Подобно другим революциям нового времени, восстание Пугачева не было случайностью. Мятеж, сделавший известным имя до этого никому неведомого казака, был вызван длительным недовольством населения. Всякий раз, когда вспыхивало восстание, столетиями накапливавшаяся в народе ненависть выплескивалась наружу.
Казачьи колонисты, возглавившие этот бунт, были особым явлением в России XVIII в. Их восстание, наряду с другими крупными социальными потрясениями того времени, привело к конфликту основ социальной организации. Казачество возникло как ответ на усиление в Московской Руси системы централизованного абсолютизма, основанного на принудительном подчинении всех социальных элементов государству. Если для элиты государственная служба означала выполнение военных или административных функций, то для основной массы населения она была крепостным правом: прикрепление к земле вскоре превратилось в личное закрепощение, мало чем отличавшееся от рабства. К середине XVII в. крепостное право юридически оформилось на всей территории Московии и сохранялось вплоть до 1861 г. Пока же Московия значительно расширила свою территорию, став евразийской империей и крупной европейской державой. «Государство пухло, а народ хирел», — писал В.О. Ключевский1.
И хотя абсолютизм и крепостничество в итоге в России все же победили, этот процесс шел нелегко и встречал сопротивление. Одной из наиболее распространенных форм протеста было бегство людей на окраины страны, туда, где власть была слабой или отсутствовала вовсе.
Исход людей из Русского государства не прекращался никогда, но в периоды кризиса он превращался в настоящую лавину. Побеги были вызваны тремя причинами: непрерывными войнами и вызванными ими лишениями, постоянными стихийными бедствиями, такими как, например, голод и чума, и постепенным закрепощением крестьянства. Миграция населения достигла огромных масштабов в период правления Ивана Грозного (1547—1584), когда Московию ослабили поражения на внешнеполитической арене и внутренний террор. Сократившись в 1580-е гг. из-за введения так называемых «заповедных лет», временно запретивших крестьянам уходить от господина по своей воле, массовое бегство возобновилось на рубеже столетий и усилилось в «Смутное время» (1598—1618), когда страну охватили голод, эпидемии, кризис власти, гражданская война и иностранная интервенция2.
В тяжелые годы царствования царя Алексея (1645—1676) и при жестоком правлении Петра Великого (1689—1725) появилась четвертая причина для побегов. К серьезным внешним и внутренним проблемам прибавился идеологический кризис, разрушивший религиозное единство Московской Руси и расколовший ранее единую Русскую православную церковь. Будучи ослабленной, она легко попала под пяту государства. Позднее религиозное инакомыслие и связанный с ним социальный протест стали рассматриваться государством как политические преступления, заслуживающие сурового наказания, вплоть до смертной казни. В итоге тысячи фанатичных раскольников из социальных низов уходили на окраины страны или за границу от преследований. Они придали побегам новый, идеологический, аспект, по существу усилив их антигосударственный смысл. Как заметил Александр Гершенхрон, «старые обряды вполне естественно связывались в народном сознании с глубоко укоренившейся памятью о древних свободах. Что касается крепостных крестьян, то они не обязательно могли быть «староверами»»3. Почти сразу раскольники разделились на многочисленные группы, но все они были так или иначе враждебны официальной церкви.
Как ни парадоксально, пятой причиной бегства людей на окраины была инициированная государством колонизация недавно присоединенных земель. В ходе расширения границ России центральная власть первоначально исходила из интересов национальной безопасности и экономической выгоды, и потому старалась вернуть беглое население и вновь заставить его работать на государство и платить налоги. Так что процесс русской экспансии напоминал гигантскую облаву: на розыск беглых власти послали своих чиновников. На Западе русской экспансии препятствовали такие мощные в военном отношении, религиозно чуждые и сравнительно плотно заселенные государства, как Швеция и Польша-Литва, поэтому главным направлением побегов стал юго-восток. Русская юго-восточная окраина, первоначально являясь границей недавно присоединенных территорий и не имевшая сплоченного и хорошо организованного сопротивления со стороны туземцев, постепенно стала распространять русскую колонизацию и политический контроль на степных кочевников4.
Казачье управление
Эволюция казачьих обществ в приграничных регионах является иллюстрацией двух процессов — побегов и колонизации. Казаки возникли в конце XV в. в условиях постепенного распада Золотой Орды — западной окраины подвластной монголам Евразии5. Являясь тогда шайками беглецов из Московии и Польско-Литовской Украины, они походили на степные тюркские орды: казак/козак — «светлый всадник» (тюрк.). Хотя этнический состав казаков был сложным, в нем преобладали славянские элементы.
К середине XVI в. в безлюдных местах возникли казачьи «войска»: на востоке по р. Яик (переименованной в 1775 г. в Урал), а на западе — в низовьях Днепра. Поскольку средства к существованию казаки добывали грабежом, они нападали на соседних кочевников и оседлые поселения в степи. Казаки представляли собой смесь конных разбойников и морских пиратов. Опытные десантники, они совершали набеги на далекий персидский Прикаспий и турецкие города Причерноморья6.
Государства, граничившие со степью — Московия и особенно Польша-Литва — с одной стороны пытались оградить себя от набегов казаков и препятствовали им укрывать беглых, а с другой старались договориться с ними против общих врагов и заставить их защищать границу от степных кочевников. В 1550-е гг. Московия вклинилась в степь, покорив татарские Казанское и Астраханское ханства и тем самым получив контроль над всем Поволжьем. Таким образом, казаки и другие степные государства столкнулись с опасным соседом. Теперь они могли либо частично признать власть России, либо оказать сопротивление русской экспансии, либо уйти в другие места. В результате осуществления последнего варианта возникли яицкие казаки.
В конце XVI в. казаки Нижнего Поволжья переселились в степь между поворотом Волги на Самару и низовьями Яика, который течет из Уральских гор на юго-запад в Каспийское море. После разорения Сарайчика — столицы Ногайской орды7 вблизи яицкого устья — казаки стали продвигаться вверх и остановились на повороте Яика к Каспийскому морю. Здесь, на границе Европы и Азии, казаки около 1600 г. основали Яицкий городок (Яицк).
Зе́мли вокруг Яицкого городка (ныне Уральск) напоминали равнинное и почти безлесное Нижнее Подонье, а Яик, подобно Дону, являлся основой экономики региона. По его водам плыли суда, он позволял в какой-то мере заниматься земледелием и изобиловал рыбой. Выше Яицкого городка ширина реки достигает 600 футов, а глубина — до 36 футов; ниже городка она становится шире и глубже. Как и все бурные степные реки, Яик часто меняет течение, так что на протяжении своих почти 1600 миль он образовал широкую долину, часто с высоким берегом (яр) на левой стороне и с лугами на правой. В верхнем и среднем течении в него впадают многочисленные притоки. Ниже Яицкого городка, из-за сухости климата и понижения степи притоков почти нет. Покрываясь льдом на 4—5 месяцев, весной Яик в дельте у Гурьева иной раз разливается на 70 миль.
Климат этого региона, находящегося на одной широте с югом Лабрадора, носит резко континентальный и изменчивый характер. Долгие морозные зимы со снежными буранами и пронизывающими ветрами сменяются здесь коротким засушливым летом с пыльными бурями. Веками основой здешней экономики были охота, рыболовство и кочевое скотоводство — в основном, разведение крупного рогатого скота, овец и лошадей8.
В начале XVI в. яицкие казаки признали власть царя Московии в обмен на свою автономию. Благодаря удаленности Московии царь являлся лишь номинальным правителем этих земель. Примитивная демократия и общественный эгалитаризм казачества резко контрастировали с самодержавием и крепостничеством Московии. Поэтому эти земли так притягивали угнетенных московитов9.
Невзирая на запреты властей, яицкие казаки продолжали укрывать у себя беглых, в большинстве своем староверов. Попытки колонизации правительством этого региона наталкивались на сопротивление местного населения. Казаки отчаянно сопротивлялись строительству Гурьева городка на Яике. После того, как в 1640 г. его построили, они часто нападали на него и в 1661 г. сожгли все его деревянные строения. Позднее они неоднократно захватывали отстроенный уже из камня Гурьев, но не могли долго удержать его10. Кроме того, яицкие казаки вместе с донскими участвовали в 1630 г. в войне с Персией, а в 1669—1671 гг. — в крупном восстании под предводительством донского казака Степана (Стеньки) Разина.
Чтобы ограничить поток беглых из Московии, царское правительство усилило свой контроль над этими землями. С одной стороны, оно формировало из казаков отдельные армейские части и старалось превратить их в пограничников, выделяя им артиллерию, порох, свинец и хлеб, а с другой запрещало казакам укрывать беглых и пыталось провести для этого перепись здешнего населения. Естественно, царские власти, как правило, поддерживали избранных казаками лидеров — атамана и старшину (совет старейшин), и договаривались с ними. Поэтому русскому правительству удавалось успешно обходить казачьи демократические процедуры и иметь своих сторонников, которые, как правило, поддерживали постепенное подчинение казаков царю.
Но слишком откровенное вмешательство властей во внутренние дела казаков вызывало отпор. Казацкие «вторжения» в Московию играли заметную роль в событиях «Смуты» начала XVII в. И при царе Алексее в 1660-е гг., и при его сыне Петре I пятьюдесятью годами позже царское правительство активно забирало в армию беглецов, нашедших убежище у казаков. Это приводило к восстаниям: Разинщине в 1669—1671 гг., когда восставшим удалось на время подчинить Поволжье от Астрахани до Симбирска (современный Ульяновск), и более локальному Булавинскому бунту, бушевавшему на нижнем Дону в 1707—1708 гг. Под предлогом того, что гетман Мазепа поддержал Карла XII Шведского, Петр I в 1709 г. уничтожил ставку казаков на нижнем Днепре. И хотя часть запорожцев нашла прибежище у турецкой границы, они так и не смогли оправиться от этого удара11.
Этот демарш царских властей привел в 1718—1724 гг. к кризису и среди яицких казаков, хотя их численность была меньшей, чем на Дону или Днепре. Однако Петру I легко удалось добиться их повиновения: в 1721 г. Коллегия иностранных дел передала яицких казаков Военной коллегии (министерству обороны). В глазах царского правительства они из внешнего образования, с которым приходилось вести переговоры, превратились в одно из его внутренних подразделений. Через два года Военная коллегия провела перепись казаков, чтобы выявить в их рядах беглых12.
Царское правительство продолжало усиливать политическое давление на казаков и другие степные государства, постепенно интегрируя их в состав России. С донскими казаками это произошло к 1700 г. С этой же целью военные оборонительные «линии» постепенно продвигались от Камы на юго-восток, а Нижнее Поволжье было включено в состав Астраханской губернии13. Решительный шаг в этом направлении был сделан в 1730-е гг., когда так называемой Оренбургской экспедиции было поручено обеспечить защиту бассейна верхнего и среднего Яика. В результате этого инициированного правительством рискованного предприятия в 1735 г. был основан первый Оренбург на юго-восточной излучине Яика, где он сливается с р. Орь — отсюда и название города. Однако это место оказалось неудачным и город еще дважды переносили, пока, наконец, в 1743 г. он окончательно обосновался на слиянии Яика и Самары. За десять лет Оренбург превратился в крупный населенный пункт, административный центр региона и главную торговую точку русской торговли со степняками и купцами из Центральной Азии. Новая крепость с ее гарнизоном регулярных солдат и служилых казаков, множеством купцов, ремесленников и военным губернатором символизировала закрытие границы на Яике14.
Следствием этого стало окружение яицких казаков правительственными заставами. Оренбургская линия — кордон из приблизительно 23 крепостей и 36 форпостов, расположенных через 15—20 миль по среднему и верхнему течению Яика и далее в Сибирь, выполняла двойную функцию: с одной стороны, защищала государственную границу от набегов казахов, а с другой — изолировала от них непокорные башкирские племена, имевшие с казахами сходство в плане языка и мусульманской религии. В сочетании с Самарской линией, простиравшейся на юго-восток от Самары на Волге до Татищевой крепости Оренбургской линии на Яике (ниже Оренбурга), новая военная граница отделила Урал и центральную Россию от яицких казаков и степных кочевников.
Будучи теперь защищенной сетью крепостей, колонизация региона ускорилась. Здешнее население выросло с 108000 «душ мужского пола» (переписчики учитывали только мужчин, поскольку именно последние платили налоги) в 1719 г. до 140000 в 1744 г., когда была образована Оренбургская губерния. В последующие двадцать лет было учтено 236000 мужчин, следовательно, в 1760-е гг. общая численность населения, вместе с женщинами должна была превышать 500000 человек15.
Сама колонизация принимала разнообразные формы: государство переселяло на новые земли служилых людей, раздавало имения помещикам, дворянским и недворянским заводчикам, монастырям и церкви. Играла свою роль и частная инициатива: дворяне, подобно знаменитому деду Сергея Аксакова, переселялись со своими семьями и крепостными на изобильные и плодородные новые земли к востоку от Волги16. При содействии правительства или без него, обгоняя экспансию России либо следуя за ней, здесь неожиданно появилось множество беглых. В 1740 г. проведенная властями ревизия 14 местных крепостей выявила наличие в них 2065 «настоящих казаков» на государственной службе, а также их родни — 1567 мужчин и 2343 женщин. Ревизия также показала, что половина казаков прибыла сюда из Поволжья, а пятая часть — из центральной России. Во многом этот поток был продолжением русского движения на восток, начавшегося в XVI в.
Анализ социального состава иммигрантов показывает, что колонизаторами оренбургско-яицкой границы были в основном (47%) бывшие дворцовые крестьяне, жившие на государственных землях, а свыше 15% — крестьяне духовных учреждений. Лишь 7,6% составляли помещичьи крепостные — контроль над ними был более строгим; в отличие от них государственные и церковные крестьяне, также испытывавшие тяжелый гнет, были все же меньше опутаны повинностями и обладали большей свободой передвижения. Подушная подать, рекрутчина и религиозное преследование были основными причинами побегов. Очевидно, что у свободных крестьян, составлявших более 40% населения, было больше возможностей для этого.
17,4% переселенцев были казаками из других мест, 6,4% — бывшими жителями солдатских слобод, ямщиками или крещеными инородцами, 4,2% — некрещеными инородцами17. И хотя раскольники этой ревизией не учитывались, можно с уверенностью полагать, что они составляли значительную часть беглых18.
Социальный состав населения молодой Оренбургской губернии не отличался от структуры населения Российской империи, но имел две важные особенности: здесь было мало дворян и, соответственно, помещичьих крепостных. Когда оренбургское дворянство собралось в мае 1767 г. для выборов депутата в Уложенную комиссию, наказ ему подписали только 14 человек. Семеро из них были отставными военными, четверо — действующими офицерами, а трое — чиновниками. Спустя 15 лет 910 дворян, проживавших в Оренбургской губернии, составляли всего 0,3% ее населения, а их крепостные — менее 13%. Оренбург не являлся ни местом отдыха, ни культурным центром19.
В 1748 г. яицкие казаки по инициативе правительства были реорганизованы. Ставшие отныне Яицким Войском, они теперь делились на 7 полков по 508 человек в каждом и управлялись Военной коллегией, которая получила право назначать атамана и провела новую ревизию казаков. Чтобы укомплектовать личным составом Оренбургскую линию, правительство создало в Оренбурге казачьи полки. Одновременно яицким казакам предписывалось построить и обеспечить людьми оборонительную линию по Яику — от Илецкой крепости южнее Оренбурга до Гурьева, что составляло 375 миль. За это Военная коллегия платила им 4100 руб. в год, выдавала 2500 фунтов пороха, соразмерное количество свинца, 9458 бушелей зерна и 325 галлонов водки. Но одновременно правительство ужесточило контроль за казаками: в 1759 г. им было запрещено переходить Яик, то есть государственную границу20. Независимость казаков уходила в прошлое и вхождение их земель в состав России было делом времени.
Рыбная ловля и доходы
Наряду с русской колонизацией и усилением государственного контроля над регионом, соседствующим с аморфной территорией Яицкого Войска, глубокие изменения произошли и в социально-экономической структуре казачества. Из равноправной и независимой общины, жившей войной и грабежом, оно превратилось в разделенных на социальные группы пограничных торговцев, которых пусть и слабо, но контролировало русское правительство. К середине XVIII в. население низовьев Яика составляло порядка 30000 человек, а в самом Яицком городке проживало около 15000, причем из них только 4200 мужчин состояли на службе, а остальные были женщинами и детьми (чтобы отсрочить службу, родители часто занижали возраст сыновей), различными «татарами», купцами, ремесленниками и беглыми, жившими там незаконно и работавшими по найму21.
Казачья столица была расположена примерно в 180 милях ниже Оренбурга на правом берегу Яика, вклиниваясь между старицей реки и ее притоком — речушкой Чаган. В Яицком городке имелось примерно 4000 домов. Кроме здания канцелярии (администрации) там было много лавок на узких, извилистых улочках, две недостроенные каменные церкви, деревянная церковь и две часовни (школ и больницы не было). Церковные здания почти не использовались: один путешественник в 1769 г. отмечал, что казаки, «будучи староверцы по большей части, молятся дома». Окружность города составляла примерно шесть миль, он был защищен глинобитным забором и плетнем. С севера, между Яиком и Чаганом, был устроен ров и бруствер с пушками. Из-за крутых речных берегов необходимости в искусственных фортификациях с остальных трех сторон не было. Земля вокруг города была высокой и ровной, и лишь на западе имелись овраги22.
Наряду с несением службы в крепостях, рыболовство составляло основу яицкой экономики, дополняясь заготовкой соли, охотой, скотоводством, огородничеством, ремеслом и торговлей. В 1752 г. казакам было предоставлено монопольное право на лов рыбы и заготовку соли на Яике, за что они ежегодно платили империи 10409 руб. Столь огромная сумма свидетельствует, что казачья экономика процветала.
Это было вызвано, прежде всего, сложно организованной системой яицкого рыболовства. Казаки трижды в год выходили в низовья реки на ловлю рыбы — зимой (январь—март), весной (апрель—июнь) и осенью (октябрь—ноябрь). Эпизодические мероприятия, проводившиеся в декабре, проходили на мелких речках и степных озерах. Перед началом лова каждый настоящий казак, то есть человек, проживавший в Яицком городке, состоявший на службе и внесший плату в казну, мог приобрести патент (ярлык) у местных властей на право участвовать в багрении. Простые казаки получали по одному ярлыку на человека, атаман — по четыре, главнейшие старшины (например, бывшие атаманы) — по три, остальные старшины и секретари — по два. Кроме того, жены старшин и чиновники канцелярии, два писца, и местное духовенство имели право на один ярлык. Ярлыки были предметом торга: женщины, священники, старики или увечные казаки часто продавали их незарегистрированным или несовершеннолетним казакам.
Зимнее багрение было самым крупным и приносило наибольший доход, поскольку в этот период огромные стаи рыб шли из Каспия на зимовку в Яик. Выше Яицкого городка путь рыбе преграждала плотина, с помощью которой добывался огромный улов. Знаменитая яикская «красная» рыба, преимущественно осетр и белуга, иногда достигала огромных размеров — более 10 футов длиной и 900 фунтов весом. Приемы рыбной ловли менялись в зависимости от сезона и разновидности рыбы. Зимой ее ловили в прорубях длинными шестами с железными крючьями на конце — так называемыми баграми. Весной и осенью использовали лодки и сети. Зимняя ловля, разрешавшаяся всем, не была столь строго организована, поскольку добытый в ходе нее улов доставался самим рыбакам, а не шел на продажу.
Рыбный промысел был жестко регламентирован. Ловля начиналась в определенное время, объявлявшееся заранее, и на выделенных каждому участках реки. Рыбаки, объединенные в артели, тщательно готовились к предстоящему промыслу. Для приобретения необходимого снаряжения — саней, лодок, сетей, канатов, шестов, крючков, бочек для рыбы и соли требовались немалые средства. А ведь нужно было еще запастись на время промысла продуктами питания и обзавестись огнестрельным оружием для защиты от казахов. Поэтому многие казаки брали деньги в счет будущего улова. Разумеется, атаману, старшинам и другим богатым казакам в этом плане было проще, они не испытывали проблем с экипировкой, могли нанять вместо себя людей, продавали добытую рыбу без посредников, выжидая, когда цена на нее повысится. Кроме того, они вели бухгалтерию Яицкого Войска, поскольку большинство казаков были неграмотными23.
Эти экономические факторы, вкупе с поддерживаемым правительством правовым иммунитетом правящей старшины, привели к появлению в начале XVIII в. привилегированной казачьей элиты. Состоящая из атамана и старшины (что-то вроде совета из примерно 20 человек), их родственников и друзей, эта клика распоряжалась всей хозяйственной и политической жизнью яицкого общества.
Напротив, простой казак был небогат, но независим. С рождения он был воином, умел скакать на лошади, одинаково легко владел ружьем, луком, копьем и мечом. К тому же он был взращен на традициях самоуправления посредством «круга» — собрания всех взрослых мужчин, принимавшего основополагающие политические решения. Когда казачья элита при поддержке России попыталась усилить свое экономическое влияние, упразднив традиционные институты, такие, как «круг», это привело к расколу Яицкого Войска на две враждебные группировки.
Сторонники атамана и старшин получили название «послушных». Их противников стали именовать «Войском» или «непослушными». Однако иногда «непослушные» казаки, дабы получить какую-то должность и привилегии, переходили на сторону элиты.
Подача челобитных
По иронии судьбы противостояние двух группировок переросло в открытый конфликт из-за мелкой ссоры в рядах казачьей элиты24. В 1761 г. атаман Сакмарского городка Иван Логинов с целью получения выгоды от рыбного промысла и добычи соли решил вернуться в Яицкий городок. Тамошний атаман Андрей Бородин, сославшись на то, что его коллега не столь знатен, чтобы принадлежать к старшине, отказался удовлетворить его просьбу. Логинов же напомнил, что является сыном старшины, и знатнее Бородина, который был неказацкого происхождения и не избран казаками, а назначен Военной коллегией в чине подполковника русской армии. К тому же Бородин не пользовался уважением простых казаков: он удерживал их жалованье, занимался поборами с населения за право ловить рыбу и добывать соль и не отчитывался о бюджете Войска.
Логинов, назвавшись членом старшины и канцелярии, отправился в Санкт-Петербург, в Военную коллегию, чтобы рассказать там о злоупотреблениях Бородина. Но когда после его возвращения в Яицкий городок Бородин и старшина опять не захотели иметь с ним дело, он обратился к казакам. Логинов убедил их после весеннего промысла не платить таможенную пошлину на улов до тех пор, пока атаман Бородин не отчитается за финансы. Бородин же выставил Логинова возмутителем спокойствия и обвинил казаков в бунте. Напряженность внутри Яицкого Войска обострилась. Каждая из сторон представила Санкт-Петербургу свою версию этих событий.
В 1762 г., в самом начале царствования Екатерины II, на Яик прибыла правительственная комиссия для расследования сложившейся ситуации. Опасаясь, что принятие мер против элиты может привести к еще большим неприятностям и желая сохранить и усилить контроль над казаками, комиссия, подкупленная старшиной, выступила на ее стороне. Поэтому за финансовые нарушения, выявленные в ходе проверки, никого не наказали. Атаман Бородин был отстранен от должности, но остался на свободе, а Логинова и его сторонников арестовали. Главного бунтовщика сослали в Тобольск (Западная Сибирь), а 40 «непослушных» казаков были биты палками и отправлены служить в далекий Гурьев. Власти также попытались назначить преемником Бородина выходца из старшины.
В 1767 г. из Оренбурга в Яицкий городок для восстановления порядка прибыл генерал Черепов. Под присмотром солдат «кругу» было предложено выбрать из числа старшин атамана. Когда казаки отказались это сделать, солдаты открыли по ним огонь. Казаки бросились наземь, но вторым залпом трое из них было убито и шестеро ранено. Затем, чтобы заставить людей признать свою «вину» и поклясться, что они больше не будут бунтовать, Черепов вынудил их провести зимнюю ночь на улице. На следующий день они дали письменную клятву. Тем не менее, генерал попросил оренбургского губернатора срочно прислать подкрепление. Было ли оно отправлено, неизвестно, но по Яицкому городку поползли слухи, что солдаты, потеряв от жестоких морозов 334 человека, повернули обратно. Так или иначе, вскоре на смену Черепову прибыла новая комиссия. То, что генерал применил силу, означало, что противостояние будет продолжаться.
Тем временем казаки послали в Военную коллегию делегацию во главе с Петром Герасимовым, чтобы пожаловаться на действия Черепова. Ее глава, граф Захар Чернышев, отказав в удовлетворении жалобы, приказал Герасимову и сопровождавшим его лицам вернуться на Яик и прекратить смуту. Но казаки сумели вручить свою жалобу самой императрице. Екатерина поручила провести расследование. Она отправила в Яицкий городок гвардии капитана Чебышева, чтобы тот временно возглавил Яицкое войско до избрания атамана. Чебышеву также было поручено отстранить и оштрафовать старшин, виновных в растрате денежных средств. В секретной инструкции императрица обязала Чебышева найти зачинщиков беспорядков и под каким-нибудь предлогом арестовать их. Чебышев и Герасимов сотоварищи прибыли в Яицкий городок в августе 1767 г.
В отличие от предшественников, Чебышев приобрел уважение казаков, поскольку признал старшин виновными в финансовых злоупотреблениях и предложил уменьшить налоговое бремя. Ему удалось добиться мира и выбрать новым атаманом Петра Тамбовцева.
Однако Тамбовцев вскоре перешел на сторону старшины. Он не стал штрафовать виновных старшин, оставил их на своих должностях, отказался платить жалованье казакам и отчитываться по бюджету. Короче говоря, ничего не изменилось.
На обострение напряженности повлиял и внешний фактор. Попытки правительства отправить казаков на русско-турецкую войну, начавшуюся осенью 1768 г., спровоцировали новый кризис. В 1769 г. казаков возмутило, что власти прислали им вместо пороха и свинца готовые заряды в бумажных патронах, которые не годились к их мушкетам. Казаки усмотрели в этом попытку ввести у них солдатские фузеи, а, следовательно, приравнять их к регулярной армии. Казаки хотели нести военную службу по-своему. Напротив, регулярная армия состояла из офицеров-дворян, которые после 1762 г. шли служить добровольно, и бывших государственных крестьян или помещичьих крепостных. Иными словами, армия была слепком с тогдашнего общества. Для солдата срок службы составлял 25 лет, что, учитывая тогдашнюю продолжительность жизни и более высокую смертность в армии, означало всю жизнь. Регулярная армия с ее подчинением и крепостным правом для свободных и гордых казаков была проклятием.
Когда в том же году Военная коллегия приказала казакам отправиться на службу в Кизляр, стратегически важную крепость на Кавказе, «непослушные» отказались сделать это. Они напомнили, что не являются солдатами, и что казаки, служившие в Кизляре, не призывались туда, а нанимались. Когда Тамбовцев насильственно все же отправил на службу требуемое число людей, они по дороге сбежали.
Последний удар пришелся на 1770 г., когда Военная коллегия приказала казакам предоставить людей для недавно сформированного Московского легиона. Привыкшие служить в самостоятельных иррегулярных командах, казаки решительно отказались выполнять это предписание, тем более что они должны были предоставить 334 человека — ровно столько, сколько вроде бы погибло от мороза по пути из Яицкого городка до Оренбурга тремя годами ранее. Все, и в том числе атаман Тамбовцев со старшинами, выступили против этого, особенно из-за того, что солдат должны были побрить, а это противоречило обычаям староверов. Печаль по этому поводу отразилась в песне «Яицкие казаки бьют челом императрице», в которой они слезно умоляют не посылать их в «легион»; выслушав казаков, императрица «прощает» им «грехи» и освобождает от этой тяготы25. На самом деле не все было так гладко.
Позже «непослушные» казаки отказались преследовать волжских калмыков, в 1771 г. порвавших с Россией и ушедших через оренбургско-яицкую границу в Китай; с ними ушли 200 яицких казаков.
«Непослушные» продолжали искать правду в столице империи. В 1771 г. Иван Кирпичников и 23 казака решили вновь вручить челобитную императрице. Яицкая Канцелярия и представители Екатерины II в Яицком городке — генерал Давыдов и капитан Дурново — не поддержали это, не разрешили казакам собраться в доме братьев Толкачевых и блокировали улицы вокруг здания Канцелярии.
Казаки требовали, чтобы Дурново исполнил предыдущие «приказы». Однако Дурново и Траубенберг считали, что для рассмотрения жалоб казаков те должны прекратить вражду.
Развязка наступила 13 января 1772 г. Под руководством Ивана Кирпичникова, Афанасия Перфильева и Максима Шигаева «непослушные» казаки решили идти к зданию Канцелярии для решения своих проблем. Во главе со старообрядческим священником, с женщинами и детьми, с иконами они двинулись в путь. Многие из них были хорошо вооружены. У Канцелярии, которую охраняли 200 солдат и «послушных» казаков, они были встречены сначала предупредительным выстрелом, а затем залпом артиллерии. Свыше 100 человек было убито и множество ранено. Людей объял ужас. Некоторые из них залезли на крыши и стали обстреливать из ружей артиллеристов. Остальные пошли в атаку на пушки, захватили их и повернули против врага.
В ожесточенном бою погибли генерал Траубенберг, атаман Тамбовцев, несколько старшин и множество солдат. Старшина потеряла 40 человек убитыми и 20 ранеными, среди последних был капитан Дурново, которого спасло от смерти лишь заступничество Максима Шигаева. «Непослушные» казаки разграбили дома и имущество старшин, их самих избили и посадили под караул, а документы комиссии уничтожили.
Подавление бунта
Захватив власть, «непослушные» казаки не знали, что делать дальше. Часть из них выступала за полный разрыв с Россией, но большинство высказалось лишь за восстановление независимости. Победители не смогли договориться о составе новой старшины и поэтому в течение последующих трех месяцев ее состав несколько раз менялся. Радикалы требовали расправы над заключенными в тюрьму старшинами и убили двоих из них. Умеренные же попросили капитана Дурново, как представителя императрицы, одобрить новый состав старшины. Они также составили длинную челобитную на имя Екатерины и отправили ее в Санкт-Петербург с Максимом Шигаевым, Михаилом Кожевниковым и двумя казаками. Кроме того, умеренные не допустили казни сидевших в тюрьме Мартемьяна Бородина и его соратников, отпустили захваченных солдат и офицеров в Оренбург и искали поддержки у оренбургского генерал-губернатора Ивана Рейнсдорпа, отправив ему вместе со своим обращением рыбу и икру.
Разногласия не позволили казакам противостоять правительству. Власти Санкт-Петербурга решили раз и навсегда расправиться с бунтовщиками. Империя послала генерала Фреймана и команду солдат из Москвы с приказом занять Яицкий городок и ввести в нем прямое военное правление.
В конце мая 1772 г., едва спал паводок, генерал Фрейман направился из Оренбурга в Яицк. У него было 2500 солдат, 1100 оренбургских казаков и ставропольских калмыков, 20 пушек и передвижных заграждений. Бунтовщиков охватила паника. Следует ли им сопротивляться Фрейману? Или начать с ним переговоры? Или бежать в степь? У многих мятежников не было ружей и лошадей. Часть их осталась дома, некоторые перешли к Фрейману. Но большинство казаков решили сражаться и выбрали Ивана Пономарева, Василия Трифонова и Илью Ульянова командовать отрядом из 3000 человек.
Сражение состоялось 3—4 июня 1772 г. у реки Ембулатовки, в 40 милях севернее Яицка. Растерянные, разрозненные, неподготовленные и неуверенные, казаки не могли противостоять Фрейману и вернулись в Яицкий городок, думая уйти из него вообще. Но 6 июня Фрейман взял его в кольцо. Хотя лидеры «непослушных» Кирпичников, Трифонов и Ульянов сумели уйти в степь, их вскоре поймали.
Фрейман упразднил «круг» и яицкую администрацию, заменив их военным правительством полковника Ивана Симонова. Мартемьян Бородин и Иван Тамбовцев (брат убитого атамана) стали его помощниками. 86 зачинщиков бунта были отправлены в Оренбург для проведения расследования, а в Яицком городке многих казаков арестовали. Только 53 «непослушным» казакам, в том числе Афанасию Перфильеву, удалось скрыться в степи.
Накануне своего возвращения в Оренбург в августе 1772 г. генерал Фрейман оставил подробные распоряжения полковнику Симонову. Ему предписывалось следить за настроениями казаков с помощью шпионов и местных священников, для проведения собраний теперь требовалось разрешение, привычный колокольный звон заменили барабанным боем, несколько жилых кварталов возле Канцелярии подлежали сносу, а постоянный гарнизон Яицкого городка увеличивался до 800 солдат.
После отъезда Фреймана полковник Симонов, командир гарнизона Карл фон Билов и старшина Бородин приняли дополнительные меры. Симонов распределил казаков на 10 полков по 538 человек в каждом и ввел для них должности, существовавшие в регулярной армии. Для присмотра за казаками Билов расквартировал в каждом «непослушном» дворе как минимум двух солдат. Тем временем Бородин и другие «послушные» казаки попытались вернуть отнятое у них имущество, предъявили участникам бунта счет за убытки и попросили вновь разрешить им направлять делегации в столицу.
А пока правительственная комиссия в Оренбурге расследовала недавний бунт. Оренбургские тюрьмы были переполнены. Опасаясь ареста и пыток, многие казаки скрылись. Следствие шло с лета 1772 г. до следующей весны. Было вынесено 54 смертных приговора, Рейнсдорп предложил сократить их до 26, но Екатерина по своему обыкновению смягчила наказание еще больше. 16 главных подстрекателей бунта приговорили к битью кнутом, клеймению, вырыванию ноздрей и вечной каторге в Сибири, 38 ранее приговоренных к смертной казни подлежали наказанию кнутом и высылке с семьями в Сибирь, 30 человек после битья плетьми отправили в сибирские гарнизоны. 2461 бывшим «непослушным» казакам предписывалось дать новую клятву в верности императрице и выплатить «послушным» 36756 руб. компенсации. Все скрывшиеся казаки должны были вернуться в течение трех месяцев, в противном случае с ними было обещано поступить по «всей строгости закона».
Приговоры были публично приведены в исполнение в Яицком городке 10 июля 1772 г. В тот же день 144 осужденных вместе с семьями отправились в Сибирь. Среди них были Иван Кирпичников, Василий Трифонов и Илья Ульянов. Ивана Логинова, первого руководителя «непослушных», сослали с семьей в Иркутск. Другого их лидера, Максима Шигаева, за спасение жизни капитана Дурново простили и разрешили ему остаться в Яицком городке.
Однако недовольство яицких казаков усилилось. На всех, даже не участвовавших в бунте, был наложен тяжелый штраф. Поскольку большинство их во время бунта не занимались ловом рыбы, полковнику Симонову удалось собрать лишь 12000 руб. Доведенные до отчаяния, многие казаки вынуждены были бежать.
Триумф Оренбурга над Яицким городком, самодержавия над общинной автономией, казался полным: казачьи традиционные политические институты и их лидеры были ликвидированы, было введено прямое военное правление и установлен строгий контроль. Теперь поднять новый бунт было трудно, однако уже через два месяца он вспыхнул вновь.
Примечания
1. Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М., 1988. Т. 3. С. 12.
2. См.: Vernadsky G. The Tsardom of Moscow, 1547—1682, 2 vols. New Haven, 1969; Hellie R. Emerfment and Military Change in Muscovy. Chicago, 1971.
3. Gerschenkron A. Europe in the Russian Mirror. Cambridge, 1970. P. 25. См. также: Cheniavsky M. The Old Believers and the New Religion // Slavic Review. 1966. Vol. XXV no. 1. P. 1—39.
4. См.: Gerhard D. The Frontier in Comparative View // Comparative Studies in History and Society. 1958—1959. Vol. I. P. 206—229, особенно p. 224—228.
5. Изначально слово «украина» означало границу.
6. См.: McNeill W.H. Europe's Steppe Frontier, 1500—1800. Chicago, 1964, и научно-популярный очерк: Longworth Ph. The Cossacks. London, 1969.
7. Одно из тюркских, первоначально кочевых, государств-преемников исчезнувшей Золотой Орды.
8. Семенов П.П. Россия: полное географическое описание нашего отечества. СПб., 1903. Т. XVIII: Киргизский край. Гл. I—II. См. также: Murzayev E.M. How Should One Draw the Geographical Boundary Between Europe and Asia? // Soviet Geography: Review and Translation. 1964. Vol. V, no. 1. P. 15—25.
9. Очерки истории СССР: период феодализма: XVII в. М., 1955. С. 271276.
10. Бахрушин С.В. Научные труды. М., 1954. — Т. II. С. 249—254. См. также: Овчинников Р.В. Гурьевская крепость // История СССР. 1970. № 1.
11. О восстаниях Болотникова, Разина и Булавина см.: Крестьянские войны в России XVII—XVIII вв. М.; Л., 1966. Гл. I—III; Mousnier R. Peasant Uprisings in Seventeenth-Century France, Russia, and China. New York; Evanston, 1970. Pt. II.
12. Рознер И.Г. Яик перед бурей. М., 1966. Гл. I—II.
13. Иногда слово «губерния» переводят на английский язык как «government» («правительство, управление, система правления»). В XVIII в. губернии были самыми крупными административно-территориальными единицами в России и до губернской реформы 1775 г. состояли из провинций и уездов.
14. Donnelly A.S. The Russian Conquest of Bashkiria, 1552—1740. New Haven, 1968 (рус. пер.: Доннелли А. Завоевание Башкирии Россией: 1552—1740: страницы истории империализма. Уфа, 1995. — Прим. пер.). См. также: Матвиевский П.Е. О роли Оренбурга в русско-индийской торговле в XVIII в. // История СССР. 1969. № 3.
15. Кабузан В.М. Народонаселение России в XVIII — первой половине XIX в. М., 1963. Табл. 18. С. 164—165.
16. См. прелестные воспоминания С.Т. Аксакова «Семейная хроника».
17. Готье Ю.В. Из истории передвижения населения в XVIII веке // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1908. Кн. 1.
18. Учет населения в XVIII в., как известно, не отличался точностью, особенно в отношении религиозной принадлежности. Имперское правительство и его придаток, Русская православная церковь, были единственными институтами, собиравшими сведения о населении, но так как оба они вели борьбу с расколом, то численность староверов их не интересовала. Ясно, что она быстро росла. В середине XVIII в. раскольники, вероятно, составляли до 20% всего населения. В отдаленных районах, где их концентрация была особенно высокой — на Крайнем Севере, в Среднем и Нижнем Поволжье, на Урале и в Сибири — эта доля, возможно, была еще выше.
19. Наказ Оренбургского дворянства // Сборник императорского Русского исторического общества. СПб., 1894. Т. XCIII; Кабузан В.М., Троицкий С.М. Изменения в численности, удельном весе и размещении дворянства в России в 1782—1858 гг. // История СССР. 1971. № 4. С. 163, 165.
20. Рычков П.И. Топография Оренбургская. СПб., 1762. Т. II. С. 61—92.
21. Андрущенко А.И. Классовая борьба яицких казаков накануне Крестьянской войны 1773—1775 гг. // История СССР. 1960. № 1. С. 145—146.
22. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. СПб., 1809. Кн. I, ч. 1. С. 410—414.
23. Там же. С. 422—443; Рознер И.Г. Указ. соч. Гл. IV—V.
24. Дальнейшее описание казачьих конфликтов изложено по: Дубровин Н.Ф. Пугачев и его сообщники. СПб., 1884. Т. I. Гл. I—III; Рознер И.Г. Указ. соч. Гл. VI—VIII; Мавродин В.В. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах: восстание Е.И. Пугачева. Л., 1961. Т. I. С. 503—516.
25. Исторические песни XVIII века. Л., 1971. С. 241—242.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |