Губернатор отправил на Яик комиссию под началом И.И. Давыдова. Действовал председатель комиссии круто. Прибыв на место, Давыдов отдал приказ об аресте сорока трех казаков, которых он счел зачинщиками. Казаков наказал плетьми и принял решение об отправке их в солдаты, на театр военных действий (шла русско-турецкая война). При этом им обрили бороды. Что для старообрядцев — а именно ими были казаки — являлось страшным унижением. Борода для них была чем-то святым. Недаром и Петр III, и впоследствии Пугачев в своих манифестах о вольностях старообрядцам писали, что возвращают им «крест и бороду».
Такого казаки не стерпели. Они напали на конвой и отбили арестованных. Тем не менее они попытались договориться с властью. Снова в Петербург отправилась делегация во главе с сотником Кирпичниковым. И снова разговаривать с ней не стали. В столице казаки пробыли около полугода. Они подали петиции графьям Захару Чернышеву и Григорию Орлову, а также самой императрице. В итоге был отдан приказ их арестовать. Получилось это как-то коряво. Взяли лишь шесть человек из двадцати. Остальные сумели уйти и добраться до Яицкого городка. Что тоже интересно. В России вот так просто было не побегать. Все-таки 14 человек — это не одинокий бродяга, особенно если именно на них были высланы розыскные листы. А ведь должны были выслать, это простая логика следственно-розыскных действий. Но тем не менее ребята пробрались домой. Кто им помогал? Да только староверы, больше некому.
Беглецов арестовали уже дома. Это только подлило масла в огонь. Сменивший Давыдова генерал М.М. Траутенберг ничего поделать не мог. Он попытался вести переговоры с недовольными, однако позиция тех была жесткой: сначала выпустите арестованных, потом начнем говорить.
Казаки, правда, пока что не решались идти на открытый конфликт. В результате они приняли решение, напоминающее то, который принял в Петербурге в 1905 году священник Георгий Гапон в весьма схожей ситуации1.
«Протестанты» решили отправиться к Траутенбергу мирным шествием — с иконами и хоругвями. 13 января 1772 года казаки с семьями, около пяти тысяч человек, отслужив молебен в Петропавловской церкви, двинулись в сторону войсковой канцелярии. Одновременно к Траутенбергу опять направили делегацию. Ему предлагали не только освободить арестованных, но и вообще уйти из города.
Такого сделать генерал не мог, даже если бы и хотел. Его просто не поняли бы во властных кругах. Он перегородил дорогу шествию воинской силой. За Траутенберга была рота драгун, около двухсот казаков, оставшихся верным правительству (точнее — атаману П.В. Тамбовцеву), а также пушки.
Шествие с пением молитв приближалось. И тут Траутенберг приказал открыть огонь картечью. Примечательна его личность. Дел с казаками, да и вообще с народом, генерал до этого не имел. Он был честным служакой. Кроме того, Траутенберг был лифляндским (прибалтийским) немцем. В этой среде культивировалось презрение к «русским варварам». Разговаривать с ними о чем-то Траутенберг не видел смысла.
Итог? Было убито около ста человек — в основном женщины и дети.
Но тут события стали развиваться совсем не так, как во время «кровавого воскресенья» 1905 года. Казаки явно предвидели и такой поворот событий. С современной, циничной точки зрения, конечно, можно выдвинуть версию, что лидеры повстанцев сознательно подставили шествие под картечь. Однако такое вряд ли возможно. Яицкий городок был узким мирком, где все друг друга знали. И солдаты стреляли в тех, кто для каждого казака являлся своим. Так что лидер, рискнувший такое сделать, долго бы не прожил.
Но как бы то ни было, после начала стрельбы появилась вооруженная группа казаков численностью в пятьсот человек. Эти ребята грамотно заняли огневые позиции на крышах и открыли ответный огонь. Били прежде всего по артиллеристам и довольно быстро уничтожили орудийные расчеты. Лишившись своего главного козыря, защитники правительства заколебались. И тогда повстанцы (теперь-то они были именно повстанцами) двинули в атаку.
Драгуны, а вслед за ними и проправительственные казаки ударились в бегство. Траутенберг пытался укрыться в каменном атаманском доме, но ему это не удалось. Он был схвачен и убит озверевшими женщинами. Тело выбросили на мусорную кучу. Что и понятно. Люди-то к нему шли с иконами, а он стрелять. В понимании тогдашних людей (как и в восприятии рабочих иного времени, очевидцев «кровавого воскресенья») генерал таким поступком поставил себя вне рамок добра и зла. Вот так из-за действий одного человека заварилась каша...
Поплатилась жизнью за действия генерала и вся казачья верхушка. Их тоже убили.
Теперь обратного пути уже не было. 13 января казаки собрали Круг, на котором выбрали новое руководство Войском. Причем атамана решили не выбирать. Вместо него была создана нехарактерная для русского народа система — создали коллегию из трех «поверенных» — Василия Трифонова, Терентия Сенгилевцева и Андрея Лабзенева. Но и теперь повстанцы отнюдь не провозглашали каких-то радикальных лозунгов. Они снова отправили делегации: Екатерине II, великому князю Павлу Петровичу, генерал-губернатору И.А. Рейнсдорпу, казанскому митрополиту Вениамину. Они все хотели объяснить, что, дескать, бунтовали-то не со зла, а потому что старшина распоясалась. Однако требования-то были серьезные. Вернуть выборность атаманов и заплатить задержанное жалование. А вот еще одно требование, очень и очень интересное. Казаки хотели перейти в подчинение... братьев Орловых. С чего бы это? Вот чем именно семейка Орловых понравилась яицким казакам? А ведь дело объясняется просто. Орловы хотели иметь собственную силу. Ведь фаворитизм — это дело такое... Сегодня ты при власти, а завтра могут послать далеко и надолго. А эти ребята куда-то идти не хотели. Они общались в том числе с яицкими казаками насчет того, чтобы братьев поддержать. То, что казаки проговорились — оно бывает. Ну не дипломаты.
Дело это темное, никто достоверно ничего не знает. Но если вспомнить, что Алексей Орлов упорно искал в пугачевщине «французский след». А не заметал ли он следы?
Из казачьих «посольств» ничего не вышло. Когда делегация казаков прибыла в Петербург, ее без лишних разговоров запихали в Петропавловскую крепость. А руководил ею будущий сподвижник Пугачева Максим Шигаев. Интересно, что после боя в Яицком городке Шигаев проявил гуманизм — он уговорил своих товарищей не убивать тяжело раненого драгунского капитана. А правительство решило сделать ставку на карательные меры. В яицкий городок была направлена экспедиция под командованием Ф.Ю. Фреймана. Иначе и быть не могло. Бунт — он и есть бунт. Его всегда давят — независимо от причин, его вызвавших. Такова логика власти.
Казаки стали готовиться к отпору. Так, они попытались привести в порядок свои силы, а также увеличить численность рядов, поверстав в казаки всех, кто подвернулся под руку.
Поучилось это не очень. Тем более что единства среди повстанцев не наблюдалось. Многие так и не поняли, что у них нет иного выхода, кроме как сражаться. Они продолжали надеяться на переговоры. Тем более что казаки не прекращали мирных занятий — прежде всего лова рыбы. В итоге они оказались абсолютно не готовы к сопротивлению.
15 мая 1772 года правительственные войска подошли к Яицкому городку. Интересен их состав: 2519 драгун и егерей, 20 пушек и 1112 оренбургских казаков. Я обращаю внимание на последних. Их присутствие объясняет очень многое в дальнейших событиях. Счет яицких казаков к «регулярам» сильно возрос. Это одна из причин, по которой Пугачев вынужден был тратить время и силы на бессмысленные в стратегическом отношении штурмы Оренбурга. Но иначе он поступить не мог. В Оренбурге стояли «регуляры». Товарищи Емельяна Ивановича уж больно хотели кое с кем разобраться...
Правительственная армия была куда лучше организована и подготовлена. Кроме того, повстанцы так до конца и не решили, что им делать — сражаться или мириться. В итоге 3—4 июня повстанцы были разбиты в битве, прошедшей в 60 километрах от Яицкого городка. Одним из командиров повстанцев был Иван Никифорович Зарубин по прозвищу Чика — один из тех, кто «раскрутил» Пугачева.
Правительственные войска вошли в Яицкий городок. Последовали репрессии в духе того времени. Кого-то казнили, кого-то забрали на каторгу.
Однако восстание подавлено не было, оно было придавлено. Значительная часть повстанцев во главе с Зарубиным-Чикой ушла в так называемые Узени. Это район двух речек — Большой и Малый Узени (в современных Саратовской области и Казахстане), в междуречье Урала и Волги. Места были очень глухие, государственная власть в Узенях «де факто» не существовала. Зато здесь имелось множество раскольнических скитов, обитатели которых во всем помогали беглецам. Впоследствии укрывшиеся здесь казаки в полном составе примкнули к Пугачеву.
Да и в остальных яицких землях положение напоминало пожар на торфянике. Когда внешне вроде все хорошо и тихо, но огонь может вырваться на волю в любой момент. И вырвалось...
Одновременно началась замятня на Дону. Там инициатором был атаман Степан Ефремов. Он-то принадлежал к самой что ни на есть старшине. Но вообразил себя маленьким царьком, которому никто не указ. На атамана ушел в Военную коллегию донос, где его обвиняли в расхищении войсковой казны и многочисленных злоупотреблениях власти. Военная коллегия вызвала его в Петербург. Атаман отказался ехать. На Дон был послан генерал-майор Гаврила Петрович Черепов, дабы его арестовать. Однако Ефремов сумел повернуть дело в свою пользу — стал говорить направо и налево, что казаков сделают простыми солдатами. Донцы оказались на грани бунта. Правда, до этого не дошло. Ефремова все-таки арестовали, приговорили к смерти, но потом заменили казнь вечной ссылкой в Пернов (Пярну, Эстония). Как мы увидим дальше, там в итоге оказался кое-кто и из яицких казаков, пошедших за Пугачевым. Но, в общем, дело спустили на тормозах. И ведь не зря. Донцы Пугачева не поддержали.
Примечания
1. Подробно о «Кровавом воскресенье» читайте: Щербаков А. 1905 год. Прелюдия катастрофы. — М.: ОЛМА Медиа Групп, 2011.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |