В законодательной комиссии

1

Странно пришла на трон Екатерина II. Попросту говоря, совершила переворот. При помощи лебезящих перед нею родовитых дворян и гвардейцев Семеновского полка легко выбила с трона своего бездарного мужа Петра III. Принужденный отречься от престола Петр III скоро умер, смерть его была таинственной, возникли разные толки, слухи.

Происходящая по отцовской линии от Лифляндских баронов, воспитанная в Прибалтике в прусском духе, Екатерина росла красивой, своенравной, гордой и чванливой аристократкой. Внешне она была настоящей куколкой, с осиной талией, молочной кожей, маленькими пухлыми руками. Девушкой с удовольствием слушала в салонах сплетни баронесс, была в курсе всех их любовных похождений, читала рыцарские романы, пребывала в сладостных мечтах. Ее расчетливый выход замуж за Петра Федоровича Романова был связан с какими-то большими надеждами.

Став женой царя, она уже не смогла избежать искушения полной и единоличной власти. Чтобы несколько смягчить свой жестокий приход на Российский трон, она решила принять образ доброй хозяйки. Укрепила свою свиту, раздала дворянам, которые посадили ее на трон, большие титулы, должности, богатые дворцы. Организовала довольно странное благотворительное общество, выделила для него многие тысячи рублей из казны. А председателем назначила самого близкого фаворита, а попросту — любовника, графа Григория Орлова. Общество это готовило и распространяло по стране разные анкеты по вопросам земли и ремесел.

Годы царствования Екатерины II были годами широкого распространения в Западной Европе идей просвещения, отстаивающих абсолютную монархию. Во Франции властителями дум были знаменитые энциклопедисты Дидро, Вольтер. Их смелые взгляды пользовались широкой популярностью во всей Европе.

Думы молодой императрицы больше были направлены не на темную, забитую Россию, а на просвещенную Европу. Она стремилась быть на уровне идей этих славных просветителей. Пытаясь зарекомендовать себя сторонницей просвещенной монархии, она вступила в переписку с такими великими философами и литераторами как Дидро, Вольтер, Даламбер. Пусть вся Европа, вся земля видят в ней просвещенную, добрую царицу!

Как было бы хорошо пригласить в Россию самого Даламбера, самого Вольтера. Но те почему-то не соглашаются. Тогда надо хотя бы приобрести их труды, их библиотеки. Не надо жалеть денег, золота! Кто купил? — Ее величество императрица Российская Екатерина II. Не жалко выплатить им жалованье и пенсии — пусть видят добрую просвещенную государыню! Пусть изумляется Европа!

Не только либеральной, но и деятельной хотелось бы показаться ей. А почему бы, например, не завести разговор о новых законах? И впрямь, ведь свод российских законов от 1649 года давно уже устарел. А кто поднял этот вопрос, которого никто не касался сто лет? Скажут: ее величество императрица Екатерина Алексеевна. К тому же это законодательство можно так повернуть, так мягко постелить, что многим жестко спать будет. Во всяком случае, все в ее руках, что надумает, то и сделает.

В декабре 1766 года императрица издала манифест о создании комиссии по составлению новых законопроектов. Издала указы и о выборах в комиссию. Сама же основательно засела за составление наказов для комиссии. И раньше бывало, что она мысли о государственных делах, вычитанные из книг, записывала для себя. Ей не надо слишком уж ломать голову. Вон сколько в Европе всяческих сводов законов! Просмотри и выбери, что душе угодно. Вот, например, книга Монтескье «Дух законов». Вот труды итальянского юриста Беккерея, вот тома французских энциклопедистов.

В итоге наказы ее получились своего рода компиляцией, попыткой подогнать чужое под свое. Но кто станет в этом разбираться? Главное, чтобы имя просвещенной императрицы еще раз прогремело на всю Европу.

Наказ молодой царицы в сущности был мыльным пузырем — снаружи гладко, кругло, внутри пусто. Но Европа тут же подняла ее на щит как мудрую законодательницу, народ же своей страны принял ее как заботливую царицу. Словом, цель была достигнута. Наказ этот был зачитан депутатом Уложенной комиссии и затем далеко и надежно спрятан. Кто понял, кто нет, послышался сладкий звон, да и забылся.

Заседание законодательной комиссии открылось в Грановитой палате Московского кремля 30 июля 1767 года. Перед этим состоялось торжественное богослужение под звон церковных колоколов Успенского собора. Этот звон словно возвестил стране о начале великого дела.

В палате собрались пятьсот депутатов, приехавших со всех сторон великой России. На почетном месте — большие начальники, графы, принцы, иностранные гости в расшитых позументами мундирах, украшенных орденами, медалями и прочими знаками отличия.

Под шум рукоплесканий в палату вошла императрица с членами правительства и бюро комиссии. Екатерина заняла свое место в золотистом кресле на возвышении. Остальные разместились за огромным столом президиума.

Императрица в роскошной дорогой одежде. Платье расшито золотисто-серебряными нитками, узкая талия, низ платья широк и пышен. Вся она осыпана драгоценными камнями, корона алмазная. На плечах чудесная мантия. Длинный шлейф покрывает кресло. И не скажешь, что царица, а живая разодетая куколка.

Заседание открыл московский депутат вице-канцлер генерал-аншеф князь Голицын:

— Великая из великих государыня наша Екатерина Алексеевна, высокосановные ваши превосходительства, депутаты! За ваше доверие мне открыть сегодняшнее историческое заседание я выражаю беспредельную признательность вам и вместе с тем счастлив переживанием чувства радости от открытия этого собрания. Мы свидетели великого события, которое останется в истории, записанными золотыми буквами, о котором с гордостью вспомнит грядущее поколение, которое не забудется вечно. Начинается работа комиссии новых законопроектов. Этим мы все безусловно обязаны императрице великой Российской империи Екатерине Алексеевне. Это — дело золотого ума, начинание мудрой и добрейшей царицы нашей. Это — знак великой материнской заботы о великой стране, о всех сословиях, это признак ее великой души...

Так торжественно под нескончаемые аплодисменты началось заседание комиссии. Генерал-прокурор Сената князь Вяземский объявил список кандидатов в члены почетного Президиума, среди них: граф Шувалов, графы Алексей и Григорий Орловы, генерал Петр Панин, генерал-аншеф Бибиков, барон Строганов, граф Чернышев, князь Щербаков и многие другие высокопоставленные вельможи.

Председателем собрания комиссии, или маршалом, был избран депутат от Костромы, герой прусской войны Бибиков. Ему и вручили жезл маршала.

Кульминацией же торжества стало предложение митрополита Дмитрия. Хотя Екатерина II и сделала секуляцию, ограничив церковные владения, митрополит Синода, вместо того, чтобы проявить сдержанность, наоборот, усердствуя в лести, предложил присвоить императрице почетный титул «Великой, мудрой матери Отечества». Шумной овацией поддержали его слова вельможи из президиума, а следом и весь огромный зал. Среди многих депутатов от разных сословий — дворян, купцов, чиновников, депутатов от казачества, крестьян и нерусских народов сидели и башкиры Туктамыш Ишбулатов и Базаргул Юнаев.

Екатерина не долго пробыла в зале. Перед уходом она пожелала комиссии успехов, мягко поблагодарила за теплые слова в свой адрес. Закончила же она довольно туманно:

— Хочу сказать о великом титуле, которого вы хотите удостоить меня: что касается звания Великой, то истинную оценку моим делам препоручаю Времени и грядущим поколениям. Что касается наименования Мудрой, то не считаю себя таковой, потому как полагаю, что единственно мудрый — это сам бог. Что касается Матери отечества, то считала и считаю своим святым долгом исполнение должности, которая мне поручена богом, в этом отношении я солидарна с каждым из вас.

Многие рассудили ее слова, как завуалированное, но все же согласие с предложенным ей великим титулом.

Вообще, единственным, пожалуй, принятым комиссией и утвержденным Сенатом решением было как раз присвоение этого самого титула Екатерине. Словно только для этого и создавалась комиссия, съезжались со всей России люди. Теперь об этом титуле шумела вся Россия. Вся Европа восторженно писала об этом же. Вот так, силой захватившая трон царица, укрепила свою власть и перещеголяла всех прежних царей в отношении званий и должностей. (Великий титул «Матерь Отечества» впоследствии у башкир превратился в прозвище «Старуха-царица»).

Торжества завершились аудиенцией императрицы и церемонией присяги депутатов разных сословий и народов с целованием руки «великой матери отечества».

Депутат Базаргул Юнаев приехал в Москву только 6 июля 1767 года. Много времени отняли подготовительные хлопоты, задержка в Уфе и дорога длиной в целый месяц.

Оказалось, что депутат от башкир Уфимской провинции прибыл на неделю раньше. Базаргул встретился с ним в предназначенном для депутатов гостином доме. Отважный старшина Туктамыш, которого он когда-то видел в Гайнинской волости, теперь на первый взгляд казался несколько сникшим, постаревшим. Волосы совсем белые. В жестких, пышных усах тоже довольно седых волосков. Но это дает ему своеобразную степенность. Впрочем, по-прежнему в его облике угадывалась сила и твердость.

Базаргулу не удалось свидеться с Туктамышем в Уфе, хотя и нужно было предварительно переговорить с ним, обсудить некоторые вопросы. Башкиры — единый народ, поэтому нельзя было допустить, чтобы между наказами вотчинников Уфимской провинции и Исетских башкир были разногласия. Быт, нужды, заботы едины, стало быть и наказы в большинстве своем должны совпадать, бить в одну точку. Совместно утверждать единую правду всегда легче, чем в одиночку.

Ах, не оказался бы этот старшина, который в те бурные времена подрезал крылья бунтующих гайнинцев, и теперь упрямцем. Вдобавок говорят, что он сейчас стал крупным промышленником, имеет много рудников, есть и свои заводы. Откуда знать, что на уме у такого человека — нужды народа или свои личные заботы? Каковы его наказы? Пойдет ли он на согласие?.. Вот такие мысли крутились в голове Базаргула.

Поздоровавшись, Туктамыш — человек намного старше и степенней Базаргула — сразу повернул разговор на основную тему. «Я тебя давно здесь поджидаю, — сказал он. — Чуешь, наверно, брат Базаргул, что за ответственность легла на нас. Мы избранники народа, депутаты. Башкиры Уфимской провинции надеются на меня, исетские на тебя. Хоть нас и разделяют Уральские хребты, мы люди единого племени, едины наши заботы. Хотелось бы, чтобы и наказы наши также сходились. Пересмотреть бы их, старшина, направить в одно русло, а?».

— Наши желания, слава Аллаху, совпадают в этом полностью. Очень рад. Дай-то бог, чтобы и впредь наши слова и помыслы были едиными, а дела общими! — радостно ответил Базаргул.

Они тщательно ознакомились с наказами друг друга. Наказы от Уфимской провинции оказались довольно обширными, состояли из 35 пунктов, а вотчинников Исетской провинции из 22 пунктов. Отрадно то, что многие пункты точь в точь сходятся. Единые заботы — единый наказ.

— Я доволен, — сказал Туктамыш, перечитывая наказы Базаргула. — Мыслим одинаково, это очень хорошо. Однако, есть пункты, которые неплохо бы уточнить. Я думаю, нам лучше покрепче опираться на прежние законы и правовые положения России. Как говаривали мудрецы, начало прав — в законах, а начало всех законов — в голове? Закон — это ведь не только права, но и долг. Например, обязанность защищать страну. Мы — подданные России. Едины и наши права, и наши обязанности. Выполняя долг перед Родиной, наши предки всегда защищали ее от врагов. Были в Азовском, Крымском, Рижском и других походах. В начале наказов надо обязательно записать, что мы добровольно присоединились к России, что получили грамоты от царя на владение землями и что не раз воевали, защищая Россию.

— Правильно. Великая Россия — общая наша страна. Указание на общие обязанности подтвердит и наши общие права. В вопросах владения земельными угодьями безусловно лучше будет, если дадим ссылки на царские грамоты и указы и тем самым подкрепим положения наказов.

— Будет уместно, если мы напишем и о хлебопашестве, о рудничных и кузнечных делах, связывая это с общей выгодой страны.

— Говорят, царица любит рассуждать о правах каждого, о доброте. Поэтому нам надо обосновывать свободу религии и чести, исходя именно из этого.

— Уважение обычаев народа — всегда в руках великодушных царей.

— Давай получше разберем пункт об управлении, башкирами...

— И о правах старшин...

Таким образом, Туктамыш и Базаргул просидели несколько дней, тщательно выверяя каждый пункт. Хорошее знание ими российских законов, особенно тех, которые касались башкир, сделали наказы всесторонне обоснованными. Появились новые варианты обоих наказов, написанные на тюрки¹. Наказ башкир Уфимской провинции стал более компактным. Однако Туктамыш все же настоял на том, чтобы оставить и более мелкие вопросы.

Нашли хорошего толмача и перевели на русский. Теперь наказы были совершенно готовы.

Однако самое важное и трудное — впереди. По сути дела надо было бороться за свои права перед царицей, перед комиссией и правительством. И здесь потребуются не только ум и красноречие, но и ловкость, и проворность — словом все, на что способен.

Просиживая целыми днями за наказами, знакомясь с другими депутатами, с Москвой, они, наконец, дождались торжественного дня открытия заседания комиссии. Как и другие, башкирские депутаты поначалу были поражены, ошеломлены роскошеством дворцов, чудесными палатами Кремля, церковным звоном, всей пышной церемонией собрания. Может быть, только старшина Туктамыш, хотя и он не ожидал такого, меньше других удивился этому великолепию. Он — крупный промышленник, многое повидал. По делам своих рудников не раз бывал в Петербурге у самых больших начальников. Базаргул же, до этого не ездивший дальше Челябинска и Уфы, многому поразился. Он, к примеру, никогда не думал, что царица такая молодая и красивая. И царицей-то ее воспринимаешь только потому, что сидит она на золотом троне, что на голове у нее корона, а за спиной красуется державный двуглавый орел. Рядом с ней младенец великий князь Павел — этот и совсем куколка. А как разодеты начальники и дворцовые вельможи: золото, серебро, парики, у многих полная грудь орденов и медалей размером с ладонь, через плечо перекинуты какие-то ленты. Выступающие так и сыплют словами. Прямо соловьями заливаются: молодую красивую царицу возносят до небес.

Сильно поразило и то, что все депутаты, присягая, целовали руку царицы. Когда выкликнули его имя, Базаргул помнит, как не чуя ног под сотнями взглядов, дошагал до царицы, как поднялся по ковровым ступенькам, как чуть-чуть коснулся губами нежной руки, выступающей из-под рукава платья, как уставились на него не то презрительно, не то улыбчиво бездонные голубовато-зеленые глаза царицы. Пробормотал слова присяги и в тот же миг ему на грудь прицепили депутатскую медаль.

Вернувшись к себе, получше рассмотрели ее: позолоченная, с золоченой цепочкой. С одной стороны — барельеф молодой императрицы, с другой — надпись: «Блаженство каждого и всех». Чудные слова. Если подумать, то блаженство каждому и всем — это всего лишь пустые намерения, только золоченые блестящие слова. Если бы все это на самом деле было правдой.

Дальше пошли будние дни Законодательной комиссии. Сама комиссия разделилась на более мелкие группы по отдельным вопросам. Базаргул и Туктамыш сначала посещали комиссию по делам торговли и экономики.

Депутаты-купцы разгоряченно доказывали, что в России делами торговли должны заниматься только купцы. Депутаты-предприниматели толковали о том, что промышленно-заводские дела — это занятие только для богатых людей и заводчиков. Уфимский депутат Алексей Подъячев выступил с предложениями о запрещении башкирам и татарам торговать в городах. Его активно поддерживал и оренбургский депутат Илья Кочетов. «Сейчас башкиры и татары стали открывать кожевенные, мыловаренные и маслозаводы в Оренбургской губернии, — кричал он. И сами же торгуют произведенным товаром. Это ведет к ущемлению прав русских купцов. Башкиры и татары широко развернули торговлю со Средней Азией. Открывают в Оренбурге свои лавки и магазины. А торговцы, прибывающие из Средней Азии — узбеки, казахи и бухарцы, — преимущественно ведут торговлю именно с ними. Пригнанный скот меняют на мануфактуру. Легко дают друг другу и взаймы. Русские купцы в таких условиях не могут конкурировать с башкирскими и татарскими торговцами. Мы можем вконец разориться. Нужно полностью запретить занятие торговлей башкирам и татарам». Депутат Уфимского казачьего войска Прокофий Бурцов говорил, что, наоборот, ведение торговли в губернии и башкирами, и татарами служит укреплению экономики. Многие русские и казаки покупают скот, пушнину, мед, другие продукты, которых нет у русских купцов, именно у башкир.

От имени Уфимского уезда и башкир четырех дорог держал речь Туктамыш Ишбулатов:

— Уфимский депутат Подъячев хочет запретить торговать в Уфимском уезде всем людям, кроме купцов. Однако он больше говорил о городских купцах. А Уфимский уезд большой. Территории нескольких центральных уездов свободно могли бы войти в него. Уфимские же купцы не в состоянии вести всю торговлю в уезде. Если и выходят за его пределы, то не дальше, чем на 100—150 верст. А населению уезда нужно многое и продавать и покупать. В Уфимском уезде большинство составляют башкиры, татары, чуваши, черемисы, ары. Как хотите, но они не могут жить без торговли друг с другом. Обменивают скот, продают мясо, пушнину, покупают нужные в хозяйстве вещи. А Уфимские купцы далеко. Что же получается, за каждой мелочью ехать в Уфу? К тому же нет ведь указа, запрещающего торговать другим народам. Если уфимские купцы еще шире развернут торговлю, так добро пожаловать. И им выгода, и народу.

В этой комиссии и Базаргул Юнаев держал свою первую речь:

— Я поддерживаю депутата башкир Уфимского уезда Туктамыша Ишбулатова. Не сворачивать, а расширять надо торговое дело. Ни один народ не живет без торговли. Башкиры продают породистых лошадей, скот, мед и прочее, сами покупают вещи для хозяйственного обихода, мануфактуру. И мелкие заводы также помогают укреплять хозяйство. Башкиры нашей Исетской провинции торгуют не только с местными заводчанами, едут даже в Сибирь. Выгодно всем...

Дней пять Базаргул с Туктамышем участвовали также в заседаниях комиссии по делам казаков и линейной службы. Здесь споры были куда сложнее. Депутаты от казаков сетовали на тяжесть линейной службы, на бытовые нужды, на нехватку земельных угодий. Были поставлены и вопросы восстановления прав казацкого общества. Казаки говорили горячо, разъяренно, трех ораторов даже стащили с трибуны.

Здесь Базаргул познакомился с яицким казаком депутатом Тимофеем Подуровым. Он был человеком горячим, не боящимся говорить правду в глаза. Тимофей два раза выступал, защищая свободу казаков, одобрительно отозвался о торговых связях башкир с казаками. Назвал башкир честными, смелыми людьми.

Одно из своих выступлений Базаргул посвятил вопросам линейной службы башкир.

— Башкиры участвовали во многих походах по защите России. Совместно с яицкими казаками были в Азовском, Рижском походах, показали чудеса храбрости в Прусской войне. За свою службу многократно награждались от царской власти. И в мирные годы они несут линейную службу на Оренбургской линии. Кони свои, амуниция своя, продукты свои. Такая служба слишком тяжела для башкир, они ведь никакого жалованья не получают. В то же время в своих хозяйствах терпят огромные убытки, разоряются. В новых законах башкиры просят предусмотреть выплату жалованья за линейную службу и обеспечение провиантом. Было бы справедливым вообще уравнять башкир с казаками. Вдобавок, многие офицеры используют башкир для работы в своих личных хозяйствах — это не по закону. И прав будет башкир, не одетый в мундир и не получающий ни копейки, если не подчинится такому приказу. Не бывает бесплатной работы.

Споры разгорались, слова наслаивались на слова. Однако, когда же депутаты придут к единому мнению и решениям? Слов много, а результата никакого.

Заседания комиссии по крестьянским и земельным делам зачастую напоминали деревенские сходки. Один не успеет договорить, как выскакивает другой. Град реплик с мест. Шум-гам. Русские крестьяне жалуются на нехватку земель. Требуют урезать помещичьи земли или дать хотя бы в аренду. Касаются и крепостного права. Вспоминают кровожадную Салтычиху. Да, положение русского крестьянина оказывается еще тяжелее.

В башкирской общине дела обстоят несколько иначе. Что ни говори, а башкиры-вотчинники сами хозяева своих земель. И земля и все, что на ней — собственность общины. Только вот она все уменьшается из-за того, что и грабят, и захватывают ее помещики, купцы, заводчики, приехавшие из самой центральной России. Да еще указы, урезающие права башкир на владение собственными землями...

Туктамыш Ишбулатов в своей речи постарался разъяснить суть наказов башкир в отношении земельного вопроса. Когда башкиры присоединились к России, их земли были собственностью общины и в таком положении были закреплены за ними грамотами царя Ивана Васильевича, за это и ясак платили. Рассказал он и о разных нарушениях впоследствии этого закона. Просил внести в новый законопроект параграф, подтверждающий прежние права башкир на земли.

Базаргул Юнаев сказал, что наказы башкир Исетской провинции о земле сходны с наказами башкир Уфимской провинции. В то же время он потребовал вернуть башкирам их земли, отобранные обманным путем заводчиками и купцами. Предложил оставить заводчикам только те угодья, которые закреплены договорами. Коснулся и проблемы выплаты ренты за пользование землей.

Председатель комиссии сказал, что по вопросу о башкирских землях имеется специальное «представление» Оренбургского губернатора Путятина и дал ему самому слово.

— Не буду читать целиком это представление, приведу его главные положения, — с важным видом начал губернатор. — Мы выслушали башкирских депутатов. Они выступают так, словно являются представителями отдельного государства. Как будто они не подданные России. Есть в мире единая неделимая Российская империя. Ее земли — ее состояние. Есть Оренбургская губерния, есть ее провинции. Если раньше башкирам и были сделаны какие-то уступки, то сейчас другие времена.

Губерния выдвигает следующие предложения.

Все земли по Сибирской и Оренбургской линиям полностью оставить казне и поделить их между дворянами, генералами и офицерами.

Проложить от Казани до Оренбурга новую Московскую дорогу, по обе стороны ее на отошедших казне землях поселить русских людей. От Новомосковской дороги до Волги изъять земли у башкир и объявить их также государственной собственностью. На Урале расширить заводские земли, переселить туда также русских крестьян. Такой же проект передан и Сенату. Комиссии необходимо одобрить его. Так что больше такого вопроса, как башкирские земли, быть не должно.

Эти, не умещавшиеся в голове, предложения губернатора, прозвучавшие как приказ, глубоко поразили башкирских депутатов, но молчать они не собирались.

Базаргул немедленно поднялся и направился к трибуне.

— Наш уважаемый губернатор, кажется, не в своей резиденции, но поступает как губернатор. Здесь все-таки не то место, где можно демонстрировать свои должностные права и свой норов. Губернатор прав в одном: башкиры — подданные России. Но перед законом мы все равны. А вот его превосходительство князь Путятин хочет самолично издавать указы, не считаясь с грамотами царя о башкирских землях, не считаясь с законами России 1649 года. Кто же прав? Цари России или губернатор? Не принимать во внимание законы, не считаться с интересами подвластного тебе народа — это же прямая дорога к произволу, к бесчинствам! Нельзя же так легко отмахиваться от грамот и указов, подписанных царем.

— Нет у башкир грамот о земле. Если и были, то их не стало, сгорели на пожаре в 1759 году, — бросил реплику губернатор. — Сгорели — улетели. Остальное будут определять новые законы.

— Если в Оренбурге и сгорели, то их подлинники и копии есть у самих башкир, — возразил Базаргул. — Тут ведь речь идет не столько о бумагах, сколько о законах, о правах людей.

По закону общинными землями распоряжаются сами башкиры. А вот стремление губернатора самочинно решать судьбу их земель не походит ни под какие законы. Я как депутат заявляю протест проекту губернатора.

Туктамыш Ишбулатов, выступивший следом, также отверг проект губернатора и заявил протест.

Вот так заседание этой комиссии превратилось в серьезное противостояние.

3

Воскресенье — день отдыха. Депутатам надоело сидеть в каменных палатах в эти летние погожие дни. Уже больше месяца идут заседания, а конца работе не видно.

В тот день, когда слушали представление губернатора Путятина, Базаргул и Туктамыш кроме устных заявили еще и письменные протесты.

Теперь оба депутата встречаются в Москве каждый день. Они прекрасно понимают, что если они будут действовать совместно, то их не смогут проглотить даже такие волки как Путятин.

Базаргул нашел и других единомышленников. Он подружился с депутатом башкирских мещеряков Абдузялилом Мансуровым. Сверстников сблизило и то, что Абдузялил, как и Базаргул, в свое время участвовал в восстании Батырши. Впоследствии избран старшиной. Это был смелый человек.

В одно из воскресений Абдузялил пригласил в гости Базаргула и Туктамыша. Располагался он в уютной комнатенке на первом этаже трехэтажного дома, в котором жили все депутаты. Откуда-то нашел большой самовар — заварил чай. Оказывается, еще не кончились у него и казылык (конская колбаса), и мед, привезенные с собой, и другие продукты — стол полон яств.

Посидели, повспоминали, поделились новостями, вестями с родины. Затем разговор перешел к самому наболевшему: к работе в комиссиях.

Абдузялил был недоволен многим:

— Надежда была большая. А сейчас не вижу никакого проку. Слов много, а результата нет.

— Раз держим совет, то без слов-то уж никак не обойтись, — усмехнулся Туктамыш. — Обязанность уж такая у нас.

— Все, что сказано, не летит впустую, а записывается на бумаге. Твои слова, может, навсегда останутся в истории, — сказал с хитроватой улыбкой Базаргул.

— Нам сегодня не история важна, а нынешние реальные дела... Вы оба мастаки по-русски говорить, не в бровь, а в глаз бьете. А вот нам приходится мучиться, пока объяснишь, что хотел сказать, — проговорил Абдузялил.

И эти его слова поднял на смех Базаргул:

— Вон, некоторые черемисские, чувашские и татарские депутаты, ссылаясь на то, что не знают русского, избрали своим опекуном камер-юнкера Потемкина для проведения своих наказов. Очень удобно. А сами сидят, как воды в рот набрали. Они позаботились, теперь вот опекун заботится. Может, и тебе надо так же сделать?

— Нет уж, довести наказ народа я должен сам, пусть хоть и корявыми словами, но сам. Не для того избран, чтоб сидеть здесь чурбаном.

— А что в ваших наказах самое главное?

— Мишарей сильно давят налоги, вот и просим, чтобы облегчили их.

— А ямская, линейная служба?

— И о них сказано.

— А почему ты в своем выступлении промолчал о них?

— Я же голосовал, поддерживая то, что вы говорили об этом.

— Голосование, конечно, нужное дело. Однако иногда крик бывает и лучше, и нужнее.

— Ты вот что скажи мне, брат Абдузялил, — Туктамыш вплотную придвинулся к хозяину, — как ты смотришь на стремление царских властей, Оренбургского губернатора рассорить башкир с мишарями. Только честно.

— Ссоры двух народов губят души. Конечно, есть разные людишки. Одним своя жизнь дороже, другим благо народа. Злодеи мешают нам. Я хочу сказать, старшина Туктамыш, что ты прав, когда поднимал вопрос об уплате за отошедшие к мишарям башкирские земли после подавления ваших восстаний.

— А вот если бы ты сказал это перед комиссией, то был бы настоящим мужчиной, — снова продолжил Туктамыш. — Брат Абдузялил, если мы в комиссии будем выступать совместно, то и результат не замедлит сказаться. Покрепче призадумайся над этим.

— Как говорится, заблудившегося медведь задерет, отбившегося волк загрызет. Вот так и нас хотят разъединить, — подхватил Базаргул. Если вместе встанем против волка, то он, пожалуй, и хвост подожмет.

— До чего ведь дошло: запрещают сватать девушек друг у друга, чтобы мы не породнились, — махнул рукой Туктамыш.

В это время в комнату заглянул казак Тимофеи Подуров. Он был слегка навеселе, настроение приподнятое:

— Ба, вот где мои земляки! А я ищу Базаргулку у него в квартире. Мир вам и согласие!

— Садись, Тимофей. Гостем будь! сказал хозяин.

— Сел бы, да не видно на столе вина. А чай меня не берет, — хохотнул удалой яицкий казак. — Хочу сказать тебе, Базаргул, что ты молодец! Хорошо ты влепил губернатору. Я бы на его месте после этого застрелился. Ей богу, вот тебе крест. Но видать, у этого князя нет ни чести, ни совести.

Тимофей все же присел и отхлебнув чая, продолжил:

— Мы, яицкие казаки, постепенно мельчаем. Кончилась казацкая вольность. Жидковата стала казацкая кровь. Вон, какие запорожские казаки! Поднялись на защиту своих прав. Их и хохлы поддержали. Всех депутатов вместе с Румянцевым арестовали, говорят, и посадили в тюрьму. А наша императрица Екатерина Алексеевна, чтобы показаться доброй, объявила запорожцам амнистию. Вот так.

Вскоре Тимофей, сказав, что «казацкая башка сегодня гуляет», удалился по своим делам.

А застольная беседа оставшихся продолжалась еще долго...

4

Заседания комиссий, то утихая, то разгораясь, затянулись еще на несколько месяцев. Частенько случалось, что крепко пробирали больших начальников, помещиков.

На одном из заседаний депутат от Оренбурга вновь огласил проект губернатора Путятина о башкирских землях. Базаргул возмутился и призвал привлечь к ответственности Путятина за то, что он, не имея прав, вмешивается в дела комиссии. Представитель Сената маршал, дабы защитить губернатора от бесчестия и от привлечения его к суду, закрыл глаза на этот проект и ограничился устным предупреждением Путятина. Одним словом, замял дело. Однако штраф на губернатора был все же наложен.

Для башкирских депутатов это было победой, хотя и временной.

В конце 1767 года интерес к делам Законодательной комиссии заметно убавился. От бесконечного сидения, от бесплодных, пустопорожних разговоров и сами депутаты вконец устали. Пропал интерес к комиссии и у правительства. Многие депутаты из числа больших начальников вообще перестали ходить на заседания.

В самом конце года работу комиссии перенесли в столицу — Санкт-Петербург. Многие депутаты, воспользовавшись этим, разъехались по своим домам. Вместо выбывших назначили новых.

Как ни старался Базаргул быть терпеливым, и ему за эти полгода совершенно надоели заседания. Как и многие, он чувствовал всю бесплодность этих бесконечных разговоров. И все же он не сидел сложа руки. Когда комиссия переехала в Петербург, он несколько раз побывал по делам башкир Исетской провинции и своей волости в Сенате и Берг-коллегии по поводу отобранных для заводов земель. Однако результата пока не было.

Живя в Москве и Петербурге, Базаргул понемногу стал привыкать к этим большим городам, нашел друзей, знакомых, встречал земляков.

Иногда депутатов знакомили с достопримечательностями столицы и ее окрестностей. Базаргулу удалось побывать в Петергофе и Кронштадте. Однажды по Неве их довезли до Онеги. Там, то ли для назидания, то ли просто так показали Шлиссельбургскую крепость.

Депутатов поразило это угрюмое каменное строение, расположенное на маленьком клочке суши посреди воды, толстые стены высотой в несколько длинных арканов. По углам, в каждом изгибе крепости располагались башни для часовых. Внутри темные, узкие, влажные казематы, куда запирают особо опасных преступников. Даже смотреть на них было страшно.

Узнав, что Базаргул башкир, сопровождавший их капрал шепотом рассказал ему, что в одном из казематов крепости шесть лет содержался башкирский вожак Батырша. Однажды ночью он топором зарубил трех охранников, но и сам был тут же заколот. Эта весть ошеломила Базаргула. Вот, оказывается, куда привела судьба Батыршу, вот где нашел он свою смерть. Из башни капрал показал ему остренький мыс острова внизу, там был захоронен Батырша. Да, где только не лежат кости мужей башкирских.

Весной 1768 года Базаргул вернулся из Петербурга в родные края, в Мякоты. Снова занялся делами волости, своим хозяйством. К нему часто наведывались люди, расспрашивали о комиссии, ждали сколько-нибудь обнадеживающих вестей. Однако он не мог ничем их обрадовать.

К осени Базаргул снова поехал в Петербург. Заседания комиссий все так же шли своим чередом. Депутаты говорят речи, спорят, доказывают. Но конкретного, единого решения по-прежнему нет. И вообще не чувствуется, что председатели комиссий намерены вынести когда-либо это долгожданное решение.

Надежды депутатов, в том числе и Базаргула, рушились.

Но что поделаешь, коль выбрали, значит надо выполнять свои обязанности.

В том году началась русско-турецкая война. Война — серьезный повод, и работу Комиссии прекратили. Депутаты разъехались. Надежды и мечты испарились как туман.

Базаргул, как и многие депутаты, тяжело переживал безрезультатное окончание работы Комиссии. Сколько надежд связывал он с ней. Сколько потратили они сил, неся на себе груз народной мечты, народной веры. Пустыми оказались их споры. Стыдно перед людьми, перед аксакалами, поверившими им.

Что же делать теперь, если уж цари не держат слова, если и сам ты не смог отстоять то небольшое, о чем просил народ?

Биться головой об стенку? Бесполезно. Подчиниться судьбе? Кому и для чего нужна была эта так называемая Комиссия? Зачем давать обещания, зачем эти споры, хлопоты, огромные расходы?!! Все — пустые слова!..

Примечания

1. Тюрки́ — так назывался литературный язык башкир и татар.