Находясь в Казани и получив 11 апреля известие о кончине Александра Ильича Бибикова, генерал-поручик князь Щербатов, как старший из начальников, на другой же день выехал в Бугульму. «Едучи по почте в кибитке, — писал он впоследствии1, — по чрезвычайной в здешнем краю дороге, не в состоянии был больше переехать в двое сутки 70 верст».
На берегу реки Камы князь Щербатов встретил походную канцелярию покойного главнокомандующего, которая с большим трудом и опасностью переправилась через реку. Видя невозможность переправиться через реку Каму, князь Щербатов возвратился в Казань, где и решил ожидать распоряжений о назначении нового главнокомандующего.
Последние донесения из-под Оренбурга, победы, одержанные повсюду правительственными войсками, и, наконец, известие, что Пугачев бежал из Берды с весьма незначительным числом своих сообщников, убеждали правительство, что дело самозванца проиграно, что сила его уничтожена и что для окончательного подавления мятежа остается успокоить население и переловить мелкие шайки, бродившие еще по разным местам края, но не имевшие между собой общей связи и единства. Для такой цели, конечно, не было никакой надобности назначать главнокомандующего, облеченного обширной властью, такой, какой пользовался А.И. Бибиков, а достаточно было назначить начальника над войсками и предоставить губернаторам, каждому в своей губернии, усмирить население и, при содействии войск, привести его к покорности и повиновению.
Исходя из этой точки зрения и все еще не сознавая хорошо, в чем сила самозванца и где ее источник, правительство так и поступило.
«Через донесение ваше известились мы, — писала Екатерина II князю Щербатову2, — как о смерти генерала Бибикова, так и о восприятой вами по нем, в качестве старшего военачальника, главной команде над войсками, предводительству его вверенными. До получения впредь от нас новых повелений, поручаем мы вам принять между тем главную над сими войсками команду и вести по тем же самым основанием, кои от покойного генерала Бибикова толь благоразумно и удачливо распоряжения были, дабы инако не остановить течение и исполнение всего дела. Но как порученная покойному Бибикову комиссия в рассуждении переменившихся ныне обстоятельств в гораздо лучшее положение приведена, то находим мы за нужно предписать вам к руководству вашему на первый случай следующее: 1) чтоб вы продолжали неусыпно поражения и преследование бунтовщиков, вооруженно воюющих, и не пропускали их в околичные губернии, а притом по крайней возможности старались приводить в повиновение отложившуюся чернь; 2) чтоб вы в постановлении нужного устройства с повсеместной тишиной предоставляли, однако же, губернаторам, каждому в его губернии, яко истинному оные хозяину и состояние людей и нравов лучше знающему, главнейшее попечение по собственному каждого в своей части лучшему усмотрению; 3) чтобы для сего беспрестанное имели вы сношение с окрестными губернаторами и по их требованием подавали им воинскую помощь, не теряя из вида главного вашего предмета, в первом пункте описанного, требуя взаимно и от губернаторов их способствование вашим делам там и тогда, где того истинная польза службы нашей требовать будет; 4) чтоб вы строгими от себя грамотами требовали от башкирцев выдачи Пугачева, изъясняя им всю гнусность его злодейства и жестокость праведной им от законов мести, если они его укрывать станут, или же из своих рук упустят и не возвратятся добровольно в повиновение монаршей нашей власти, с обещанием напротив в сем последнем случае всемилостивейшего от нас прощения им вины, а притом и награждение за поимку и выдачу злодея Пугачева, причинствовавшего толикому разорению и толикому пролитью невинной крови.
Мы ожидаем несомненно от вашей верности и усердия к службе нашей, что вы благоразумием вашим сделаете себя наивящще достойным как нашей монаршей милости, так и общего почтения.
Что принадлежит до произвождения по вверенному вам корпусу, оное долженствует теперь идти обыкновенной дорогой, почему и имеете вы при каждом случае о достойных представлять в те места, куда то следовать может. О чрезвычайных расходах имеет тоже разуметься, поколику на то времени доставать будет. Но для случаев оного несносящих определяем мы вам через сие из казанских доходов 5000 рублей, из коих и позволяем мы вам чинить нужные расходы, по собственному вашему усмотрению там, где нужно будет. На стол же определяем вам по 300 руб. в месяц, пока сия ваша комиссия продолжится».
Поручая князю Щербатову одно лишь командование войсками и преследование мятежнических шаек, императрица устранила его от всякого вмешательства в гражданские дела и административные распоряжения. Последние она возложила на губернаторов казанского и оренбургского, предоставляя им производство следствия над захваченными мятежниками, утверждение приговоров и приведение их в исполнение3.
Таким образом, вместо одной были образованы две секретные комиссии, одна в Казани, а другая в Оренбурге.
«Обеим секретным комиссиям, — сказано было в высочайшем указе4, — по делам иметь сношение и друг другу помогать должно. Причем обеим секретным комиссиям рекомендуется, чтобы они, при следствиях, сколь возможно от пристрастных расспросов воздержались».
В состав вновь образованных двух комиссий были назначены те же лица, которые находились в прежней, подчиненной А.И. Бибикову.
С разбитием мятежников под Татищевой крепостью и по освобождении Оренбурга от осады число захваченных участников мятежа было столь велико, что для производства следствия и суда пришлось образовать в Оренбурге особую следственную комиссию. В начале апреля 1774 года в Казани содержалось 169 колодников, тогда как в Оренбурге число их доходило до 4700 человек. Желая освободить Оренбург от такой массы арестантов, А.И. Бибиков отправил туда из Казани капитана Лунина и капитан-поручика Маврина, которые и должны были открыть действие секретной комиссии. С отъездом их в Казани остался один только Собакин, в помощь которому были отправлены капитан Волоцкой и прапорщик Горчаков, находившиеся в то время в Москве в распоряжении главнокомандующего князя М.Н. Волконского, для производства следствий.
Накопившееся в Первопрестольной столице значительное число арестованных по разным случаям сообщников Пугачева и беспрерывные допросы их затрудняли князя Волконского, и потому Екатерина II, собственно для допросов арестованных, отправила ему в помощь двух офицеров: лейб-гвардии Преображенского полка капитана Волоцкого и лейб-гвардии Семеновского полка прапорщика Горчакова. Императрица поручила князю Волконскому употреблять этих офицеров «при допросах по тайным делам, но с тем, чтобы ни малейшего истязания не делали»5.
«Я думаю, — писал при этом князь Вяземский6, — что когда об определении сем под рукой в городе узнано будет, то наложит оное некоторый род узды на злоречивые и болтливые языки. Для чего по совершенной моей к вашему сиятельству преданности не могу скрыть моего мнение, в том состоящего, чтоб вы, по получении сего рескрипта о присылке к вам по тайным делам гвардии офицеров, дали знать под рукой, якобы в дружеской откровенности, нескольким надежным людям, предохраняя только то, чтобы сие не имело вида, что разглашение о сем нарочно для страха распускается».
Капитан Волоцкой был в то время в Москве, а Горчаков приехал туда в половине марта, и тотчас же приступили к исполнению возложенного на них поручения. Арестованные прибывали ежедневно и в таком числе, что скоро в Преображенском не было уже места для их размещения. Большинство их принадлежало к числу «вралей», не принимавших непосредственного участия в возмущении, а распускавших слухи или передававших чужие рассказы по трактирам и кабакам. Таких арестованных, смотря по важности распространяемых ими слухов и рассказов, делили на две части: одних наказывали, а других освобождали, заставляя присягнуть на верность и отбирая особую подписку в том, что никогда не будут сообщниками мятежников, а, напротив того, окажут им сопротивление и верность законному правительству7.
Вместе с тем, получив известие, что в некоторых местах Сибирской губернии рассеваются «злые слухи, толки и обольщение от самозванца»8, Екатерина признала необходимым вновь обратиться с словами увещания к населению, объятому мятежом, и 15 марта был издан манифест, напечатанный в числе 1200 экземпляров в два столбца: один гражданской, а другой церковной печатью9. Императрица требовала, чтобы каждый удержался «не только от сообщений с ворами, но и ото всякого колебания, ибо таковых непослушных и присяге верности непомнящих людей склонность ни к чему иному не влечет, как к собственной их же погибели и к самой неминуемой изменникам казни, чего разбойничьи сволочи в весьма коротком времени, конечно, не избегнут».
Экземпляры этого манифеста были отправлены и к генерал-поручику князю Щербатову для употребления их по его усмотрению.
Князь Федор Щербатов поступил на службу в 1748 году и 30 июля 1771 года произведен в генерал-поручики. В прусскую войну он участвовал в сражениях при Цорндорфе, Пальцихе и Франкфурте; в первую турецкую войну он находился при взятии города Бендер. В 1771 году, при вступлении русских войск в Крым, он командовал отдельным корпусом, взял штурмом крепость Арабат, занял Керчь, Ениколь и затем оставлен был с своим корпусом для охранения Крымского полуострова10.
В конце 1773 года князь Щербатов был командирован в Казань в помощь А.И. Бибикову и после кончины его вступил в командование войсками, раскинутыми на огромном пространстве и занятыми преследованием мятежников по разным направлениям.
По занятии генералом Мансуровым Яицкого городка ставропольские и оренбургские калмыки забрали с собой жен, детей, скот и в числе до 600 кибиток бежали сначала к Самарской линии. Желая пробраться в Башкирию и соединиться с Пугачевым, они намерены были переправиться через реку Самару близ Сорочинской крепости. Находившийся в Сорочинске подполковник Милкович выслал на переправу 200 человек пехоты с орудием и не допустил калмыков перейти реку. Часть их покорилась, а остальные ушли в степь.
Предполагая, что калмыки все-таки будут стараться пробраться в Башкирию, князь П.М. Голицын приказал находившемуся в Самаре с Бахмутским гусарским полком майору Шевичу прикрывать Самарскую линию, полковнику Шепелеву с отрядом, состоявшим из 600 человек с четырьмя орудиями11, выступить из Дюсметевой деревни к реке Ток, «по которой их бегу ожидать было должно», а для встречи их на новомосковской дороге были выставлены обсервационные отряды: в деревне Мустафиной капитана Квашнина-Самарина из роты гренадер, эскадрона изюмских гусар с двумя орудиями и в деревне Биккулово — отряд Ахшарумова из двух рот гренадер с тремя орудиями и небольшим числом иррегулярных легких войск. Для примечания же за движением калмыков в степи была выслана из Оренбурга небольшая партия из чугуевских казаков и Каргалинских татар12.
Майор Шевич отправил в Сорочинскую крепость один эскадрон гусар, и лишь только он прибыл туда, как калмыки снова подошли к переправе. Командир эскадрона, капитан Хмелев, застал на переправе до 2 тысяч человек, увещевал их покориться, но когда они не послушали, то атаковал, захватил много пленных, скот и багаж. Успевшие переправиться через реку калмыки бросились отдельными кучами к Новомосковской дороге, где у деревни Трай, на реке Токе, наткнулись на отряд полковника Шепелева и были 8 мая вновь разбиты с потерей 300 человек убитыми. От большого поражения калмыки спаслись только тем, что наступила ночь и они успели зажечь степь со стороны «веющего на нас ветра»13.
Преследуемые Шепелевым и считая высланную из Оренбурга команду за авангард значительного отряда, калмыки бросились к деревне Мустафиной, но и здесь были встречены 9 мая капитаном Квашниным-Самариным. Он преследовал их на протяжении 15 верст, захватил 140 человек в плен, отбил много скота, лошадей и три знамени. Лишившись более 200 человек убитыми, калмыки «разбежались по степи кто куда мог, ища себе спасение». Некоторые успели, однако же, перебраться за новомосковскую дорогу и бежать в Башкирию, а большая часть возвратилась на места своих кочевок и под предводительством своего начальника Дербетева нападала на селение по Самарской линии.
Для усмирения их генерал Мансуров отправил из Яицкого городка отряд под начальством майора Муфеля14. Преследуя Дербетева с толпой около 500 человек, майор Муфель настиг его на реке Однодеревой, впадающей в реку Иргиз. Здесь он успел захватить до 200 кибиток и затем, перейдя в вершины реки Таловой, узнал, что Дербетев с толпой до 300 человек намерен пробраться в Башкирию.
Сформировав отряд из 30 драгун и 210 яицких казаков и поручив его артиллерии подпоручику Байкову, майор Муфель приказал ему преследовать Дербетева. Байков шел по его пятам с такой скоростью, что делал в сутки от 80 до 90 верст. Калмыки бросали на дороге усталых лошадей, верблюдов и даже жен, а сами старались укрыться в Иргизских вершинах. 23 мая подпоручик Байков настиг калмыков в Балабанских вершинах, на реке Грязнухе, разбил их, захватил в плен 193 человека, в числе коих находился и сам Дербетев, который от полученной раны скоро умер15. Отсюда Байков возвратился в Яицкий городок, куда за несколько дней перед тем пришел и Муфель с своим отрядом и с захваченными им 200 кибитками16.
Из Яицкого городка калмыки были отправлены с семействами и имуществом к Оренбургу под личный присмотр губернатора и назначение им места для кочевки по распоряжению командовавшего войсками князя Щербатова, в то время там уже находившегося17.
Получив 8 мая высочайший рескрипт о назначении главнокомандующим, с теми ограничениями, о которых мы сказали выше, и имея в виду, что в Казанской губернии «волнование народное совершенно прекращено и бывшие в предательстве — в законном повиновении находятся», князь Щербатов отправился в Оренбург18, куда и прибыл 18 мая19.
Между тем в Казанской губернии было вовсе не так спокойно, как доносил князь Щербатов. Правда, что в окрестностях Бакалов, Бугульмы и к стороне реки Камы мятежников не было, население возвращалось в свои дома и приходило с повинной20. Но между Мензелинском и Осой мятежники бродили свободно, и местность эта находилась еще в состоянии полного восстания. Для уничтожения этих шаек казанский губернатор фон Брандт отправил секунд-майора Скрипицына с 60 человеками солдат и одним орудием и приказал ему ходить беспрерывно между Мензелинском и Осой, водворить спокойствие среди населения21 и содействовать штерн-фервальтеру Берглину в преследовании мятежников.
Еще в начале апреля Берглин, посланный Башмаковым с Юговского завода, занял своим отрядом пригород Осу, оставил там небольшой гарнизон, а сам двинулся на преследование башкирцев по реке Тулва22.
В восьмом часу утра, 9 апреля, в четырех верстах от села Крылова он был встречен толпой до 900 человек, которые после небольшой перестрелки обратились в бегство. Берглин продолжал движение, сжег башкирскую деревню Бичурино, переночевал в селении Елпачиха и двинулся к деревне Барда, служившей башкирцам притоном и местом сборища. Жители на лошадях и лыжах бежали в леса и горы, и, кроме небольшого числа скота, в деревне ничего не найдено. По непроходимости дорог от распутицы Берглин не пошел далее, предал огню деревню Барде и возвратился в Елпачиху.
Шайки мятежников отошли к северу и бродили по Пермской провинции.
«Чтобы злодейские поновлены могли быть мысли о всегдашней наших сил к поискам готовности», подполковник Попов с отрядом выступил из Кунгура по направлению к Красноуфимску, где казаки волновались и не переставали выказывать открыто свое сочувствие к самозванцу и нерасположения к правительству23. В половине мая красноуфимские казаки ожидали к себе Салавата, скитавшегося с своей шайкой за рекой Уфой24. Обнадеживая казаков скорой помощью, Салават, однако же, не шел к ним, а 23 мая, вместе с отцом своим Юлаем и толпой в тысячу человек, напал на Симский завод. Переколовши до 60 человек жителей, разграбив церковь и фабрику, башкиры разрушили плотину, сожгли многие здания и направились к Катавскому заводу25.
Между тем князь Голицын, как только получил известие, что после победы, одержанной им у Сакмарского городка, Пугачев бежал в Башкирию, тотчас же отправил воззвание, в котором требовал, чтобы башкирцы не присоединялись к самозванцу, а, напротив, старались его поймать и представить начальству.
«Я употребляю, — писал он графу З.Г. Чернышеву26, — все способы, чтобы побуждать к успехам, послал к ним лучших старшин, а между тем не оставлю взять должные примечание, чтобы удержать сей легкомысленный и обманчивый народ в должной верности».
Вместе с тем для преследования Пугачева и его толпы были сформированы два отряда: один под начальством генерал-майора Фреймана из одного батальона пехоты, роты гренадер, двух эскадронов Архангелогородского карабинерного, одного эскадрона Бахмутского гусарского полков, роты чугуевских и 100 яицких казаков с семью орудиями. Другой отряд под начальством подполковника Аршеневского состоял: из батальона легких полевых команд с восемью орудиями, эскадрона изюмских, эскадрона бахмутских гусар и 50 человек оренбургских казаков. Руководя обоими отрядами, генерал-майор Фрейман должен был наступать по уфимской дороге, а подполковник Аршеневский по новомосковской, и стараться, очистив от мятежников окрестности, привести население к покорности и порядку.
Отправив эти отряды 2 апреля из Сакмарского городка, сам князь Голицын с остальными войсками расположился в Сакмарске, Берде и Оренбурге27.
Получив известие, что Пугачев находится на Вознесенских казенных заводах, князь Голицын просил генерал-майора Станиславского собрать отряд из гарнизонов крепостей и преградить самозванцу путь до самой Верхнеяицкой крепости, о чем и сообщено коменданту этой крепости полковнику Ступишину. Коменданту Троицкой крепости бригадиру Фейервару и находившемуся около Челябы майору Гагрину приказано следить за действиями самозванца, и, наконец, в Воздвиженскую крепость отправлен отряд под начальством премьер-майора Наумова из двух полевых команд и 150 казаков28.
Сообщая подполковнику Михельсону, что действия его под Уфой много помогли «к разрушению главной и многочисленной толпы под начальством самозванца Пугачева», князь Голицын просил его усилить свою деятельность и поспешить с наступлением. Имея в виду, что город Уфа весной окружается со всех сторон водой, князь Голицын просил Михельсона не оставаться долго в этом городе, чтобы не лишить себя средств к дальнейшим действиям.
«Таперича, — писал ему князь Голицын29, — первая нужда состоит в том, чтобы не дать сему государственному вору паки распространить свои силы, хотя он и бежал с малым количеством людей. Но как ослепленная чернь его лестью всегда обманута была, то и надлежит сей остаток искры, от большего пламя, вовсе утушить. Почему наиусильнейшим образом рекомендую вашему высокоблагородию взять к тому должные меры, чтобы ваше пребывание в городе Уфе не напрасно могло быть. Усмиряйте бунтовщиков по сибирской дороге, как с другой стороны к рекам Белой и Инзеру... Наиглавнейшие ваши примечание должны быть, чтоб не пропустить злодеев пробраться к сибирским пределам, к чему и употребите все способы сделать сообщение с майором Гагриным».
Подполковник Михельсон и без побуждений князя Голицына торопился выступить, но удержан был на несколько дней в городе Уфе необходимостью исправить артиллерию, укомплектовать отряд зарядами и патронами, заготовить подводы для доставки за отрядом фуража и, наконец, устроить паромы для переправы через реку Уфу, «через которую, — доносил он30, — мне ныне, пока лед не пройдет, никаким способом перейти невозможно».
Из Уфы он намерен был выступить к Симскому заводу, в котором находился Белобородов с толпой в тысячу человек и неподалеку от него Салават Юлаев с 3 тысячами башкирцев. Уничтожив эти сборища, Михельсон намерен был двинуться к Белорецкому заводу и «встретить там злодея Пугачева, если не пойдет к Верхнеяицкой крепости».
Наступившая распутица задерживала движения всех отрядов. Михельсон принужден был оставаться несколько дней в Уфе, а генерал-майор Фрейман, дойдя с своим отрядом до Табынска, также не мог двигаться далее за разлитием рек. Остановившись в Табынске и присоединив к себе отряд подполковника Аршеневского, он хлопотал о заготовлении продовольствия для отряда и собирал необходимые материалы для устройства паромов. В отряде его в это время находилось: два батальона пехоты с 14 орудиями, два эскадрона карабинеров, три эскадрона гусар, одна рота чугуевских казаков, 150 яицких и оренбургских казаков.
Желая прежде всего восстановить спокойствие в Оренбургской губернии, князь Голицын стягивал к себе все свободные силы и приказал прибывшему в Самару с пятью эскадронами Бахмутского гусарского полка майору Шевичу следовать в Оренбург, а полковнику Денисову, выступившему с 500 донских казаков с реки Медведица и находившемуся уже в Сызрани, следовать на Самару и далее также к Оренбургу31. Генерал-майору Мансурову поручено расставить посты вниз по правую сторону реки Яик до Гурьева городка, а по левому берегу реки Яик вверх до Татищевой крепости32. Находившемуся в деревне Дюсметевой полковнику Шепелеву приказано было составить отряд не менее как из 600 человек пехоты и кавалерии, отправить его к Стерлитамакской пристани и открыть сообщение с генерал-майором Фрейманом33. Последний должен был следовать к Авзяно-Петровским заводам в то время, когда Михельсон, в отряде которого вместе с набранными им мещеряками было около тысячи человек, двинется к Симским заводам и далее к Саткинскому. А так как при одновременности этих действий необходимо было занять войсками левый берег р. Сакмара, то князь Голицын и сформировал особый отряд под начальством коллежского советника Тимашева.
«По усердной ревности к службе ее величества, — писал князь Голицын Тимашеву34, — к высочайшим ее интересам и к благоденствию отечества, ваше высокоблагородие, с достохвальной усердностью, объявили мне свое желание, что хотя пользуетесь спокойной жизнью, быв уволены по летам вашим и слабому здоровью от службы, но для восстановления из развратов и беспокойства, произведенных от самозванца и государственного вора Пугачева в башкирском народе, — себя представили к оному предприятию употребленным быть с деташементом легких войск.
А как я сведал от генерал-поручика, оренбургского губернатора Рейнсдорпа, что вы в продолжение оренбургской осады доказывали по разным случаям, сколь ваше усердие есть велико к общему благополучию; к тому же я известен, что башкирский народ особливой к вам доверенностью обязан, [то] будучи сими свидетельствами удостоверен, за полезное почел, к прекращению в тамошнем краю бунта препоручить в команду вашего высокоблагородия деташемент легких войск».
В состав отряда были назначены: 145 оренбургских казаков, 100 ставропольских калмыков, 65 яицких казаков и 200 Каргалинских татар с четырьмя трехфунтовыми пушками35. Целью действий этому отряду было поставлено восстановление спокойствия между крепостями Воздвиженской и Зелаирской, и потому находившемуся в первой крепости с отрядом майору Наумову приказано было уделить часть легких войск Тимашеву и быть всегда готовым подкрепить последнего всем своим отрядом.
«По заочности, — писал князь Голицын Тимашеву, — я не могу предписать, куда точно следовать именно, но оставляю сие на благоусмотрение ваше и по совершенному знанию вашему как о тамошнем местоположении, так и обстоятельствах обратите себя туда, где более нужды будет с тем примечанием, чтобы обитающие башкирцы в оной окружности приведены были к должному повиновению».
Передавая Тимашеву несколько экземпляров воззвания своего к башкирскому народу, князь Голицын поручил ему брать в аманаты в селениях лучших старшин, «но ни малейших обид и притеснений» жителям не делать.
Приняв начальство над отрядом, Тимашев 23 апреля выступил из Оренбурга к Сакмарскому городку и из урочища Гребней отправил нескольких ему лично известных людей в башкирские селения для разведывания и приглашения башкир на службу. В Сакмарском городке Тимашев присоединил к своему отряду 62 человека казаков и 72 человека Чугуевского полка и отправил посланных на Авзяно-Петровский завод проведать, что там делается. Следуя далее вверх по реке Сакмаре и требуя, чтобы от каждого двора было выбрано и представлено ему по одному человеку с тремя конями, Тимашев 30 апреля пришел в Воздвиженскую крепость и взял у Наумова 45 человек драгун и 34 человека егерей36. Сформировав таким образом отряд в 723 человека, с четырьмя орудиями, Тимашев ринулся далее и через Никольский редут вступил в Чебаклинские горы.
В это время генерал Фрейман с своим отрядом приближался к Авзяно-Петровскому заводу. 5 мая он прибыл в деревню Каткову, но без обоза, брошенного в горах, «которые круты, высоки и дорога совсем негодная»37. Через три дня, 8 мая, Фрейман занял Авзяно-Петровский завод, который нашел разоренным, а жителей бежавшими в горы. Приказчикам, «как людям весьма усердным», Фрейман приказал ехать в Табынск, «чтоб их здесь не убили», а найденные на заводе 13 пушек заклепал и бросил в воду. На заводе были найдены небольшие запасы сена, но ни овса, ни хлеба не было вовсе. Посланные для разведывания казаки успели захватить одного раненого башкирца, от которого узнали, что Пугачев направился к Магнитной крепости и намерен идти к Верхнеяицкой. «Отсель к Магнитной, — доносил Фрейман38, — ездят только верхом тропинкой, а другая дорога к Верхнеяицкой без мостов, которые водой снесены, тож гориста и в больших ущелинах лежит, почему и пойду через Белорецкий завод к Верхнеяицкой крепости».
Движения это происходило медленно и с огромными затруднениями: повозки обоза ломались, лафеты также. Половину обоза пришлось бросить на дороге, купить 14 лошадей вместо пришедших в негодность от изнурения и недостатка корма; впереди предстояла трудная переправа через реку Белую и движения более 40 верст Уральскими горами39. Где находятся отряды Михельсона и Деколонга, генерал-майор Фрейман не знал, и его лазутчики сообщали ему неверные сведения.
Для обеспечения тыла Фреймана князь Голицын приказан капитану Рылееву, находившемуся с небольшим отрядом в Стерлитамакской пристани, занять Табынск и выслал из Оренбурга на уфимскую дорогу полковника Хорвата с отрядом. «Сие нужно, — писал князь Голицын40, — для верной коммуникации с Уфой, а более, чтобы Уфимская провинция, по отдалению ныне из оной подполковника Михельсона, не оставалась без должного надзора». Полковнику Хорвату приказано принять начальство над отрядами: Квашнина-Самарина, находившегося в деревне Мустафино, Ахшарумова — в Биккулово и майора Евкина, стоявшего в Богульчанах с тремя ротами гренадер, эскадроном гусар и четырьмя орудиями. Наблюдая за населением в районе расположения подчиненных ему отрядов, полковник Хорват должен был поддерживать постоянную связь с отрядами, действовавшими в Башкирии, и в особенности с отрядом Михельсона.
Оставив в Уфе достаточный гарнизон41, подполковник Михельсон 24 апреля начал переправляться через реку на приготовленных паромах. Переправа эта производилась с большими затруднениями, и только на следующий день он мог собрать весь свой отряд в селении Богородском. Отсюда Михельсон двинулся по сибирской дороге к Симскому заводу, в семи верстах от которого стоял Салават с 3 тысячами башкирцев, а неподалеку от него, на Саткинском заводе, находился атаман Белобородов с 1000 человек и шестью орудиями. Он писал к Салавату и другим башкирским старшинам, чтобы они оставались верными государю и готовились его встретить.
Поставив главнейшей целью своих действий разбить Салавата и Белобородова и не допустить их до соединения с Пугачевым, подполковник Михельсон сознавал, что это возможно лишь при быстроте действий. Но «нынешнее весеннее время, — доносил он42, — а особливо реки, из коих некоторые по большей части разливаются верст по семи и до десяти, делают немалую остановку». Кроме реки Уфы, Михельсону приходилось переправляться через реку Сим и проходить по дороге, на которой было до 73 мостов, теперь снесенных водой и которые необходимо было восстановить. «Ежели через сие, — доносил он князю Щербатову, — моя экспедиция будет несколько мешкотна, то прошу ваше сиятельство меня милостиво извинить. Кроме сего неудобства, я должен буду везти с собой и на несколько дней фуража».
Это последнее обстоятельство представляло немаловажные затруднения, если сказать, что при тогдашнем времени года Михельсону приходилось пройти болотное пространство в 90 верст длиной. «От худой дороги, — доносил он43, — почти вся моя артиллерия переломалась, а ныне, приближаясь к р. Сим, я имею новые остановки. Паромы хотя трудами высланной мной команды и сделаны, однако р. Сим разлилась столь широко, что две версты по той стороне вступили в лес, а в здешнюю сторону в одну версту». По произведенной рекогносцировке оказалось, что, не доходя перевоза и по ту сторону его, дорога столь дурна, что проехать конному невозможно. Для починки дороги были собраны окрестные крестьяне, но они на другой же день разбежались. Михельсон хотя и приказал собрать других, но, когда дорога будет исправлена, определить не мог. «Как скоро, — писал он князю Щербатову, — мне удастся из здешних болотных мест выбраться, то я надеюсь помощью Божией в непродолжительном времени исполнить повеление вашего сиятельства и в тамошних местах установить старую тишину».
Починив мосты и переправившись через реку Сим, подполковник Михельсон пришел 5 мая в селение Лемеши, где узнал, что Белобородов все еще стоит на Саткинском заводе, а Пугачев на Белорецком44. 6-го числа Михельсон подошел к Симскому заводу. Находившийся вблизи этого завода Салават с 500 башкирцами вышел навстречу, с намерением занять ущелья между горами и остановить движение отряда, но был отброшен авангардом и бежал к деревне Ераль (Юрал), назначенной местом сбора мятежников и находившейся в 16 верстах от завода. Михельсон занял Симский завод и, оставив в нем обоз, в ночь с 7 на 8 мая двинулся к селению Ераль (Юрал), где не нашел уже мятежников, и узнал от жителей, что они собрались в четырех верстах от деревни, на открытом поле, и там, в числе до 1500 человек, ожидают встречи. Двигаясь по указанному направлению, Михельсон скоро увидел неприятеля, расположившегося несколькими отдельными кучами, и приказал майорам Харину и Тютчеву атаковать их левый фланг, а сам направился против правого фланга, «Мы нашли, — доносил он45, — такое сопротивление, какого не ожидали: злодеи, не уважая нашу атаку, прямо пошли нам навстречу; однако, помощью Божией, при немалом от них сопротивлении были обращены в бегство». Рассыпавшись по полю, они были преследованы на протяжении 7 верст; спасаясь от преследования, многие башкирцы в запальчивости заскакали в болота и там погибли. На месте сражения они оставили более 300 тел, 17 пленных и 8 пушек. В отряде Михельсона было 8 убитых нижних чинов и ранены 2 офицера и 17 нижних чинов.
Оставаясь на поле сражения, Михельсон не мог определить направление дальнейших действий, главным образом потому, что не знал в точности, где находится наибольшее сборище мятежников. По сведениям, Пугачев оставил Белорецкий завод и пошел к Магнитной крепости, Белобородов также ушел с Саткинского завода, но куда — неизвестно; в окрестностях Симского завода бродил старшина Аника с 500 человек башкирцев, шедший на помощь Салавату, но опоздавший. «Не рассеяв шайки Аники, — доносил Михельсон46, — и не усмиря здешних башкир, коих может собраться тысячи с три, в здешних местах должен буду обращаться несколько дней, пока все усмирю».
Получая сведения, что мятежники группируются преимущественно у Катавского завода, Михельсон двинулся в этом направлении, захватил по дороге много пленных и атамана Сидора Башина. На всем пути следования селения были пусты и жители выведены в горы по приказанию Пугачева и по принуждению башкирцев, «которые хотели заводы жечь». Повесив в «страх другим» атамана Сидора Башина, Михельсон объявил полное прощение всем тем, которые вернутся в свои дома, и сам занял Усть-Катавский завод.
Объявление подействовало на население: многие старшины не только явились с повинной, но Мендей Уразметев и Ильсигай Болтугаков обещали прислать в отряд столько людей, сколько успеют набрать47. Михельсон привел всех явившихся к присяге, выдал некоторым охранные листы, а сам торопился выступить к Саткинскому заводу, так как получил верное известие, что Пугачев успел собрать толпу до 6 тысяч человек и захватил в свои руки Магнитную крепость.
Примечания
1. Во всеподданнейшем донесении от 11 мая 1774 г., № 1 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. III.
2. В рескрипте от 1 мая 1774 г. Рескрипт этот напечатан во многих изданиях.
3. Собственноручная записка императрицы без числа // Гос. архив, VI, д. № 507.
4. От 25 апреля 1774 г. // Там же, X, д. № 467. См. также Сборник Императорского исторического общества, т. XIII, с. 402.
5. Указ императрицы князю Волконскому от 2 марта 1774 г. // Гос. архив, VI, д. № 503.
6. Князю Волконскому в письме от 2 марта 1774 г. // Там же.
7. Подписка эта была следующего содержания: «Мы, нижеподписавшиеся, освобождающиеся из-под ареста по высокоматерной ее императорского величества, нашей всемилостивейшей государыни императрицы Екатерины Алексеевны, самодержицы всероссийской, милости, для многолетнего и благополучного ее величества государствования и умножения от Всевышнего лет высокому ее наследнику, его императорскому высочеству государю цесаревичу и великому князю Павлу Петровичу и супруге его, ее императорскому высочеству государыне великой княгине Наталье Алексеевне, должны не только быть верными подданными рабами высокому ее величества скипетру и державе, но и пролить за благоденствие ее императорского величества всю нашу кровь, стремиться всегда на поражение возмутителя общего покоя, особливо самозванца и государственного злодея Емельяна Пугачева и его толпы сообщников, стараться всеми силами никак и ни под каким видом их к себе не допускать и к ним также не приставать и ни о чем с ними не переговаривать, в чем мы друг за друга ручаемся подесяточно. Если же кто из нас, забыв страх Божий и презрев великую милость от ее императорского величества, оказанную нам для собственного нашего благоденствия, по-прежнему прилепится к злодеям, под каким бы то видом ни было, т. е. или к ним уйдет, или к себе впустит, хотя бы принужден был от них к тому страхом или каким-нибудь обольщением, то за такового изменника одного — весь десяток казнить нас смертью. А дабы сие у всех нас было в памяти, то каждый десяток должен у себя иметь копию с сей нашей подписки и читать пред своими по всем праздникам и по воскресным дням».
8. Рескрипт А.И. Бибикову от 23 марта 1774 г. // Военно-ученый архив, отд. I, д. № 104 (А), л. 65.
9. Гос. архив, VI, д. № 527. Манифест этот был напечатан сначала в книге «Восемнадцатый век» (т. I, с. 107), а затем перепечатан в Сборнике Императорского русского исторического общества (т. XIII, с. 397).
10. Определение Военной коллегии за октябрь 1774 г., л. 380.
11. В отряде Шепелева находилось, считая в том числе и офицеров: 153 человека Владимирского пехотного полка, 217 человек Санкт-Петербургского карабинерного, 113 человек Казанского дворянского корпуса, 52 человека Симбирского дворянского корпуса, 72 человека Казанских гарнизонных батальонов, 5 человек Изюмского гусарского полка, 4 человека Томского полка, 27 малолетков Вятского полка, 4 человека 1-го фузелерного полка и 2 человека отставных — всего 649 человек (Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII).
12. Письмо князя Голицына графу З.Г. Чернышеву от 14 мая 1774 г. // Там же, кн. IV.
13. Рапорты Шепелева князю Щербатову и князю Голицыну от 9 мая; Рапорт князя Голицына князю Щербатову от 11 мая // Там же, кн. IV и VIII.
14. Рапорты Мансурова князю Щербатову от 12 мая и князю Голицыну от 15 мая // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
15. Рапорты подпоручика Байкова Мансурову от 22 и 24 мая 1774 г.; Рапорты Мансурова князю Голицыну от 24 мая и князю Щербатову от 25 мая // Там же.
16. Рапорт Муфеля Мансурову от 26 мая 1774 г. // Там же.
17. Всеподданнейшее донесение князя Щербатова от 1 июня 1774 г. // Там же, кн. IV; Ср. Военный сборник, 1871, № 3, с. 222 и 223.
18. Всеподданнейшее донесение князя Щербатова от 11 мая 1774 г., № 1 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. III.
19. Жизнь академика Рычкова, с. 140.
20. Рапорт полковника Обернибесова князю Щербатову от 25 апреля 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
21. Письмо Брандта князю Щербатову от 28 мая 1774 г. // Там же, кн. IX.
22. Рапорт коллежского асессора Башмакова на имя Бибикова от 16 апреля 1774 г., № 785 // Там же, кн. VIII.
23. Рапорты подполковника Попова А.И. Бибикову от 2, 6 и 8 апреля 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
24. Рапорт подполковника Попова от 18 мая 1774 г. // Там же, кн. IX.
25. Рапорт коменданта города Уфы полковника Мясоедова князю Щербатову от 30 мая 1774 г. // Там же.
26. В письме от 19 апреля 1774 г. // Там же, кн. IV.
27. Войска эти были расположены так: в Сакмарском городке стоял полковник князь Одоевский с его гренадерским батальоном и 8 орудиями, двумя эскадронами изюмских гусар и 8 человек казаков. В Бердинской слободе полковник князь Долгорукий с батальоном 2-го гренадерского полка, 8 орудиями и ротою чугуевских казаков, и, наконец, в Оренбурге князь Голицын с остальными командами.
28. Рапорт князя Голицына Бибикову от 9 апреля, № 679 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
29. Предписание князя Голицына подполковнику Михельсону от 11 апреля из Оренбурга // Там же.
30. В рапорте на имя А.И. Бибикова от 16 апреля 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
31. Письмо князя Голицына графу З.Г. Чернышеву от 19 апреля 1774 г. // Там же, кн. IV. Впоследствии Денисову приказано было остановиться в Малыковке и содействовать Державину в разгоне мятежников, появившихся за Волгою и по реке Иргизу.
32. Рапорт князя Голицына князю Щербатову от 1 мая, № 895 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
33. Рапорт князя Голицына князю Щербатову от 22 апреля 1774 г., № 808, из Оренбурга // Там же.
34. Гос. архив, VI д. № 503.
35. Экстракт из маршрута Тимашева // Там же.
36. Экстракт из маршрута коллежского советника Тимашева // Гос. архив, VI, д. № 503.
37. Рапорты Фреймана князю Голицыну от 4 и 5 мая 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
38. Князю Голицыну от 10 мая 1774 г., № 23 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
39. Рапорт Фреймана князю Голицыну от 15 мая, из деревни Чувашской // Там же.
40. В письме графу З.Г. Чернышеву от 14 мая 1774 г. // Там же, кн. IV.
41. В состав гарнизона Уфы, порученного полковнику Мясоедову, вошли: 70 человек Томского пехотного полка; 517 человек разных гарнизонных, отставных и малолетков, 70 человек вооруженных крестьян, дворян и купечества и 150 казаков. Сверх того, в городе находилось много пушек с достаточным числом зарядов.
42. В рапорте князю Щербатову от 25 апреля 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
43. Князю Щербатову из деревни Кубовой от 2 мая 1774 г. // Там же.
44. Рапорт Михельсона князю Щербатову от 5 мая 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
45. В рапорте князю Щербатову от 8 мая 1774 г. // Там же.
46. В рапорте князю Щербатову от 5 мая 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VIII.
47. Рапорт Михельсона князю Щербатову от 13 мая 1774 г. // Там же.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |