Вернуться к Дж.Т. Александер. Емельян Пугачев и крестьянское восстание на окраине России в 1773—1775 гг.

Глава VIII. Репрессии и последствия

Несмотря на то, что в середине сентября 1774 г. Пугачев был выдан властям, третий и заключительный этап восстания еще продолжался. Но если разрозненные волнения беспокоили Правобережье Волги вплоть до конца этого года, то «пугачевщина без Пугачева» как массовое движение вскоре исчезла сама собой. Главными причинами ее поражения были быстрый уход отсюда армии Пугачева, прибытие карателей и свойственные всем крестьянским восстаниям недостатки — локальность, отсутствие стратегических планов и координации, организационная и техническая отсталость.

Пройдя в Поволжье свыше одной тысячи миль менее чем за шесть недель, самозванец не успевал агитировать народ на восстание. И хотя его призывы везде воспринимались с воодушевлением и сопровождались мятежом, в большинстве случаев волнения были недолгими и сугубо локальными. Угроза повстанцев глубокому тылу страны на самом деле существовала лишь в охваченном страхом сознании русских дворян и чиновников.

Кроме нескольких изолированных проявлений в Московской губернии сочувствия к восстанию, неожиданный поворот Пугачева на северо-запад не вызвал массового восстания в центре страны. Башкиры продолжали бунтовать до конца 1774 г., а казахи по-прежнему совершали набеги на юго-восточные окраины страны. Но это были изолированные явления, не связанные с ситуацией на Правобережье Волги. Казаки, туземные народы, заводские рабочие и крестьяне вновь разошлись.

Кратковременная социальная война, вызванная маршем Пугачева в Поволжье, сменилась жестокими репрессиями. Пополнившись вернувшимися с русско-турецкой войны полками, царские каратели сначала оцепили район восстания, а затем приступили к его жестокому подавлению. Генерал Петр Панин, главнокомандующий антипугачевскими силами, хвастался императрице, что с 3 августа по 10 октября 1774 г. его отряды одержали 62 победы над повстанцами, убив 10000 и взяв в плен 9000 человек. Он приказал установить виселицы во всех селах, подозреваемых в сочувствии к мятежникам. В Нижегородской губернии эти ужасные памятники стояли в 219 населенных пунктах.

Панин с гордостью рассказывал, что приказал казнить 326 участников восстания. Местные чиновники следовали его примеру. Широко применялись тюремное заключение и телесные наказания — битье кнутом, порка, избиения, отсечение конечностей. Тюрьмы были переполнены повстанцами. Кроме того, волнения в Поволжье совпали по времени с началом летом 1774 г. жестокого голода в этом регионе. Таким образом, голод пришелся на пик расправ1.

Согласно официальным сведениям, за участие, реальное или мнимое, в событиях 1773—1774 гг. было арестовано 12438 человек. Сюда не были включены, конечно, те, кто сумел скрыться или избежать плена, и те, кто не попал в отчетность. Если к этой цифре добавить порядка 20000 человек убитых или казненных в ходе восстания повстанцев, то мы получим примерно 33000 более или менее активных его участников. Но эта цифра не достаточно учитывает численность нерусских участников пугачевщины. Недавно один советский исследователь предположил, что только в Уфимской провинции в восстании принимало участие свыше 86000 представителей нерусского населения. Более того, тот же историк вычислил, что металлургические заводы предоставили повстанцам 6208 человек и еще 4287 работников были убиты или пропали без вести. Если принять во внимание, что часть пленных не была учтена, и что некоторые восставшие сумели скрыться, то число пугачевцев должно превысить 200000 человек. Несмотря на всю условность, эти цифры подтверждают вывод о том, что до 1789 г. пугачевщина была самым крупным народным восстанием в Европе XVIII в.2

Статистические сведения позволяют проанализировать состав движущих сил пугачевского восстания. С одной стороны ясно, что оно охватило различные социальные и этнические группы. Из 12438 учтенных пленных только у 4638 указано их социальное или этническое происхождение. Несмотря на всю произвольность и ограниченность этих данных, они имеют определенную ценность. Подавляющее большинство этих людей — почти 80% — принадлежали к трем крупным социальным группам: крестьянам (29%), казакам (27%) и нерусским народам (22%). Как и следовало ожидать, среди казаков доминировали (38%) яицкие. Солдаты составляли 7% участников и в основном появились в рядах повстанцев в период побед самозванца в Оренбургской губернии, причем это были только унтер-офицеры и солдаты, поскольку дворян и кадровых офицеров на стороне самозванца почти не было. В связи с тем, что офицеры воспринимались повстанцами как дворяне, их сразу же убивали.

Хотя эти фрагментарные данные лишь подтверждают постулат, что состав участников массового социального движения обычно отражает структуру местного населения в целом, они свидетельствуют об особой роли в пугачевском восстании казаков, поскольку казаки были одной из немногих социальных групп в Российской империи, которые могли поднять вооруженное восстание. Они обладали относительной свободой, традициями независимости, военным опытом, оружием и идеологией, необходимыми для такого предприятия.

Статистические данные также свидетельствуют о значительной роли в восстании туземцев — в частности, башкир, у которых тоже имелись веские причины для этого. Их участие в пугачевщине было вызвано в первую очередь недовольством колониальной и промышленной политикой. Очевидно, что без массовой поддержки башкир это восстание никогда бы не смогло достичь такого размаха и продолжительности. Это была последняя отчаянная попытка башкир вернуть себе свободу.

Весьма странная ошибка

Восстание коснулось нескольких тысяч человек: взятых в плен, убитых, ограбленных повстанцами или вынужденных бежать от них, а также схваченных или убитых царскими отрядами. Оно привело к многочисленным невинным жертвам. Однако большинство повстанцев избегли наказания, поскольку власти Российской империи, несмотря на свою жестокость к мятежникам, не стали применять массовый террор в отношении всего восставшего населения, ибо пришли к выводу, что участие людей в восстании зачастую происходило неосознанно. Поэтому они сосредоточились на наказании вожаков бунта. И если большинство взятых в плен повстанцев чаще всего ожидало недолгое пребывание в тюрьме и телесные наказания, то их руководителям грозила куда более суровая кара.

Первым в списке бунтовщиков значился Пугачев. Ему следователи уделяли особое внимание, трижды подробно допрашивая с сентября 1774 г. по январь 1775 г. Последние и самые подробные допросы генерал-губернатор князь Михаил Волконский и «обер-секретарь Тайной экспедиции Сената» Степан Шешковский — «главный инквизитор» секретной политической полиции Екатерины — провели в Москве, куда Пугачева привезли 4 ноября в деревянной клетке.

Вероятно, к Пугачеву не применяли самых изуверских пыток, его сломили путем психологического и физического давления. Императрица следила за ходом следствия на расстоянии. Вопреки популярному фильму 1950-х гг., она не встречалась с Пугачевым лично, а сам он никогда не бывал в Санкт-Петербурге3.

В качестве свидетелей обвинения и для суда над ними в Москву было доставлено около 50 пленных повстанцев. Это были бывшие члены повстанческой «Военной коллегии» Максим Шигаев, Максим Горшков, Иван Почиталин и Иван Творогов; яицкие казаки Иван Зарубин (Чика), Федор Чумаков, Афанасий Перфильев и еще 21 их товарищ; «перс» Василий Торнов; пленный офицер-гренадер, переводивший пугачевские указы на немецкий язык, подпоручик Михаил Шванович; вторая жена Пугачева, молодая казачка Устинья Кузнецова; его многострадальная первая жена Софья и ее трое детей. Все они представляли большую ценность для следствия. Власти нашли множество других свидетелей, главными среди которых были несколько староверов, с которыми Пугачев якобы был связан.

Расследование властями причин восстания началось в декабре 1773 г. Еще до поимки Пугачева были допрошены сотни его соратников, в том числе Максим Шигаев, Чика и другие казаки, причастные к началу волнений на Яике. Их показания прояснили следователям особенности внутренней борьбы в яицком обществе, позволили во многом понять роль Пугачева в подготовке восстания и пролить свет на организацию, цели и методы бунта. Властей особенно интересовали основания, по которым Пугачев стал выдавать себя за покойного императора, его отношения с яицкими казаками, и, главное, наличие внешних, иностранных или русских, причин восстания.

Не углубляясь в материалы расследования, следует сказать, что следователям так и не удалось найти ответы на все три вышеупомянутых вопроса. Они не смогли выяснить, почему Пугачев принял имя Петра III, и не установили, использовал ли он казаков в своих целях или все было наоборот, хотя все же склонялись к последней версии. Следователи проверили возможные связи повстанцев с иностранными державами, недовольными дворянами или раскольниками, и пришли к выводу, что Пугачев действовал самостоятельно, однако он не мог всего этого совершить в одиночку. В своем всеподданнейшем итоговом донесении императрице генерал-губернатор Волконский и генерал Потемкин предположили, что восстание стало следствием предшествующих волнений на Яике.

Стремление Екатерины стереть это пятно со своего просвещенного правления одержало верх над ее огромным желанием выявить скрытые пружины восстания. Убедившись, что восстание не было вызвано каким-либо заговором, она согласилась с выводами следствия и приказала закрыть это дело как можно быстрее и без шума.

Она отказалась сама участвовать в расследовании, поручив его своему самому доверенному лицу — генерал-прокурору князю Александру Вяземскому и попросив свести к минимуму пытки и число приговоренных к смертной казни.

Пугачева судило в Москве специальное судебное присутствие из членов Сената, Священного синода и дворян первых трех классов, признавшее самозванца виновным и приговорившее его к смерти. Под давлением московского дворянства суд высказался за то, чтобы Пугачева колесовать, четвертовать и только потом отрубить ему голову. Но генерал-прокурор, следуя инструкциям Екатерины, уговорил судей пересмотреть этот приговор. В ответ на обещание Вяземского публично сжечь отрубленные конечности самозванца в четырех концах Москвы суд согласился только четвертовать самозванца. К аналогичному наказанию приговорили Перфильева, Чику постановили казнить в Уфе, а Шигаева, Падурова и Торнова повесить в Москве. Восемнадцать других активистов восстания — среди них были Иван Почиталин, Максим Горшков и большинство первых яицких заговорщиков, Степан Оболяев, познакомивший Пугачева с недовольными казаками, и лже-купец Долгополов приговаривались к битью кнутом, вырыванию ноздрей и ссылке в Сибирь: восемь — на каторгу, остальные — на поселение4.

Главные казни происходили в Москве 10 января 1774 г. при огромном стечении толпы. Очевидец этого писал: «...Пугачева и его шайку привезли к месту казни. Казнь эта совершилась на площади близ каменного моста, называемой Балотта [Болото], где был обезглавлен Биелобарадофф [Белобородов]. Выстроены были большие подмостки, среди которых стоял высокий столб с перекладиной наверху, на которую можно было влезать по двум лестницам. Судя по этим приготовлениям, зрители могли думать, что мятежник будет посажен на кол, потому что никому не был известен род казни, к которой он был приговорен. У трех углов эшафота были поставлены три виселицы. В одиннадцать часов утра все преступники перешли через каменный мост; те, которые должны были быть повешены или наказаны кнутом, были связаны попарно. Между ними находился молодой человек, дворянин, которому приговорено было сломать шпагу над головой; потом ехал Пугачев на высокой, нарочно сделанной тележке, вымазанной черною краскою и запряженной лошадьми. Посреди тележки находился столб, к которому был привязан преступник, сидевший на скамейке между двумя священниками. Палач стоял позади с двумя топорами на плахе. Явно было заметно, что это зрелище производило сильное впечатление на многочисленных зрителей, которые наполняли всю площадь. Не заметен был страх на лице Пугачева. С большим присутствием духа сидел он на своей скамейке с зажженную свечою в руке, прося у всех прощения во имя Бога. Когда он сошел к эшафоту, ему прочли царский указ, в котором описаны все его гнусные преступления. Прочим преступникам тоже были прочтены указы, к ним относящиеся. Священник отлучил их от церкви и палачи схватили свою добычу. Пугачев вошел на эшафот по лестнице и каждый из трех преступников, который должен был быть повешен с ним, всходил по лестнице к предназначенной для него виселице. Всех четверых казнили в одно время. Пугачева раздевали, и он с живостью сам помогал. Его положили на эшафот, и по странной ошибке палачи отрубили голову, потом руки, ноги, которые показали зрителям прежде головы. Один из них, который думаю, был из судей, живо и громко осуждал палача за его ошибку. Предполагают, что он за это может быть наказан кнутом. Один из палачей потом влез на перекладину столба, насадил голову мятежника на железный шпиль, находившийся над перекладиной, на которую разложил прочие части тела. В то же время три других палача повесили трех остальных преступников по трем углам эшафота. После этой казни привели Панфильева [Перфильева]: он перенес ту же казнь, как Пугачев, с того разницею, что его голова не была насажена на железный шпиль, но положена, вместе с его членами, рядом с пугачевскими. Этот эшафот еще находится в том положении. Потом, смотря по приговору, к которому каждый из преступников был присужден, иных наказывали кнутом, иным вырывали ноздри, а некоторых клеймили. Я не оставался свидетелем этих различных казней которые продолжались до вечера»5.

Еще Александр Пушкин, первый серьезный историк восстания, полагал, что палач имел «секретную команду сократить мучения преступников», но тогда это было лишь предположением6. Но только через почти полтора столетия после казни стало известно, что «странная ошибка» палача была преднамеренной: в 1920-е гг. была обнаружена переписка Екатерины с князем Вяземским, из которой следует, что генерал-прокурор по указанию императрицы тайно приказал палачу сначала отрубить Пугачеву голову7. Причиной этого были либерализм и просвещенность Екатерины Великой.

Выдавших Пугачева Ивана Творогова, Федора Чумакова и шестерых повстанцев освободили от наказания и простили, но запретили им возвращаться на Яик и жить в столицах. Офицера Швановича лишили воинского звания и дворянства, над его головой сломали шпагу и сослали пожизненно в Сибирь. Устинья и Софья, две несчастные супруги Пугачева, вместе с тремя детьми и его сестрой были отправлены в далекие крепости под наблюдение властей8.

Салавата Юлаева и его отца Юлая Азналина схватили в ноябре 1774 г. Так как они отказались признать свою вину, властям пришлось потратить почти полгода на ее доказывание. Наконец в июле 1775 г. Салават и Юлай были приговорены к 175 ударам кнутом — по 25 ударов в каждом из мест, где они действовали. Им вырвали ноздри, а на лицах выжгли знаки, означавшие «вор и убийца». Обезображенные, они закончили свои дни на каторге в эстонском порту Рогервик9.

Подобно другим революциям и гражданским войнам, восстание Пугачева привело к колоссальным разрушениям. Продолжавшиеся целый год волнения превратили юго-восточную окраину империи в руины. Многим городам, особенно Казани, был нанесен значительный ущерб. Хозяйство было в упадке, сократились промышленное и сельскохозяйственное производства, торговля не велась, налоги не платились, рекруты в армию не набирались. Мятежники уничтожили большинство крепостей Оренбургской линии, сожгли и разграбили 23 горных завода и сильно повредили 33. Больше всего пострадали предприятия Твердышева и Мясникова на Южном Урале: 11 из 12 их предприятий (в том числе лесопильный завод) были уничтожены — в основном, башкирами.

По неполным официальным данным, ущерб государству составил свыше 613000 руб., частным лицам — свыше 5685000 руб. Позднее уральские заводовладельцы попросили правительство возместить им 5536193 руб. — в сумму убытка они включили потери, вызванные остановкой предприятий в период восстания.

Правительство выделило небольшую материальную помощь лицам, пострадавшим от восстания. Генерал Панин выплатил 42592 руб. 460 помещичьим семьям. Екатерина лично вознаградила многих из тех, кто отличился при подавлении восстания, даровала особые привилегии немногочисленным населенным пунктам, оказавшим сопротивление повстанцам, и выделила 200000 руб. на восстановление Казани. Весной 1775 г. правительство открыло три специальных банка — в Оренбурге, Казани и Нижнем Новгороде для выдачи под небольшие проценты ссуд помещикам и заводчикам, пострадавшим от восстания. Из 1500000 руб., отпущенных этими учреждениями, 460000 руб. получили уральские предприниматели, особенно Твердышев и Мясников: им ссужалось 180000 руб. на восстановление их промышленной империи в Башкирии.

Однако только три завода навсегда закрылись в результате событий 1773—1774 гг. Твердышев и Мясников не стали восстанавливать одно предприятие, но лишь по причине истощения вокруг него леса. Металлургия Урала вскоре вновь заработала, и ее последующий относительный застой не был вызван пугачевщиной10.

Огромные разрушения, вызванные восстанием, вскоре удалось преодолеть.

Вечное забвение

Екатерина полагала, что с наказанием вожаков мятежа он завершился. 17 марта 1775 г. она даровала прощение всем, кто участвовал «во внутреннем бунте, возмущении, безпокойствии и неустройстве 1773 и 1774 годов» и приказала предать «все прошедшее вечному забвению и глубокому молчанию». Одновременно отменялись 32 вида налогов и сборов, прежде всего вызванные войной, а также мелкие или крайне тяжелые, прекращалось преследование участников восстания, прощались беглые солдаты, которые вернутся обратно в течение года (бежавшие за границу — в течение двух лет), и была объявлена свобода заведения промышленных предприятий.

Отныне все городские жители с объявленным капиталом в 500 и более рублей считались купцами. Они были освобождены от внесения подушной подати — главного отличительного признака непривилегированных социальных групп — и должны были ежегодно платить один процент от их состояния. Лица, чье состояние было меньше 500 руб., стали именоваться мещанами и продолжали платить подушную подать, служить в армии и нести государственные повинности. Видимо, это должно было стабилизировать и упорядочить правовой статус горожан, изолировав их от влияния сельских бунтов. Имперское правительство признало, что оно справится с восстаниями на селе, если их не поддержат города.

Манифестом от 17 марта 1775 г. даровалось прощение всем беглым государственным (но не помещичьим!) крестьянам, если только они вернутся до конца 1776 г. Также предусматривалось прекращение всех уголовных дел, нераскрытых свыше десяти лет, освобождение должников, заключенных в тюрьму на более чем пять лет, предание вечному забвению преступлений, не получивших огласки за десять лет, и освобождение от уплаты задолженности, оставшейся от покойных родителей. Было рекомендовано сократить срок службы в армии с 25 до 18 лет, но это удалось реализовать лишь через полвека11, ибо крепостничество было несовместимо с армией, основанной на системе резервистов и ограниченном сроке службы.

В целях разъяснения этого манифеста через три недели, 6 апреля 1775 г., был принят новый указ, требовавший захоронить тела повстанцев, а места и орудия казней уничтожить. Действие указа 1754 г. о запрете смертной казни, приостановленное на время восстания, возобновлялось. Императрица попросила Священный Синод снять анафему с тех бунтовщиков, которые искренне раскаялись в своих преступлениях. Те, кто был приговорен за участие в восстании к смертной казни, замененной указом от 17 марта каторгой, направлялись отбывать ее в Оренбургскую губернию для ее восстановления.

Чтобы стереть всякую память о мятеже, Екатерина приказала уничтожить родную станицу Пугачева на Дону, а ее жителей переселить на другой берег реки во вновь созданную станицу Потемкинская (по имени ее тогдашнего фаворита). 15 января 1775 г. Сенат переименовал реку Яик в Урал, тамошних казаков — в уральских, а их столицу — в Уральск. Что касается уральских казаков, то они, взятые в 1775 г. под строгий контроль правительства, стали лояльными царизму. Став оплотом существующего строя, они в период Гражданской войны 1918—1921 г. выступили против советской власти и исчезли как отдельная общность после поражения в этом конфликте.

В конце 1775 г. была упразднена Запорожская Сечь и казаки переселены в другие места. В последующие годы Россия смягчила отношение к степным кочевникам своих юго-восточных окраин, ожидая, что они поддержат будущую экспансию империи. В 1779 г. правительство также реформировало систему приписки крестьян к уральским заводам. Таким образом, пугачевское восстание во многом способствовало активному вхождению — с помощью кнута и пряника — Урала и юго-восточной степи, а также их народов в царскую империю. Этап долгой борьбы самодержавия против независимых общностей окончательно завершился.

Екатерина хотела, чтобы имя Пугачева было навсегда забыто, для чего приказала его брату Дементию, не участвовавшему в восстании, изменить фамилию, но она была слишком умна, чтобы ограничиться только одними запретами. Заключив мир с Турцией, Польшей и Швецией, императрица приступила к внутренним реформам. Менее чем за год она разработала и в ноябре 1775 г. объявила о преобразовании провинциальных институтов.

Так называемая губернская реформа 1775 г. не была простой реакцией на недавние события. Все указывает на то, что императрица готовилась к ней давно. Уже в первое десятилетие царствования ею было увеличено жалованье чиновников, а Сенат разделен на шесть департаментов (4 в Санкт-Петербурге и 2 в Москве). Она планировала дальнейшие реформы, о чем свидетельствовала деятельность Уложенной комиссии 1767—1768 гг. и 18 подкомиссий — некоторые из них просуществовали до 1774 г., и только длительные и дорогостоящие внешнеполитические акции после 1768 г. приостановили эти процессы.

После подавления восстания и заключения мира с турками императрица вернулась к внутренним реформам с учетом уже имевшегося опыта преобразований и учета недавних событий. Многие провинциальные чиновники, часть которых прямо называла причиной восстания изъяны административной системы, также высказались за радикальное обновление правительственных институтов.

Основной целью проведения губернской реформы должно было стать улучшение системы управления и приближения власти к простому народу. Провинции были упразднены, а численность губерний возросла с 22 до почти полусотни. В итоге губернии стали более компактными. Теперь в них проживало от 600000 до 800000 жителей. Губернии делились на уезды по 60000—80000 человек. Администрация и суды была отчасти децентрализованы, а в низовых губернских институтах появились выборные дворянские органы.

Тем не менее, дворянство не стало самостоятельной политической силой, ибо губернская реформа привела к централизации верхушки провинциальной администрации и децентрализации ее низового уровня. Для управления 2—3 губерниями одновременно, а также для контроля над обширными окраинами, такими как, например, юг России, Екатерина назначила наместников или генерал-губернаторов. Будучи приближенными императрицы и подчинялись непосредственно ей, они являлись представителями центра в регионах, а не наоборот12.

Реформирование губерний растянулось на 20 с лишним лет. Дополненное реорганизацией полиции в 1782 г. и специальными уставами для дворян и городов в 1785 г., оно создало систему управления аграрной Россией, просуществовавшую вплоть до «Великих реформ» 1860-х гг., и даже позднее. По существу, создание новых институтов было консервативной реакцией на изъяны управления, проявившиеся во время восстания. Однако управленческий персонал этих институтов почти не изменился. Действенность власти повысилась не столько от реорганизации системы управления, сколько от увеличения ее финансирования на местах, роста численности государственных служащих и распространения образования среди провинциальных дворян. И все-таки губернская реформа достигла своей цели: восстание Пугачева стало последним массовым выступлением в дореформенной России. Конечно, волнения крестьян не прекратились, но угрожающие масштабы они приобрели только в 1905 г. и, особенно, в 1917 г.

Русский бунт, бессмысленный и беспощадный

Но если непосредственным итогом восстания стали консервативные реформы, то каковы же были его отдаленные последствия? Советские историки-марксисты, привыкшие оценивать исторический процесс с точки зрения социального прогресса, считают, что «крестьянская война 1773—1775 гг.» положительным образом повлияла на последующее общественное развитие России. Отказавшись от употребления термина «пугачевщина» как якобы реакционного «дворянско-буржуазного», они исследуют ее последствия. Советские авторы полагают, что это восстание дало массам благотворный урок революции, поэтому репрессии и ответные меры, последовавшие за ним, усилили ненависть народа к власти. Считается, что «классовая борьба», высшей формой которой при феодализме (то есть в доиндустриальную эпоху) является крестьянская война, не прекратилась, а лишь обрела новые формы.

Кроме того, советские историки утверждают, что масштабы и мощь этого восстания потрясли основы империи и вынудили правительство начать реформы, способствовавшие зарождению капиталистических отношений. По их мнению, страх перед новым восстанием в итоге вынудил царя Александра II в 1861 г. отменить крепостное право «сверху», не дожидаясь, пока новый Пугачев отменит его «снизу». Согласно такому «диалектическому» анализу, пугачевское восстание якобы является всецело «антифеодальным», а так как капитализм является следующим, более «высоким» этапом развития общества после феодализма, то пугачевский бунт следует считать прогрессивным и «объективно буржуазным», поскольку он расчищал путь капитализму.

Сторонники этого подхода изображают Пугачева как вдохновителя революционных демократов и либеральной интеллигенции от Александра Радищева (1749—1802) через декабристов (1825) до народников 1860-х и 1870-х гг. Таким образом, Пугачев и его сподвижники заняли почетную нишу в советском пантеоне революционных предшественников большевизма13.

Но даже среди советских историков нет единства в оценках пугачевского восстания, в частности, его прогрессивного характера. Некоторые исследователи, даже марксистских убеждений, утверждают, что данное восстание на самом деле было реакционным. При этом они указывают на то, что в своих воззваниях повстанцы выступали как идеологи примитивного аграрного прошлого, а не как пропагандисты прогресса14. Кроме того, восстание, вероятно, отсрочило падение крепостного права и проведение других либеральных социальных реформ, примирив взгляды властей и помещиков на крепостничество. Известно, как смущались царские чиновники, когда поднимались вопросы облегчения участи крепостных. Так, в период царствования Николая I (1825—1855) сменявшие друг друга секретные комитеты, изучавшие проблему крепостного права, приходили к выводу, что его отмена настолько трудна и опасна, что лучше этого не делать. Страх перед новым восстанием был настолько велик, что тормозил проведение других реформ, но имперскому правительству все же пришлось освободить крестьян: тяжелый кризис, вызванный поражением в Крымской войне (1853—1856 гг.) и явный экономический застой заставили это сделать. Опасаясь массовых волнений, власти не решились создать потенциально взрывоопасный сельский пролетариат и подчинили освобожденное крестьянство сельской общине. Вряд ли стоит считать такую форму освобождения крестьян прогрессом15.

Что касается идейного наследия Пугачева, то не следует принимать на веру советский перечень его последователей. Так, трудно сказать, был ли, к примеру, Радищев вдохновлен этим восстанием, хотя и являлся его современником. Как было установлено западными исследователями, на него большее влияние оказали идеи Просвещения. Знаменитое радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790) не призывает к крестьянскому восстанию, а скорее считает пугачевщину кошмаром, который можно избежать своевременными реформами16. Аналогичный вывод делали декабристы и многие либеральные русские мыслители XIX в. Даже упоминая имя Пугачева, они с ужасом отзывались о пугачевщине как о трагической вспышке народной стихии. Пушкин, современник и друг декабристов, писал в финале «Капитанской дочки»: «Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный»17.

Но у Пугачева были и наследники. Его имя и дела сохранялись в фольклоре, о нем шептались в семьях дворян, громко кричали грабители и разбойники18. Произведения Пушкина на эту тему, санкционированные самим Николаем I, получили широкую известность у читающей публики начиная с 1830-х гг. С 1840-х гг. радикальная интеллигенция рассматривала это восстание как свидетельство исконности русского радикализма. Радикалы типа Михаила Бакунина (1814—1876) считали восстание Пугачева доказательством того, что крестьянство может стать источником революции в России. Народники 1860-х и 1870-х гг., вдохновленные этими идеями, организовали что-то вроде «пугачевщины наоборот», идя в деревни поднимать крестьян на борьбу с царизмом19. Их наследники, социалисты-революционеры начала XX в., продолжали верить в революционный потенциал крестьянства. Это же мнение разделяли различные анархистские группы 1890-х гг. Нестор Махно, яркий представитель украинских крестьян-анархистов периода Гражданской войны в России, имел столько же прав на идейное наследие Пугачева, сколько последователи Ленина. То же можно сказать и об антисоветских крестьянских повстанцах Тамбовской губернии в 1920 г. и тех, кто поднял Кронштадтское восстание в 1921 г. Даже Мао Цзэдун, вероятно, может претендовать на часть целей Пугачева. Поэтому наследие Пугачева не может целиком принадлежать какой-то одной группе.

Примечания

1. Материалы для истории пугачевского бунта: бумаги, относящиеся к последнему периоду мятежа и поимке Пугачева. С. 132—139.

2. Пугачевщина. Т. III. С. 466—468; Андрущенко А.И. Крестьянская война 1773—1775 гг.: на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири. С. 326—337.

3. Неудачный, к сожалению, итало-американский кинофильм «Буря» (1958 г., реж. Альберто Латтуада. — Прим. пер.) с Ваном Хефлином в роли Пугачева, видимо, поставлен по знаменитой повести Пушкина «Капитанская дочка». Его создатели не смогли удержаться от фальсификации истории, изобразив Екатерину (актриса Вивека Линдфорс. — Прим. пер.) беседующей с Пугачевым в Санкт-Петербурге.

4. Документы следствия и суда см.: Следствие. № 7. С. 92—109; № 9. С. 137—149.

5. Annual Register. 5th ed. London, 1775. P. 155 (нами в основном воспроизводится несколько отличающийся от английского оригинала русский перевод: Чтения в обществе истории и древностей российских. М., 1860. Кн. II. Раздел V: Смесь. С. 81—82. Там же, на с. 79—81, опубликован по-французски оригинал из «Утрехтской газеты», № 18 за 3 марта 1775 г. — Прим. пер.).

6. Пушкин А.С. Указ. соч. Т. IX, ч. 1. С. 80.

7. Чулошников А. Казнь Пугачева и его сообщников 10 января 1775 г. // Русское прошлое. 1923. № 3.

8. Пушкин А.С. Указ. соч. Т. IX, ч. 1. С. 180—194; Светлов Л.Б. Судьба семьи Е.И. Пугачева // Вопросы истории. 1968. № 12.

9. Юдин П.Л. Суд и казнь Салаватки (к истории пугачевского бунта) // Исторический вестник. 1898. Август. Т. LXXIII. Показания Салавата на допросе см.: Пугачевщина. Т. II. С. 277—279. Имя мятежного башкира почитается в городе Салавате, основанном после второй мировой войны в 90 милях южнее Уфы. (Уже после выхода книги Дж. Александера в результате архивных изысканий стало известно, что Салават Юлаев умер в 1800 г., а Юлай Азналин между 1797 и 1800 гг. — Прим. пер.).

10. Павленко Н.И. Указ. соч. С. 474—480; Пугачевщина. Т. II. С. 268—270.

11. При Николае I (царствовал в 1825—1855 гг.) срок службы в армии был сокращен до 15 лет.

12. Лучшим советским исследованием губернской реформы 1775 г. является работа: Павлова-Сильванская М.П. Социальная сущность областной реформы Екатерины II // Абсолютизм в России (XVII—XVIII вв.). М., 1964. См. также: Клокман Ю.Р. Социально-экономическая история русского города: вторая половина XVIII века. М., 1967. С. 89—93, 122—126, 194—197.

13. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах: восстание Е.И. Пугачева. Т. II. Введение, гл. I; см. также: Шапиро А.Л. Об исторической роли крестьянских войн XVII—XVIII в. в России // История СССР. 1965. № 5 (англ. пер: Soviet Studies in History. 1966. Vol. V, no. 2). См. также: Alexander J.T. Recent Soviet Historiography on the Pugachev Revolt.

14. Alexeev N.N. Beitrage zur Geschichte des russischen Absolutismus im 18. Jahrhundert // Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. 1958. Bd. VI (особенно s. 59—62).

15. См.: Emmons T. The Russian Landed Gentry and the Peasant Emancipation of 1861. Oxford, 1968.

16. Lang D.M. The First Russian Radical: Alexander Radishchev, 1749—1802. London, 1959; McConnell A. A Russian Philosophe: Alexander Radishchev, 17491802. The Hague, 1964.

17. The Poems, Prose, and Plays of Alexander Pushkin / ed. Yarmolinsky A. New York, 1936. P. 741.

18. См.: Песни и сказания o Разине и Пугачеве. Л., 1935.

19. См.: Venturi F. Roots of Revolution: A History of the Populist and Socialist Movements in Nineteenth Century Russia / trans. Haskell F. New York, 1960; Avrich P. The Russian Anarchists. Princeton, 1967 (рус. пер.: Эврич П. Русские анархисты: 1905—1917. М., 2006. — Прим. пер.). См. также: Avrich P. Russian Rebels, 1600—1800. New York, 1972. Ch. V; Pascal P. La revolte de Pougatchev. Paris, 1971. P. 223—260 (рус. пер.: Паскаль П. Пугачевский бунт / пер. с франц. Уфа, 2010. С. 161—174. — Прим. пер.).