Предисловие

Памяти Освальда П. Бакуса III (1921—1972)¹

Пугачевский бунт характеризовался грандиозным всплеском насилия, длившегося больше года и затронувшего сотни тысяч человек на нескольких тысячах квадратных миль. В Европе XVIII столетия пугачевщина до 1789 г. была самым длительным, самым масштабным и самым разрушительным выступлением против основ Старого порядка. Это обстоятельство ставит пугачевский бунт в один ряд с революциями, охватившими Европу и Америку в последние десятилетия XVIII в. В 1767 г. Екатерина II с гордостью провозгласила Россию европейским государством. Грандиозное восстание, потрясшее ее трон шесть лет спустя, по-своему подтвердило правоту этого утверждения императрицы. Россия действительно вошла в эпоху революционных выступлений нового времени.

На первый взгляд Пугачев выглядит белой вороной в ряду благородных вождей «века демократических революций» в других странах. Он больше похож на разбойника, чем на Вашингтона, Джефферсона, Берка, Вольтера или Иосифа II. В то время как пресса Западной Европы и Северной Америки считала русского повстанца дворянином, Екатерина II откровенно насмехалась над «маркизом де Пугачевым». Сравнение бунта на восточных окраинах западной цивилизации с началом другого народного выступления на противоположной части европейского мира — Американской революции — может показаться бессмысленным. Их движущие силы, состав, организация, руководство, программа, продолжительность и итоги абсолютно несопоставимы. Но Американская революция и восстание Пугачева обладают удивительным сходством: оба эти движения нанесли мощные удары по Старому режиму с его представлениями об общественном устройстве, основанном на привилегиях дворян. Хотя Пугачев потерпел поражение, он с удивительной силой обнажил ограниченность и изъяны «просвещенной» общественной программы Екатерины Великой.

Крестьянское восстание в России в 1773—1775 гг. позволяет понять европейскую историю XVIII в. Оно должно напоминать нам, что XVIII столетие не было эпохой благоденствия, как обычно принято считать. И если состояние Западной Европы до 1789 г. характеризуется определенной стабильностью, то в Восточной Европе и России все было иначе. Там восстания и гражданские войны, осады и бойни, дворцовые перевороты и убийства постоянно перемежали Век Разума смертью и террором.

Особенно склонным к массовым волнениям в верхах и низах общества был новоявленный гигант Европы — Российская империя. Но несмотря на все потрясения русский монстр пережил их и расцвел еще лучше. В XVIII в. Российская империя победоносно шествовала на запад и юг — в Прибалтику, Белоруссию и Литву, юго-западную Украину, Северное Причерноморье и Северный Кавказ. Вслед за государством на юго-восток шли русские колонисты, чтобы добывать полезные ископаемые на Урале и обрабатывать черноземы Заволжья и юго-западной Сибири. Люди тянулись в степь к опасным кочевым племенам и соблазнительной торговле с Центральной Азией. Русская экспансия встретила сопротивление на севере, западе и юге — со стороны Швеции, Польши и Литвы, Турции и их союзников, а на юго-востоке ей препятствовали крымские татары, башкиры, калмыки и казахи, а также казаки на Днепре, Дону, Волге и Яике (Урале). Сопротивляясь русской агрессии, эти степные государства выступили катализатором регионального восстания, вспыхнувшего на юго-восточной окраине России и потрясшего всю самодержавную империю Екатерины Великой.

Анализ восстания Пугачева заставляет обратить внимание на основные проблемы новой истории России. Абсолютизм и крепостное право, унитаризм и независимость, экспансия и отношения с нерусскими народами, экономическое развитие и социальные изменения, реформы, противостояние и восстание — все это отразилось в бурных событиях 1773—1775 гг. В более широком смысле движение, возглавлявшееся Пугачевым (вопрос о том, руководил ли он им на самом деле или нет, будет рассмотрен ниже), освещает события в тогдашней России снизу, как бы с точки зрения народных масс. Следовательно, изучение этого восстания может уточнить или дополнить привычную трактовку правления Екатерины Великой (1762—1796), проблему, которая, как правило, сосредотачивается на рассмотрении военных, дипломатических и придворных сюжетов. Но поскольку императрица управляла огромной евразийской империей, в которой к 1770-м гг. проживало примерно 25 млн человек различных рас, этнического происхождения, языков, религий и социального статуса, то исследование этого грандиозного восстания — крупнейшего в императорской России до начала XX в. — должно способствовать пониманию главных политических, социальных и экономических тенденций того времени, влиявших на всю империю.

Конечно, не следует оценивать все события в России XVIII в. лишь через призму современных общественных конфликтов, всеобъемлющей и всесильной «классовой борьбы», как это любят делать советские историки. Но каким бы ни было значение восстания Пугачева, его причины, ход и последствия нельзя игнорировать, отвергать или недооценивать.

В большинстве работ по европейской или русской истории упоминается восстание, связанное с именем Пугачева. Но несмотря на большой массив опубликованных документов и наличие огромной литературы по этому вопросу в России, на английском языке пока еще нет специального исследования по этой теме. Настоящая книга основана на архивных и опубликованных источниках, а также монографических работах и ставит целью дать краткий обзор истории восстания. Наряду с изложением военных действий я вкратце анализирую политические, социально-экономические, организационные и идеологические аспекты этого движения. Поскольку эти вопросы в какой-то степени уже затрагивались мною в монографии «Autocratic Politics in a National Crisis: The Imperial Russian Government and Pugachev's Revolt» (Bloomington, Ind., 1969), теперь я сосредоточусь на самом восстании, а о правительственной реакции на него ограничусь лишь краткими замечаниями. Поэтому, а также вследствие того, что эта книга адресована широкой аудитории, она не предполагает наличие у читателя хорошего знания истории России и основана на минимальном цитировании документальных источников. Специалисты вряд ли почерпнут из нее что-то новое, но я надеюсь, что они обратят внимание на некоторые интересные нюансы и смогут использовать ее в качестве новейшей выверенной англоязычной сводки по теме.

Всякий, кто берется за изучение восстания Пугачева, сталкивается с трудностями источниковедческого свойства. Сам Пугачев и большинство его сподвижников были людьми неграмотными и, соответственно, почти не оставили после себя каких-либо письменных документов. В частности, нам мало что известно о семье Пугачева и о его молодости.

Несмотря на большой массив имеющегося материала, он весьма сложен для анализа. Пугачев во время четырехмесячного нахождения под стражей перед казнью трижды подвергался сначала подробному (иногда с применением пыток), а затем перекрестному допросам с целью выявить подробности его деяний, а также проходил очные ставки с многочисленными сподвижниками и другими свидетелями; многие его соратники также были допрошены. Значительная часть этих материалов опубликована.

Однако, несмотря на информативность этих свидетельств, они весьма противоречивы. Пугачев не раз менял свои показания. Исследователи полагают, что правдивыми являются сведения, полученные от него в финале следствия, ибо самозванец, физически и морально сломленный длительными допросами, уличенный следователями в противоречивости своих показаний и смирившийся со своей судьбой, в конце концов якобы во всем признался. Такая точка зрения не лишена здравого смысла, но она не позволяет понять, например, взаимоотношения Пугачева со староверами. Следствию не удалось выявить их связи, но ведь Пугачев, как мы увидим, получал помощь от староверов подозрительно регулярно!

Поскольку следствие стремилось доказать «преступления» и «преступные замыслы» самозванца и его соратников, последние, естественно, старались скрыть свои деяния, перекладывая их на других. Кроме того, следователи, выполняя волю монарха, старались побыстрее завершить это дело.

Поэтому историку восстания проще исследовать саму пугачевщину, чем роль Пугачева в ней; в личности самозванца много неясного, а некоторые эпизоды его жизненного пути вообще покрыты мраком: биографии народных героев как правило окружены ореолом тайны.

* * *

Все даты приводятся мною по юлианскому «старому стилю», использовавшемуся в России в 1700—1918 гг.: в XVIII в. он на 11 дней отставал от григорианского календаря.

Мне бы хотелось поблагодарить своих коллег за чтение этой рукописи и многочисленные предложения по ее совершенствованию. Я нахожусь в очень большом долгу перед профессорами Освальдом П. Бакусом, Джоном У. Дардессом, Клиффордом С. Гриффином, Рагнхильдом М. Хаттоном, Сергеем В. Утехиным, Чарльзом К. Уорнером и Теодором А. Уилсоном, но особенно перед моим отцом Эдвардом П. Александером. Работа над книгой спонсировалась Главным научно-исследовательским фондом (General Research Fund) Канзасского университета. Естественно, что ответственность за все изложенное ниже лежит исключительно на мне.

Джон Т. Александер,
г. Лоренс, шт. Канзас

Примечания

1. Американский исследователь истории России. — Прим. пер.