Глава шестая

В ту зиму, когда в Москву приезжали Лиза и Никита, Тимофей недолго просидел в столице. По указу Екатерины, сославшейся на войну с Турцией, работа Уложенной Комиссии была приостановлена.

На последнем заседании Комиссии генерал-прокурор князь Вяземский объяснил депутатам, что за ними остаются все депутатские права, и попросил, чтобы они у себя на местах присматривались к жизни, вспоминали, о чем шли разговоры на заседаниях, и думали, какие следует внести предложения, когда после окончания войны в государстве наступит возможность заниматься переустройством внутренних дел и вновь начнет работать Комиссия, созданная по личному желанию и указанию императрицы Екатерины.

В связи с начавшейся войной многие депутаты из военных были отозваны в действующую армию.

Тимофей получил назначение на должность атамана казачьего войска Исетской провинции, управление которой находилось в Челябинске.

Тимофей знал, что Челябинская крепость считается главной среди крепостей необъятной провинции, и представлял себе, что она ни в чем не уступает Оренбургской.

Челябинск не понравился Тимофею: он выглядел и грязнее и беднее Оренбурга. В центре города находилась небольшая крепость со старыми бревенчатыми стенами о двух башнях. Город тоже был обнесен бревенчатым заплотом с тремя башнями над проезжими воротами. Каменных домов мало, больше деревянных, а большинство — землянки с плоскими крышами, какие раньше видел Тимофей в деревнях да киргиз-кайсацких аулах. Река Миасс, разделявшая город на две части, тоже не понравилась Тимофею: и вода мутноватая, и низкие топкие берега, не то что Яик в Оренбурге.

Но больше всего не пришелся по душе Тимофею исетский воевода, он же и комендант Челябинска, подполковник Лазарев. С первой встречи невзлюбил его Тимофей. Да и было за что. Выходец из старинной богатой дворянской семьи, владелец крупных поместий в Малороссии и под Самарой, Лазарев с презрением относился к казачьим командирам, считал их выскочками и вообще чернью; по натуре человек властолюбивый и завистливый, еще не познакомившись с Тимофеем — новым атаманом исетских казаков, — он уже возненавидел его. Возненавидел за то, что новый атаман был обладателем депутатской медали, что он больше года находился в столице, бывал во дворце и лично знаком с государыней, что им интересуется оренбургский губернатор Рейнсдорп. Все это бесило Лазарева, и он, в меру своих возможностей, чинил Тимофею неприятности.

Как комендант города, Лазарев обязан был предоставить новому казачьему атаману квартиру, но квартиры он не выделил, и Тимофей, временно поселившись в небольшой комнатушке при войсковой избе, так и остался жить в ней. Он несколько раз напоминал Лазареву, тот обещал, а потом совсем отказал, сославшись на то, что для атамана нет подходящего жилья. Решив для себя при первой возможности вырваться из Челябинска и уехать в Оренбург, Тимофей больше не стал докучать коменданту.

До приезда Тимофея Лазарев считал себя единоличным хозяином всей провинции и распоряжался не только регулярными военными частями, но и казаками. При первой же встрече он предупредил Тимофея:

— Я должен буду вас поставить в известность, сотник, что не люблю, если кто-то не исполняет мои распоряжения или пытается вносить в них коррективы. Посему прошу запомнить субординацию: я подчиняюсь губернатору, все прочие чины провинции, в том числе и вы, подчиняетесь мне.

— Простите, господин подполковник, мы оба подчиняемся оренбургскому губернатору, но вы непосредственно, а я через оренбургского казачьего атамана Могутова.

— Сотник, — раздраженно прервал его Лазарев, — ваша власть и возможности в отношении казачьего войска ограничиваются кругом вопросов, которые буду диктовать я. И только.

— Я позволю себе заметить, господин подполковник, что я иначе понимаю свои права и обязанности, — возразил Тимофей. — Те обязанности, которые возлагаются государством и губернией на военные части, дислоцированные в Исетской провинции, ложатся в одинаковой мере на все войска. Вы их осуществляете в регулярных частях, а мне поручено руководить казачьим войском Исетской провинции, и я буду поступать так, как велит мне инструкция, присланная из оренбургской войсковой избы за подписью атамана Могутова.

Худосочное и бледное лицо Лазарева побагровело, пальцы лежавшей на столе руки сжались в кулак.

— Если вы позволите себе самочинство, — тихо проговорил он, — пойдете под арест! — Лазарев выскочил из-за стола. Длинный и худой, он стремительно протопал из угла в угол и остановился перед Тимофеем. — Так и запишите себе, господин сотник. И не доводите меня до крайности. Худо будет. Понимаете?

Тимофей увидел перед собой вздрагивающие кулаки, злые мечущиеся глаза, узкие губы с белыми пятнышками пены по уголкам. В таком состоянии человек способен на все. Тимофея словно огнем обожгло. Его правая ладонь упала на рукоять шашки, и он мысленно увидел, как она сверкнула, рассекая подполковника от плеча до пояса.

Вспышка гнева, которая могла стоить подполковнику жизни, погасла, и рука Тимофея вытянулась вдоль туловища, как это бывает при команде «смирно».

Подполковник заметил те несколько движений, которые Тимофею не удалось сдержать, и отступил за стол... Он понял, что с новым атаманом надо быть осторожнее — в обиду он себя не даст.

— Господин подполковник, — вдруг осевшим голосом заговорил Тимофей. — Вы не имеете права кричать на меня, не имеете права путать арестом.

— Что, что? — все еще гневно, но уже менее резко спросил Лазарев.

— Я, как вам известно, господин подполковник, не только сотник и атаман исетских казаков, но и депутат высочайше учрежденной законодательной Комиссии...

— Мне все известно, — снова свирепея, крикнул Лазарев и быстро зашагал по комнате. — Запомните, сотник, я здесь верховная военная власть. Можете идти.

Время шло. Отношения между Лазаревым и Тимофеем обострялись все более и более.

Тимофей видел свою службу не в безвыездном сидении в Челябинске, а в поездках по крепостям провинции, во встречах с местными казаками, в ознакомлении с их жизнью. Немало ему довелось защитить казаков от самодуров-комендантов из дворян, по примеру воеводы Лазарева относившихся к казакам как к собственным крепостным. Коменданты жаловались на Тимофея воеводе, и тот запретил Тимофею выезжать из Челябинской крепости без его, Лазарева, разрешения. Тимофей не подчинился, а поступал, как считал нужным. Лазарев принялся писать оренбургскому губернатору Рейнсдорпу доносы на Тимофея, обвиняя его чуть ли не в крамоле.

Убедившись, что с Лазаревым ему не сработаться, Тимофей написал рапорт атаману оренбургского казачьего войска Могутову с просьбой перевести его из Исетской провинции в другое место, и если представится возможность — в Оренбург, где проживает его семейство.

Ответа не было.

Губернатор Рейнсдорп тоже долго не отвечал на письма воеводы.

Лазарев не успокоился и все настойчивее бомбардировал губернию. Наконец, на его имя поступило письмо из Оренбурга за подписью Рейнсдорпа. Губернатор требовал подробно описать провинности атамана исетских казаков сотника Подурова, так как прежние письма воеводы Лазарева не дают основания для обвинения сотника в дурных мыслях и поступках.

Лазарев притих, но продолжал еще пристальнее следить за Подуровым в надежде, что тот рано или поздно в чем-нибудь проштрафится. Воеводе помог казачий сотник Харитонов. До приезда Тимофея Харитонов был убежден, что атаманом исетских казаков назначат его. Узнав о прибытии в Челябинск Подурова, счел себя незаслуженно обойденным и, хотя понимал, что Тимофей поступил как было приказано, все же преодолеть неприязнь к новому атаману Харитонов не смог. А когда Лазареву потребовался помощник, охотно услужил ему, совершив по отношению к Тимофею подлость и предательство.

Уезжая в дальний конец провинции, Тимофей должен был на время своего отсутствия оставлять вместо себя заместителя. Охотнее других на такое замещение шел сотник Харитонов. И все привыкли считать его постоянным заместителем атамана. Вывали случаи, когда перед отъездом Тимофей просто-напросто наказывал Харитонову, чем тому надлежало заняться, и забывал еще раз повторить, что оставляет того своим заместителем. Об этом и проведал Лазарев. В одну из таких поездок Тимофея он доложил губернатору, что, уезжая из Челябы, атаман не оставляет вместо себя заместителя и казачье войско Исетской провинции остается без командира, а это, при напряженном положении на фронте, совершенно недопустимо. Хотя сотник Харитонов и исполнял обязанности атамана, он охотно поставил свою подпись под рапортом воеводы губернатору. Зная, что такой поступок атамана мог рассматриваться как большое нарушение воинской дисциплины, Лазарев торжествовал, ожидая не только посрамления Тимофея, но и смещения его с должности атамана, которую уже пообещал сотнику Харитонову.

Но ожидания воеводы не оправдались. Лазарев получил коротенькое уведомление из канцелярии губернатора о том, что атаману исетских казаков Подурову дано разъяснение через атамана оренбургского казачьего корпуса Василия Могутова, дабы он впредь не допускал подобных проступков: при отлучке оставлял вместо себя заместителя и всякий раз, уезжая из Челябы, сообщал бы о том исетскому воеводе.

Хотя это письмо и не принесло желаемого результата, но дало Лазареву право вмешиваться в дела атамана, и он стал придирчиво следить за каждым шагом Подурова, перед каждым выездом по крепостям устраивая ему почти что допросы.

Работать так, как того хотелось, было невозможно, и Тимофей написал еще один рапорт с просьбой перевести его в другое место. Ответа не было, будто в Оренбурге о Тимофее совсем и думать позабыли.