I
Успехи Пугачева в Башкирии и под Казанью способствовали усилению классовой борьбы в Поволжье. Здесь появились небольшие повстанческие отряды, которые действовали самостоятельно.
Чебоксарская воеводская канцелярия принимала срочные меры по подготовке города к осаде. Она обратилась к казанскому губернатору с просьбой прислать войска.
В июле 1774 года, в то время когда Пугачев штурмовал Казань, товарищ чебоксарского воеводы капитан Вельяминов приказал «чиновным людям» не выезжать из Чебоксар на случай возможного привлечения их к защите города от Пугачева, сам же вскоре сбежал в Нижний Новгород, захватив с собой всю денежную казну.
13—15 июля 1774 года под Казанью двадцатитысячная армия Пугачева потерпела поражение, но пламя крестьянской войны не погасло, повстанцы продолжали борьбу.
17 июля остатки пугачевского войска с помощью местного чувашского населения переправились на правый берег Волги в трех верстах ниже селения Сундырь на Кокшайском перевозе и вступили в один из самых густонаселенных районов Поволжья. Начался третий, самый мощный этап крестьянской войны.
Многие дворянско-буржуазные историки преувеличивали значение победы над повстанцами под Казанью, утверждали, что вместе с Пугачевым на правый берег Волги переправилось только 400 человек. Этот факт не соответствует действительности. Сам Пугачев во время допроса показал, что, когда он перешел Волгу, «на первый стан собралось человек до тысячи конных». В общей сложности (конными и пешими) повстанческое войско составляло по-видимому около двух тысяч человек. В архивах сохранились документы, которые свидетельствуют об этом.
Основным населением правобережья Волги были крепостные крестьяне. Они-то и пополнили собой поредевшую в боях армию Пугачева.
Весть о том, что повстанцы вновь наращивают силы, скоро стала известна в правительственном лагере.
Казанский губернатор Брандт с тревогой сообщил в Москву главнокомандующему князю М.Н. Волконскому о том, что Пугачев имеет намерение идти на Москву или будет пробираться к Дону.
Губернатор не умалчивал и о сочувствии Пугачеву со стороны местных жителей: «Все почти здешние обыватели, слепо веря его разглашениям и обольщениям... крепко к нему пристают...»
Чуваши, башкиры, татары, мордва поднялись на борьбу против своих угнетателей. Гнев и ненависть восставших обрушились также на миссионеров и священников, принуждавших нерусское население Поволжья принять православие. В Чебоксарском уезде, например, этих чересчур ретивых поборников христовой веры вешали, церкви сжигали и разрушали, а деньги и ценности, отобранные у священнослужителей, шли на нужды повстанческой армии.
Чувашия была объята пламенем крестьянской войны. «Пугачев едва успел перейти Волгу, — пишет современник, — как все иноверцы, наполнявшие Чебоксарский и Козмодемьянский уезды, возмутились и, собираясь в толпы, начали злодействовать и убивать даже священников».
Отряд, посланный Пугачевым, занял Цивильск. Из Цивильска предводитель восставших направил два отряда: один по Нижегородской, другой — по Алатырской дороге — и прервал таким образом сообщение Нижнего Новгорода с Казанью. Сам Пугачев, двинулся к городу Курмышу.
Губернатор Нижнего Новгорода А.А. Ступишин приказал немедленно уничтожить средства переправы через реку Суру, «дабы злодейской толпе к переправе через реку тем воспрепятствовать».
Но Пугачев опередил действия противника и 20 июля во главе своего авангарда форсировал Суру. Жители Курмыша и окрестных деревень — свыше тысячи человек — встретили повстанцев с образами и иконами. Здесь войско Пугачева значительно пополнилось русскими и чувашскими крестьянами, курмышской городской беднотой. Жители Курмыша были приведены к присяге.
II
Восстание с каждым днем все более усиливалось, охватывало многие районы Нижегородского края и угрожало перекинуться на Московскую губернию. Нижегородский губернатор А.А. Ступишин одну за другой отправлял в Москву князю М.Н. Волконскому депеши с просьбой выслать войска для обороны Нижнего Новгорода. «Ежечасно доходит до моего сведения, — пишет Ступишин, — что рассыпавшиеся из злодейской партия его [Пугачева] сообщники по 2, а не более 6, во вверенной мне губернии производят свое обыкновенное варварство с взбунтовавшимися по их прельщению крестьянами, вешают дворян, прикащиков и тех, кто от бунтующихся показываемы бывают.
Усмирить бунтующих, не имея легких войск, не можно... А потому страшусь, чтобы сии возмущения не вошли и в Московскую губернию».
Он умолял М.Н. Болконского: «...постараться в сем опаснейшем случае подать из Москвы помощь, ибо и назначенная из Володимира воинская команда еще сюда не прибыла».
Главнокомандующий карательными войсками генерал Щербатов принял все меры, чтобы приостановить продвижение повстанцев на запад по Московской дороге. Для охраны этой дороги были выделены специальные воинские части под командованием полковника И.И. Михельсона, который получил указание держаться правого фланга повстанческих войск и преградить им путь на Москву. Отряд подполковника Муфеля и Пензенский уланский корпус, возглавляемый майором Чемесовым, должны были встретить повстанцев с фронта. Между тем карателям приходилось вести борьбу не только с силами собственно Пугачева и его сподвижников, но и с многочисленным крестьянством, поднявшимся на восстание.
— Не можно представить себе, — говорил начальник Казанской секретной комиссии генерал Потемкин, — до какой крайности весь народ в здешнем крае бунтует.
Нижегородский губернатор Ступишин сообщил генерал-прокурору Сената А.А. Вяземскому:
— Несчастье велико в том, что рассыпанные злодеи, где они касались, все селение возмутили и уже без Пугачева делают разорения, ловят и грабят своих помещиков.
Правительство принимало меры для обороны Москвы. Еще в середине июля 1774 года из действующей армии были отозваны в Москву, в распоряжение князя Волконского, три полка под командованием генерала Чорба. В последующих числах июля эти полки были направлены в Казань, с тем чтобы преградить Пугачеву путь на Москву. 16 июля князь Волконский приказал гарнизонному батальону города Владимира немедленно выступить к Нижнему Новгороду. К большому неудовольствию главнокомандующего русскими войсками, действовавшими против Турции1, графа П.А. Румянцева, из 1-й армии был отозван отличившийся при взятии турецкой крепости Кинбурн генерал-поручик А.В. Суворов. Он вскоре выступил против Пугачева. Но Пугачев на Москву не пошел, а повернул на юг — на родной Дон, что нижегородский губернатор А.А. Ступишин не преминул выдать исключительно за свою заслугу. Главнокомандующему князю М.Н. Волконскому он доложил, что Пугачев отказался от похода на Москву, «увидев, что здешнее место», то есть вверенный воеводе район, «приготовлено к сопротивлению».
Движение армии Пугачева на юг после поражения под Казанью зависело не от свободного выбора предводителя восставших. Это направление диктовалось суровой необходимостью. В первые дни после переправы через Волгу сподвижники Пугачева уговаривали его предпринять поход на Москву — он согласился. Но, получив сообщение, что из Смоленска на Цивильск идет отряд правительственных войск, а также учитывая, что Михельсон двигается все время на правом фланге, закрывая путь ко второй столице, Пугачев не решался прорвать вражеское кольцо и отвечал тем, кто звал его на Москву:
— Нет, детушки, нельзя! Потерпите! Не пришло еще мое время! А когда будет, так я сам без вашего зова пойду. Но я теперь намерен идти на Дон — меня там некоторые знают и примут с радостью.
III
Восстание в Чувашии все усиливалось. Местные военные и гражданские власти безуспешно пытались загасить пламя народной борьбы, предпринимали отчаянные усилия, чтобы Пугачев не мог «черной народ приводить в свою волю».
Забила тревогу ядринская воеводская канцелярия:
— По малоимению воинской команды в случае нападения злодеев обороны и защищения иметь нечем...
Повстанческая армия катилась по Поволжью неудержимой лавиной, Пугачев с ходу занял город Алатырь.
В это время Михельсон направил своему командованию следующее сообщение: «Здешние чуваши весьма заражены злодейским «духом», ловят офицеров, солдат и вешают священников».
В другом рапорте он так характеризовал восставших чувашей: «Ежели они, злодеи, в короткое время не будут уняты, которые почти до единого склонены к бунту, кроме купцов, и... от малого до большого ждут как отца злодея Пугачева, которого называют Петром Федоровичем, то должно опасатца, что и коммуникация по Московской дороге скоро будет пресечена. Я некоторых из них приказал повесить и надеюсь, что сие и вступление мое в здешние места зделают перемену в их мыслях. О Пугачеве меня уверяют, что уже подвинулся к Ядрину».
Как ни свирепствовал Михельсон, достичь желаемого ему не удалось. Репрессии и казни только придали решимости поднявшимся на борьбу массам. Почти во всех деревнях Чувашии шли бои. Вооруженные чуваши и марийцы (черемисы) оказывали яростное сопротивление правительственным карательным отрядам. Когда воевода города Козмодемьянска А. Данилов направил находящийся в его распоряжении казанский батальон во главе с капитаном Богдановым в село Оринино «для забрания бунтующих чуваш и черемис», восставшие крестьяне встретили отряд Богданова с оружием в руках. Три часа продолжался бой. В конце концов с наступлением ночи Казанский батальон был вынужден отступить. Победители еще долгое время преследовали незваных гостей.
Воевода Данилов просил казанского губернатора прислать для усмирения восставших крестьян Козмодемьянского уезда усиленную воинскую команду, «ибо слух носица, — писал он, — что те... берут намерение наступить и на город Козмодемьянск».
Главнокомандующий карательными войсками генерал Щербатов настроен был более оптимистично. В своем донесении Екатерине II он подробно описал действия правительственных отрядов — полковника Михельсона около Чебоксар, майора графа Меллина в районе Курмыша, подполковника Муфеля в окрестностях Алатыря.
«А все они 3 деташамента [отряда]... — писал Щербатов, — окружать и утеснять злодея [имеется в виду Е.И. Пугачев] будут, не пощадят они сил и старания своего к достижению успехов возложенного на их дела и, конечно, всю преодолеют».
Вместе с тем князь Щербатов вынужден был признать, что победа над Пугачевым сопряжена с немалыми трудностями. И главная из них — «предательство и измена обольщенной черни».
Несколько позже (14 августа 1774 года), касаясь боевой деятельности трех упомянутых отрядов, генерал-майор князь Петр Голицын, назначенный командиром экспедиционного корпуса, действовавшего в Чувашии против повстанцев, рапортовал главнокомандующему графу Петру Панину, сменившему на этом посту генерала Щербатова: «Все оные деташементы не могли и до сего времени преуспеть сделать варварам препятствие. Самозванец [Пугачев] шел везде, где только желал, подкрепляя свою толпу разорением и разграблением великих и многочисленных богатств... Ослепленная невежеством чернь везде сего изверга рода человеческого с восклицанием встречала».
Генерал Голицын увеличил количество войск, действовавших за Волгой, им было создано дополнительно еще три карательных эскадрона из бахмутских гусар и донских казаков.
Несмотря на это, народное движение широкой волной разливалось по всей Чувашии. Нижегородский губернатор А.А. Ступишин сообщил главнокомандующему П.И. Панину о том, что Пугачев, проходя через разные селения, «на многие партии рассеявшись, помещиковых, дворцовых и экономических крестьян привел в великое возмущение и неповиновение своим помещикам и начальникам».
В эти дни карателями были захвачены шесть повстанцев из Алатырского и Курмышского уездов. Губернатор А.А. Ступишин тут же приказал их повесить, надеясь вызвать этой мерой у местных жителей «страх и обращение к послушанию».
Каракули неграмотного Пугачева и печать с его изображением. Развернутая подпись на печати: «Большая государственная печать Петра Третьего, императора и самодержца всероссийского 1774»
По требованию Ступишина в Нижегородскую губернию было выслано два отряда казаков. Узнав об этом, губернатор возликовал. «Я надеюсь, — заявил он, — когда они прибудут, всю мою губернию в 3 недели в повиновение привесть». Но Ступишин недооценивал восставших. Посланный им для усмирения чувашских крестьян Курмышского уезда отряд под командованием капитана Алексеева был четырежды атакован восставшими чувашами (их численность составляла 700 человек) и отступил в Ядринский уезд. Лишь соединившись с батальоном Томского полка во главе с капитаном Дурново и с отрядом, прибывшим из города Ядрина, Алексееву удалось в августе 1774 года под селом Шуматовым нанести поражение повстанцам.
Однако вскоре чувашские крестьяне Чебоксарского уезда сформировали новый большой отряд и дали по «посланной для взятья их команде сражение».
Дух местного населения поднимало известие о приближении Главной армии Пугачева. Дворянство же и чиновничество эта новость повергала в страшную панику: с семьями и в одиночку, с добром и без добра они спешили укрыться в уездных и губернских городах, в отдаленных провинциях и даже в обеих столицах. Они бежали не столько от пугачевского войска, сколько от собственных крепостных крестьян. Достаточно было прибытия хотя бы одного отряда или небольшой группы агитаторов от Пугачева, чтобы крестьяне взялись за вилы, дубины, топоры и пошли громить имение своего барина. Известны случаи, когда волнения вспыхивали с появлением в селе одного-единственного посланца «Петра III». И поднимались вотчина за вотчиной, деревня за деревней. Вставали на борьбу помещичьи и государственные крестьяне, дворовые люди и однодворцы2 — русские, чуваши, мордва, марийцы. Расправившись с помещиками, приказчиками, управителями, они уходили в Главную армию Пугачева или посылали к нему делегатов. Правда, многие крестьяне оставались на месте. Учинив суд над своим помещиком и его семьей, распределив между собой господское добро и землю, они считали свою задачу выполненной. Локальный характер действий восставших присущ всем крестьянским войнам в России XVII—XVIII веков.
Территории, объятые пламенем народной борьбы, не всегда были связаны с Главной армией Пугачева и друг с другом, превращаясь как бы в отдельные островки восстания. Подобная изолированность также характерная черта всех крестьянских войн. В областях, которые перешли «под руку государя Петра Федоровича», Пугачев стремился вводить казацкое устройство, решать вопросы «миром» (сообща), поддерживать дисциплину и порядок. Так, заняв Алатырь, Пугачев распорядился, чтобы казаки не разоряли жителей. Он приказал освободить из тюрьмы всех узников, а командующему артиллерией Федору Чумакову поручил забрать городовую казну, пушки и порох. Узнав, что группа казаков проникла в винный погреб, Пугачев велел все бочки с вином разбить. Сурово наказывал он тех, кто, несмотря на запрет, грабил и разорял местных жителей.
Находясь в Алатыре, Пугачев попросил городских ювелиров изготовить несколько серебряных медалей. Ими предводитель повстанцев наградил наиболее отличившихся своих атаманов.
Крестьяне окрестных сел и вотчин привозили в Алатырь на суд «императора» помещиков, чиновников, приказчиков и других должностных лиц. Им предстояло держать ответ за безудержную эксплуатацию, за насилия и произвол. Пугачев вынес смертный приговор двадцати дворянам. Но тех, кто готов был служить ему верой и правдой, он охотно зачислял в свою армию. Так, прапорщика Алатырской команды Елизара Сульдяшева, добровольно перешедшего на сторону повстанцев, Пугачев пожаловал званием полковника и назначил воеводой города.
Волнениями были охвачены Чебоксарский, Курмышский, Алатырский и другие уезды. Несмотря на время уборки урожая, в армию Пугачева шло много крестьян.
Только в Алатыре ряды повстанческого войска пополнились двумя с лишним сотнями человек — чувашами, мордвой, татарами и черемисами.
Касаясь действий крестьянских повстанческих отрядов в Чувашском крае, в частности в Алатырском уезде, полковник Михельсон доносил главнокомандующему правительственными войсками генералу Панину: «...не могу вашему сиятельству довольно изъяснить, сколь велико зло вкоренилось в сердцах здешнего народа. Все сделанные варварства в здешних местах дворянству и прочим честным людям учинены единственно помощью крестьян, которые, стараясь всячески, скрывающихся своих в лесах господ и приказчиков ловили и отвозили к Пугачеву, а другие и сами вешали».
В другом рапорте полковник Михельсон сообщал: «Нет почти той деревни, в которой бы обыватели не бунтовали и крестьяне не старались бы сыскивать своих господ или других помещиков или прикащиков к лишению их... жизни».
Вооруженные отряды крестьян почти одновременно действовали в Нижегородском, Свияжском, Козмодемьянском, Чебоксарском, Ядринском, Курмышском, Алатырском, Пензенском, Саранском, Арзамасском, Темниковском, Шацком, Керенском, Красно-слободском, Нижне- и Верхнеломовском, Борисоглебском, Хоперском, Тамбовском и в других уездах Нижегородской, Казанской и Воронежской губерний.
Из множества мелких крестьянских отрядов Пугачев не только организовал заградительные заставы, сковывающие продвижение правительственных войск, но и создал более крупные повстанческие соединения, которые под руководством командиров из местных крестьян действовали во многих селениях.
Начальник Секретной комиссии генерал Павел Потемкин объявил:
— Я обещаю по данной мне власти от ее императорского величества, кто сего злодея и бунтовщика [Пугачева] поймает и приведет живого, дать награждение 30 000 рублей, не мешкая ни минуты, а кто его убьет и привезет тело его, — дать 5000 рублей.
Но этот призыв не возымел действия. Армия Пугачева — его «полковники», атаманы, рядовые бойцы — любили своего предводителя, верили ему и готовы были пожертвовать ради него собственной жизнью.
Горячо почитали Е.И. Пугачева и крестьяне. «Он... нам, черни, приятель и наш заступник», — говорили они и считали, что только тот порядок и те законы истинные, которые установил «император Петр III».
IV
26 июля Пугачев выехал из Алатыря по направлению к Саранску. Оставшиеся отряды крестьян продолжали истреблять дворян.
Правительственные войска не в состоянии были что-либо предпринять. Идя по пятам и на правом фланге армии Пугачева, они скорее являлись пассивными свидетелями расправы восставшего народа со своими поработителями, чем силой, способной помешать этому. Так, отряд майора Мелина вступил в Алатырь только тогда, когда Пугачев подходил уже к Саранску.
Не доезжая до Саранска, Пугачев послал в город атамана Федора Чумакова с тридцатью казаками для передачи воеводе указания, чтобы он к прибытию «Петра III» с армией приготовил под артиллерию 12 пар лучших лошадей и продовольствие.
Получив этот приказ, воевода подполковник Протасьев и другие дворяне, побросав все, скрылись.
— В Саранске ни один дворянин не думал о своей обороне, а все, как овцы, разбежались по лесам, — говорил позже Михельсон.
На следующий день утром жители Саранска во главе с начальником местной команды прапорщиком Шахмаметовым и архимандритом Петровского монастыря Александром вышли за город с хлебом-солью встречать повстанцев. Во всех 14 церквах города зазвонили колокола.
Приблизившись со своим отрядом к ожидавшему его народу, Пугачев сошел с коня, принял земной поклон архимандрита и хлеб-соль, а затем приказал прочитать манифест.
В сопровождении горожан, крестьян окрестных сел и повстанцев Пугачев направился в соборную церковь, где в честь его был отслужен торжественный молебен. После этого Пугачев велел приводить народ к присяге «на верность короне».
В Саранске Пугачев взял 7 пушек, два с половиной пуда пороха, 150 ядер и свыше 29 тысяч рублей. Значительную часть денег и соль он приказал раздать крестьянам. Воеводою города был назначен прапорщик Шахмаметов, произведенный Пугачевым в полковники. Кроме того, Пугачев наградил Шахмаметова медалью.
В Саранске, как и в Алатыре, крепостные крестьяне привозили своих помещиков на суд к Пугачеву.
30 июля 1774 года Главная армия выступила в поход на Пензу. 31 июля Пугачев и его ставка (штаб) остановились в селе Бессоновка. По приказанию Пугачева секретарь повстанческой Военной коллегии подготовил манифест «во всенародное известие жителям Пензы и Пензенской провинции».
Этот манифест Пугачева обращен непосредственно к крепостным крестьянам. Своим манифестом Пугачев освобождал крестьян от крепостной зависимости. Он призывал к беспощадному истреблению дворян-помещиков и «градских мздоимцев-судей». «Повелеваем сим нашим именным указом, — обращается Пугачев к народу, — кои прежде были дворяне своих поместиях и вотчинах, оных противников нашей власти и возмутителей империи и разорителей крестьян ловить, казнить и вешать, и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами».
Манифест Е.И. Пугачева явился мощным толчком к новому всеобщему подъему народного восстания.
После поражения под Казанью, после почти целого года борьбы как у самого Пугачева, так и у членов его Военной коллегии уже не осталось никаких иллюзий на легкую победу. Пугачев и его сподвижники прекрасно понимали, что в теперешнем районе их действия (т. е. между Волгой и центральной частью Российской империи) основной массой, на которую они могут опереться, являются уже не яицкие казаки, не башкиры и работные люди Южного и Среднего Урала, а русское и нерусское крепостное крестьянство: татары, чуваши, мордва, марийцы. Именно к ним и решил обратиться Пугачев со своим манифестом от 31 июля 1774 года. Составитель манифеста — секретарь Военной коллегии Пугачева Алексей Дубровский (он же И.С. Трофимов), видимо, хорошо знал настроение и нужды крестьян. Если в первых своих указах Пугачев выдвигал на первый план удовлетворение казацких нужд и жаловал «рекою с вершин и до устья, и землею, и травами, и денежным жалованьем, и свинцом, и порохом, и хлебным провиантом», а нерусские народы Приуралья — «землею, водою, солью, верою, молитвою...», то теперь «Петр III» награждает господских крестьян «вольностью и свободою вечно казаками», освобождает от крепостной зависимости, рекрутских наборов, подушных и прочих денежных податей.
Манифест призывает беспощадно истреблять дворян. Правда, и в прежних своих указах Пугачев не щадил дворян. Так, в указе от 1 октября 1773 года, обращаясь к башкирам он писал: «И приказание от меня такое: если будут... противники, таковым головы рубить и кровь проливать, чтобы было детям их в предосторожность». Но здесь идет речь о врагах, оказывающих сопротивление, а в манифесте 31 июля Пугачев требует истреблять дворян-злодеев вообще, то есть, дворянство как класс.
Палата Пугачева в Саранске
В манифесте 31 июля наиболее полно и четко сформулированы задачи крестьянской войны 1773—1775 годов. Свобода от крепостничества, от гнета помещиков и дворянского государства — вот к чему прежде всего стремилось восставшее крестьянство.
Крестьяне, работные люди и бурлаки, узнав об обещании Пугачева освободить их от крепостной зависимости, с еще большей энергией поднимались на борьбу. Они разоряли и убивали помещиков, нападали на купцов, представителей местной администрации и церкви.
Александр Сергеевич Пушкин писал в своей «Истории Пугачевского бунта»: «Вся западная сторона Волги восстала и передалась самозванцу. Господские крестьяне взбунтовались; иноверцы и новокрещеные стали убивать русских священников. Воеводы бежали из городов, дворяне из поместий; чернь ловила и тех и других и отовсюду приводила к Пугачеву. Пугачев объявил народу вольность, истребление дворянского рода, отпущение повинностей и безденежную раздачу соли».
Говоря о размахе крестьянской войны на правобережье Волги, не следует, однако, забывать о стихийности и раздробленности действий этих отрядов. У них не было единого стратегического плана ведения войны, который объединял бы действия всех этих отрядов и Главной армии. Отряды повстанцев упорно защищали свои деревни, волости и уезды и тем самым задерживали продвижение правительственных войск. Но они не сумели превратить отдельные тактические успехи в стратегические. Поэтому царские войска разбивали их поодиночке и продолжали преследовать армию Пугачева.
1 августа из села Ухтинка в Пензу направились несколько казаков во главе с общевойсковым атаманом Андреем Овчинниковым. Они взяли указ Военной коллегии, адресованный чиновникам пензенской провинциальной канцелярии и жителям города, о торжественной встрече «Петра III» — Пугачева.
Указ был вручен начальнику гарнизона майору Гавриле Герасимову.
Андрей Овчинников заявил Герасимову:
— По указу его императорского величества велено: для встречи его величества с армией... приготовить пристойную церемонию и для находящейся при величестве армии — под артиллерию 24 подводы наилучших лошадей, для... казаков съестных и хлебных припасов и для коней — овса и сена достаточное количество, дабы ни в чем недостатка воспоследовать не могли.
В тот же день повстанцы приблизились к Пензе. Перед ними на холме стоял красивый город, привольно раскинувшийся на возвышенном берегу реки Суры. На самом высоком месте — городская площадь с собором, присутственными местами, гимназией, семинарией, дворянским собранием и крепостным театром Гладкова. На окраине города вдоль берега реки — убогие лачуги с огородами.
Еще накануне пензенские дворяне сделали попытку организовать оборону города, однако, солдаты, находившиеся в Пензе, отказались сражаться против народной армии. Многие из дворян бежали. Воевода Всеволжский также скрылся.
Жители города во главе с начальником гарнизона майором Герасимовым в сопровождении духовенства вышли навстречу Пугачеву.
Заняв город, повстанцы выпустили из тюрем всех арестованных и роздали населению бесплатно 20 000 пудов казенной соли. В Пензе Пугачев взял 6 пушек, 600 ядер, 54 пуда свинца, 16 пудов пороха, много ружей и сабель и свыше 13 000 рублей казенных денег, значительная часть которых также была роздана народу.
2 августа в доме купца Андрея Кознова был устроен для Пугачева торжественный обед. На следующий день, назначив майора Герасимова воеводою города и приказав ему набрать в казаки 500 человек, Пугачев выехал из Пензы по направлению к Петровску.
Говоря о событиях 1773—1775 годов в Чувашии, в Марийском крае, Мордовии и Удмуртии, нужно иметь в виду, что повстанческая борьба была направлена как против феодально-крепостнического, так и национально-религиозного гнета.
Многонациональное крестьянство Поволжья зачастую восставало само по себе и не было связано с Главной армией Пугачева. Крестьянские отряды действовали на свой страх и риск, выдвигая руководителей из своей же среды. Так, 6 сентября 1774 года Свияжская провинциальная канцелярия составила ведомость о 104 участниках крестьянских выступлений в Чебоксарском уезде. Из этих 104 человек только один — Михаил Васильев (Иваников) из деревни Первой Янгильдины — был одно время в пугачевской армии, все же остальные «самого... Пугачева нигде не видели и к толпам его не присоединялися, публикованных же указов от канцелярии через сотников своих об нем, Пугачеве, никаких не слыхали».
К Пугачеву попадали немногие — он брал лишь конных, но всюду действовали самостоятельные отряды крестьян — русских, чувашей и удмуртов, марийцев и мордвы. Нижегородский, Пензенский, Тамбовский, Воронежский края были охвачены крестьянским восстанием.
Примечания
1. В 1768—1774 годах шла русско-турецкая война.
2. Однодворцы — одна из категорий государственных крестьян XVIII—XIX веков. Однодворцы вышли из низших разрядов служилых людей, несших в XVI—XVII веках пограничную военную службу на рубежах Русского государства.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |