. 1233. Л. 462; РГАДА. Ф. 1274. Д. 188. Л. 72 об.

49. РГАДА. Ф. 1100. Д. 8. Л. 178.

50. РГВИА. Ф. 20. Д. 1239. Л. 91.

51. Крестьянская война. С. 128, 134.

52. Там же. С. 160, 162, 180, 252.

53. РГВИА. Ф. 20. Д. 1237. Л. 120; Д. 1239. Л. 9—10, 12—13, 260.

54. РГАДА. Ф. 1274. Д. 186. Л. 273.

55. Крестьянская война. С. 157.

56. Там же. С. 306.

57. Там же. С. 305—306, 315—316; РГАДА. Ф. 349. Д. 7248. Л. 27—30, 32—33.

58. РГВИА. Ф. 20. Д. 1237. Л. 243; Д. 1238. Л. 638.

59. Крестьянская война. С. 162.

60. Там же. С. 182—184.

61. РГВИА. Ф. 20. Д. 1239. Л. 53, 110.

62. РГАДА. Ф. 1274. Д. 186, Л. 170, 284; Крестьянская война. С. 250.

63. РГИА. Ф. 468. Оп. 32. Д. 2. Л. 233—235; РГАДА. Ф. 6. Д. 467, ч. 8. Л. 168—170. Д. 504, ч. 3. Л. 397—398.

64. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 5. С. 30—34.

65. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 188.

66. РГВИА. Ф. 20. Д. 1238. Л. 403; Д. 1239. Л. 75.

67. Там же. Д. 1239. Л. 377—380, 396.

68. Там же. Л. 87—93.

69. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 109, 152, 182, 183, 267, 333, 334; Ф. 1100. Д. 8. Л. 224; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 104, 286—288.

70. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 286—287.

71. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 343.

72. Там же. Л. 51 об., 56.

73. Там же. Л. 62, 63; Пугачевщина. Т. 2. С. 330.

74. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 51—52, 54—56; Ф. 1100. Д. 8. Л. 224.

75. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 109.

76. РГАДА. Ф. 1274. Д. 182. Л. 5.

77. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 265; Ф. 1100. Д. 9. Л. 109—110.

78. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 21, 374.

79. Архив ПФИРИ. Кол. 51. Оп. 1. Д. 33. Л. 22; РГАДА. Ф. 6. Д. 467, ч. 1. Л. 323 об. — 324; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 110; Крестьянская война. С. 181.

80. РГАДА. Ф. 1274. Д. 188. Л. 72.

81. Черепнин Л.В. Крестьянские войны в России периода феодализма // Коммунист. 1973. № 13. С. 86.

82. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 113.

83. РГВИА. Ф. ВУА. Д. 143. Л. 208, 219, 230 об.

84. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 4. Л. 435—437; Д. 592. Л. 129, 133, 181, 426, 427; Д. 593. Л. 161—163, 298; Ф. 1274. Д. 174. Л. 616—617; Крестьянская война. С. 122—124, 127, 128, 145, 146, 169, 170, 374, 375. В мае—июне 1774 г., в период нового подъема повстанческого движения, 11 старшин снова присоединились к повстанцам, но и в июле явились с повинной к властям.

85. РГАДА. Ф. 1274. Д. 188. Л. 74 об. — 76.

86. РГАДА. Ф. 6. Д. 592. Л. 51, 265 об., 271; Д. 627, ч. 9. Л. 144—145а, 356—359; Ф. 1100. Д. 8. Л. 242; Д. 9. Л. 560; Д. 11. Л. 1—2; Ф. 1274. Д. 174. Л. 261; Д. 185. Л. 34—39; Д. 188. Л. 20, 29, 32 об. — 33, 151 об., 155 об.; РГВИА. Ф. 20. Д. 1240. Л. 316—317, 352а; Крестьянская война. С. 371, 374.

87. Крестьянская война. С. 127—128, 132, 220.

88. РГАДА. Ф. 6. Д. 516, ч. 1. Л. 37; Ф. 1274. Д. 175. Л. 395; ГАОО. Ф. 3. Д. 141. Л. 145—148.

89. РГВИА. Ф. 20. Д. 1239. Л. 28, 30, 85; Д. 1240. Л. 352а; Крестьянская война. С. 138.

90. РГАДА. Ф. 1100. Д. 8. Л. 91; Д. 9. Л. 385; ГАОО. Ф. 3. Д. 148. Л. 49; Крестьянская война. С. 124, 138, 167, 181.

91. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 325.

92. РГВИА. Ф. 20. Д. 1240. Л. 316—317.

93. РГАДА. Ф. 6. Д. 592. Л. 318, 505, 552—553; Д. 467, ч. 3. Л. 417; Крестьянская война. С. 169—170, 379.

94. РГАДА. Ф. 1274. Д. 175. Л. 453.

95. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 314.

96. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 3. Л. 6; Ф. 349. Д. 7248. Л. 33 об.

97. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 148; Ф. 1274. Д. 174. Л. 618.

98. РГАДА. Ф. 349. Д. 7248. Л. 33 об.; Крестьянская война. С. 301.

99. ГАОО. Ф. 3. Д. 141. Л. 146.

100. РГАДА. Ф. 1100. Д. 9. Л. 546.

101. РГАДА. Ф. 1274. Д. 175. Л. 395, 398; Д. 186. Л. 103 об.; ЦГИА РБ. Ф. 386. Оп. 1. Д. 2. Л. 162—163; Материалы по истории Башкирской АССР. Т. V. С. 552—554.

102. РГАДА. Ф. 1100. Д. 8. Л. 335—337.

103. Крестьянская война. С. 120—121, 369; Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 125—126.

104. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 9. Л. 182.

105. РГАДА. Ф. 6. Д. 512, ч. 1. Л. 467 об. — 468 об.; Ф. 1274. Д. 186. Л. 275—280; Дубровин Н. Пугачев и его сообщники. Т. 3. С. 26—28.