§ 2. Конец Оренбургской осады

Мутнехонёк наш Яикушка,
Бежишь ты быстрехонько.
Порыл, протек наш Яикушка
Все горушки, все долушки...

Казачья песня XVIII века.

В ночь на 23 марта 1774 года, сразу же после прибытия Пугачева из Татищевой, в Берде был созван совет для обсуждения дальнейших действий. «По приезде же в Берду, — отмечал дьяк Военной коллегии И. Почиталин, — собрал Пугачев главных своих единомышленников — Шигаева, Творогова, Витошнова и Падурова, причем и я был же»¹. Члены Военной коллегии решительно высказались за уход из Берды в Яицкий городок окружным путем, в обход войск Голицына, через Сорочинскую и Общий Сырт². В случае дальнейших неудач они предполагали отправиться в Гурьев и даже в Золотую Мечеть (местность у русско-персидской границы). Этот план, однако, не мог быть приемлем, так как было ясно, что «отсидеться» в Яицком городке или Гурьеве долго не удастся и что в случае прибытия туда правительственных войск повстанцы окажутся в ловушке, что переход зимой через безлюдные степи обречет повстанческое войско на верную гибель, лишит его возможности получить новое пополнение своих рядов. Возражая против похода в Яицкий городок, Пугачев предлагал двинуться к Уфе, на соединение с войском И. Зарубина-Чики. «Поедем... под Уфу, к графу Чернышеву (И. Зарубину. — И.Р.), а естьли там не удастся, то будем близко Башкирии и там можем найти спасение»³, заявил он.

План, предложенный Пугачевым, имел неоспоримые преимущества. Во-первых, осуществляя его, Главная армия повстанцев удалилась бы от корпуса Голицына, избежала бы столкновения с ним, что было для нее тогда особенно важно. Во-вторых, путь на Уфу шел через заселенные местности, и повстанцы могли рассчитывать на пополнение своего войска людьми, на обеспечение его продовольствием, вооружением и т. д. В-третьих, этот план предполагал объединение Главной армии Пугачева с войском Зарубина-Чики и другими отрядами, а это увеличило бы шансы успешного похода через Волгу к Казани и Москве. Однако Пугачеву и на сей раз пришлось подчиниться настоянию большинства членов Военной коллегии, которые решили следовать из Берды в Яицкий городок. «Тогда, — отмечал Пугачев, — все мне присоветывали, чтоб, обойдя князя Голицына мимо, итти чрез Сорочинскую крепость в Яицкий городок; а я, на их предложение согласившись, тотчас приказал собираться в поход»⁴.

На совете Военной коллегии 23 марта возникли разногласия и по другим важным вопросам. Так, Пугачев предлагал выступить из Берды всем войском. Но руководители Военной коллегии, не желая «стеснять» себя в пути, чтобы как можно скорее достигнуть Яицкого городка, намеревались тайно взять с собой одну только конницу; пехоту же (то есть подавляющее большинство повстанцев) они решили распустить, чтоб «шла куда захочет», а артиллерию оставить в Берде. Хотя на совете предложения Пугачева были отвергнуты членами Военной коллегии, он, как показывают его дальнейшие действия и распоряжения, не отказался от своего плана о следовании к Уфе со всем войском. Если у него не было сторонников в Военной коллегии, то их было множество в повстанческом войске. План похода к Уфе находил поддержку у большинства повстанцев и у их радикально настроенных предводителей — у Хлопуши, Кинзи Арасланова, Идеркея Алметьева (Идорки) и других.

Сборы к выступлению из Берды начались сразу. Уведомив о решении совета одних яицких казаков и их старшин, руководители Военной коллегии стремились скрыть приготовления к отъезду от основной массы повстанцев. Поэтому по их распоряжению все караулы вокруг Берды были срочно сменены яицкими казаками; командирам же повстанцев руководители Военной коллегии без особых разъяснений приказали, чтобы они распускали свои пехотные команды по домам⁵.

Рано утром 23 марта все командиры повстанцев были созваны во «дворец», и тогда Пугачев, как отмечал М. Шигаев, «приказал всей своей толпе изготовиться к походу» и поручил Шигаеву «медную казну, которой тогда было четыре тысячи рублей... роздать все по толпе». Но И. Творогов, по свидетельству Хлопуши (вероятно, уже после ухода Пугачева), дал атаманам другой приказ, сказав: «Командиры, подите и скажите, чтоб все доброконные с нами были готовы, а пехота чтоб шла куда хочет!» Таким образом, атаманы вышли из дворца, так и не зная, какое же распоряжение выполнять. Однако, как видно из показаний М. Шигаева, по приказу Пугачева все повстанцы стали готовиться покинуть Берду, а сам Шигаев «зачал раздавать командирам на их команды деньги». Стремление Пугачева выступить всем войском из Берды подтверждается также рассказом М. Шигаева о том, что когда кем-то из амбаров «выкачены были с вином бочки», «к которым весь почти народ бросился в безпорядке и поднял великий крик», Пугачев повелел «яицким казакам выбивать из бочек дны и, опасаясь, чтоб князь Голицын с войском не нашел на них в таком беспорядке, приказал с крайним поспешением выходить всем в поход, а как стали выходить, то он, не дав, ему, Шигаеву, время раздать всех денег, приказал строго всем следовать за собою»⁶.

Тревожной и напряженной обстановкой в Берде перед уходом из нее повстанцев решили воспользоваться враждебные восстанию элементы. Яицкий сотник Григорий Бородин, племянник находившегося в Оренбурге старшины Мартемьяна Бородина, сговорился с сотником Михаилом Логиновым, казаком Федором Моргуновым и другими схватить Пугачева и выдать оренбургскому губернатору. К своему заговору они решили привлечь и руководителей Военной коллегии, в первую очередь ее главу, М. Шигаева. Узнав, что Шигаев собирается ехать «на стоящую от Берды верстах в трех Высокую гору, посмотреть, не идут ли с князем Голицыным из Черноречья войски», Г. Бородин присоединился к нему и по дороге вкрадчиво спросил: «Что, брат Максим? Нам теперь не устоять! Не лутче ли нам связать... самозванца и отвести в Оренбург?» Шигаев, ожидавший, вероятно, услышать такое предложение, ответил, что для осуществления этого намерения нужно побольше сторонников. Он велел Бородину ехать в Берду, еще привлечь людей и действовать осторожно, учитывая все обстоятельства. Бородин вернулся в Берду и сообщил о своих планах М. Логинову, Ф. Моргунову, О. Банному и яицкому хорунжему Трифону Горлову. Заговорщики отправили в Оренбург М. Логинова, договорившись с ним о том, что если губернатор Рейнсдорп одобрит их действия и подтвердит обязательство выполнить обещания правительства яицким казакам о восстановлении их привилегий и о помиловании, то дать им знак — три пушечных выстрела. Однако губернатор Рейнсдорп не сразу поверил Логинову. Г. Бородин, обеспокоенный тем, что из Оренбурга долго нет сигнала, решил сам отправиться туда. Он еще раз поехал на Высокую гору и сообщил Шигаеву о последних событиях. Г. Бородин впоследствии рассказывал, что М. Шигаев и начальник артиллерии Ф. Чумаков проводили его тогда от Высокой горы до реки Сакмары и напутствовали следующими словами: «Поезжай и предстательствуй за всех, чтобы помиловали, а мы постараемся его (Пугачева. — И.Р.) связать». Таким образом, выдачей Пугачева и предательством интересов восстания умеренные руководители Военной коллегии хотели заслужить милость правительства. Однако Пугачев, узнавший от Т. Горлова о планах заговорщиков, тотчас снарядил его с десятью яицкими казаками в погоню за Г. Бородиным. Подъехав к М. Шигаеву, Т. Горлов удивленно воскликнул: «Государь... думал, что и ты с Бородиным ушол. Не видал ли ты его?» Шигаев ответил: «Я, де, его видел; он сказал мне, что поедет по Сакмаре смотреть беглых». А когда Горлов сказал, что это неверно и что «государь повесил, было, и старшину Витошнова за то, что за ним не смотрел и насилу... казаки упросили», Шигаев заключил: «Ну, коли Бородин бежал, так уж негде вам его догнать!» Согласясь с этим, Горлов решил прекратить погоню, и все вместе вернулись в Берду. Тут Пугачев, в свою очередь, спросил Шигаева: «Не видал ли ты Бородина?» Шигаев ответил ему то же, что и Горлову: «Видел... он мне сказался, что едет искать беглых». Впоследствии на допросе Шигаев подтверждал, что, войдя в согласие с Бородиным, хотел связать Пугачева и «отвести в Оренбург», но обстоятельства не способствовали этому⁷.

Когда повстанческое войско стало выходить из Берды, вперед поехал сам Пугачев с яицкими казаками, приказав, чтобы все следовали за ним. Дольше других атаманов в Берде задержался М. Шигаев, который занялся раздачей денег. По его словам, в лагере «осталось... людей множество, кои или не поспели за ним (Пугачевым. — И.Р.) итти или иногда не захотели для остающейся в Берде добычи». Повстанческое войско, насчитывавшее, по данным Летописи П. Рычкова, «около 2000 человек» и десять «самых лучших орудий», переправилось через реку Сакмару и по самарской дороге двинулось на запад, к Сорочинской крепости. Вместе с повстанцами шли их семьи⁸.

Даже и после выхода из Берды, как можно понять со слов П. Рычкова, у руководителей повстанцев еще не было согласия в вопросе о том, идти ли «на Общий Сырт, а потом горами пробраться б... на Самару реку, а оттуда к Волге, или на Яик»⁹. Пугачев и его сторонники по-прежнему стремились повести повстанческое войско к Уфе на соединение с отрядами И. Зарубина-Чики и лишь искали удобного для этого предлога. Обо всем этом свидетельствуют многие факты. Так, еще перед выступлением из Берды Пугачев послал Хлопушу с несколькими казаками в Сакмарский городок, который находился в 60 верстах от Берды, на новомосковской дороге, ведшей к Уфе и Казани. Хлопуша, уехавший якобы только для того, «чтоб... проводить свою жену и сына в Сакмару», имел от Пугачева тайное поручение подготовить на севере, в районе новомосковской дороги почву для следования повстанческого войска. Хлопуша тотчас отправился в Сакмарский городок в полном убеждении, что «Пугачев же с казаками» вслед за ним также пойдут «из Берды в Сакмару». Приехав 24 марта в ближайшее к Сакмарскому городку селение — в Каргалу, он призывал местных старшин оставаться верными «царю Петру III». Однако ночью Каргалинские старшины арестовали Хлопушу «и с ним сообщиков из яицких казаков пять человек» и отправили их в Оренбург, где Хлопуша и был казнен.

Пугачеву тем временем представился удобный случай отменить распоряжение о следовании к Сорочинской. Когда повстанцы прошли около 40 верст от Берды по дороге к Сорочинской, то вблизи Переволоцкой крепости их разведка увидела 30 солдат-лыжников. Сумев убедить руководителей коллегии, что это несомненно лыжники из «Голицынской команды» и что тут, видно, «много войска», через которое повстанцам «не прорваться», Пугачев приказал немедленно повернуть к Сакмарскому городку¹⁰.

Руководители Военной коллегии и их приверженцы, поняв вскоре, что были введены в заблуждение, стали открыто выражать свое недовольство изменением направления похода. «А как поворотились, — рассказывал впоследствии М. Шигаев, — и самозванец приметил, что все стали пасмурны, то для ободрения их говорил стоящим перед ним старшинам и сотникам: «Ну, детушки, когда нам в здешнем крае не удастся, так мы пойдем в Петербург»¹¹. Так как предводители Военной коллегии настойчиво возражали против похода на север и требовали вновь повернуть к Яику, утверждая, что корпуса Голицына не может быть в Переволоцкой и вообще на пути к Сорочинской, то на Казачьем, или так называемом Репинском, хуторе Пугачеву пришлось снова созвать «из яицких казаков круг». В поддержку Пугачева решительно выступил Кинзя Арасланов и другие старшины, явившиеся «самовольно» на совет, который руководители Военной коллегии хотели провести с участием лишь небольшой группы атаманов. В Казачьем хуторе, отмечал М. Шигаев, «башкирской главной атаман Кинжа, пришед со своими старшинами к самозванцу, чрез находящагося с начала (восстания. — И.Р.) при самозванце переводчика, яицкаго ж казака Идорки, говорил: куда Вы, государь, нас теперь ведете и что Вы намерены предпринять; для чего, де, Вы не спрашиваете (также. — И.Р.) от нас совету? На что самозванец сказал: я де намерен теперь итти на Каргалу или в Сакмарский городок и пробывать тут до весны, а как хорошее время наступит, то я намерен итти на Воскресенския Твердышова заводы; на что Кинжа говорил: есть ли, де, вы туда придете, то я вам тамо через десять дней хотя десять тысяч своих башкирцов поставлю...»¹². Только теперь, после энергичного вмешательства Кинзи Арасланова и других старшин, был окончательно одобрен план Пугачева о походе повстанческого войска на север.

26 или 27 марта 1774 года Пугачев, Шигаев и другие старшины в сопровождении сотни казаков въехали в Каргалу, радостно встречаемые ее жителями. Остальные повстанцы расположились вблизи этого селения. Каргалинские старшины, арестовавшие Хлопушу, были казнены. Оставив в Каргале заставу из 500 казаков во главе с сотником Тимофеем Мясниковым, Пугачев в тот же день направился к Сакмарскому городку и занял его. Сакмарский атаман Донсков, еще только узнав о приближении повстанцев, тотчас поехал обходным путем в Оренбург, сакмарцам же заявил, «что он спешит для встречи идущаго с войском генерала (Голицына. — И.Р.)».

В Сакмарском городке или в Каргале Пугачев, вероятно, узнал печальную весть о разгроме повстанческой армии И. Зарубина-Чики под Уфой войсками Михельсона 24 марта, о пленении самого И. Зарубина-Чики и его соратников 25 марта в Табынске (об этом см. ниже) и о следовании Михельсона из Уфы к Сакмарскому городку и Оренбургу¹³. Теперь, когда армия И. Зарубина-Чики перестала существовать, уже не было больше смысла стремиться к Уфе, навстречу корпусу Михельсона. Однако прежде чем принять решение о дальнейшем следовании из Сакмарского городка, Пугачев стремился получить сведения о местонахождении отряда А. Овчинникова и о движении корпуса П. Голицына. Поэтому 28 марта с небольшим отрядом казаков Пугачев неожиданно появился в Берде. Тут в это время находилась команда капитана Сурина, высланная из Оренбурга «для добрания провианта и фуража». Сурину с девятью гусарами удалось ускакать, но вся его команда была захвачена в плен. Не получив от пленных никаких сведений ни об Овчинникове, ни о Голицыне, Пугачев оставил в Берде несколько яицких казаков, «чтоб кого-нибудь из городских отхватить», и вернулся через Каргалу в Сакмарский городок.

Губернатор Рейнсдорп, который занял Берду сразу после ухода из нее главного повстанческого войска, вскоре, однако, опасаясь возвращения повстанцев, покинул ее, забрав оттуда все пушки, продовольствие и т. д. 27 марта Рейнсдорп в письме Голицыну сообщал, что Пугачева «стремление... клонилось внутрь Башкирии», но что из Оренбурга «по неимению конных войск и ослаблению от продолжавшихся осады и голода пехоты, поиску учинить был... не в состоянии, наипаче ж, что и внутри было не без опасности», и просил Голицына, «дабы благоволил он к преследованию того злодея поспешением вверенных ему войск не оставить»¹⁴. Князь Голицын, ничего еще не знавший о поражении Зарубина-Чики, стал серьезно опасаться объединения сил повстанцев и их похода от Уфы к Казани. Оставив 29 марта в Татищевой П. Мансурова с тремя батальонами пехоты, пятью эскадронами кавалерии и артиллерией, П. Голицын с корпусом отправился спешно к Оренбургу. Взяв у Рейнсдорпа пехотинцев, эскадрон драгун и 300 казаков, он двинулся отсюда к Каргале.

Утром 1 апреля Пугачев получил от Т. Мясникова рапорт о приближении авангарда войск Голицына к Каргале. Примерно с 1000 повстанцев (остальные 2000—3000 во главе с Шигаевым остались в Сакмарском городке) и шестью пушками Пугачев немедленно выступил навстречу врагу. Попытка разгромить авангард Голицына при переправе его через реку Сакмару оказалась неудачной. Под натиском превосходящих сил противника Пугачев вынужден был отступить. У Сакмарского городка повстанцы вновь мужественно вступили в бой с войсками Голицына. Но силы и на сей раз оказались слишком неравными и повстанцы потерпели жестокое поражение. Голицын сумел захватить в плен около 2000 человек, в том числе членов Военной коллегии — М. Шигаева, Т. Падурова, И. Почиталина и М. Горшкова. Самому Пугачеву, а также И. Творогову, Ф. Чумакову, Я. Давилину с сотней яицких и илецких казаков, среди которых были В. Коновалов, Т. Горлов, Егор Кузнецов и др., сотней заводских крестьян, тремя сотнями башкир и татар с трудом удалось прорваться сквозь вражеское окружение. От Сакмарского городка они через степи направились уже не на Воскресенский завод, как намеревались раньше (до получения известия о поражении И. Зарубина-Чики), а к Тимашевской слободе и оттуда — к Вознесенскому заводу. К отряду Пугачева, шедшему на Урал, постепенно присоединилось еще из уцелевших «в разные времена... до 1000 человек».

Поражение повстанцев под Татищевой, Каргалой и Сакмарским городком в значительной мере было обусловлено пагубной оборонительной тактикой умеренных руководителей Военной коллегии.

Примечания

1. ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 203.

2. Общий Сырт — название возвышенностей, которые тянулись вдоль правого берега Яика от Сорочинской до самого Яицкого городка.

3. Эти слова взяты нами из записи показаний на допросе И. Почиталина, присутствовавшего на совете членов Военной коллегии 23 марта 1774 года. По свидетельству И. Почиталина, так сказал на совете И. Творогов. Тщательный анализ, однако, показывает, что Почиталин или, вернее, тот, кто записывал его показания, допустил путаницу: эти слова, несомненно принадлежавшие Пугачеву, приписал И. Творогову, а то, что сказал И. Творогов, — Пугачеву (см. ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 203; Восстание Емельяна Пугачева. Сб. документов, док. 26, стр. 156—157).

4. ЧОИДР, кн. 2, М., 1858 (апрель—июнь), отд. II, док. 1, стр. 31.

5. По свидетельству Хлопуши, например, в ночь на 23 марта было приказано «тотчас солдат и крестьян с караула сменить, а на их места поставить яицких казаков. А как были сменены, то пришедшия с караулу говорили вслух: «Что это за чудо, что сменяют с караулу не во время и гонят почти палками в Берду?» И посылали командиров своих, в том числе и ево, Хлопушу, спрашивать о причине. Почему он, Хлопуша, и пошол искать Шигаева, а пришед в дежурную, нашол одного писаря Васильева, который ему сказал: «Что вам за нужда, знал бы де свое дело и лежал на своем месте». Потом пошел он, Хлопуша, к Творогову и видел по улицам, что яицкие и илецкие казаки укладываются по возам, а по приходе к Творогову спрашивал: «Что это значит?» А Творогов отвечал: «То, что те казаки, кои приехали из своих мест за хлебом, собираются домой, и я, де, с ними жену свою отпущаю, а ты, де, поди и распусти свою команду по квартирам» (Допрос А. Хлопуши. «Красный архив», т. 68, М., 1935, стр. 167).

6. ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 90; «Красный архив», т. 68, М., 1935, стр. 167.

7. Пугачевщина, Сб. документов, т. II, док. 32, стр. 105—106; Летопись П. Рычкова, стр. 266—267; ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 515, л. 176; д. 506, л. 96—97.

8. Повстанцы, сообщает, например, П. Рычков, отчасти ехали «на санях и на дровнях, с разным их имуществом, а многие везли с собою хлеб и сено, большая же часть шла оттуда пешие, в том числе женщины и ребята». (Летопись П. Рычкова, стр. 267).

9. Летопись П. Рычкова, стр. 268.

10. ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 90 об.; ЧОИДР, кн. 2, М., 1858 (апрель—июнь), отд. II, док. 1, стр. 31.

11. ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 90 об.

12. Там же, л. 90—91, 481—482; Восстание Емельяна Пугачева. Сб. документов, док. 26, стр. 156—157.

13. К 3 апреля о поражении Зарубина-Чики знали уже и в Оренбурге. «3-го числа, — сообщается в летописи П. Рычкова, — пронесся слух в городе, якобы главнейший сообщик Пугачева, Чика, находившийся с сообщиками его под городом Уфою, разбит, и спасая себя от поимки, удавился» (Летопись П. Рычкова, стр. 278—279).

14. Летопись П. Рычкова, стр. 253.