Глава пятая

Должно быть, они долго обедали. Темнело уж, когда они вышли, и слобода показалась Захару совсем другой. Навстречу поминутно попадались пьяные. В домах горланили песни, и, когда открывались двери, оттуда вырывался пьяный гомон и крик.

— Ишь, черти, загуляли. Рады, что живы вернулись, — ворчал казак, провожавший Захара. — На всю ночь теперя. И какая нонче калекия? Рази их соберешь? Ну, грах Чернышев — Чика по-нашему, — тот дело знает. Он хошь и выпьет, а ума не пропьет. Ни-ни. Опять же Витошков, Андрей Семеныч, — ну, он старой, он этим не займовается. Шигаев, скажем, Максим Григория, тот батюшку нашего не обидит. Хошь бы как пил, — велит отец наш дела править, он голову ледяной водой окатит — и ни в одном глазу. Зато хошь и молод, а батюшка наш веру к ему имеет, пуще всех приближает. Ну Горшков тоже, грех сказать. Тот грамотей. Ну и грамотей! Такого, почитай, по всей русской земле не сыщешь.

Казак даже остановился и с торжеством посмотрел на Захара и Кызметя.

— Ты такого и не видывал, парень. Какую ему бумагу в руку ни дай, он на нее поглядит и ну чесать. Ну, словно ему кто в уши дует. И написать все могёт. Прямо секлетарь.

«Ну, наш Аким, наверно, не хуже может», — подумал Захар.

— По-басурмански, если по совести сказать, не могёт, — помолчав, проговорил с сожалением казак. — То батюшка наш один разумеет, — с почтением прибавил он. — Он ренбургскому губернатору Иренсдору такое загнул... — Сторож даже присел от восторга и весело хмыкнул. — На трех языках зараз. А? На-кось, выкуси. — И он поднял вверх рукавицу, скрывавшую его пальцы. — Небось, почесывается. Одно слово — ампиратор! — заключил он с благоговением.

— А наши-то казаки, не понимают они, — с горечью заговорил он опять. — Хоть там и полковники и есаулы. Скобочкин, скажем, али Почиталин, али еще Лысов тот. Прямо сказать, без просыпу пьют. Поди их теперь волоки на калекию, когда они лыка не вяжут.

— Ну вот и пришли, — сказал он Захару. — Ступай теперя сам. А тебя и не звали вовсе, косоглазый, — прибавил он, сердито поглядев на Кызметя. — Ну, чего стал? — обернулся он опять к Захару. — Не за ручку тебя вести. Мне еще за Почиталиным да за Овчинниковым, да за Лысовым... Тьфу! — с яростью плюнул он и, круто повернувшись спиной к оробевшему Захару, зашагал дальше по улице.