Закончилось третье десятилетие царствования Екатерины Великой. Наследник престола Павел Петрович за это время дважды вступал в брак, произвел на свет немало детей и написал «Рассуждение о государстве», в котором вполне обнаружил готовность поменять титул Высочество на куда более желанный — Величество. Однако царица-мать не спешила передавать сыну бразды правления империей, и великому князю приходилось ждать.
Получив авансом еще в нежные младенческие лета за подвиг ожидания звание генерал-адмирала и чуть более двух тысяч солдат под свое командование, возмужавший цесаревич продолжал пугать окрестных крестьян пальбой из пушек и между тем создавать в Гатчине модель полицейского абсолютизма. Однажды он обнаружил, что для этого ему не хватает казачьих войск. Екатерина позволила сыну заполнить недостающее звено. В мае 1793 года с Дона была вызвана особая команда, вошедшая в состав потешного гарнизона великого князя. Повел ее на берега Невы премьер-майор Петр Иванович Иловайский. Под его началом отправились сыновья старшины Грузинова: Евграф и Роман, к которым позднее присоединились их братья Петр и Афанасий.
21 мая рано пробудившийся Черкасск провожал молодых казаков в Петербург. Дорога дальняя, ответственность большая. Войсковой атаман Иловайский произнес соответствующую моменту речь, наказав брату Петру, шедшему во главе команды, сообщать о всех превратностях их движения к столице. Родители убеждали своих молодцов не поддаваться соблазнам столичной жизни.
— Будьте храбры и честны всегда, — мог сказать Осип Грузинов своим сыновьям Евграфу и Роману, как говаривали другие, отправляя детей на службу, — тогда и в счастии, и в несчастии приму вас в дом и все с вами разделю, а в противном случае — не пущу и во двор и с поношением от оного прогоню.
Надо думать, и сыновья заверили отца, что в точности исполнят свой долг. Потом, поцеловав старика, проглотив застрявший в горле комок, ушли из родного дома. Скоро исчезли за горизонтом купола войскового собора и колокольня. Впереди расстилалась бескрайняя, по-весеннему зеленая степь, полыхающая у дороги лазоревыми цветами.
Двигались медленно. Опасаясь изнурить лошадей, устраивали долгие привалы. Первое сообщение в Черкасск отправили 11 июня «из лагеря при речке Глубокой у хутора Тарасовки». Еще через неделю миновали станицу Казанскую. 16 июля были в Калуге. И лишь 26 августа прибыли в деревню Кузьминскую Софийского округа. Там пока и остановились. На следующий день Петр Иловайский отправил на Дон рапорт и испросил в нем повелений у брата-атамана. Однако от Алексея Ивановича судьба казаков этой команды уже не зависела. В Петербурге начальство было поважнее.
Прошла первая петербургская зима. Весной часть полка Иловайского отправилась в поход в Латвию. Остальные двести восемьдесят казаков поступили в распоряжение президента Военной коллегии Николая Ивановича Салтыкова. В июне 1794 года из них был сформирован особый эскадрон, вошедший в состав «гатчинских войск» великого князя Павла Петровича. Командиром его был назначен Евграф Грузинов. Ему были подчинены пять младших офицеров, в том числе брат Роман, и пятьдесят семь рядовых.
В Гатчину въезжали со стороны Петербурга через большие каменные ворота по замечательно исправной дороге, с обеих сторон которой стояли, как часовые, раскидистые деревья. Показался дворец с двумя примыкающими к нему башнями. Перед ним простирался обширный луг. Река Ижора, протекающая через парк, и несколько родников наполняли множество водоемов, каналов, больших и малых искусственных озер, в которых плавали форели и стерляди. Все это великолепие не могло не поразить воображения казаков.
Гатчина поражала не только красотой дворца, парка и павильонов. Там все было необычно, начиная от полосатого шлагбаума при въезде во владения Павла Петровича и заканчивая внешним видом воинства, облаченного в мундиры, большие сапоги, длинные перчатки, высокие треугольные шляпы. Этот плац-маскарад включал еще усы и косы. Офицеры «павловской команды» в большинстве своем были людьми грубыми, совсем необразованными, бродягами, выгнанными за разные провинности из армии, которым нередко придавали охоту к службе палкой. Такой коллективный портрет командиров гатчинского гарнизона написали современники.
Самым ярким представителем гатчинского типа был, конечно, будущий основатель военных поселений Алексей Андреевич Аракчеев. Впалые серые глаза, смотревшие из-под нависшего лба, широкий нос с угловатыми вздутыми ноздрями, большой рот и мясистые уши на огромной голове, венчавшей длинную, сутулую фигуру, придавали ему поразительное сходство с «обезьяной в мундире». Впечатлительный Н.А. Саблуков говорил на склоне лет:
— Все выражение его лица представляло странную смесь ужаса и злости. Он был страшилищем для всех живущих в Гатчине1.
Первым наставником Павла Петровича в тактике являлся Федор Линденер — бывший вахмистр армии Фридриха. Он знал практику, крепко сидел на коне, может быть, в свое время хорошо владел саблей, но был таким же невеждой, как и прочие его сослуживцы, с той лишь разницей, что был невеждою прусским. Один из гатчинцев, наделенный острым, даже злым языком, охарактеризовал его так:
— Пошлая личность, надутая самолюбием, выдвинутая минутной прихотью великого князя2.
Из этой среды вышли также «сумасшедший Федька», что в переводе с языка Екатерины II значит Федор Васильевич Ростопчин; Иван Кутайсов, которого даже весьма невзыскательный современник называл «разбойником с большой дороги»3. Портретная галерея гатчинского двора поистине неисчислима.
И все-таки Гатчина — не Черкасск: от нее рукой подать до Петербурга. А в столице в это время тайком поговаривали о запретной книге Александра Радищева, о самом авторе, толковали о событиях в революционной Франции.
А что же Евграф Грузинов? Чем определялся его внутренний мир? Замыкался ли он в кругу служебных отношений или стремился вырваться за пределы гатчинского шлагбаума?
Документы не дают ответа на эти вопросы. Скорее всего, оказавшись в обстановке и атмосфере весьма своеобразной и в окружении людей в определенном смысле оригинальных, он некоторое время должен был наблюдать за всем со стороны. Постоянные смотры и маневры, строгая регламентация службы вряд ли давали возможность поддерживать связи вне гарнизона.
Но почему же обязательно вне гарнизона? Может быть, имеет смысл поискать эти связи в самой Гатчине? Современники, кажется, несколько сгустили краски, давая обобщенную характеристику окружению Павла Петровича. Среди его офицеров встречались, правда в виде исключения, люди иного образа мыслей и действия. Один из них — Андрей Семенович Кологривов, начальник гатчинской кавалерии, в состав которой входил и казачий эскадрон Евграфа Осиповича Грузинова. Этот представитель старинного дворянского рода, любимец наследника престола был дядей двух декабристов. А его сын Михаил снискал себе славу «ненавистника тиранов». Биограф младшего Кологривова П.А. Романовский считал даже, что вольнодумство юноши могло развиться прежде всего под влиянием отца4.
Здесь никак нельзя пройти мимо авторитетного свидетельства девятнадцатилетнего корнета Александра Грибоедова, обычно скупого на лесть и щедрого на иронию. Вот что писал он в победном 1814 году об Андрее Семеновиче, к которому был определен в адъютанты:
«Ручаюсь, что в Европе немного начальников, которых столько любят, сколько здешние кавалеристы своего»5.
Будущего писателя поддержал хорошо осведомленный историк М.Н. Лонгинов, заставший еще многих младших современников генерала:
«Кологривов имел удивительную способность привязывать к себе подчиненных, особенно молодежь»6.
А несколько позднее академик А.Н. Веселовский даже утверждал, что «этот гуманный и образованный генерал был популярен среди молодых офицеров, дом его всегда был открыт для них»7.
Так, может быть, эти качества — широкий кругозор, общительность, внимание к подчиненным — были свойственны только генералу Кологривову, а лет пятнадцать—двадцать назад он ничем не отличался от типичного гатчинца? Дадим слово не очень доброжелательному современнику, участнику событий 11 марта 1801 года, приведших к свержению и убийству Павла I:
«Полковник Кологривов, добродушный гусар, недурной фрунтовик, замечательный главным образом потому, что у него была очень красивая жена, не слишком жестокая к своим многочисленным поклонникам. Она заставляла своего мужа держать для этих господ весьма веселый дом»8.
В полковниках Андрей Семенович ходил еще в период командования гатчинской кавалерией. Выходит, уже тогда в его доме бывали молодые офицеры. И трудно даже предположить, что Евграф Грузинов стоял вне общения со своим добродушным начальником. Возможно, что именно здесь он приобрел знакомства и приобщился к чтению и собиранию книг, о чем пойдет речь далее.
Примечания
1. Записки Н.А. Саблукова // Цареубийство 12 марта 1801 года. М., 1990. С. 35.
2. Архив князя Воронцова. Т. 8. С. 92—94; Записки Александра Михайловича Тургенева // Русская старина. 1887. Т. 53. С. 335.
3. Шумигорский Е.С. Император Павел I. Жизнь и царствование. СПб., 1907. С. 186; Буцинский Т.Н. Отзывы о Павле I его современников. Харьков, 1901. С. 34.
4. Романовский П.А. Дело Михаила Кологривова // Русская старина. 1901. № 11. С. 153, 157, 161.
5. Грибоедов А.С. Письмо из Бреста-Литовского к издателю // Вестник Европы. 1814. № 15. С. 228.
6. Нечкина М.В. А.С Грибоедов и декабристы. Изд. 2. М., 1951. С. 122.
7. Там же.
8. Записки Н.А. Саблукова... С. 33.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |