§ 2. Заговор «умеренных» против Е. Пугачева и А. Перфильева

Я не царь и не царский сынок!
Я родом — Емельян Пугач, Много я вешал господ и князей,
По России вешал я неправедных людей.

Народная песня о Пугачеве.

Когда Пугачев с яицкими казаками приехал на Узени, то представители «умеренных», уже давно решившие купить себе прощение царизма любой ценой, узнали от обосновавшихся тут посланцев Маврина, что за выдачу Пугачева они не останутся без вознаграждения и что в Яицком городке власти будут к ним за это «милосердны». Однако, как отмечал впоследствии Маврин, яицкие умеренные старшины «послали сперва от себя шпионов в городок точно о милосердии известиться». И. Творогов и Ф. Чумаков впоследствии также показали, что по прибытии в урочище Камыши на Узенях они послали двух казаков — Ивана Бакалкина и Якова Лепехина «наведатца хлеб где взять и что делаитца в Яицком городке». Посланные ими казаки возле переправы через речку Узень встретили двух стариков (один из них был яицкий казак), которые жили в землянках за речкой, при своих бахчах. Старики сказали, что в Яицком городке «было сперва строго», но теперь там «поступают милостиво и многих де, кто раскаивается, и ис тюрмы освободили». Вернувшись, Бакалкин и Лепехин рассказали тайно Творогову и Чумакову о слышанном, и последние «начали делать заговор как бы Пугачева связать». Решив выдать Пугачева, Творогов и Чумаков действовали осторожно, учитывая, что многие из казаков стояли за продолжение борьбы. К тому же и Ф. Чумаков, который стал главой заговора, и И. Творогов не очень, видно, верили обещаниям царских властей, а поэтому «тихонько согласились послать еще о сем удостовериться, подлинно ли не жестоко поступают с теми, кто сами являются». Они сообщили также о своих намерениях относительно Пугачева полковнику Ивану Федульеву, хорунжим Тимофею Железнову, Ивану Бурному, Дмитрию Арыкову и те «дали слово уговорить каждый к тому своего приятеля и после снестись между собою».

Желая пополнить продовольственные запасы отряда, Пугачев спросил у вернувшихся из поездки казаков, «нет ли у стариков чего на пищу». Узнав, что у стариков на бахчах имеются овощи, Пугачев предложил поехать сразу к ним, за речку Узень. Заговорщики охотно согласились на это, считая, что им выпал удачный момент для ареста Пугачева. Они «для удобности, чтоб тамо связать, отобрались с ним же ехать большею частию те, кои были однех мыслей, а именно: оныя Чумаков с Твороговым, Федульев и все хорунжи, лутчие казаки — всего человек тритцать». Когда переправились через речку на бахчи и казаки разошлись собирать овощи, Чумаков стал опрашивать Пугачева о том, куда он поведет повстанцев с Узеней. Пугачев, как и было условлено с казаками еще под Камышинам, ответил: «А я, де, думаю итти по форпостам и, забрав с оных людей, итти к Гурьеву городку, тут мы перезимуем... потом в Сибирь или же в Запорожскую Сечь». На это Чумаков возразил:

«Я вам правду скажу: не пойдем мы ни в Сибирь, ни в чужую землю и никуда, а пойдем в Яицкий городок». Пугачев, который не подозревал о заговоре и полагал, что Чумаков рассчитывает снова поднять на восстание казаков в Яицком городке, согласился вначале с этим. «Хорошо, — сказал он, — пойдем. И кали нас там примут, то останемся тут, а кали не примут, так пойдем мимо»¹.

Однако, доехав до реки, за которой находился стан, где были остальные казаки, Пугачев начал уговаривать Творогова, Чумакова и остальных отказаться от мысли идти на Яик. Он предлагал вновь повернуть к Волге. «Нет, де, — заявил тогда решительно Пугачев, — в Яик я не еду, а пойдиомте лутче назад, да станем пробиратца в Москву». Эти слова Пугачева вызвали бурный протест заговорщиков. И как только Пугачев хотел сесть на свою лошадь, Чумаков взял ее за повод и сказал: «Нет, нет, государь, воля твоя, тому не быть! Изволь ко с себя снять шашку и патронницу, уж мы тебя не упустим, а повезиом в городок силою и тамо за нас отвечайте!». Затем, обращаясь к Ивану Бурнову, он приказал: «Иван! Что задумали, то затевай!» Бурнов, желая силой разоружить Пугачева, схватил его за обе руки. Видя враждебность всех окруживших его заговорщиков, которые заявили, что не хотят ему больше служить, Пугачев сделал вид, что решил смириться: он снял с себя шашку и патронницу и отдал их Федульеву, сказав при этом Бурнову: «Мне де бесчесно отдать тебе, а отдам полковнику своему Федулеву». Сразу же, как только Пугачев за речкой Узень был арестован, Чумаков поскакал назад «в стан», чтобы объявить казакам об аресте Пугачева и склонить их всех на свою сторону. Остальные заговорщики позже также направились к стану и ехали все верхом сзади обезоруженного Пугачева на некотором расстоянии от него. По дороге в стан Пугачев отозвал в сторону Ивана Творогова и сказал ему: «Иван! Что вы это делаете?.. Ну что вам пользы — меня потеряете и сами погибнете! Полно, подумайте-ка хорошенько, не лучше ли кинуть это дело». Но, услышав ответ Творогова: «Нет уж, батюшка, и не говори, что задумали и положили, то так тому и быть, отменить нельзя», — Пугачев пришпорил свою лошадь и поскакал в степь. Об этой попытке побега Пугачев впоследствии рассказывал так: «А как сие было со мной сделано за речкою Узени и учинено немногими людьми, ибо большая часть толпы моей казаки оставались на другой стороне реки, то я хотел было к ним на лошади ускакать и их уговорить, чтобы они за меня вступились и тех, кои меня заарестовали, самих перевязали». Однако Творогов и все остальные заговорщики сразу погнались за ним и, так как у Пугачева лошадь была «самая плохая», они быстро догнали его. Когда Пугачева настигла погоня, он, по словам Творогова, сначала отбивался плетью, затем «бросился с лошади на землю, намерясь скинуть с себя сапоги... и бежать, по-видимому, пешком». «Но мы и сами, — отмечал Творогов, — с лошадей поскакали и бросился на него Тимофей Железной: но злодей ухватился за шашку его и выдернул было ее до половины, но другой казак, Астраханкин, не допустил его до сего, а между тем наскакал на нас и Федулев и связали руки назад злодею». Заговорщики тронулись далее в путь; Пугачев просил развязать ему руки, и они выполнили его просьбу. В стан, однако, Творогов и другие заговорщики не поехали, а остановились ждать возвращения Чумакова на условленном с ним месте. Когда сюда прибыли Чумаков и все остальные казаки, то был собран круг, на котором яицкие старшины-предатели официально объявили об аресте Пугачева и о том, что в Яицкий городок послан с этим известием казак Калмыков. Казаки, узнав об этом решении заговорщиков, хмуро молчали, а жена Пугачева и его сын горько плакали. Некоторые казаки, впрочем, как отмечал Творогов, протестовали открыто. Так, Василий Коновалов и Сидор Кожевников, которые участвовали в восстании с первых же его дней, «в то время, когда об аресте Пугачева от... Чумакова и Творогова объявлено было всем казакам, спорили против их такими словами: «Напрасно, де, вы это вздумали делать! Разве хотите на смерть итьти». Тогда заговорщики, как объяснял Творогов, Коновалова и Кожевникова «принуждены были, болея, дабы они не зделали какой заварихи, арестовать, обобрали у них ружя и сабли»².

На второй день после проведенного «умеренными» круга казаки двинулись к Яику. Дальнейшие события также показали, что многие из них негодовали на заговорщиков за предательство и старались освободить своего вождя. Во главе их стал яицкий казак Михаил Маденов. Когда отряд прибыл на реку Балыклею и остановился обедать, недовольные казаки, как отмечал впоследствии Пугачев, явились к предателям, которые сидели особняком на траве, и сказали: «Куда нас везете? Нас всех в Яике погубят, а заведомо б вести ево, Емельку, в Москву и там явитца или уже станем скитатца на Узенях». Тогда и Пугачев схватил нарочно оставленные возле него на земле казаком Харьком саблю и пистолет и подбежал к предателям со словами: «Куда вы меня везете? Ваши казаки на Яик итти не хотят, так лутче пойдем в Москву!», — а затем, обратившись к казакам, сказал: «Господа казаки, послужите вы мне верно, вяжите всех старшин!» Предатели все вскочили, хватаясь за оружие, а Федульев, направляясь прямо на Пугачева, угрожающе спросил: «Кого ты велишь связать?» «Тебя!», — ответил Пугачев и хотел выстрелить в него, но пистолет дал осечку. Федульев бросился на него с обнаженной саблей. Отступая, Пугачев отбивался от Федульева саблей, но, как отмечал Творогов, «ударен был от Бурнова... копьем тупым концом... и тут сзади схвачен был; и паки связали руки и посадили уже вместе с женою и сыном его, рыдающими горько». Даже те казаки, которые во главе с Маденовым противились идти на Яик и заявили об этом яицким старшинам, на этот раз энергично не поддержали Пугачева, а, как он говорил, отошли от Федульева и «разошлись врось». Связав Пугачева, предатели-старшины, чтобы запугать казаков, бросились затем на Маденова, который, по словам Творогова, был с вождем повстанцев «в заговоре и согласии» и «хотел было Пугачеву помагать». Заговорщики «кто копьями, а другия оружейными стволами прибили до полусмерти» Маденова, «оставили чуть жива на месте». Однако у Пугачева среди казаков продолжало оставаться немало сторонников, и, опасаясь новых вспышек недовольства повстанцев тем, что «государь» арестован и связан, заговорщики вынуждены были снова развязать его как только они отправились дальше в путь к Яику³.

А. Перфильев и те 40 казаков, которые при переходе Пугачева на левый берег Волги оставались на острове посреди реки (см. выше), 26 августа также переправились на левый берег, причем, как отмечал Перфильев, «намерение их было сыскать (Пугачева. — И.Р.)... паки к нему присовокупиться». Усталость лошадей, отсутствие пищи и другие трудности не позволяли казакам быстро продвигаться вперед, тем не менее они упорно шли в том же направлении, что и Пугачев — сначала до Камышина, потом до Узеней. Приехав на Узени, они встретили казака Алферова, который сообщил им о заговоре против Пугачева. Узнав об этом, казаки П. Пустобаев, Морковцев и другие стали уговаривать всех идти к Яицкому городку и там, если нужно будет, «явиться» к властям. А. Перфильев, однако, решительно воспротивился этому. «Што вы это, господа, — сказал он, — вздумали куда иттить... лутче живым нам зарыться по пояс в землю, нежели отстать от государя!» Казаки колебались. Некоторые из них говорили: «Нам, де, теперь деватца некуда, а лутче, де, поедем в городок, что уже бог не даст!» Среди казаков образовалась враждебная Перфильеву группировка во главе с Пустобаевым, который в свое время служил И. Симанову, а потом был пойман повстанцами в то время, когда вез рапорт в Оренбург, и спасся от казни только вследствие заступничества М. Шигаева, И. Творогова и др. (см. выше). Задумав идти в Яицкий городок, Пустобаев, «боясь, чтоб он (Перфильев. — И.Р.) от них не ушел, да и казаков бы... не отвлек от их намерения, приказал... онаго Перфильева казаку Морковцеву и еще четырем человекам надиожным караулить». Хотя до ареста Перфильева дело на сей раз не дошло, все же Пустобаев и его единомышленники добились того, что казаки поддались их уговорам и «пробирались к городку Яику почти по самой той же дороге, где ехал и (Пугачев. — И.Р.)... только всегда старались быть в стороне». Однако 12 сентября, когда казаки доехали до реки Деркуле, они были неожиданно встречены разъездной командой, посланной из Яицкого городка капитаном С. Мавриным, задержаны, доставлены к нему и посажены под караул⁴.

13 сентября 1774 года к Яику подъехали казаки с И. Твороговым, Ф. Чумаковым, И. Федульевым и арестованным Пугачевым. Отряд остановился вблизи Бударинского форпоста, так как казак И. Калмыков, посланный еще с дороги в Яицкий городок, все не возвращался оттуда, и заговорщики по-прежнему не были уверены, будет ли им гарантировано «прощение» в случае выдачи Пугачева. Для переговоров с С. Мавриным в Яицкий городок отправились Творогов и Чумаков. Однако эти переговоры закончились тем, что Маврин арестовал их обоих. Творогова он оставил в городке, а Чумакова под присмотром команды, «не в неважном числе состоящей», во главе с сотником Петром Харчевым отправил тотчас обратно к Бударинскому форпосту за Пугачевым и остальными казаками. 14 сентября Маврин писал П. Потемкину: «Имею счастье донесть, что... Пугачев связан и сегодня ко мне будет представлен... для такого гостя приготовляю дом, где можно его со всею при нем свитою поместить». Показателен тот факт, что Чумаков и Творогов, очевидно, из страха перед казаками, ведя переговоры с Мавриным, требовали от него, чтоб Пугачева, как отмечал сотник П. Харчев, «в городе встретили с честью и отвели б квартиру». Когда вечером 14 сентября Харчев с командой прибыл к Бударинскому форпосту и через посланца потребовал от Федульева присылки к нему Пугачева, тот ответил, что они Пугачева «не отдадут, а поведут в город сами». Харчев вынужден был согласиться на это. На следующий день утром Федульев с казаками тронулись в путь к городку. Харчев выехал к ним навстречу. Он вручил Федульеву предписание Маврина и Пугачева «отдачею себе требовал». Однако, по словам Харчева, казаки «и при том отдать» Пугачева «не отважились» и вождь повстанцев «был еще у них в прежнем почтении и не связанной». Отмечая это, Харчев подчеркивал, что он «путь свой с ними... продолжал, но коснутца ему (то есть арестовать Пугачева. — И.Р.) по великости их толпы опасался». Только доехав до Коловратной лощины, он сумел тайно от казаков уговорить Федульева и, «уже осмелившись... с помощью... Федулева снял» с Пугачева «одежду... и потом, доехав до Кош-Яицкого форпоста, взял от них под свой караул... заклепав в колоду», В ночь на 15 сентября Пугачев был доставлен в Яицкий городок. Тогда же в городок прибыло остальных 114 казаков, которые также были все посажены под «крепкий караул». Пугачева сразу же заковали в ручные и ножные кандалы. На допросе у Маврина вождь повстанцев вел себя мужественно и бесстрашно, и С. Маврин 15 сентября сообщал П. Потемкину: «Описать того невозможно, сколь злодей бодрого духа»⁵.

Примечания

1. РО ГПБИЛ, ф. 222, кн. 9, ч. 1. док. 52, л. 43—45; док. 48, л. 40; ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 364—365; Дон и Нижнее Поволжье. Сб. документов, стр. 196, 194, 195, 199; Восстание Емельяна Пугачева. Сб. документов, стр. 178.

2. ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 364—367, 420—440; Дон и Нижнее Поволжье. Сб. документов, стр. 195—197; Восстание Емельяна Пугачева. Сб. документов, стр. 178.

3. Дон и Нижнее Поволжье. Сб. документов, стр. 197; Восстание Емельяна Пугачева. Сб. документов, стр. 178—179; ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, Л. 365—367.

4. РО ГПБИЛ, ф. 222, кн. IX, ч. I, док. 66, л. 50; ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 368—378; д. 512, ч. I, л. 272—274.

5. Дон и Нижнее Поволжье, стр. 197; РО ГПБИЛ, ф. 222, кн. IX, ч. I, док. 52, л. 43—45; док. 54, л. 44—45; док. 49, л. 40; док. 48, л. 40; Восстание Емельяна Пугачева. Сб. документов, стр. 179; ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 365—366; 425—440; Пугачевщина. Сб. документов, т. II, стр. 203—204.