Емельян Иванович Пугачев родился в станице Зимовейской на Дону в 1742 году. Отец его Иван Михайлович был простым казаком. До 17 лет Емельян жил в доме отца, помогая ему в тяжелой крестьянской работе. Потом отец вышел в отставку, а Емельян занял его место в сотне и стал служилым казаком. Через два года он женился и зажил своим домом.
Пермский поэт-сатирик Василий Феонов, смело бичевавший в своих произведениях власть имущих, написал повесть в стихах о Пугачеве, которая в 1833 году была опубликована в журнале «Заволжский муравей». Это одно из первых в русской литературе произведений о вожде восставших крестьян.
Феонов рисует привлекательный облик своего героя:
Сей сын Емелькой назывался,
У казако́в слыл молодцом:
Проворством, ловкостью равнялся
С покойным доблестным отцом.
Его природа полюбила
И при рожденье наградила
Прекрасным мужеским лицом,
Высоким станом, гибким, стройным,
И взором огненным, проворным,
И проницательным умом.
Девятнадцатилетний Пугачев участвовал в Семилетней войне с Пруссией. Служил он в казачьей команде полковника И.Ф. Денисова и за «отличную проворность» был взят к Денисову в ординарцы. Однажды в темную ночь на казачий лагерь налетели прусские кавалеристы, и Емельян в суматохе упустил одну из лошадей Денисова, за что был бит «нещадно плетью». Так он впервые испытал на себе характерные для крепостнического режима жестокость и бесчеловечное отношение к простым людям.
В 1762 году, с окончанием Семилетней войны, Пугачев вернулся в родную станицу.
В 1764 году в составе казачьей команды он побывал в Польше, где принимал участие в розыске беглых раскольников. По долгу службы ему приходилось неоднократно участвовать в подобных рейдах.
В молодости Пугачев, по воспоминаниям современников, был веселым, жизнерадостным, общительным человеком. Он был мастер рассказывать разные забавные истории, с чувством пел казачьи народные песни.
Вот слова одной из таких песен, рассказывающей о нелегкой казачьей доле:
Как без очереди меня, добра молодца, в службу нарядили,
Без поры-то, без времени меня, доброго молодца, провожали...
В 1768 году Пугачев отправился на войну с Турцией. Он храбро сражался с турками и особенно отличился при взятии крепости Бендеры, за что и получил младший казачий офицерский чин хорунжего. Любопытно, что служил Пугачев в войсках, которыми командовал генерал-аншеф граф Петр Иванович Панин, впоследствии сражавшийся во главе царских войск против армии Пугачева.
Тяжелая болезнь заставила Пугачева покинуть в 1771 году действующую армию и вернуться домой. Станичники посоветовали Пугачеву ехать в Черкасск и проситься в отставку по болезни. Так он и сделал. Но в прошении Пугачеву было отказано, и он уехал домой.
Вскоре Пугачев решил съездить в Таганрог, чтобы повидаться со своей сестрой Федосьей, которая была замужем за донским казаком Симоном Павловым.
Сестра была рада гостю. Пригласила к столу. Разговорились. Зять жаловался на тяжелую жизнь:
— У нас многое переменили. Старшин уже нет, а вместо них поставлены ротмистры. А если начнут обучать военному делу не по обыкновению казацкому, то мы, сколько нас ни есть, намерены бежать куда глаза глядят.
— Коли уж бежать, — сказал Пугачев, — так бежать на Терек, там наши семейные живут, а сверх того тамошнему атаману Павлу Михайловичу дан указ, чтобы таких принимать.
— И ведомо лучше, там мы будем жить все вместе, — согласился зять.
После этого разговора Федосья Ивановна по совету мужа и брата отпросилась у ротмистра в Зимовейскую станицу якобы для свидания с матерью. Было решено, что она и Пугачев поедут в Черкасск, оттуда в Зимовейскую, а потом на Терек. Договорились, что Павлов со своими тремя товарищами, чтобы не вызвать подозрений у начальства, покинут станицу не ранее чем через неделю-две.
Но не успели Емельян Иванович и Федосья Ивановна доехать и до Черкасска, как их догнал Павлов с товарищами.
— Что вы наделали? — набросился на них Пугачев. — Ведь того и смотри, нас поймают! Я ж говорил, чтобы вы помешкали недели две. Погубили вы меня и себя!
— Что ты ни говори, мы назад не поедем, — угрюмо и упрямо ответил зять.
Молча все шестеро поехали дальше. Не доезжая до Зимовейской, Пугачев и Павлов оставили Федосью Ивановну и казаков в степи и ночью отправились в станицу. Тихо подъехали к дому, спешились, привязали коней. Дома все спали. Пока родные вставали, Пугачев обдумывал свой разговор с матерью и женой.
— Вот, матушка, знаешь ли, зять хочет с женою бежать на Терек, да и меня зовут с собою, — сказал Пугачев, обращаясь к матери Анне Михайловне и жене Софье Дмитриевне.
Мать и жена Пугачева испугались, заплакали.
— Нет, матушка, не бойся, я только их провожу через Дон, а сам никуда не пойду, — успокаивал их Емельян Иванович.
После ухода Павлова жена и мать стали уговаривать Емельяна, чтобы он не перевозил беглецов за Дон, иначе за это ему «будет беда». И Пугачев согласился.
Через несколько дней, чтобы отвязаться от назойливого зятя, Пугачев дал согласие перевезти их на своей лодке за Дон. Он уверял мать и жену, что вернется обратно: «Статное ли дело — оставить отечество и бежать на Терек!»
Пугачев перевез беглецов за Дон на ногайскую сторону, высадил их и вернулся домой.
II
Симон Павлов дорогу на Терек не нашел и, через полтора месяца вернулся в Зимовейскую станицу. Здесь его арестовали. На допросе Павлов показал, что за Дон его перевез Пугачев.
Зная, что за пособничество в побеге и перевозе через Дон полагается смертная казнь, Пугачев скрылся из станицы. Бродил в степи недели две.
Когда стало холодно и кончились припасы, Пугачев вернулся домой. Софья Дмитриевна сообщила мужу, что незадолго до его возвращения взяли мать и вместе с зятем увезли в Черкасск.
Пугачев тоже поехал в Черкасск и попытался снять с себя обвинение в бегстве за Дон, но был арестован. На третью ночь после ареста он бежал. Двое суток в ноябрьскую стужу без пищи и теплой одежды пролежал Емельян в камышах. Потом вернулся домой. Там его никто не искал: никому и в голову не пришло, что он осмелится жить у себя дома, под носом у разыскивающих его старшин. Но долго так продолжаться не могло.
В ночь на 21 декабря 1771 года Пугачев переправился по льду через Дон и отправился на Терек.
Семь дней и семь ночей он ехал на юг почти без остановок.
В январе 1772 года Пугачев прибыл на Терек, в Ищорскую станицу, оттуда поехал в Дубовскую к войсковому атаману Павлу Татаринцеву, которому представился как добровольный поселенец. Пугачева приписали к станице Ищорской. Вскоре он был избран станичным атаманом. Потом казаки трех станиц — Ищорской, Наурской и Голюгаевской — решили послать его в Петербург в Военную коллегию с ходатайством о прибавке жалованья и провианта.
Получив 20 рублей денег и печать — знак атаманской власти, Пугачев отправился в Петербург. По пути он заехал в Моздок «для покупки харчу и прочего», но здесь его арестовали и держали под караулом несколько дней.
Подговорив караульного солдата Лаптева, Пугачев вместе с ним в ночь на 14 февраля бежал из-под ареста. Он снова вернулся в родные края, но был там опять арестован и отправлен в Черкасск.
По дороге казак Лукьян Худяков, участвовавший вместе с Пугачевым в Семилетней войне, вызволил его из-под стражи и помог скрыться.
Пугачев бежал на Украину к тамошним старообрядцам. Местные жители посоветовали ему пойти в Кабанью слободу под Гомелем, к раскольнику Осипу Ивановичу Коровке.
Раскольник внимательно выслушал рассказ Пугачева о пережитых мытарствах. Потом сказал задумчиво:
— Ну, живи. У меня много бывало и солдат беглых, и всяких людей, и я их оберегал, но только мне от них и хлопот много бывало. И как их поймают, ко мне приходят из тех полков, где они служили, и меня грабят. Совсем разорили. Да я и тебя, Емельян, долго держать опасаюсь, потому что сюда часто приезжают солдаты. Слышно, что Бендеры взяты и там разрешают селиться всем без разбора, так не лучше ли тебе туда идти?
— Я бы и пошел, да без паспорта поймают.
— Это безделица. Я велю сыну написать паспорт.
Паспорт был подготовлен. В нем Пугачев был назван станичным атаманом, а сын Осипа Ивановича Антон, который тоже собирался поселиться под Бендерами, — сыном Пугачева. Потом им удалось получить и настоящий паспорт.
Раскольник дал Пугачеву и сыну лошадей и отпустил их на поселение под Бендеры. Но по дороге Пугачев и Антон узнали, что «в Бендерах никакого нового поселения не заводят», и решили ехать в Стародубские слободы.
В Стародубском монастыре они остановились у старца Василия и прожили у него около четырех месяцев.
Долгими зимними вечерами Пугачев рассказывал старцу Василию о себе, о походах, о людях, с которыми связала его судьба.
— Здесь много бывает всяких беглых, — сказал Василий, — и отсюда только нужно провести через границу в Польшу, а там идут в слободу Ветку и, малое время побыв там, идут прямо на Добрянский форпост и, сказавшись польскими выходцами, получают на форпосте разрешение селиться, кто где пожелает. А со временем, может, и жена твоя приедет и будете жить целый век спокойно.
Пугачев и Антон согласились, и старец Василий помог им перейти через польскую границу.
III
Пробыв в Ветке семь дней, Пугачев простился с Антоном Коровкой и пошел на Добрянский форпост. Здесь он увидел множество беглых русских, которые выдерживали карантин, после чего должны были вернуться на родину.
— Что, братцы, надо говорить на форпосте? — спросил их Пугачев.
— Как придешь к командиру, он тебя спросит: откуда ты и что за человек? Ты скажи, что родился в Польше, а идти желаешь в Россию. Больше тебя и не станут спрашивать.
После этого Пугачев пошел прямо на форпост.
Командир велел записать имя Пугачева в книгу и отпустил его в карантин.
— Ты здоров, — сказали ему там, даже не раздевая его, а лишь посмотрев ему в глаза, — но надобно тебе высидеть в карантине шесть недель.
Пугачева отвели в карантинный дом, где он познакомился с бывшим солдатом-гвардейцем Алексеем Семеновым, тоже желавшим вернуться на родину.
Через три дня Пугачева и Семенова стали выпускать из карантинного дома на работу. Они нанялись строить сарай к местному купцу Кожевникову, хорошо знавшему Осипа Коровку из Кабаньей слободы.
Однажды во время обеда Семенов, пристально глядя на Пугачева, сказал хозяину:
— Кожевников, смотри, этот человек точно как Петр III.
Пугачев рассердился, запальчиво крикнул:
— Врешь, дурак!
Дело чуть не дошло до драки.
После обеда, когда все успокоились, Семенов подсел к Пугачеву и сказал серьезно:
— Слушай, Емельян, я тебе не шутя говорю, что ты точно как Петр III.
Тогда Пугачев обратился к хозяину:
— Ты же знаешь, что нас за крест и бороду всех гонят, я тебе сказывал, и еще раз говорю, что я с Дона, донской казак Емельян Пугачев, но на Дону мне жить нельзя, вот я и бежал оттуда.
— Это правда, — сказал Кожевников, — что нам, староверам, везде гонение. Много беглых казаков было в Ветке и в Стародубе есть. Да, вот была река Яик — и та помутилась...
Кожевников помолчал, а потом стал рассказывать Пугачеву о недавнем восстании яицких казаков...
— Так что ты возьми на себя это имя, поезжай на Яик, и тебя там примут, — предложил Кожевников Пугачеву.
Семенов поддержал Кожевникова, сказал ему:
— Изволь, я от Пугачева не отстану, и кто меня спросит, буду сказывать, что он, Емелька, — Петр III. Мне как не знать, я ведь служил гренадером в гвардии и государя-то видал. — И, обращаясь к Пугачеву: — Так что ты не бойся — прими на себя это имя.
— Ну, хорошо, я приму, да с чем я туда пойду? У меня денег-то только двадцать алтын, да и теми надобно паспорт выкупить. Ну, пусть меня на Яике примут. Да ведь там хлеба не пашут, а казакам-то дают по двенадцати рублев жалованья, а что же я им буду давать?
— А ты, как тебя там примут, — сказал Кожевников, — отпиши ко мне, я тебе хоть тридцать тысяч рублей тотчас пришлю, — у меня столько своих денег сыщется. А будет этих мало, то у приятелей достать можно, сколько потребуешь.
Неизвестно, воспользовался ли Пугачев впоследствии купеческими деньгами, но слова Семенова и Кожевникова произвели на него сильное впечатление.
После карантина Пугачев и Семенов пришли к командиру и сказали, что они согласны идти на Иргиз1 и поселиться в дворцовой Малыковской волости. Им выдали паспорта2 и разрешили переселиться на реку Иргиз.
«Объявитель сего... — написано в паспорте Пугачева, — Емельян Иванов сын Пугачев, по желанию его, для житья определен в Казанскую губернию, в Симбирскую провинцию, к реке Иргизу, которому по тракту чинить свободный пропуск: обид, налог и притеснений не чинить и давать квартиры. Праздно же оному нигде не жить и никому не держать, кроме законной его нужды... А приметами он: волосы на голове темно-русые, усы и борода черные с сединой, от золотухи на левом виску шрам... Росту два аршина 4 вершка с половиной... При оном, кроме обыкновенного одеяния и обуви, никаких вещей не имеется».
Получив все документы, они пошли к Кожевникову проститься.
— Ну, отец, прощай, мы едем, — сказал Пугачев.
— Час добрый, а я вот напишу Коровке, вы ему обо всем, не тая ничего, скажите. И он тебе, как и я, помогать станет и не отречется.
Кожевников написал Осипу Ивановичу Коровке письмо и, отдавая его Пугачеву, сказал:
— А как приедешь на Иргиз, то найди там игумена Филарета, он наш великий приятель, ты ему поклонись и поведай о себе все. Он тебе не только даст совет, но и поможет.
Кожевников дал Пугачеву на дорогу денег и хлеба.
Через несколько дней Пугачев и Семенов пришли в Кабанью слободу. Коровка прежде всего расспросил о своем сыне. Пугачев сказал, что тот остался в Ветке.
— Спасибо Кожевникову, что он так старается, — сказал Коровка, прочитав письмо. — Вот Кожевников пишет, что ты принял на себя имя Петра III и намерен идти на Яик. Бог с тобой, поди! Когда ты посоветуешься с яицкими казаками и они тебя примут за Петра III и поведешь всех их на Кубань, то отпиши ко мне. Мы вам поможем.
Коровка дал Пугачеву 370 рублей и вернул ему его лошадь.
Пугачев и Семенов отправились на Дон. У Медведицкого перевоза они переехали за Дон и направились прямо в станицу Глазуновскую, к казаку староверу Андрею Федоровичу Кузнецову. От него Пугачев узнал подробнее о попытке беглого крестьянина Федота Богомолова, объявившего себя Петром III, поднять восстание в Царицыне.
Из Глазуновской станицы Пугачев и Семенов, минуя Камышин и Саратов, поехали в Малыковку (ныне город Вольск) и явились к управителю волости Позднякову.
Управитель, посмотрев документы Пугачева и Семенова, предложил им поехать в Симбирск и там записаться.
На дворе стоял ноябрьский мороз. Лошади устали. Пугачев стал просить Позднякова, чтобы он позволил им остаться на время в Малыковке. Не получив определенного ответа, Пугачев решил ехать дальше. Он дал Семенову 12 рублей и оставил его в Малыковке3, а сам нашел в Мечетной слободе (ныне город Пугачев) старообрядческого игумена Филарета, о котором говорил ему купец Кожевников.
Емельян Иванович рассказал Филарету о своем намерении предложить яицким казакам уйти всем войском на Кубань, принадлежавшую тогда Турции, как при Петре I ушли туда с Дона казаки-«некрасовцы» — участники восстания Кондрата Булавина.
— Был я, батюшка, у Кожевникова вместе с одним беглым гренадером. Тот говорит, что я точно похож на Петра III, — рассказывал Пугачев Филарету — Кожевников мне советовал, чтобы оное имя на себя принять и объявить себя Яицкому войску...
— Нет, ты на покойного государя не похож. Я его знал, — сказал Филарет. — Однако ты хорошо придумал. Яицкие казаки поверят, потому что ныне им худо жить, и они тебе будут рады. Только вот не знавал ли кто из них покойного государя? Но они особенно спорить не станут, ты только им покажись.
Филарет обещал помочь Пугачеву отсрочить отъезд в Симбирск, чтобы он смог съездить на Яик и узнать настроения казаков. Игумен купил пуд меда и отправился с ним к управителю.
Просьба Филарета была удовлетворена. Пугачеву было разрешено остаться на время в Мечетной слободе. Все свои деньги он оставил у Филарета, а сам решил пробираться на Яик.
— В добрый час, поезжай! — сказал Филарет. — Если уж на Яике тебя не примут и ничего там не удастся сделать, то в Симбирск не езди, там тебя хоть и запишут, но не скоро, а поезжай лучше в Казань.
— Да ведь у меня в Казани-то нет ни одного знакомого.
— Зато у меня там есть приятель — купец Василий Федорович Щелоков. Он наш, старовер, человек добрый и хлебосол. Если сам я с тобою в Казань не поеду, то скажу, где его сыскать. Он приютит тебя и постарается, чтобы тебя скорее записали.
IV
В Мечетной слободе Пугачев прожил несколько дней в доме Степана Косова. В это время тесть Косова, Семен Филиппов, собрался ехать в Яицкий городок с хлебом. Вместе с ним поехал и Пугачев. В дороге их застала метель. Они остановились ночевать на Таловом постоялом дворе у отставного солдата Степана Оболяева. От Оболяева и его постояльцев Пугачев узнал новые подробности о гонениях на яицких казаков и об их намерении бежать всем войском от преследований царских чиновников и старшин в Персию.
По дороге Пугачев признался Филиппову, зачем он едет в Яицкий городок:
— Намерен увести яицких казаков на Кубань. Хочу я об этом с ними поговорить, согласятся ли они идти со мною.
— Как же им не согласиться! У них ныне идет великое разорение, и все с Яика бегут. Как им об этом скажешь, так они с радостью пойдут с тобою. Да и мы не отстанем.
22 ноября 1772 года Пугачев и Филиппов приехали в Яик. Они остановились у казака-старовера Дениса Степановича Пьянова, который рассказал Пугачеву о появившемся в Царицыне «каком-то царе»4. Пугачев подтвердил правдивость этих слухов и добавил, что то доподлинно царь Петр Федорович, которому снова удалось скрыться, «а вместо него замучили другого».
Филиппов рассказал Пьянову о намерении Пугачева увести яицких казаков на Кубань. Пьянов поговорил с Пугачевым, и тот обещал дать каждому казаку по 12 рублей на переход. Пьянов удивился, но обещал поговорить со стариками. И тут Пугачев решился на очень важный в его жизни шаг. Он сказал Пьянову:
— Вот слушай, Денис Степанович, хоть поведаешь ты казакам, хоть не поведаешь, как хочешь, только знай, что я — государь Петр III.
Потрясенный этим признанием, Пьянов спросил Пугачева:
— Ну, коли ты государь, так расскажи же мне, как ты спасся и где странствовал?
— Пришла гвардия и меня взяла под караул, а капитан Маслов отпустил. Я был в Польше, в Царьграде, в Египте, а оттоль пришел к вам на Яик, — ответил Пугачев.
— Все это хорошо, вот я поеду и соберу стариков и все им, что я от тебя слышал, расскажу. Что они мне скажут, то я тебе передам, — пообещал Пьянов и ушел.
Через несколько дней Пьянов сообщил Пугачеву, что старики решили, что сейчас начинать такое дело не время и что лучше подождать до рождества, когда казаки соберутся на рыбную ловлю.
Вскоре Пугачев и Филиппов покинули Яицкий городок и отправились в обратный путь.
Возвратившись в Мечетную, Семен Филиппов рассказал своим соседям, что Пугачев подговаривал яицких казаков переселиться на Кубань, обещая каждому по 12 рублей. Об этом же он донес управителю Малыковской волости Позднякову. Пугачева схватили и подвергли пыткам — били батогами. Управитель приказал сделать кандалы: ножные в тридцать фунтов, ручные — в пятнадцать, заковать Пугачева и под охраной отправить в Симбирск. Поздняков сообщил в Симбирскую уездную канцелярию, что Пугачев во всем признался. Он прочел донос Пугачеву. Емельян Иванович пришел в ярость.
— Зачем возводить на меня напраслину, чего я не говорил и в чем я не признаюсь. Дайте мне очную ставку с доносчиком, я его изобличу в лживом на меня показании, — сказал он гневно.
Но очная ставка не была разрешена, и Поздняков тут же при Пугачеве подписал донос.
19 декабря на санях, запряженных парой лошадей, Пугачев и два караульных солдата выехали из Малыковки в Симбирск.
Из Симбирска Пугачева доставили 4 января 1773 года в Казань, где он был посажен в острог.
V
Однажды Пугачев вместе с другими колодниками сидел у окна острога.
— Вон Василий Федорович Щелоков идет, никак приехал уже из Москвы, — сказал кто-то.
Крепостной крестьянин Щелоков, получив свободу, стал крупным казанским купцом и промышленником. Среди колодников он был известен щедрыми подаяниями.
Пугачев вспомнил свой разговор с отцом Филаретом, но на этот раз ему не удалось встретиться с Щелоковым.
На другой день в острог пришел мальчик с калачами от Щелокова. Пугачев попросил мальчика сказать о нем хозяину.
Недели через две Щелоков пришел вновь.
— Кто здесь донской казак?
— Я, сударь, — сказал Пугачев. — А что, не ваша ли милость Василий Федорович Щелоков?
— Я.
— Отец Филарет приказал вашей милости кланяться, а потом приказал просить вас, чтоб обо мне, бедном, бога ради, постарались и попросили господина губернатора и кого надобно.
— Да по какому делу ты сюда прислан?
— Меня взяли по поклепному делу, да за крест и бороду.
— Добро, схожу я и к губернатору и к секретарю и попрошу их.
— Похлопочи, пожалуйста, да обещай подарить кому надобно, ведь у меня деньги, слава богу, есть, и они лежат у отца Филарета, и как скоро вы к нему отпишите, то он их вам пришлет.
Щелоков подал Пугачеву рубль и ушел.
Через несколько дней Пугачева позвали в канцелярию. Гремя тяжелыми кандалами, он предстал перед очами секретаря. Тот долго молча рассматривал колодника.
Емельян Иванович не выдержал, заговорил первый:
— Пожалуйста, мой государь, постарайтесь о свободе.
Показав на ручные и ножные кандалы, Пугачев продолжал:
— Очень уж они тяжелы и натрудили мне руки и ноги.
Секретарь махнул рукой.
— Поди на свое место.
Как только Пугачева вывели от секретаря, тут же в канцелярии сняли с него наручники и кандалы, на ноги положили только «легонькие железы».
Пугачеву, как и многим другим узникам, было разрешено выходить под охраной в город собирать милостыню.
Гремя цепями, Пугачев ходил по улицам Казани и собирал подаяние. Вместе с другими арестованными он ходил и на работу на Арское поле.
Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева. 1773—1775 гг.
Как-то после работы при всех заключенных нещадно секли кнутом одного колодника. Увидев, каким пыткам подвергаются заключенные, Пугачев и его сосед по камере колодник Парфен Дружинин решили бежать. Но чтобы организовать побег, нужны были лошадь с кибиткой. Их взялся достать Дружинин. Жили одним: вырваться отсюда — и бежать на Яик, на Иргиз, а то и на Дон!
Пугачев знал, что, не подговорив к побегу караульного солдата, уйти невозможно. Однажды он заметил, что в караул стал тихий солдат украинец Мищенко.
— Что, служивый, служить ты хочешь или на волю бежать? — спросил его Емельян Иванович, смеясь.
— Я б давно бежал, да не знаю куда, вишь, как от своей стороны далеко.
— Бежим со мною да вот с этим человеком, — Пугачев показал на Дружинина.
— Я готов с вами бежать, куда хотите.
Дружинин сообщил Пугачеву, что лошадь с кибиткой у него уже готова. Решили отпроситься к знакомому священнику Ивану Ефимову, где их должен был ждать сын Дружинина с кибиткой.
Это было 29 мая 1773 года. Утром Пугачев и Дружинин подошли к дежурному прапорщику Зыкову и попросили разрешения сходить к попу за милостыней. Зыков согласился. Для охраны колодников он выделил двух караульных. Один был Мищенко, согласившийся с ними бежать, а другой — Рыбаков, ничего не знавший о заговоре.
Пугачев и Дружинин договорились напоить Рыбакова допьяна и увезти его с собой. Все четверо явились к священнику Ефимову. Дружинин послал попа в питейный дом — купить вина, пива и еды. Пили все пятеро, особенно поили Рыбакова.
Простясь с хозяином, все вышли на улицу. Недалеко от церкви стояла кибитка сына Дружинина.
— Эй, ямщик, — крикнул Дружинин, — что возьмешь отвезти в кремль?
— Пять копеек.
— Давай, вези.
Сперва в кибитку посадили пьяного Рыбакова, возле него сели Емельян Иванович и остальные.
Через некоторое время Рыбаков очнулся.
— Что так долго едем? — обратился он к Пугачеву.
— Видишь, кривою дорогою везут, — улыбнулся Емельян Иванович.
Когда выехали на Арское поле, Рыбаков забеспокоился:
— Что за чудо? Зачем выехали за город?
Дружинин взял пьяного Рыбакова в охапку и высадил из кибитки.
— Оставайся с благополучием, — сказал Пугачев, и беглецы укатили прочь.
Спустя несколько дней после бегства Пугачева казанский губернатор фон Брандт получил из Петербурга от генерал-прокурора Сената князя А.А. Вяземского именной указ Екатерины II, который гласил: «Оному Пугачеву... учинить наказание плетьми и послать так, как бродягу и привыкшего к праздной и продерзкой притом жизни, в город Пелым, где употреблять его в казенную работу — такую, какая случиться может, давая за то ему в пропитание по три копейки на день; однако ж накрепко там за ним смотреть, чтобы он оттуда утечки учинить не мог».
А в это время Пугачев, Дружинин и солдат Мищенко, проехав мимо села Царицыно, заехали в одну татарскую деревню, где скрывались жена и дочь Дружинина. Взяли их с собой, купили еще одну лошадь и поехали дальше. Решили ехать через Яик на Иргиз, а если там не понравится — на Дон.
На другой день они попали в село Сарсасы.
Пугачев вспомнил, что в этом селе живет Алексей Кандалинцев, с которым он познакомился в Казани в губернской канцелярии, куда тот привозил рекрутов. Встретившись с Кандалинцевым, Емельян Иванович распрощался со своими спутниками и остался в Сарсасах, где прожил более двух месяцев.
* * *
Годы скитаний многому научили Пугачева. Везде, где он бывал — на Дону и Тереке, на Украине и в Польше, на Волге и на Урале, на пограничных форпостах и в раскольничьих слободах, в казачьих станицах, в селах и городах, в монашеских скитах и царских острогах, — повсюду встречал Емельян таких же, как и он сам, обездоленных и преследуемых. За годы скитаний Пугачев увидел вокруг себя безбрежное море человеческих страданий.
Во время этих скитаний росла в душе Пугачева решимость поднять народ против угнетателей. С этим намерением он снова направился на Яик.
Примечания
1. Река Иргиз по тогдашнему административному делению находилась в Сибирской провинции Казанской губернии.
2. Паспорт, полученный Пугачевым на Добрянском форпосте, хранится ныне в Центральном государственном архиве древних актов СССР (ЦГАДА) в Москве.
3. Оставшись без всяких средств к существованию, Семенов под фамилией Логачева пошел в солдаты вместо крестьянина села Терсы Филиппа Бередникова. Сначала он служил в Нарвском пехотном полку, а затем в Симбирском гарнизоном батальоне, откуда и был взят в Тайную экспедицию для допроса по делу Пугачева.
4. Это был самозванец Федот Богомолов.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |