Р.В. Овчинников. Из опыта изучения и реконструкции документов Военной коллегии Е.И. Пугачева

В ноябре 1773 г., два месяца спустя после начала Крестьянской войны, Е.И. Пугачев создал в своей ставке под Оренбургом Государственную Военную коллегию. Учреждение это, действовавшее в течение 10 месяцев (до конца августа 1774 г.), выполняло роль личной канцелярии вождя движения и одновременно являлось высшим военно-политическим и административным центром восстания.

По роду своей деятельности коллегия занималась преимущественно решением важнейших военных задач Крестьянской войны. Она исполняла распоряжения Пугачева по управлению «Большим войском» («Большой», или «Главной», армией), обеспечивала его боевые операции, заботилась о его снабжении оружием, боеприпасами, провиантом и деньгами, налаживала производство артиллерийских орудий и снарядов на заводах Южного Урала. Коллегия по мере возможности поддерживала военно-оперативную связь с отдаленными очагами восстания, давала указания о мобилизации материальных и людских ресурсов в этих районах, о формировании новых повстанческих отрядов.

Большая работа проводилась коллегией по политической организации восстания, что осуществлялось путем распространения манифестов Пугачева и указов самой коллегии, в которых излагались важнейшие программные лозунги Крестьянской войны: ликвидация крепостной зависимости, отмена государственной подушной подати и рекрутских наборов, передача земли и угодий в безвозмездное пользование трудовому народу, защита от угнетения крестьян всех народностей.

Наряду с исполнением функций военного и политического характера коллегия выступала и как высший орган гражданской администрации на освобожденных территориях. Она руководила деятельностью вновь созданных учреждений, представителями местного управления и самоуправления, заботилась о поддержании общественного порядка, рассматривала спорные и судебные дела¹.

Размах движения и наличие в нем стихийности не позволили коллегии в полной мере выполнить роль организатора и руководителя, добиться успешной реализации всех начинаний и распоряжений. Особенно заметно упала эффективность действий коллегии в апреле—августе 1774 г. В эти месяцы штаб Пугачева, находясь в сложной обстановке походной жизни, постепенно утрачивал связи с отдаленными очагами борьбы. Помимо этого, деятельности коллегии на всем протяжении Крестьянской войны препятствовали факторы субъективного характера, выражавшиеся в идейной и организационной незрелости руководителей восстания. Следует также указать на наличие в составе ведущих сотрудников коллегии недостаточно стойких и последовательных лиц (И.А. Творогов, А. Витошнов и др.), которые в отдельные моменты выступали против радикальных решений Пугачева².

И все же, независимо от конечных результатов ее практической деятельности, коллегия самим фактом своего существования придала восстанию под руководством Пугачева такую яркую печать своеобразия, которая резко выделила его среди прочих народных движений феодальной эпохи. Военная коллегия Пугачева — феномен в истории народной борьбы, явление, не имевшее аналогий себе ни в крестьянских войнах XVII в., ни в последующих выступлениях крестьянства дореформенной России.

Настоящая статья не претендует на постановку и решение всего круга вопросов, связанных с историей Военной коллегии. Задачи статьи много скромнее: они сводятся к выявлению состава документов, входивших в делопроизводство и архив коллегии в дни восстания, а также к реконструкции некоторых утраченных указов коллегии. Разработка этих проблем строится на использовании немногих сохранившихся материалов ставки Пугачева и таких косвенных источников, как протоколы следственных показаний руководителей и рядовых участников восстания, деловая переписка повстанческих властей и учреждений, бумаги правительственной администрации. Выявленные в ходе разысканий в ЦГАДА, ЦГВИА и других архивохранилищах сведения помогут представить в самых общих контурах состав и объем архива коллегии, утраченного еще в ходе Крестьянской войны, а также пополнить немногочисленный корпус указов новыми текстами-реконструкциями и углубить наши знания о деятельности ставки Пугачева новыми фактами.

Что же представляло собой делопроизводство Военной коллегии, каков был состав документов этого учреждения? Наиболее полные данные по этим вопросам содержатся в протоколе показаний Илецкого казака М.Д. Горшкова, который с ноября 1773 по март 1774 г. был секретарем коллегии. «В сей названной коллегии, — сообщал он, — никаких письменных судов не производилось, а разбираемы и решены оныя были судьями на одних словах³. Письменное же производство было в ней только такое, что даваны были из нея наставления поставленным от самозванца полковникам, старшинам и другим частным командирам, посылающимся от него в разныя места: о покорении к нему народа, о доставлении из всех мест в главный стан провианта и фуража, о разграблении господских пожитков и отобрании в крепостях и на заводах пушек и пороху и о присылке оного в Берду; разсылались также и указы для разсеяния по жительствам о вступлении самозванца на престол; что все писал я, а иногда Почиталин с повытчиками»⁴.

Яицкий казак И.Я. Почиталин, служивший до апреля 1774 г. думным дьяком в коллегии, рассказывал на допросе, что он вместе с другими представителями этого учреждения рассылал «во всю Пугачева армию и где ево толпы ни находились, разные указы и всякия повеления»⁵. Сходные сведения о составе исходящих бумаг коллегии привели в своих показаниях на следствии бывшие ее секретари И. Шундеев⁶ и А.И. Дубровский⁷, судья коллегии И.А. Творогов⁸ и пугачевский полковник Т.И. Падуров⁹.

Из свидетельств названных выше лиц явствует, что в практике делопроизводства Военной коллегии по форме наибольшее распространение получил такой вид документов, как указ. Изучение сохранившихся бумаг коллегии показывает вместе с тем, что, помимо собственно указов, под этим же названием часто шли документы иного назначения и содержания, такие, например, как наставление, ордер, грамота на чин и др.¹⁰ Порой коллегия от своего имени издавала указы, которые могли исходить лишь от верховной власти в лице «царя Петра III» — Пугачева, являлись исключительной его прерогативой и должны были бы быть оформленными в виде манифестов и именных царских указов. Примером может служить указ коллегии от 1 августа 1774 г., адресованный Г. Моисееву, выборному от ямщиков города Инсара¹¹. В основной части текста этого указа (исключая такие элементы его, как автор, адресат, подписи) дословно воспроизведен знаменитый манифест Пугачева от 31 июля 1774 г.¹², являвшийся по содержанию своему актом конституционного значения, право объявления (обнародования) которого принадлежало к исключительной компетенции носителя верховной власти, т. е. в данном случае самого Пугачева, а не его Военной коллегии. Эти и другие отступления от принятого порядка оформления документов проистекали из двойственного положения коллегии, которая одновременно являлась и высшим административным учреждением, и личной канцелярией Пугачева, а сотрудники секретарского аппарата (секретари, повытчики, писари) несли одновременно обязанности и по коллегии, и при Пугачеве. Однако следует полагать, что секретари коллегии были не очень искушенными в делопроизводстве людьми.

Значительно меньшим количеством экземпляров представлены в делопроизводстве коллегии такие виды документов, как увещевательные письма, проезжие грамоты, билеты (удостоверяющие правомочия лиц, обращавшихся за содействием к Пугачеву или в коллегию, а также фиксирующие переход этих лиц в подданство к «Петру III» — Пугачеву), служебные записки сотрудников коллегии, адресованные в Саранскую воеводскую канцелярию, и другие бумаги¹³.

Первоначальный объем документов Военной коллегии был, очевидно, весьма значительным. К сожалению, в распоряжении исследователя не имеется источников, содержащих суммарные сведения об интенсивности корреспонденции коллегии и, в частности, об общем числе документов, вышедших из стен этого учреждения. Установить такого рода сведения невозможно из-за того, что архив коллегии в конце марта 1774 г. был уничтожен; кроме того, при разгроме большинства крупнейших очагов повстанческой борьбы весной и летом 1774 г. произошла массовая утрата документов.

Бумаги коллегии разделяются на три группы. Первая представляется оригиналами исходящих документов коллегии (указы, наставления, ордера, грамоты, билеты и др.). Бумаги эти составлялись коллегией и рассылались ею для исполнения руководителям повстанческих центров, атаманам отдельных отрядов, в города, крепости, заводы, станицы и крупные селения, находившиеся под контролем ставки Пугачева. По некоторым косвенным показаниям и по характерным примерам письменных сношений коллегии с отдельными местами и властями можно получить общее представление о значительном числе распоряжений, отданных коллегией, особенно на первом этапе Крестьянской войны. Так, за декабрь 1773 г. — март 1774 г. коллегия направила полковнику Я.С. Антипову, руководившему производством артиллерийских орудий и снарядов на Воскресенском заводе, семь своих указов, сохранившихся в оригиналах¹⁴. Известно также, что обосновавшийся в селе Чесноковке под осажденной Уфой предводитель «Второй армии» восставших атаман И.Н. Зарубин-Чика каждые два-три дня отправлял в Берду рапорты с отчетами о своих действиях и столь же регулярно получал указы коллегии с распоряжениями и наставлениями¹⁵. Посылая указы, коллегия в декабре 1773 г. — марте 1774 г. поддерживала постоянную связь с атаманом И.Ф. Араповым, действовавшим на Самарской линии¹⁶, с Яицкой войсковой канцелярией¹⁷ и другими повстанческими властями и центрами. Интенсивность распорядительных действий коллегии усматривается из одного примечательного факта, имевшего место в декабре 1773 г. Бузулукский солдатский сын В.В. Иванов, отправленный 18 декабря из Бердской слободы курьером с распоряжениями коллегии к атаману И.Ф. Арапову, рассказывал позднее на следствии, что в тот же день и одновременно с ним в различные пункты Оренбургской губернии были посланы еще четыре нарочных с указами коллегии и манифестами Пугачева¹⁸. Подобная же практика была характерна для работы коллегии и в последующие месяцы восстания. Известно, например, что в апреле — начале мая 1774 г. коллегия отправила до пяти указов атаману И.Н. Белобородову по поводу формирования повстанческих отрядов и переброски их на заводы Южного Урала для присоединения к «Главной армии» Пугачева¹⁹. Вообще же, характеризуя деятельность Военной коллегии со стороны создания и массовой рассылки указов, бессменный сотрудник этого учреждения Илецкий казак И.А. Творогов заявлял, что агитационные указы широко распространялись, «ибо Пугачев почасту о сем приказывал»²⁰. Из стен Военной коллегии вышло значительное количество распоряжений, оформленных преимущественно в виде указов.

Вторая группа документов Военной коллегии номенклатурой, содержанием и объемом своим была идентична первой группе, являлась ее «копийным фондом» и представлялась черновиками, отпусками и копиями тех бумаг, оригиналы которых были отправляемы коллегией соответствующим властям для руководства и исполнения. В делопроизводстве коллегии с первых дней ее существования сложилась практика составления деловых бумаг, характерная для любого учреждения той поры. Сначала секретарь коллегии при участии заинтересованных лиц составлял черновой проект документа, а затем черновик передавался повытчикам и писарям для переписки набело. Эта процедура изготовления документов освещена в показаниях бузулукского казака И. Пустоханова, служившего повытчиком в коллегии в ноябре 1773 г. — марте 1774 г. Он, в частности, занимался в коллегии тем, что начисто «переписывал указы, манифесты и все, что было приказывано» от секретаря М.Д. Горшкова²¹. Важнейшие документы создавались не сразу, учитывались существующие образцы бумаг. Так, сведения о том, как был составлен манифест Пугачева от 2 декабря 1773 г., привел в своих следственных показаниях М.Д. Горшков. Он и думный дьяк Военной коллегии И.Я. Почиталин, исполняя поручение Пугачева, приступили к сочинению этого важнейшего конституционного акта, опираясь на собрание правительственных «печатных и письменных публичных указов, которые были переплетены в книгу²², а сию книгу достали, не знаю, где-то, Шигаев и Почиталин». Авторы манифеста «выбирая лутчия речи» из указов, помещенных в упомянутой книге, «упражнялись в составлении онаго больше недели». Наконец, работа пошла значительно быстрее после того, как к ней был подключен заводской крестьянин Иван Петров, приехавший в коллегию с Воскресенского (или Белорецкого) завода с доношением. Так как доношение показалось Горшкову и Почиталину «разумно написанным», то они, «призвав онаго Петрова на квартиру, показали ему» черновик составленного ими манифеста «и просили, чтоб он выправил. Которой, просмотри сие, сказал: «Нет, де, господа, не так написано». И потом перечернил по-своему, которой так, как им перечернен, после я и переписал»²³. Затем указ был отдан Почиталиным на подпись Пугачеву²⁴. Подлинник документа по одобрении его Пугачевым или присутствием Военной коллегии скреплялся соответствующими подписями, а с января 1774 г. (после изготовления именных печатей «Петра III» — Пугачева и Военной коллегии) — оттисками печатей на красном сургуче. Готовый беловой оригинал документа отправлялся по назначению соответствующему адресату, а его черновики, которые одновременно являлись отпусками и копиями, оставались в текущем делопроизводстве и архиве коллегии.

Эта группа бумаг «копийного фонда» не лежала «мертвым грузом», а по мере необходимости использовалась в практической деятельности коллегии. Некоторые из этих бумаг служили стереотипными образцами текста при повторном (а иногда и многократном) составлении сходных по назначению и содержанию документов²⁵. Практика использования стереотипных образцов текста при составлении новых документов, сложившаяся в дни секретарства Почиталина и Горшкова, применялась их преемниками. Не изменил этим традициям и весьма опытный секретарь коллегии А.И. Дубровский. Наряду с созданием новых текстов воззваний и распоряжений Пугачева и указов коллегии он использовал тексты документов прежних секретарей. На допросе в Царицыне 27 сентября 1774 г. он вспоминал, что при назначении его на должность секретаря коллегии ему приказано было «переписывать старые, сочиненные прежними секретарями указы и писать вновь»²⁶. Такой же порядок ввел он и в отношении использования стереотипных текстов им же самим сочиненных манифестов и указов при написании новых документов. Достаточно указать, например, на составленный Дубровским манифест Пугачева от июля 1774 г., провозгласивший программные положения крестьянской вольности. Сохранился один подлинный экземпляр этого манифеста от 28 июля, адресованный жителям Саранска²⁷, и пять почти стереотипно соответствующих ему копийных экземпляров, датированных 31 июля того же года²⁸. Хранившиеся в делопроизводстве коллегии черновики, отпуски и копии отправленных указов использовались при проведении контроля за исполнением распоряжений коллегии подведомственными властями. Наблюдениями над документами устанавливается, что коллегия имела обыкновение ссылаться на ранее изданные ею указы с точным указанием их даты и с напоминанием об их немедленном исполнении. Так, в указе от 29 января 1774 г., адресованном полковнику Я.С. Антипову²⁹, коллегия, ссылаясь на предшествующий свой указ от 27 января³⁰, требовала ускорить дело с изготовлением на Воскресенском заводе артиллерийских орудий и снарядов к ним и с отправлением их в армию «Петра III» под Оренбург.

Материалы «копийного фонда» могли использоваться сотрудниками коллегии в различных целях, например при рассмотрении судебных дел, наведении справок и т. д. К сожалению, бумаги «копийного фонда» в отличие от частично сохранившихся документов первой группы совсем не дошли до нас. Они погибли в ходе Крестьянской войны.

Такая же судьба постигла и третью группу бумаг архива Военной коллегии. Эта группа была представлена ежедневно присылаемыми в коллегию рапортами полковников и атаманов повстанческого войска, доношениями учреждений, прошениями, жалобами, изветами и «сказками» от населения освобожденных территорий. Некоторое представление об интенсивности входящей корреспонденции коллегии, а следовательно, и о значительном скоплении этих бумаг в ставке Пугачева говорят показания секретарей и писарей повстанческих отрядов и учреждений. Писарь Яицкой войсковой канцелярии И. Корчагин свидетельствовал, например, что он с начала вступления его в писарскую должность (в феврале 1774 г.) регулярно писал Пугачеву «репорты о состоянии Яицкого войска, о случавшихся из Кремля выласках и сражениях, а равно и о присылке к нам провианту и пороху, коего у нас было недостаточно»³¹. Отставной матрос И.В. Князев, служивший писарем в отряде атамана Г. Давыдова под Бугурусланом, показывал на допросе, что довольно часто «по приказу Давыдова писал разныя письма и рапорты в Военную коллегию»³². Аналогичные показания содержатся и в материалах следствия по делу татарина Измаила Токтамышева — писаря в отряде атамана В.И. Торнова под Нагайбаком³³. О характере письменных донесений в коллегию и о регулярности такого рода контактов со ставкой Пугачева интересные данные содержатся в показаниях атаманов И.Н. Зарубина-Чики, И.Н. Белобородова, Г. Давыдова, А. Размаметева, Н. Чулошникова, В.И. Торнова и других пугачевских военачальников³⁴. За один только июль 1774 г. пугачевский полковник Бахтиар Канкаев, действовавший в междуречье Волги, Камы и Вятки, направил в коллегию шесть рапортов (13, 14, 19, 21 и 22 июля)³⁵. Вообще же, по свидетельству Горшкова, Пугачев и его коллегия постоянно получали письменные известия от посланных ими «в разныя места сообщников с командами о взятии ими крепостей и о покорении к нему (Пугачеву) народу», а также прошения и жалобы от населения³⁶. Систематически получаемая коллегией письменная информация в виде рапортов, доношений, прошений, жалоб, сказок, изветов и других документов, служила важнейшим источником для принятия как общих, так и частных решений ставки Пугачева по руководству развернувшейся народной борьбой.

Однако обстоятельства сложились так, что уже с первых месяцев восстания началось систематическое уничтожение документов повстанческого лагеря, в том числе бумаг Военной коллегии. Инициатива в этом принадлежала местным военным и гражданским властям Екатерины II, которые истребляли перехваченные манифесты Пугачева, указы его коллегии, воззвания пугачевских атаманов, стремясь положить конец дальнейшему распространению освободительных идей среди трудового народа. При этом, однако, копии некоторых документов (преимущественно деловые бумаги повстанцев) оставлялись для сыскных целей в качестве документальных улик против захваченных участников восстания. Сложившаяся в этом отношении практика была позднее санкционирована центральной властью. Так, 4 января 1774 г. петербургская Военная коллегия предписала генералу-аншефу А.И. Бибикову, командующему карательными войсками, а также местным военным властям и учреждениям уничтожать воззвания Пугачева и другие документы из повстанческого лагеря, «а какого те письма содержания будут, давать знать в Военную коллегию»³⁷. Вскоре после этого последовало личное распоряжение Екатерины II генерал-прокурору Сената князю А.А. Вяземскому об уничтожении всех перехваченных пугачевских бумаг: «Как вор Пугачев кои-куды указы посылает, то думаю, что не худо сие будет, естли Сенат велит публиковать, что где его, разбойника, указы не проявятся, чтоб везде оных чрез палача публично сжечь и чтоб везде впредь тако поступали со всеми указами, кои не от законных властей происходят. Естли же в старых узаконений чего подобное найдете, то возобновите старыя указы»³⁸. В соответствии с этим предписанием Сенат указом от 10 января 1774 г. отдал распоряжение всем властям и учреждениям публично сжигать манифесты Пугачева и документы его сторонников, все эти «изменническим ядом наполненные листы»³⁹. 13 января Сенат секретным указом предписал снимать точные копии с повстанческих документов перед уничтожением самих оригиналов⁴⁰.

Руководствуясь этими предписаниями центральной власти, местные учреждения сжигали повстанческие документы в тщетной надежде искоренить в трудовом народе дух свободомыслия. При этом далеко не во всех случаях снимались копии с уничтожаемых документов. В результате этих акций среди прочих бумаг повстанческого лагеря погибло значительное число документов пугачевской Военной коллегии. Так, 27 мая 1774 г. перед казнью атаманов М.П. Толкачева и И. Волкова Оренбургская секретная комиссия приговорила «истребить на сем месте чрез палача огнем» захваченные знамена Пугачевского войска и бумаги Военной коллегии⁴¹. 29 августа 1774 г. в Оренбурге по определению секретной комиссии публично сожгли новую группу документов Военной коллегии и пугачевских знамен⁴².

Многие манифесты Пугачева и документы его коллегии пропали при подавлении крупных очагов повстанческого движения (под Уфой, Оренбургом, Екатеринбургом). Держатели этих преступных в глазах правительства документов часто уничтожали их из соображений личной безопасности. По этим, вероятно, мотивам Пугачев, оберегая своих сторонников от возможных репрессий со стороны карателей⁴³, приказал сжечь архив коллегии после поражения его отрядов в битве под Татищевой крепостью в марте 1774 г.⁴⁴ Секретарь коллегии М.Д. Горшков уточнил на следствии место сожжения архива коллегии — губернаторский хутор в 12 верстах к северо-западу от Оренбурга⁴⁵. Много документов коллегии было утрачено позднее, в частности, в последней битве Пугачева, происходившей 25 августа 1774 г. у Солениковой ватаги под Черным Яром на Волге⁴⁶, а также при поражении «Главного войска» восставших в сражении у Троицкой крепости 21 мая 1774 г. и в боях под Казанью 12 и 15 июля 1774 г.

В результате всех преднамеренных и случайных утрат из множества бытовавших документов Военной коллегии до нас дошли лишь отдельные их экземпляры. Достаточно отметить, что такой ведущий документ распорядительной деятельности коллегии, как указ, представлен в наших архивах всего лишь 35 экземплярами, из которых 21 указ сохранился в оригиналах — подлинниках⁴⁷, а 14 — в копиях⁴⁸ (причем отдельные из них дошли в экстрактах — пересказах).

Корпус сохранившихся указов Военной коллегии невелик и не дает полного представления о характере и объеме деятельности этого учреждения. Но имеющиеся пробелы можно до некоторой степени восполнить путем реконструкции утраченных указов коллегии, опираясь в этой работе на источники иного происхождения (материалы следствия, переписка, официальные акты), т. е. на все те документы, в которых возможно выявить реальные следы существовавших в дни восстания, но не дошедших до нас распоряжений и предписаний повстанческого центра. Реконструкция утраченных указов коллегии сводится к установлению важнейших атрибутов этих документов (назначение, адресат, дата, содержание), к выявлению реальной исторической среды их создания и бытования.

Насколько достоверны такого рода реконструкции и, следовательно, насколько правомочны они в практике работы исследователя? Вопросы эти положительно решаются опытным путем на отдельных примерах, когда какой-либо из сохранившихся указов коллегии сопоставляется с показаниями о нем, извлеченными из источников иного происхождения. Так, бывший атаман Тоцкой крепости Н. Чулошников, служивший есаулом одного из повстанческих отрядов на Самарской линии, показал на следствии, что в декабре 1773 г. к нему был прислан из коллегии указ, «чтоб набрать охотников в службу к самозванцу, сколько может, и соединитца с атаманом злодейским Араповым, в помощь ему»⁴⁹. Достоверность данного показания подтверждается при обращении к сохранившемуся оригиналу указа коллегии от 21 декабря 1773 г., который предписывал Чулошникову: «Определяетца как по Самарской дистанцы, так и в протчих селах и деревнях, набрав, сколько отыщется, ревнителев к службе его императорскому величеству и, соединясь со атаманом Араповым и с протчими при командах командирами, и сикурсовать противу противнических партей в защищении верноподданных жительств. Причем же рекомендуется вам, ежели где найдется походная легкая ко обороне от злодеев артилерия с материалы и их припасы, и то взяв с собою ж»⁵⁰. Содержание подлинного указа коллегии значительно полнее, чем показание о нем Чулошникова, но в последнем все же верно передана основная суть указа; кроме того, в последующей части своих показаний Чулошников сообщил сведения об исполнении им предписания коллегии: он «в разных местах, в силу того злодейского повеления, и собрал 93 человека, с коими и пошел для соединения к Арапову к Самаре»⁵¹.

Другой пример. Протопоп соборной церкви в Самаре Андрей Иванов на допросе в Казанской секретной комиссии вспоминал, что вступивший со своим отрядом в Самару атаман Арапов велел самарскому бургомистру И. Халевину прочесть «данной ему, Арапову, из Военной походной коллегии указ, по которому велено ему набирать в казаки тех только, кои сами служить пожелают; неволею брать запрещено, так как и тех, кои иногда, задолжавши верноподданным его, и, не хотя платить, в службу просить станут»⁵². Это показание верно воспроизводит основную часть содержания указа коллегии от 18 декабря 1773 г., который предписывал Арапову: в том случае, когда «сыскиваться будут к тебе в команду охотники (кроме тех, которые, забрав у верноподданных под работу деньги, во избежание чего, будут от них бежав, таковых не уваживать на то) в верности его и. в. в службу, то таковых принимать»⁵³. И хотя в показаниях А. Иванова не отражены некоторые другие распоряжения коллегии атаману Арапову, содержащиеся в оригинале указа (в частности, о порядке выбора и назначения старшин в отряде, о вооружении повстанцев и населения), тем не менее показания эти могли бы служить источником для реконструкции указа коллегии атаману Арапову в том случае, если бы до нас не дошел подлинный текст указа. Реконструкция, выполненная на основе показаний А. Иванова, не могла бы, конечно, восстановить дословно полный текст указа коллегии атаману Арапову, она дала бы лишь гипотетическое подобие этого документа. Но гипотетичность свойственна любому виду реконструкций памятников письменности.

Реконструированные тексты имеют, как известно, большое значение в научной интерпретации источников и с этой позиции могут быть использованы (обязательно в сопровождении с развернутыми и аргументированными обоснованиями) в различного рода исторических построениях. Приведенные выше примеры сопоставления следственных показаний очевидцев об указах Военной коллегии Пугачева с сохранившимися в архивах оригиналами соответствующих указов говорят о допустимости и правомерности научной реконструкции утраченных указов коллегии по косвенным источникам. Имеющиеся в источниках сведения об утраченных указах коллегии содержат, как правило, реальные данные (назначение, адресат, примерная дата в пределах месяца, аннотированное обозначение основного содержания), необходимые для реконструкции этих документов. В большинстве случаев источники позволяют установить обстоятельства создания указов коллегии, условия их бытования в событиях Крестьянской войны. Сами же тексты указов коллегии, как было показано в приведенных выше примерах, реконструируются лишь в предварительном, эскизном виде, преимущественно в форме описаний их назначения и содержания.

Обратимся к конкретным примерам выявления следов текста утраченных указов Военной коллегии и к реконструкции этих документов, опираясь на свидетельства источников иного происхождения.

1. Указ коллегии атаману И. Жилкину о сборе провианта и денежной казны по селениям Самарской линии (ноябрь 1773 г.).

Следы текста этого указа устанавливаются по показаниям сержанта Бузулукской крепости И. Зверева, который исполнял обязанности писаря в отряде пугачевского атамана И.Ф. Арапова. Зверев рассказал на допросе, что 30 ноября 1773 г. в Бузулук вступил прибывший из Бердской слободы отряд повстанцев во главе с атаманом из отставных солдат Иваном Жилкиным. Он вручил Звереву, исполнявшему обязанности коменданта крепости, бумагу «под титулом покойного императора Петра Третьего, в которой писано, что оной Жилкин отправлен из армии до Ново-Сергиевской крепости и в протчие места для забрания провианта и денежной казны, а естли де кто сему будет противиться, то казнены будут смертию»⁵⁴. Хотя И. Зверев называл эту бумагу подорожной грамотой, в действительности это был указ, сходный с аналогичными распоряжениями коллегии другим атаманам восставших о заготовлении и доставке под Оренбург продовольствия и денег для снабжения Главного повстанческого войска⁵⁵. Вечером 30 ноября 1773 г. в Бузулук вступил отряд атамана Арапова. Во исполнение указа коллегии Жилкин и Арапов собрали в окрестных помещичьих имениях 164 куля муки, 62 четверти сухарей, 12 четвертей круп, 5 пудов пороха, свыше 2 тыс. руб. медной монеты и отправили все это в ставку Пугачева под Оренбург⁵⁶.

2. Указ коллегии атаману И.Ф. Арапову о выступлении к селу Сок-Кармалы (декабрь 1773 г.).

Упомянутый выше Зверев сообщил в своих показаниях, что, находясь в Алексеевске под Самарой в 20-х числах декабря 1773 г., он среди других документов походной канцелярии атамана Арапова видел присланный к нему «из Военной походной коллегии, находящейся в Бердской слободе, указ, что ему велено было не в Самару идти, но в Сок-Кармалу, забрав с собою из крепостей жителей для нападения обще с есаулом Чулошниковым на находящиеся тамо воинские команды, а буде его силы недостаточно будет, то требовать ему в прибавок людей у находящегося под Уфою называемого графа Чернышева-Чики»⁵⁷. Указ этот не мог появиться ранее второй половины декабря 1773 г., так как И.Н. Зарубин-Чика («граф Иван Чернышев») начал свои действия под Уфой лишь в середине этого месяца. Оценивая значение этого документа, следует отметить, что он относился к числу тех предписаний коллегии, в которых решались конкретные военно-оперативные задачи движения. Знаменательно, что коллегия, судя по содержанию этого указа атаману Арапову, стремилась согласовать боевые действия повстанческих отрядов, внести планомерность в тактические операции. То, что Арапов отказался выполнить распоряжение коллегии и вопреки ему решился на более заманчивую и смелую операцию по захвату Самары (что и было успешно реализовано им 25 декабря 1773 г.), свидетельствовало, с одной стороны, об инициативе и предприимчивости Арапова, а с другой — о том, что коллегия не всегда могла ввести твердый порядок и дисциплину в своих войсках, предотвратить своевольные действия своих атаманов.

3. Указ коллегии атаману Аиту Размаметеву о производстве его в старшины (январь 1774 г.).

Следы текста этого указа содержатся в показаниях Аита Размаметева на допросе в Казанской секретной комиссии. Из этих показаний следует, что в конце декабря 1773 г. его отряды при содействии другого повстанческого отряда во главе с О.Ф. Енгалычевым, действуя в окрестностях Черемшанской крепости, нанесли серьезный удар по карательной команде секунд-майора Шишкина и окружили ее. Рапорт об этом событии Размаметев отправил Пугачеву под Оренбург, «и в этом репорте он, Аит, описан был храбрым человеком». За боевые заслуги Пугачев пожаловал Размаметева старшиной, «о чем и прислан к нему из походной его коллегии указ, которой остался в чувашской Подлесной деревне на квартире его»⁵⁸. Пожалование отличившихся в боях атаманов чинами старшин, полковников, сотников и другими званиями широко практиковалось коллегией, о чем говорят и некоторые из сохранившихся ее указов⁵⁹. Отмеченный вниманием коллегии Размаметев активизировал свои действия. В середине января 1774 г. его отряд подошел к стенам Черемшанской крепости, куда Размаметев направил манифест Пугачева (от 2 декабря 1773 г.)⁶⁰ и воззвание к генерал-майору А.И. Миллеру, предлагая последнему перейти на сторону «Петра III», которому якобы уже покорились Оренбург, Яицкий городок, Уфимская и Исетская провинции⁶¹.

4. Указ коллегии атаманам Аиту Размаметеву и Ивану Чернееву с обещанием военной помощи (январь 1774 г.).

После прибытия к Черемшанской крепости усиленных карательных команд неприятеля и ежедневных стычек с ними отряды восставших, неся крупные потери, вынуждены были начать отступление. И именно в этот момент, как вспоминал Размаметев на допросе, они совместно с атаманом И. Чернеевым отправили Пугачеву рапорт, в котором «просили о присылке к ним войска, и тот репорт отправили они с братом же ево, Темирбулатом. На что и привез он оттуда из коллегии указ, что они оставлены не будут»⁶². Но помощь к терпящим бедствие повстанческим отрядам не пришла. Они были разбиты в сражении 23 января 1774 г. командой капитана Фатеева. Атаманы Размаметев и О.Ф. Енгалычев попали в плен⁶³. Первый из них 7 февраля умер в казанском остроге⁶⁴, а второй был казнен через повешение в Билярске⁶⁵.

5. Указ коллегии атаманам повстанческих отрядов о доставке пленных для следствия в Бердскую слободу (январь 1774 г.).

В протоколе показаний Размаметева содержатся сведения об одном чрезвычайно важном указе коллегии, циркулярно разосланном атаманам всех повстанческих отрядов, действовавших в Заволжье (в смежных уездах Оренбургской и Казанской губерний): «Присланы были из Оренбурга из походной Военной коллегии ко всем их шайки старшинам указы, чтоб впредь никому смертной казни не чинить, но присылать виновных в Оренбург. Также теми указами запрещаемо было делать и раззорении. И тех, кто в противность сего поступать будет, потому ж велено присылать за караулом»⁶⁶. Это несохранившееся распоряжение коллегии свидетельствует о попытках ставки Пугачева ввести правопорядок в войсках восставших, изъяв из ведения атаманов производство следствия и суда над пленными, поскольку дела такого рода перешли в компетенцию коллегии. Зафиксированные в этом документе общие нормы правопорядка на освобожденной восставшими территории нашли отражение и в некоторых других указах коллегии того времени⁶⁷. Следует отметить, что Размаметев во исполнение указа коллегии арестовал и отправил под конвоем в Бердскую слободу двух своих подчиненных — сотника Чепарухина и повстанца чуваша, повинных в самовольной казни помещика Тургенева с сыном и одного священника⁶⁸.

6. Указ коллегии Абдрешиту Аитову о производстве его в чин полковника (январь 1774 г.).

Следы этого указа устанавливаются по показаниям самого Абдрешита Аитова. В конце января 1774 г. он прибыл в коллегию с рапортом атамана И. Чернеева о поражении повстанческих отрядов в бою 23 января под Черемшанской крепостью, где были захвачены в плен атаманы О.Ф. Енгалычев и Аит Размаметев (отец Абдрешита). В Берде Аитов не застал Пугачева, «ибо он тогда находился на Яике. Посланный же с ним репорт подал он дежурному Шигаеву, а Шигаев послал в злодейскую их коллегию к секретарю Горшкову, которой, распечатав репорт, прочел, и о разбитии их толпы сожалел». И тогда же, как вспоминал Аитов, «оная коллегия на место отца ево пожаловала полковником и бывшую у отца ево команду велела принять ему, Абдрешиту, о чем дав ему указ, отправила ево в Бузулук к атаману Арапову»⁶⁹. Приехав в Бузулук, он вручил указ коллегии Арапову. «Арапов же, прочтя оной, поздравил его с полковником. А потом и бывшую у отца его команду, всего человек ста с четыре, собранную помянутым Чернеевым, препоручил ему, которую он приняв, стоял в Бузулуке»⁷⁰. Вместе с атаманом Араповым и С. Речкиным Абдрешит участвовал в неудачном для повстанцев сражении с корпусом генерал-майора П.Д. Мансурова у Бузулукской крепости (14 февраля 1774 г.). Позднее в составе Главного войска Пугачева был в боях под деревней Пронкиной (6 марта 1774 г.), у Татищевой крепости (22 марта 1774 г.). В середине апреля 1774 г. Абдрешит Аитов вместе с атаманом Н. Чулошниковым был захвачен в плен у Погромного редута, а затем препровожден для следствия в Оренбургскую секретную комиссию⁷¹. Последующая судьба его неизвестна.

7. Указ коллегии атаману В.И. Торнову о заготовлении провианта и о доставке его в Бердскую слободу (январь 1774 г.).

Сведения об этом указе извлечены из протокола допроса татарина Измаила Токтамышева, который нес обязанности писаря в отряде атамана В.И. Торнова в Нагайбакской крепости. Торнов, перс по происхождению, уроженец города Мешхеда, новокрещен из села Лебяжьего Ставропольского уезда, примкнул к восстанию в декабре 1773 г. и находился в войсках Пугачева под Оренбургом. В конце того года по жалобе населения Нагайбакской округи на башкир, «што они многих разоряют», Пугачев, вручив ему свой манифест и подорожную грамоту, отправил его в Нагайбак⁷². Обосновавшись здесь, Торнов объединил под своим начальством местные повстанческие отряды (Караная Муратова, Кидряса Муллакаева и др.) и успешно действовал, поддерживая постоянную связь с коллегией и с атаманом И.Н. Зарубиным-Чикой, располагавшимся со своим войском под Уфой. В январе 1774 г. Торнов, по свидетельству Токтамышева, получил «из Военной коллегии чрез старшины Горяевой волости, а чей сын, не знает, повеление собирать с деревень провиант и отправлять в армию к Пугачеву». Во исполнение этого указа Торнов собрал в казенных магазинах (складах) на Кидашевском и Успенском заводах 300 кулей муки и отправил их в Бердскую слободу с заводскими крестьянами⁷³. Указы сходного содержания (о доставке в Бердскую слободу провианта) посылались, как известно, атаманам и других повстанческих отрядов (И.Ф. Арапову, Н. Чулошникову, Я.С. Антипову и др.)⁷⁴. А это обстоятельство подтверждает сообщение И. Токтамышева о данном указе коллегии атаману Торнову.

8. Указ коллегии атаману Г. Давыдову об обороне занимаемых позиций (январь 1774 г.).

В середине января 1774 г. в связи с начавшимся наступлением карательных войск от Казани и Самары к Оренбургу коллегия стала систематически получать рапорты от атаманов авангардных повстанческих отрядов об отходе их под натиском неприятеля. Собирая главные силы для генерального сражения, коллегия, желая выиграть для этого время, предписывала командирам авангардных своих отрядов до «последней крайности» защищать обороняемые ими рубежи. К числу таких распоряжений коллегии относился и указ атаману Давыдову, прикрывавшему своим отрядом окрестности Бугуруслана. О получении и содержании этого указа рассказал на следствии И. Калугин, писарь атамана Давыдова: «Ордер ему дан был из коллегии злодейской и велено содержать бекет⁷⁵ в деревне Кравцовой, и иметь опасение от верных ея величества войск, и в случае таковых команд приходу защищаться оружейною рукою. Когда ж будет превосходное число нападать, то отступать в тыл»⁷⁶. Военно-оперативными распоряжениями такого порядка коллегия смогла задержать движение неприятельских войск к Оренбургу на два с половиной месяца, а Пугачев успел собрать к генеральному сражению в Татищевой крепости (22 марта 1774 г.) 10-тысячную армию при 36 пушках.

9. Указ коллегии о производстве башкира Сайфуллы Мавлюта Сайдашева в звание походного старшины (январь 1774 г.).

В декабре 1773 г., после прибытия под Уфу атамана И.Н. Зарубина-Чики и в результате энергичной его деятельности по вовлечению местного русского и нерусского населения в восстание, на сторону «императора Петра III» перешли башкиры Гайнинской волости, расположенной по реке Тулве (левый приток Камы). Сайфулла Сайдашев, мулла деревни Елпачихи Гайнинской волости, как человек грамотный и, видимо, наиболее авторитетный среди местных повстанцев, был командирован ими в Бердскую слободу к Пугачеву с сообщением о переходе башкир в подданство ему, «государю Петру Федоровичу». Не застав Пугачева в Берде (он был в отъезде к Яицкому городку), Сайдашев обратился к ближайшему его соратнику старшине Кинзе Арасланову. А тот, как свидетельствовал Сайдашев, исходатайствуя в коллегии «о пожаловании его старшиною, дал ему, Сейфулу, указ»⁷⁷. О том, что факт этот имел место в действительности, говорят документы, подписанные Сайдашевым в качестве походного старшины восставших⁷⁸. Сайдашев участвовал в операциях под Югокамским заводом, городом Осой, а летом 1774 г. в составе войска Пугачева был в походе от Осы до Казани, после чего возвратился в родные места, где в сентябре того же года был арестован карателями и препровожден в Казанскую секретную комиссию.

10. Указ коллегии полковнику восставших татарину Минлигулу Кутлумаметеву о сборе и доставке провианта в Бердскую слободу (январь 1774 г).

Об этом указе дал показание на следствии отставной писарь морского флота И.В. Князев, который служил секретарем у повстанческого полковника Кутлумаметева под Нагайбаком и Стерлитамаком. Кутлумаметев, исполняя предписание коллегии, полученное им в январе 1774 г., «где ни находили провиант и соль, оное наказывал... по насланному к нему самозвановой Военной коллегии указу вести в Нагайбак и в Главную армию в Бердскую слободу»⁷⁹. Содержание этого указа сходно с рассмотренными выше указами коллегии атаману В.И. Торнову и другими предписаниями аналогичного рода.

11. Указ коллегии крестьянам Оренбургской губернии о привозе хлеба для продажи в Бердскую слободу (январь 1774 г.).

Сведения об этом указе извлечены из «Алфабета» — журнала Казанской секретной комиссии, в котором отмечались «имена начальников злодейских», взятых как из допросов пленных повстанцев, так и из перехваченных бумаг повстанческих властей. В журнале (который, кстати говоря, вел сотрудник комиссии, гвардии поручик Г.Р. Державин, позднее поэт) имеется запись о судье Военной коллегии И.А. Творогове, который вместе с секретарями и повытчиками подписывал все коллежские бумаги: «Творогов Иван, злодейской Пугачевой разбойнической названной Военной коллегии присудствующий. Подписал билет воровской, чтоб везли к ним в злодейское зборище для продажи хлеб и прочая»⁸⁰. Ясно, что в данном случае речь идет не о билете, а о циркулярно рассылаемом коллегией по селениям Оренбургской губернии указе. Указ этот говорит о том, что коллегия пыталась разрешить тяжелое продовольственное положение повстанческих войск под Оренбургом не только путем своза туда конфискованного помещичьего и казенного провианта, но и налаживанием вольной продажи привозного крестьянского хлеба и других съестных припасов. О том, что коллегия в действительности предпринимала такого рода шаги в этом направлении, свидетельствуют показания Каргалинского татарина Абдусалями Хасанова, перебежавшего 10 января 1774 г. из лагеря Пугачева в Оренбург. Перебежчик сообщил, в частности, что «ныне по публикации ево, Пугачева, везут и продают разной хлеб из Уфимского уезда»⁸¹.

12. Указ коллегии атаману В.И. Торнову об объединении и пополнении повстанческих сил под Нагайбаком (февраль 1774 г.).

В январе 1774 г., испытывая все возрастающее давление со стороны карательных войск в районе Нагайбака, Торнов обратился за помощью к атаману И.Н. Зарубину-Чике. Но тот, сам собирая силы для решающего штурма Уфы, не смог дать ему значительного подкрепления (Торнов получил в Чесноковке лишь 3 пушки и 2 пуда пороха)⁸². Не удовлетворившись этим, Торнов отправился в Бердскую слободу, но не застал там Пугачева (в первую половину февраля он был в Яицком городке). Военная же коллегия отказала ему в помощи, но он, по собственным его показаниям, получил указ «требовать помощи от находящихся около Нагайбака бунтующих старшин, и притом позволено ему собирать на службу самозванцу из ближних жительств. Причем он, Торнов, тогда за верную службу произведен коллегиею атаманом»⁸³. Следует отметить, что такого рода указы встречались в практике коллегии. Так, в ответ на рапорт башкирских старшин Магдея Мениярова и Аиты и марийского старшины Юкея Егорова, просивших прислать им подкрепление людьми и артиллерией, коллегия указом от июня 1774 г. отказала им в помощи, ибо «против здешней нашей армии и самим пушки недостаточны», и предписала просителям, чтобы они сами, «приумножив промеж собою людей и имев стоять против неприятелей старание, и когда, собравшись в многолюдстве, будете вступить грудью, достаните и пушку»⁸⁴. Аналогичными мотивами был, очевидно, вызван и отказ коллегии в помощи атаману Торнову, тем более что в феврале 1774 г., когда поступила эта просьба, коллегия была озабочена укреплением главных своих сил для отпора неприятельским войскам, наступавшим к Оренбургу. Уже тогда, видимо, коллегией были получены рапорты атамана И.Ф. Арапова о поражении его отрядов в бою 14 февраля 1774 г. у Бузулукской крепости.

13. Указ коллегии атаману В.И. Торнову о восстановлении его в правах атамана (февраль 1774 г.).

За время поездки атамана Торнова в Бердскую слободу обстановка под Нагайбаком крайне обострилась. 8 февраля 1774 г. карательная команда полковника Ю.Б. Бибикова выбила повстанцев из Нагайбака и, оставив там довольно значительный гарнизон, направилась к крепости Бакалы и далее на соединение с корпусом генерал-майора князя П.М. Голицына в Бугульме. Атаман И.Н. Зарубин-Чика, воспользовавшись этим, решил снова овладеть Нагайбаком, отправив туда отряд во главе со своим двоюродным братом повстанческим полковником И.И. Ульяновым. Операция блестяще удалась. 19 февраля Ульянов штурмом овладел Нагайбаком, сломив Недолгое сопротивление местного гарнизона. Возвратившийся в Нагайбак после этих событий атаман Торнов был арестован Ульяновым по подозрению в дезертирстве. Однако Торнов сумел переправить в коллегию рапорт с жалобой на Ульянова. Коллегия взяла под защиту своего атамана и, как вспоминал Торнов на допросе, «знав его усердие, приказала быть по-прежнему атаманом, а к Ульянову писала, чтоб он впредь ему, Торнову, таких обид не делал»⁸⁵. Указы коллегии по поводу ликвидации возникшего инцидента, посланные одновременно и Торнову и Ульянову, показывают, что Коллегия выступала в роли авторитетного третейского судьи при разрешении конфликтов, имевших место во взаимоотношениях пугачевских атаманов⁸⁶.

14. Указ коллегии атаману И.Н. Белобородову о формировании повстанческих отрядов и о пополнении ими главной армии «Петра III» (4 апреля 1774 г.).

Достоверные сведения о содержании этого указа запечатлены самим Белобородовым в его наставлении старшине Бахтиару Канкаеву от 9 апреля 1774 г. В документе этом сообщалось, в частности: «Во исполнение присланного из Государственной Военной коллегии на имя мое, Белобородова, указа, пущенного из оной 4-го, а полученного в реченной деревне⁸⁷ чрез нарочную почту 9-го числа сего апреля, повелено для укомплектования и распространения корпуса его величества собрать русской, башкирской и черемисской его величества команды многотысячное число человек, коя и препоручена мне, Белобородову, для отправления в главную армию, дабы от недоброжелателей общаго покоя могло произойти в том всякое благополучие и тишина»⁸⁸. В этом отрывке улавливается почти дословная цитация утраченного указа коллегии. Знаменательно, что указ этот, составленный на Авзяно-Петровском заводе всего три дня спустя после поражения повстанческих войск в битве 1 апреля 1774 г. под Сакмарским городком у Оренбурга, раскрывает новый стратегический замысел Пугачева — перенесение основной базы движения в Башкирию, горнозаводские районы Южного Урала и Прикамья, создание здесь большой, многонациональной по составу армии восставших. Замысел этот возник у Пугачева еще до сражения под Сакмарским городком, о чем свидетельствуют показания двух ближайших его соратников — М.Д. Горшкова и Т.И. Падурова, захваченных в плен при этом сражении. На допросе в Военно-походной канцелярии генерала П.М. Голицына 2 апреля 1774 г. они заявили, что «вспоможение в людях башкирские старшины Кинзей и Канзафар обещали злодею Пугачеву набрать из Башкирии до пяти тысяч на первой случай вооруженных. Куда и самозванец намерен сам быть в доме старшины Кинзея»⁸⁹. Захваченный позднее в плен старший судья Военной коллегии М.Г. Шигаев назвал иное число башкир-повстанцев, которых обещал Пугачеву набрать Кинзя Арсланов, в том случае, если «Петр III» направится в Башкирию: «Естли, де, вы туда придете, то я вам тамо через десять дней хотя десять тысяч своих башкирцов поставлю»⁹⁰. Как бы то ни было, но уже через несколько дней Пугачев перешел к практической реализации этих замыслов, свидетельством чему и является рассматриваемый указ коллегии атаману Белобородову. Во исполнение этого указа Белобородов предписал старшине Бахтиару Канкаеву отправиться в Кунгурский уезд и сформировать там отряд повстанцев с артиллерией, а впоследствии привести его к нему⁹¹. Аналогичного содержания ордера от 9 и 16 апреля были направлены Белобородовым башкирскому есаулу Егафару Азбаеву и русскому сотнику Козьме Коновалову⁹². Реализация апрельских указов коллегии позволила Пугачеву быстро оправиться от тяжелых весенних поражений и создать основу того нового войска, которое успешно совершило в мае — начале июля поход от Магнитной крепости к Казани.

15. Указ коллегии крестьянам деревни Бырминской Уфимского уезда о безоброчном владении пахотной землей и сенокосными угодьями (13 июня 1114 г.).

Сведения об этом указе содержатся в показаниях кунгурского крестьянина села Старый Посад Ф.И. Яковлева⁹³. Он примкнул к восстанию в ноябре 1773 г., когда к Кунгуру подошли отряды башкир повстанцев во главе с атаманом Батыркаем Иткининым. В январе 1774 г. Яковлев в составе отрядов Салавата Юлаева, И.С. Кузнецова и Канзафара Усаева участвовал в осаде Кунгура. В конце того же месяца после поражения повстанцев под селом Орда Яковлев, опасаясь репрессий со стороны карателей, бежал в Уфимский уезд и поселился в деревне Бырминской. 9 мая 1774 г. по просьбе местных крестьян Яковлев как человек, знающий грамоту (он был писчиком в своем селе), вместе с крестьянином Ф. Шашуковым отправился к «царю Петру Федоровичу з доношением, которым просили, чтоб им пахотною землею и сенными угодьями владеть без кортому⁹⁴, которой они платили кунгурскому посадскому Шавкунову, потому что жили на ево купленной земле»⁹⁵. После долгих скитаний по Башкирии Яковлев и Шашуков нашли Пугачева 22 мая у села Кундравинского. Делегаты явились к судье Военной коллегии И.А. Творогову, а тот представил их Пугачеву. Выслушав просьбу, Пугачев объявил им, чтобы они ехали с ним, «а как он вступит в Кунгурское ведомство и войдет в жительство, там и обещал зделать на прозьбу их определение». В составе войска Пугачева Яковлев и Шашуков проделали утомительный с частыми боями поход от села Кундравинского через Косотурский и Саткинский заводы, Красноуфимск к Иргинскому заводу. Здесь 13 июня 1774 г. Яковлев и Шашуков обратились к Пугачеву с просьбой «об отпуске в жительство», ибо деревня Бырминская находилась вблизи Иргинского завода. Отпуская их, Пугачев приказал «по доношению и по выбору⁹⁶ зделать определение в называющейся Военной коллегии. По которому тово ж дни надписано на доношении, чтоб жителям владеть землею пахотною и сенными угодьями без кортома, в том же надписании упомянут и крестьянин Шашуков сотником. А ему, Шашукову, от Военной коллегии дан указ в той силе, чтоб знали народ, что точной император Петр Федорович явившейся ис потерянных, на котором и красной сургучевой патрет ево изображен. Под оным подписались Иван Творогов, секретарь Алексей Дубровской, повытчик Герасим Степанов, а ис коих они, того не знает»⁹⁷. Достоверность сообщения Яковлева об этом указе подтверждается точным описанием манеры оформления документа (состав сотрудников коллегии и порядок их подписей, оттиск на красном сургуче печати с изображением «Петра III»), именно так оформлялись указы коллегии в июне 1774 г.⁹⁸ Содержание же указа 13 июня, предоставлявшего крестьянам дер. Бырминской землю со всеми ее угодьями в безвозмездное и безоброчное пользование, соответствует нормам, провозглашенным манифестами Пугачева и указами его Военной коллегии того времени⁹⁹. Получив указ коллегии, Яковлев и Шашуков уехали в дер. Бырминскую. 11 июля 1774 г. Яковлева задержала разъездная карательная команда и доставила в Кунгур, где он был допрошен и дал показание о пребывании в отрядах Пугачева и о полученном из его коллегии указе. По указу Казанской секретной комиссии от 31 августа 1774 г. Яковлев был нещадно наказан плетьми и сослан на каторжные работы в Азов¹⁰⁰.

16. Указ коллегии саратовскому казаку В.А. Шеметеву о розыске бежавших дворян и о доставлении их в Саратов (август 1114 г.).

Содержание этого утраченного указа устанавливается по следственным показаниям самого Шеметева. Он сообщил, что во время пребывания Пугачева в Саратове (6—9 августа 1774 г.) он по рекомендации назначенного «Петром III» атамана Саратовской станицы Я.А. Уфимцева получил из Военной коллегии «наставление, подписанное каким-то секретарем¹⁰¹, которого он имя и прозвание забыл, о сыску и поимке дворян и приводу к их начальнику»¹⁰², т. е. к атаману Уфимцеву. Показание Шеметева подтверждается независимым от него свидетельством атамана Уфимцева, который сообщил на следствии, что Шеметеву было выдано из коллегии «письменное наставление о сыску кроющихся дворян»¹⁰³. Что касается самого содержания этого указа, то оно вполне соответствовало духу манифестов и указов Пугачева того времени, призывавших к борьбе с дворянами-крепостниками — душителями крестьянской и казачьей вольности¹⁰⁴. После ухода Пугачева из Саратова Шеметев вместе с 18 местными пугачевцами бежал на лодке вниз по Волге, но вскоре беглецы были задержаны и доставлены в Саратов. Шеметев, как человек отставной от казачьей службы и престарелый, был после жестокого наказания плетьми освобожден из-под стражи.

17. Указ коллегии старшине Волжского казачьего войска Г. Полякову о запрещении отгонять конские табуны от Дубовки (11 августа 1114 г.).

Накануне вступления Пугачева в центр Волжского казачьего войска — Дубовку (в 50 верстах вверх по Волге от Царицына) войсковому старшине Г. Полякову из ставки «Петра III» были присланы с казаком Ф. Сленистовым три указа. Содержание их было изложено в показаниях сотника Астраханского казачьего войска В.В. Горского¹⁰⁵. Первый из этих указов принадлежал самому Пугачеву, имел подпись «Петр» и предписывал Полякову, «чтоб встретили его в городе с честью все жители, не исключая старого и малого». Содержание указа сходно с другими указами, исходившими как от самого Пугачева, так и от его коллегии и призывавшими население городов торжественно встречать «Петра III» и его армию¹⁰⁶.

Два других указа, присланных Полякову, исходили из Военной коллегии, так как были, по свидетельству Горского, скреплены подписью коллежского судьи И.А. Творогова. В одном указе коллегии содержалось требование, «чтоб от города не отгонять лошадиные табуны». Цель этого распоряжения ясна: Пугачеву необходимо было пополнить конский состав своего войска свежими лошадьми.

18. Указ коллегии старшине Волжского казачьего войска Г. Полякову о заготовлении речных судов для переправы с Луговой на Нагорную сторону Волги (17 августа 1774 г.).

Второй указ коллегии старшине Полякову, о котором говорил Горский, содержал требование о том, «дабы на Волге готовы были суда для переправы на Нагорную сторону», так как Пугачев «давал знать, якобы с Луговой на Нагорную будет перебираться черный гусарский его полк»¹⁰⁷. Правда, Горский сомневался в наличии такого полка у Пугачева («коего хотя и никогда не имел»). Но это лишь результат неосведомленности Горского, так как в действительности в данном случае речь шла о переправе с левого берега на правый калмыцкой конницы правителя Дербетевских кочевий Цендена, который соединился с Пугачевым 19 августа 1774 г. под Дубовкой¹⁰⁸. Следует в этой связи сослаться на указ коллегии от 13 августа 1774 г. атаману заволжской Николаевской слободы М. Молчанову относительно обеспечения порядка при следовании калмыцкой конницы Цендена из заволжских степей на соединение с войсками «Петра III»¹⁰⁹. Что касается термина «черные гусары», то так в XVIII в. обычно именовались воины калмыцкой иррегулярной конницы. Старшина Поляков, видимо, уклонился от исполнения указов коллегии, так как 18 августа он был казнен по приказанию Пугачева, а оригиналы указов погибли при разгроме дома Полякова повстанцами¹¹⁰.

При «эскизной» реконструкции 18 утраченных указов Военной коллегии Пугачева удалось установить достоверность сообщений источников иного происхождения о содержании и оформлении не дошедших до нас документов. Сообщения эти исходили либо от держателей и получателей этих указов, либо от лиц, хорошо осведомленных о деятельности ставки Пугачева и его коллегии. Помимо этого, реальные факты былого существования реконструированных здесь указов коллегии в 1773—1774 гг. устанавливаются более или менее близким сходством их содержания и оформления со структурой сохранившихся документов коллегии, а также соответствием их с действительными обстоятельствами времени, места и причинами их создания и бытования в событиях восстания под руководством Пугачева. Думается, что фронтальное изучение всех сохранившихся документов коллегии в последнем из обозначенных выше направлений может также дать ценный фактический материал не только для источниковедческих наблюдений по каждому отдельному документу (его происхождение, место в соответствующих событиях, практическая реализация и т. п.), но и для установления роли коллегии как военно-политического и административного центра и, наконец, для решения генеральной проблемы о соотношениях явлений стихийности и сознательности в Крестьянской войне.

Реконструированные выше указы отражают самый широкий круг исторических фактов, связанных с деятельностью Военной коллегии Пугачева. В них содержатся сведения об общих стратегических замыслах и частных тактических решениях ставки Пугачева, о руководстве отдаленными очагами движения и отдельными повстанческими отрядами, о создании новых отрядов, об их пополнении новыми бойцами, о продовольственном обеспечении, снабжении оружием, боеприпасами, деньгами, об охране общественного порядка, о судопроизводстве, об отношениях между разными народами. Все эти свидетельства реконструированных указов коллегии имеют, на наш взгляд, значение исторических реалий и могут быть плодотворно использованы (наряду с сохранившимися документами ставки Пугачева и иными источниками) в различного рода исторических построениях, прежде всего при монографическом исследовании деятельности пугачевской Военной коллегии.

Предложенный путь разыскания и реконструкции утраченных указов коллегии вряд ли следует считать завершенным с выходом в свет данной статьи. Сделан лишь первый шаг в этом направлении. Тщательное обследование огромного массива архивных дел о Крестьянской войне 1773—1775 гг. выявит, думается нам, массу новых сведений о не дошедших до нас документах подобного рода, а вполне возможно, может привести к открытию неизвестных доселе оригиналов воззваний и повелений Пугачева и распоряжений его Военной коллегии.

Примечания

1. В.А. Спирков. Государственная военная коллегия. — «Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева», т. II. Л., 1966, стр. 444—465; А.И. Андрущенко. Крестьянская война 1773—1775 гг. на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири. М., 1969, стр. 57—92.

2. Не следует, однако, преувеличивать значение этих деятелей в руководстве коллегией и восстанием, подобно тому, как это делает И.Г. Рознер (И.Г. Рознер. Казачество в Крестьянской войне 1773—1775 гг. Львов, 1966, стр. 66—67, 78—83 и др.).

3. Это свидетельство указывает на отсутствие в делопроизводстве коллегии так называемых внутренних документов, фиксирующих деятельность самого учреждения и его секретарского аппарата, таких, в частности, материалов, как доклады, приговоры, протоколы, журналы, книги регистрации входящих и исходящих бумаг, т. е. всех тех видов, которые применялись при правильном порядке делопроизводства в учреждениях XVIII в.

4. Все протоколы фиксировали показания повстанцев с резко враждебных позиций. Протокол показаний М.Д. Горшкова на допросе 8 мая 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 508, ч. II, л. 86—86 об.).

5. Протокол показаний И.Я. Почиталина на допросе в Оренбургской секретной комиссии 8 мая 1774 г. (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 508, ч. II, л. 75—75 об.).

6. Протокол показаний И. Шундеева на допросе 22 мая 1774 г. в Военно-походной канцелярии генерала И.А. Деколонга (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 627, ч. IX, лл. 174—175). И. Шундеев (казак Еткульской крепости) служил в коллегии секретарем в апреле—мае 1774 г.

7. Протокол показаний А.И. Дубровского в Царицынской комендантской канцелярии 27 сентября 1774 г. — «Пугачевщина», сборник документов, т. II. М.—Л., 1929, стр. 223. А.И. Дубровский (в действительности мценский купец И.С. Трофимов) служил в коллегии секретарем в июне—августе 1774 г.

8. Протокол показаний И.А. Творогова на допросе 27 октября 1774 г. в Казанской секретной комиссии («Пугачевщина», т. II, стр. 143). И.А. Творогов (илецкий казак) служил в коллегии судьей с ноября 1773 г. по август 1774 г. В сентябре 1774 г. возглавил заговор казачьих старшин против Е.И. Пугачева и, арестовав, выдал его властям.

9. Протокол показаний Т.И. Падурова на допросе 10 мая 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 508, ч. II, л. 114—114 об.). Т.И. Падуров (оренбургский казачий сотник) — депутат Уложенной комиссии 1767 г. Он хотя и не был сотрудником коллегии, но как человек грамотный и близкий к Пугачеву имел доступ в коллегию и хорошо знал ее дела.

10. «Пугачевщина», т. I. М.—Л., 1926, № 25, 27, 28, 34 и др.

11. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 467, ч. VIII, л. 248—248 об.

12. «Пугачевщина», т. I, № 19.

13. Там же, № 34, 55, 58, 61—63, 65, 67.

14. «Пугачевщина», т. I, № 29, 44, 46, 48, 50—52.

15. Н.Ф. Дубровин. Пугачев и его сообщники, т. II. СПб., 1884, стр. 199; см. также: «Пугачевщина», т. I, № 25, 26.

16. «Пугачевщина», т. I, № 23, 24, 80; протокол показаний бузулукского сержанта И. Зверева, писаря в отряде у И.Ф. Арапова (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 437, лл. 6—10).

17. Протоколы показаний писарей Яицкой войсковой канцелярии П. Живетина и И. Корчагина на допросе 15 мая 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 508, ч. II, лл. 138—139, 144—145).

18. Протокол показаний В.В. Иванова на допросе 4 января 1774 г. в Казанской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 467, ч. I, л. 285).

19. Протокол допроса И.Н. Белобородова в Казанской секретной комиссии («Пугачевщина», т. II, стр. 329—330); наставление И.Н. Белобородова полковнику Бахтиару Канкаеву от 9 апреля 1774 г. («Пугачевщина», т. I, № 77) и указ Военной коллегии И.Н. Белобородову от 2 мая 1774 г. (там же, № 54).

20. Протокол показаний И.А. Творогова на допросе 17 ноября 1774 г. Тайной экспедиции Сената (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 512, ч. I, л. 220).

21. Протокол показаний И. Пустоханова на допросе 8 июля 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии (ЦГАДА, ф. 349 (Казанская секретная комиссия), д. 7329, л. 365—365 об.).

22. Речь, очевидно, идет о сборнике правительственных указов (возможно, о книге «Указы императрицы Екатерины Алексеевны, самодержицы Всероссийской, состоявшиеся с 1763 июля 1-го января по 1-е число 1764 года». СПб., 1767), дополненном в одной из канцелярий рукописными копиями указов последующего времени.

23. Протокол показаний М.Д. Горшкова на допросе 8 мая 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 508, ч. II, л. 87—87 об.).

24. В действительности все указы и манифесты Пугачева подписывались в то время, как правило, рукой И.Я. Почиталина.

25. «Пугачевщина», т. I, стр. 228—229.

26. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 512, ч. II, л. 143.

27. Там же, д. 415, л. 53—53 об.

28. «Пугачевщина», т. I, № 19; ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 415, л. 15—15 об.; д. 490, ч. II, лл. 3—3 об., 43—43 об.; д. 527, л. 163.

29. «Пугачевщина», т. I, № 46.

30. Там же, № 44.

31. Протокол показаний И. Корчагина на допросе 15 мая 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 508, ч. II, лл. 144 об. — 145).

32. Протокол показаний И.В. Князева на допросе в Казанской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 467, ч. X, лл. 310—312).

33. Протокол показаний И. Токтамышева на допросе в Казанской секретной комиссии в апреле 1774 г. (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 431, лл. 32—40).

34. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 506, лл. 350—366; «Пугачевщина», т. II, стр. 325—330; ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 431, лл. 4—6, 30—31; д. 456, лл. 8—10; д. 467, ч. XIII, лл. 196—199 об.

35. «Пугачевщина», т. I, № 98, 104, 106, 107, 208, 257.

36. Там же, т. II, стр. 113.

37. ЦГВИА, ф. 20 (Секретная экспедиция Военной коллегии), д. 1231, лл. 293—296.

38. ЦГАДА, ф. 5 (Переписка высочайших лиц), д. 98, л. 7. При цитации сохранены особенности письма Екатерины II.

39. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 413, л. 76.

40. Там же, л. 79.

41. Там же, д. 508, ч. I, л. 13.

42. Там же, л. 113.

43. Именно этими причинами объясняла Оренбургская секретная комиссия в докладе Екатерине II от 21 мая 1774 г. факт уничтожения Пугачевым архива коллегии, сообщая, что «при разбитии злодея Пугачева никаких письменных его дел не захвачено, ибо он, намерясь, может статься, производить далее злодеяний, для закрытия своих сообщников и последователей, сжег все бывшия злодейской его коллегии дела» (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 508, ч. II, л. 9 об.).

44. Протокол показаний И.Я. Почиталина на допросе 8 мая 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 508, ч. II, л. 78 об.).

45. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 508, ч. II, л. 91 об.

46. По свидетельству сотника Астраханского казачьего войска В.В. Горского, под бумаги Военной коллегии была занята в то время особая повозка (тележный возок) (ЦГАДА, ф. 1274 (Паниных-Блудовых), д. 178, л. 573).

47. «Пугачевщина», т. I, № 23, 24, 28, 29, 31, 32, 42, 44, 46, 48—54, 65, 66, 68; «Исторический архив», 1956, № 4, стр. 133; ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 467, ч. VIII, л. 248—248 об.

48. «Пугачевщина», т. I, № 25—27, 30, 33, 34, 41, 43, 45, 47, 57; «Исторический архив», 1956, № 4, стр. 137, 138; А.И. Дмитриев-Мамонов. Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири. СПб., 1907, стр. 101—102.

49. Протокол показаний Н. Чулошникова на допросе в июне 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии (ЦГАДА, ф. 349, д. 7279, л. 129—129 об.).

50. «Пугачевщина», т. I, № 42.

51. ЦГАДА, ф. 349, д. 7279, л. 129 об.

52. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 438, л. 11. Бузулукский сержант И. Зверев, служивший писарем в отряде И.Ф. Арапова, привел в своих показаниях на допросе 31 декабря 1773 г. Казанской секретной комиссии сходные сведения об этом указе коллегии (там же, д. 437, л. 10).

53. «Пугачевщина», т. I, № 24.

54. Протокол показаний И. Зверева на допросе 31 декабря 1773 г. в Казанской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 437, л. 6—6 об.).

55. См. показание Н. Чулошникова (ЦГАДА, ф. 349, д. 7279, лл. 128 об. — 129), указ коллегии от 16 декабря 1773 г. атаману И.Ф. Арапову («Пугачевщина», т. I, № 23).

56. Н.Ф. Дубровин. Указ. соч., стр. 127.

57. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 437, л. 9 об.

58. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 456, л. 8—8 об.

59. «Пугачевщина», т. I, № 24, 27, 32.

60. ЦГВИА, ф. 20, д. 1235, л. 199 об.

61. Там же, л. 199.

62. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 456, л. 9.

63. Рапорт генерал-майора Ф.Ю. Фреймана генерал-аншефу А.И. Бибикову ОТ 25 января 1774 Г. (ЦГВИА, ф. 20, д. 1235, л. 379—379 об.).

64. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 456, л. 10 об.

65. Там же, л. 25.

66. Там же, л. 9—9 об.

67. «Пугачевщина», т. I, № 27, 28, 41.

68. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 456, л. 10.

69. Протокол показаний Абдрешита Аитова на допросе 23 июня 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 467, ч. XIII, лл. 193 об. — 194).

70. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 467, ч. XIII, л. 194.

71. Там же, лл. 194—195 об.

72. «Пугачевщина», т. I, № 37; протокол показаний В.И. Торнова на допросе 17 апреля 1774 г. в Казанской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 431, л. 30—30 об.).

73. Протокол показаний И. Токтамышева на допросе 17 апреля 1774 г. в Казанской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 507, ч. III, л. 229—229 об.).

74. «Пугачевщина», т. I, № 23, 29 и др.

75. Бекет — искаженное слово «пикет».

76. Протокол показаний И. Калугина на допросе 17 апреля 1774 г. в Казанской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 431, л. 20 об.).

77. Протокол показаний С. Сайдашева на допросе в сентябре 1774 г. в Казанской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 307, ч. IV, л. 206).

78. «Пугачевщина», т. I, № 120, 127, 128, 190.

79. Протокол показаний И.В. Князева на допросе в Казанской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 507, ч. V, л. 524 об.).

80. Государственная публичная библиотека РСФСР им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, Отдел рукописей, F IV 668, ч. II, л. 25.

81. «Исторический архив», 1960, № 1, стр. 158.

82. Протокол показаний В.И. Торнова на допросе 17 апреля 1774 г. в Казанской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 431, л. 31 об.).

83. Там же.

84. «Пугачевщина», т. I, № 57.

85. ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 431, л. 32—32 об.

86. «Пугачевщина», т. II, стр. 329—331; т. I, № 192; ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 428.

87. Деревня Верхние Киги в 170 верстах к северо-востоку от Уфы.

88. «Пугачевщина», т. I, № 77. Сходное изложение этого указа см. в ордере Белобородова башкирскому сотнику Егафару Азбаеву от 9 апреля 1774 г. (там же, № 237).

89. ЦГВИА, ф. ВУА, д. 143, л. 205—205 об.

90. Протокол показаний М.Г. Шигаева на допросе 8 мая 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии (ЦГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 506, л. 91).

91. «Пугачевщина», т. I, № 77, ср. № 83.

92. Там же, № 84, 237.

93. Протокол показаний Ф.И. Яковлева на допросе 11 июля 1774 г. в Пермской провинциальной канцелярии (ЦГАДА, ф. 349, д. 7215, лл. 2—4 об.).

94. Кортом — оброк, арендная плата.

95. ЦГАДА, ф. 349, д. 7215, л. 3.

96. Выбор — письменное заявление властям от жителей селения о выборе их односельчанина в ту или иную должность. В данном случае речь идет о выборе Ф. Шашукова сотником Бырминской деревни.

97. ЦГАДА, ф. 349, д. 7215, л. 3 об.

98. «Пугачевщина», т. I, № 32, 56.

99. Там же, № 31, 32; Р.В. Овчинников. Именной указ Е.И. Пугачева башкирскому походному старшине Адылу Ашменеву. — «История СССР», 1972, № 2, стр. 123.

100. ЦГАДА, ф. 349, д. 7215, лл. 5, 6.

101. Это был секретарь коллегии А.И. Дубровский.

102. Протокол показаний В.А. Шеметева на допросе в сентябре 1774 г. в Военной походной канцелярии генерал-майора П.Д. Мансурова (ЦГАДА, ф. 1274, д. 181, лл. 29 об. — 30).

103. Там же, лл. 26—28.

104. «Пугачевщина», т. I, № 19, 21, 22, 38, 40.

105. Протокол показаний В.В. Горского на допросе 31 октября 1774 г. в Казанской секретной комиссии. — «Дон и Нижнее Поволжье в период Крестьянской войны 1773—1775 годов». Сборник документов. Ростов-на-Дону, 1961, стр. 200.

106. «Пугачевщина», т. I, № 22, 60, 66.

107. «Дон и Нижнее Поволжье...», стр. 200.

108. Т.И. Беликов. Участие калмыков в Крестьянской войне под руководством Е.И. Пугачева (1773—1775). Элиста, 1971, стр. 147.

109. «Исторический архив», 1956, № 4, стр. 133.

110. «Дон и Нижнее Поволжье...», стр. 201—202.