Вернуться к Т.А. Богданович. Горный завод Петра Третьего (Пугачевцы на Урале)

Глава одиннадцатая

Аким шел домой и земли под собой не чуял.

Какая его жизнь была? — с каторги на каторгу. На заводе-то двадцать лет спины не разгибал у горна. За печкой гляди, за поддувалом, медь кипящую дразни палкой, чтоб воздух вышел. Недоглядел — в ухо, а то розгами. Думал, так и жизнь кончать... И вдруг воля! Нашелся же такой праведный царь. Это его горе научило. Скитался, скитался, ну и навидался, каково народу на русской земле. Вот и поднял восстание. Только бы на царство ему скорее сесть. Повоевать всех царициных генералов. Оружье надо ему скорей наготовить. Уж я уговорю наших заводских, чтоб не выдали его, помогли. За них же за всех восстал он.

— Ну, Аким-простота, примай гостя! — крикнул вдруг сзади веселый голос.

Аким повернулся. Бродягу ему сейчас меньше всех хотелось видеть. Балагурить примется. Все ему смех.

— С тебя магарыч! — продолжал тот. — Кабы не я, протянул бы ты ноги. Плетка-то не тетка.

Аким вздрогнул. Он совсем забыл про утро. Точно и не было его. И вспоминать неохота было.

— Не привел бы я их на ваш завод, — не унимался бродяга, — не видать бы тебе воли.

Правду ведь говорит он. Аким и сам думал это.

— Так это ты им на наш завод путь показал? — спросил он, входя в избу. — Спасибо, коли так, Иван. Садись, гостем будешь.

— На послугу я хват, — с важностью сказал бродяга, садясь на лавку. — Вашего-то разноглазого, думаешь, кто надоумил?

— Неужто ты? — спросил Аким, хмуро посмотрев на бродягу.

— А как же. Он меня было сейчас за стол сажал с казаками. Ну, я бутылочку взял да сюда. Надо и приятеля угостить.

Он вытащил из кармана бутылку водки и поставил на стол.

— Хлеб да луковица найдется? — спросил он.

В дверь вошел Захар. Весь день он проходил в рогатке и как-то под конец забыл о ней.

— Ты все еще бодаешься, — засмеялся Иван. — Ну, подь сюда, тряхнем стариной.

— Ключ принес? — обрадовался Захар.

— Ключ не ключ, а отверточка. У всякого рыбака уда за поясом. — Он пошарил в кошеле, достал отвертку, сунул в скважину, покрутил, замок щелкнул, открылся, и ожерёлок сразу сполз с шеи.

Захар схватил его, бросил со злостью в угол и радостью завертел шеей.

— Уф! — вскричал он, просияв. — Ну и ловкач же ты, дяденька! — Он повертывал во все стороны голову и разглаживал шею. — Шее-то как легко...

— На что ж ты разноглазому-то пособил? — перебил его Аким.

— Не поймешь? Наш-то, Хлопуша-то, живо бы его ухлопал. На то он мастер. А кто ж заводом-то правил бы? Ты, что ли? Пушки ж царю надобны.

— То так, да... — пробормотал Аким, — Разноглазый ваш у нас теперь во где сидит! — Бродяга протянул жилистый кулак. — Дело-то как было. Да дай ты чашку. Горло-то промочить.

Аким достал с полки чашку с отбитой ручкой, краюху хлеба и пару луковиц. Иван вытащил затычку из бутылки, налил чашку, отломил кусок хлеба, выпил, крякнул и закусил корочкой.

Аким и Захар молча смотрели на него.

— Ну вот, — заговорил он. — Как я башкирцев впустил... Со сторожем тем я давно приятель... Кинулись они в поселок — пошарить покуда, до Хлопуши. Ну, а я — в контору. Думал, — может, деньги там заводские...

Аким посмотрел на него с ужасом.

— Спрятать чтобы... А то растащили бы... Ну, денег там — ни шиша. Заглянул в чулан, а там разноглазый-то ваш притаился — сидит. Ну, я его, — продолжал бродяга, — и научил. Наш-то почесть тоже любит.

— Дяденька, — спросил Захар, — а чего у его ры... лицо-то, того, занавешено? От пули, что ли?

— Ха! — усмехнулся бродяга. — Орден ему, вишь, поболе моего даден. У меня-то щеки лишь целованы. — Он пощупал шрамы по сторонам носа. — Ну, а у него-то весь нос на память забран. Вот он красу-то свою и прячет.

Захар с недоумением смотрел на бродягу. У себя в деревне да и здесь на заводе он еще не видал каторжников с вырванными ноздрями.

— Это ты, Иван, — заговорил Аким, — зря, может, Беспалова-то научил. Нет у меня веры ему, не узнать, что у него на уме.

— Это как есть, — засмеялся бродяга, оскалив белые зубы. — С одной стороны черемися, а с другой — берегися.

— Видишь. Как с таким дело ладить?

— А ты сам не будь прост. Худ пермяк, да два языка знат. Говорю, он из моей воли не выступит, — хвастливо прибавил бродяга, опрокидывая еще чашку. — Ты чего ж компанию не держишь? Аль по зароку? Ну, мы с мальцем, когда так, — сказал он, подвигая Захару чашку.

— Рано еще ему, — решительно сказал Аким. — Ложись, Захар. Лезь на печку. Нам еще поговорить надобно.