В XVII в., когда страна вступила, по словам В.И. Ленина, в «новый период русской истории», происходит немало важных событий, начинаются процессы, оказавшие огромное влияние на ее социально-экономическое, политическое, культурное развитие. Говоря об отсутствии «национальных связей» в России «в средние века, в эпоху московского царства», о «живых следах прежней автономии, особенностях в управлении» и т. д., В.И. Ленин пишет: «Только новый период русской истории (примерно с 17 века) характеризуется действительно фактическим слиянием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это... вызывалось усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием небольших местных рынков в один всероссийский рынок. Так как руководителями и хозяевами этого процесса были капиталисты-купцы, то создание этих национальных связей было не чем иным, как созданием связей буржуазных»1.
Эта замечательная ленинская характеристика дает ключ к пониманию особенностей этого развития, появления новых важных моментов, которые в исторической перспективе привели к смене феодальной формации капиталистической.
Речь идет о зарождении в недрах господствующей феодальной формации ростков, зародышей новых капиталистических отношений или, говоря словами В.И. Ленина, «буржуазных связей». Этому не противоречит тот несомненный факт, что феодальная формация в XVII в. продолжала сохранять ведущие позиции и развиваться. Более того, развитие феодально-крепостнических отношений происходит в рамках мощного централизованного государства, резко возрастает централизованный нажим феодалов на зависимые слои населения; конец XVI—XVIII в. — важнейший этап в истории крепостного нрава, принимающего особо грубые, уродливые формы.
XVII столетие — время бурного развития крепостничества вширь и вглубь. Это было связано в первую очередь с преобладанием натурального хозяйства в экономике страны и выражалось в росте землевладения дворян и уменьшении крестьянской запашки, вовлечения в оборот новых земель и закрепощении новых слоев населения, общем усилении режима крепостничества.
В течение XVII в. российские дворяне получили от властей в поместья и вотчины огромное количество земель, населенных свободными (черносошными или государственными), дворцовыми крестьянами. Эти пожалования давались за заслуги в борьбе с внешними врагами и с народными восстаниями внутри страны. Так было в 1613 г. и последующие годы правления Михаила Романова, правительство которого пожаловало дворянам десятки тысяч десятин. То же периодически повторялось до конца столетия. В итоге «черные» земли в центральных уездах страны почти исчезли, существенно сократился и фонд дворцовых земель.
Большие размеры приняла колонизация земель феодалами, светскими и духовными, на окраинах страны. В ее южных уездах, в «Диком поле» русские помещики захватывали земли по мере ослабления набегов крымских татар. А оно было следствием общего усиления мощи России, в частности, ремонта Заоцкой засечной черты в 30-е годы XVII в. и постройки впоследствии более южной Белгородской засечной черты. Земли в пределах уездов Орловского, Кромского, Лебедянского, Шацкого, Тамбовского постепенно переходили в руки феодалов. То же происходит и в Поволжье, где светские и духовные феодалы прибирают к рукам большие земельные пространства.
Земельные раздачи и закрепощение новых масс людей ведут к значительному росту количества крепостных крестьян. По переписи 1678—1679 гг., в России насчитывалось 833 603 двора и 3 043 338 душ мужского пола населения; из них феодалам, светским и духовным, принадлежало 65,9% дворов и 67,9% душ мужского пола.
Основным источником получения дохода феодалами являлся труд крепостного крестьянина. Естественно поэтому стремление феодалов, с одной стороны, получить в свое распоряжение как можно больше крестьян, с другой — воспрепятствовать уходу, бегству тех, кем они уже владели, вернуть их «из бегов» с помощью властей.
В течение всей первой половины столетия дворяне в коллективных челобитных требуют у правительства отмены «урочных» лет, организации бессрочного сыска беглых и вывезенных крестьян. В условиях хозяйственного разорения, вплоть до 1620-х годов, власти не идут на удовлетворение этих просьб. После же восстановления хозяйства, улучшения экономического положения страны правительство постепенно удовлетворяет требования феодалов: срок сыска беглых в 1630—1640-е годы удлиняется сначала до 9 лет, затем до 10 лет (для беглых) и 15 лет (для насильно вывезенных). Наконец, Соборное уложение 1649 г. полностью отменяет «урочные лета» и окончательно оформляет юридически полную и «вечную» крепостную зависимость крестьян от владельцев. Последние получали полное право на труд, личность крепостного, его имущество, право сбора налогов, полицейского надзора и суда.
Создание кодекса законов 1649 г. явилось важнейшим рубежом в истории крепостного права в России. Если раньше крестьяне хоть как-то, с большими опасностями и трудами, могли освободиться от крепостного состояния, переждать где-нибудь подальше от своих родных мест «урочные лета», то теперь по этим стремлениям и надеждам был нанесен сильный удар. Конечно, побеги продолжались и после 1649 г., но теперь появился закон, который защищал интересы феодалов, предусматривал жестокие и массовые, не ограниченные никакими сроками, меры карательных органов государства против беглецов.
С середины XVII столетия усиливается общее наступление эксплуататоров-феодалов и их государственного аппарата на эксплуатируемых. Растут барщинные и оброчные повинности крестьян. Так, в подмосковных и южных уездах Европейской России крестьяне должны были до 2—4 дней в неделю работать в хозяйстве феодала, выполнять все повинности (пахота и уборка урожая, строительство зданий, подвоз к городским дворам своих господ необходимых им припасов). Обычно феодалы требовали также исполнения барщинных работ и несения оброчных платежей натурой и деньгами. Размеры и соотношение различных видов ренты варьировались в зависимости от местных условий. Общим было стремление феодалов к увеличению своих доходов. Об этом заботились все, вплоть до главного феодала страны — царя, распоряжавшегося на правах частного владетеля в своих огромных дворцовых имениях. Так, царь Алексей Михайлович писал одному из своих приказчиков: «И будет на что можно оброк прибавить, и ты б о том чинил по своему усмотрению».
Устойчивый характер имела тенденция роста государственных налогов. Основной налог — посошная подать — взимался с земли, точнее — с определенного ее количества в зависимости от классово-сословной принадлежности владельца (больше — с крестьян, меньше — с духовных феодалов, еще меньше — со светских феодалов). Правительство первых Романовых держало курс на замену поземельного обложения подворным. Реформа 1679—1681 гг. окончательно закрепила этот принцип, в результате чего увеличились доходы государства и ухудшилось положение налогоплательщиков-крестьян. Один из основных целевых налогов — стрелецкие деньги, собиравшиеся на содержание войска, вырос с 1619 по 1663 г. в 10 раз. Росли размеры и ямских денег — налога, шедшего на нужды почтовой службы (ямской гоньбы).
Кроме прямых налогов, имелись и косвенные. Власти нередко шли на такие эксперименты с косвенным налогообложением, которые приводили к резкому его возрастанию. Так, в 1647 г. правительство молодого царя Алексея Михайловича по инициативе боярина Б.И. Морозова, «дядьки» (воспитателя) и родственника царя (они были женаты на сестрах Милославских), и его помощников решило заменить стрелецкие деньги и другие прямые налоги одним косвенным — власти распорядились в несколько раз повысить цену на соль. Эта мера привела к такому возмущению в широких слоях народа, что правительство вынуждено было отменить налог на соль. Однако даже эта уступка не могла предотвратить взрыв — летом 1648 г. в Москве вспыхнуло крупное антифеодальное восстание, названное современниками «соляным бунтом».
Наряду с налогами, простым людям досаждали бесконечные повинности — подводная, постройка и ремонт укреплений и дорог и т. д. Наконец, разоряли их всякие чрезвычайные сборы на нужды государства. Так, в 50—60-е годы XVII в., когда Россия вела долгие и изнурительные войны с Польшей и Швецией после воссоединения Украины с Россией в 1654 г., объявлялись сборы «пятой деньги», «десятой деньги», «двадцатой деньги», размер которых равнялся соответственно 20%, 10%, 5% от всех доходов и имущества. Взимались эти налоги с торгово-ремесленного населения городов.
Крестьяне разорялись, «скудели», превращались в бобылей — обедневших людей, которые не выполняли крестьянские работы и вносили облегченный наполовину или более оброк — бобыльщину. Из среды обнищавших людей выходили наймиты-гулящие (вольные люди), не имевшие чаще всего ни двора, ни хозяйства и кормившиеся наемной работой на речных судах, на мануфактурах и неземледельческих промыслах (рыбных и соляных). Десятки тысяч таких наймитов ежегодно собирались на Волге, Северной Двине, Сухоне и других реках, на Каспийском море и т. д.
Бедные люди составляли нижний слой русского крестьянства; к высшему слою принадлежали их зажиточные односельчане, обогащавшиеся за счет «худых» людей. Они занимались торговлей, промыслами, предпринимательством, использовали наемный труд. Усиливалось имущественное расслоение в среде крестьян.
Двойной гнет испытывало нерусское население Поволжья — помимо «своих» феодалов, татары и мордва, мари и чуваши в течение XVII в. все больше и больше страдали от наступления русского феодального землевладения. Бояре и дворяне, патриарх и монастыри захватывали десятки тысяч десятин лучших земель и угодий, оттесняя местных жителей, превращая часть их в своих крепостных. Та же судьба постигала и многих русских людей, бежавших сюда от феодалов в поисках лучшей доли. Русские феодалы в течение XVII в. получили в свое владение в той или иной форме многие тысячи дворов и крестьян, превращенных в крепостных людей. Основная масса незакрепощенных людей из нерусского населения платила ясак (натуральный налог), исполняла многочисленные повинности (подводная, ямская, постой царских приказных людей, поставка воинов, строительные работы и т. д.), страдала от натуральных поборов, насилий и вымогательств местных властей.
Все это не могло не привести к выступлениям нерусских народов, нередко совместно с русскими людьми, против социального и национального гнета со стороны русских и нерусских феодалов, крепостнического государства.
Тяготы налогов и экстренных сборов ухудшали положение и торгово-ремесленного населения. Правда, посадская реформа 1649—1652 гг. ликвидировала «белые слободы» феодалов в городах, жители которых, занимавшиеся, как и посадские тяглецы, торговлей и ремеслом, не несли посадского тягла, — эти «беломестцы» освобождались («обелялись») от налогов. Теперь эта категория населения также стала нести посадское тягло. Далее, по упоминавшейся уже реформе 1879—1681 гг. были снижены ставки налогов для посадских людей. Эти меры привели к некоторому их успокоению, однако выиграли от них прежде всего посадские верхи: зажиточные ремесленники и купцы (гости и др.). В их руках находились раскладка и сбор налогов, чем они беззастенчиво пользовались для своего обогащения в ущерб посадской бедноте, которую они, кроме того, эксплуатировали в своих торгово-промысловых предприятиях.
В посадской общине в еще большей степени, чем в крестьянской среде, усиливалось имущественное расслоение, что приводило к обострению противоречий между богатыми («лучшими», «прожиточными») и бедными («меньшими», «худыми»).
Близко к крестьянам и посадским людям стояли по своему происхождению и положению «служилые люди по прибору»: стрельцы, городовые казаки, пушкари, воротники (охраняли городские, крепостные ворота), затинщики (стояли за «тылом» на крепостных стенах у «затинных пищалей» — крепостных орудий небольшого калибра). Они вышли из крестьян, холопов, посадских людей. За свою службу приборные люди получали жалованье — земельное, денежное и хлебное. Для прокормления, поскольку жалованья не хватало, им разрешалось заниматься торговлей и промыслами. Основная масса приборных людей вела тяжелую трудовую жизнь, но из их среды постепенно также выделилась богатая верхушка. Ухудшение положения большинства стрельцов (уменьшение вдвое жалованья в третьей четверти XVII в., необходимость платить налоги с торгово-ремесленных занятий, крайний произвол властей и стрелецких начальников — дворян) обусловило их участие в ряде народных движений XVII в. Однако, будучи составной частью карательных сил феодально-крепостнического государства, стрельцы нередко участвовали в подавлении восстаний социальных низов.
Резкое ухудшение положения народных масс уже в середине столетия вызвало ряд крупных городских восстаний — в Москве, Новгороде Великом, Пскове, Устюге Целиком, Курске, Воронеже и ряде других городов. В 1648—1650 гг. посадские люди и холопы, служилые люди по прибору и подгородные крестьяне выступили против роста феодально-крепостнического гнета и насилий местной администрации.
После подавления этих «бунтов», которое сопровождалось казнями и ссылками их участников, наступило некоторое затишье. Но долго оно продолжаться не могло — страна вступила в такую полосу страшных тягот и страданий, которые не могли не вызвать новый, еще более мощный взрыв народного протеста.
Война с Польшей из-за Украины продолжалась почти полтора десятилетия (1654—1667 гг.); одновременно пришлось вести борьбу и со Швецией (1656—1658 гг.). Войны разорили подавляющее большинство трудового населения страны. Резко увеличились налоги, а чрезвычайные сборы взимались иногда дважды в течение одного года. Крестьяне должны были поставлять для армии сукна, холсты, продовольствие и многое другое. Сильно выросли повинности по поставке подвод для перевозок, возведению оборонительных сооружений (засеки и др.), изготовлению стругов и т. д. В армию набирали все новых и новых «даточных» из тех же крестьян. Неурожаи и эпидемии усугубляли тяжелое положение народа. Нехватка средств толкнула правительство на рискованный и необдуманный шаг — в год начала войны с Польшей для покрытия огромных расходов было приказано чеканить в больших количествах медную монету (до этого употреблялись только серебряные). Если сначала медные деньги ходили в одинаковой цене с серебряными, то вскоре, и чем дальше, тем больше, увеличился разрыв между номинальной и реальной стоимостью медных денег; последняя к началу 1660-х годов упала примерно в 15 раз. Крестьяне отказывались брать медные копейки в уплату за продукты, а ратники — получать жалованье медной монетой. Росли дороговизна и спекуляция. В обращении появилось огромное количество фальшивых денег из меди. Разразилась настоящая финансовая катастрофа. Всеобщий ропот вылился в крупнейшее восстание посадских и служилых низов 25 июня 1662 г. в Москве. Хотя восстание и было жестоко подавлено, правительство вскоре вынуждено было отказаться от выпуска медных денег.
Весьма широкие размеры в 1650—1660-х годах приняло бегство обездоленного люда — крестьян и холопов, посадской и служилой бедноты. Крестьяне и холопы в одиночку, семьями и даже целыми селениями снимаются с насиженных мест и перебираются в новые — в соседние или более отдаленные — места, а нередко на окраины, в казачьи области. Часто, уходя от феодалов, беглецы громили их имения, уничтожали документы, оформлявшие крепостническое состояние, расправлялись с господами. Беглецы подчас возвращались в родные места, но не для того, чтобы снова подчиниться феодалу, а чтобы отомстить ему или «подговорить» к бегству своих родственников и односельчан2.
Обеспокоенные дворяне, многие из которых находились на фронтах военных действий, осаждают правительство требованиями об организации сыска беглых. В 1658 г. издается специальный указ, согласно которому в конце 50—60-х годах в широких размерах проводится общегосударственный сыск беглых. Сыщики и карательные отряды действуют в десятках городов и уездов, преимущественно на южных в юго-восточных окраинах страны. Десятки тысяч людей возвращаются к своим прежним хозяевам. Сыск сопровождался упорной борьбой, сопротивлением беглых. Все это чрезвычайно накалило обстановку, особенно в районах Придонья и Поволжья, где скапливалось большое количество беглецов, социально наиболее активных элементов.
Началась вторая Крестьянская война в области Войска Донского. Сложившееся в XVI—XVII вв. донское казачество состояло главным образом из беглых различных уездов России. Это — бывшие крепостные крестьяне и холопы, бобыли и гулящие люди, посадские и приборные низы. Они селились по Дону и его притокам — Северскому Донцу, Хопру, Медведице и др. Освобождаясь от подневольного состояния, казаки не подчинялись общероссийскому законодательству; у них не было ни феодалов, ни воевод. Всеми делами вершили общие сходки — круги. На них казаки сообща решали вопросы войны и мира, выбирали атаманов и их помощников-есаулов. Нетрудно заметить, что эти порядки были принесены сюда русскими людьми из своих родных мест — издревле русские крестьяне решали свои дела на мирских сходках, выбирали представителей мирского самоуправления (старосты и пр.); горожане помнили вечевые традиции, которые возрождались в годы народных восстаний.
Называть строй казачьего самоуправления в полном смысле «республиканским» — неверно. Помимо того, что делами в Войске Донском управляла прежде всего зажиточная верхушка, эксплуатировавшая основную массу рядовых, бедных казаков (голытьба, голутва), на решение дел все большее влияние оказывало московское правительство. Дело в том, что, несмотря на свою автономию в пределах России, Дон находился от нее в прямой экономической и, естественно, политической зависимости.
Царские власти, заинтересованные в Войске Донском как в своем военном форпосте, оборонявшем южные пределы страны от внешних врагов (Крым, Турция и др.) и набегов кочевников, до поры до времени терпели донские вольные порядки, «своеволия» казаков (например, нападения на владения тех иноземных властителей, с которыми царь не хотел портить отношения). Более того, царь и его бояре ежегодно посылали на Дон помощь — денежное жалованье, хлеб и сукна, оружие и припасы к нему. Во всем этом на Дону постоянно нуждались, особенно в хлебе. Оружие и одежду еще можно было добыть — походы «за зипунами» против внешних врагов или кочевников зачастую и преследовали цели материального обогащения, из них казаки возвращались нередко с большой добычей; кошельки наполнялись золотыми и серебряными монетами, а богатые, с насечкой и инкрустацией, сабли и пистолеты вызывали зависть у тех, кто оставался дома; привозили участники походов и немало роскошных восточных тканей для жен и дочерей. Но вот с хлебом обстояло плохо — земледелием на Дону, как и вообще у казаков, не занимались.
Царские власти, посылая помощь, зорко следили за Доном, особенно за настроениями и действиями голытьбы. Дотошно расспрашивали обо всем донские станицы3, которые периодически прибывали в Москву из Войска Донского. Московские бояре и дьяки посылали на Дон своих агентов, и те собирали нужные данные. «Голутвеные люди» относились к подобной деятельности московских бояр с подозрением, донская же верхушка все более шла у них на поводу в расчете на подачки. Зажиточное, «домовитое» казачество, жившее преимущественно в низовьях Дона, стало социальной опорой российского царизма в Войске Донском. Именно на него он опирался в проведении своей политики стеснения прав донского казачества. А это выражалось в запретах совершать неугодные русскому правительству походы, вмешательстве в дела войскового управления. Особую неприязнь вызывали попытки московских правителей ограничить прием беглых на Дону, где господствовал обычай: «С Дону выдачи нет».
Задержка с присылкой жалованья использовалась в необходимых для правительства случаях как средство давления на Войско Донское, даже своего рода экономической блокады. К тому же к середине XVII в. территория России охватывала Дон с трех сторон — с севера, запада и востока. Если возникала нужда, царские воеводы по приказу из Москвы могли запретить донцам вести торговлю в пограничных русских уездах, перекрыть заставами торговые пути.
В 50—60-е годы положение на Дону еще больше осложнилось. В связи с тяжелым положением в русских уездах сюда хлынул ещe более сильный, чем раньше, поток беглых. Беглые с Украины, вошедшей в состав России в 1654 г., возврата которых потребовало от украинской старшины правительство Алексея Михайловича, тоже шли на Дон. Положение беглых на Дону было нелегким. Их в первую очередь эксплуатировали «домовитые». Беднота собиралась в отряды и совершала походы за добычей. Снаряжались они обычно с помощью тех же богатеев, которым по возвращении отдавали львиную долю того, что удалось с риском добыть в дальних краях. Совершать такие походы становилось все трудней — по всей Волге стояли крепости, и в ее устье располагалась мощная астраханская крепость, преграждавшая путь в Каспийское море, куда особенно охотно плавали казаки, грабили караваны и прибрежные города и селения шаха персидского и дагестанских владетелей. Они освобождали здесь русских пленников, привезенных сюда из набегов, и собирали богатую добычу. Выход в Азовское и Черное моря был перекрыт еще более крепко — в 1660 г. турки, владевшие Азовом, верстах в двух от него построили мощную крепость Седд-ул-Ислам (Оплот Ислама), а течение реки перегородили цепями, прикрепленными к двум башням по ее берегам.
Проводя политику экономических репрессий против донской бедноты, в среду которой влилось много беглых, русское правительство в 60-е годы ограничивает подвоз продовольствия на Дон, торговые операции в пограничных районах. В 1666 г. оно настаивает на переписи и возвращении из донских городков беглых крестьян из дворцовых владений самого царя Алексея.
Положение на Дону в 60-е годы становится невыносимым. Нехватка хлеба и других припасов, отчаянное положение бедноты толкает ее на организацию походов за добычей. Обычно они действуют на Волге — громят струги, целые караваны богатых купцов, а по пути туда — дворы богатых донских казаков. Однако наряду с элементами «разбойности» в этих походах явственно проглядывают черты классовых, антифеодальных выступлений донской бедноты.
Примечания
1. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1, стр. 153—154.
2. А.А. Новосельский. Побеги крестьян и холопов и их сыск в Московском государстве второй половины XVII в. — Труды Института истории РАНИИОН, вып. I. М., 1926; И.А. Булыгин. Беглые крестьяне Рязанского уезда в 60-е годы XVII в. — Исторические записки, 1953, т. 43; И.В. Степанов. Крестьянская война в России в 1670—1671 гг. Восстание Степана Разина, т. I. Л., 1966, стр. 245 и сл.
3. Станица — отряд казаков, отправлявшийся в поход или с посольством; одновременно станица — поселение казаков.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |