Глава II. Социально-экономическая характеристика города

Вторая половина XVIII в. — важный этап в истории городов Российского государства. Это время, когда более интенсивно развивался новый тип городов, город становился не только средоточием ремесла и мелкой торговли, что наблюдалось в предшествующий период, но начинал приобретать значение хозяйственного центра с развивающейся мануфактурной промышленностью, с соответствующей эпохе общественной и культурной жизнью.

Город — сложное историческое явление, и это в значительной степени объясняет трудности в определении его дефиниций. С ними сталкиваются историки не только ранних периодов, но и новейшего времени.

В своем исследовании А.В. Баранов пишет, что город — многостороннее образование и он может рассматриваться под разным углом зрения; при определении понятия «город» недостаточно учитывать только род деятельности населения. Среди многих «городских» признаков немаловажное значение, с точки зрения автора, имеет численность жителей¹.

Неоднозначно определяют понятие «город» и исследователи истории позднефеодального города. Ими высказываются разные мнения по вопросу о том, какие поселения следует считать городами. Большая часть исследователей отмечает, что понимание города как юридической категории является узким. Разделяя мнение о том, что развитие промышленности и торговли, обособление их от земледелия являются факторами городообразования, М.Я. Волков в то же время замечает, что это не должно вести к недооценке или игнорированию одного из важных показателей — юридического положения того или иного населенного пункта и его жителей.

Я.Е. Водарский и В.М. Кабузан полагают, что типизировать город по их функциям, т. е. выделять города как экономические, административные, культурные, торговые, оборонные центры по преобладающей функции (работы Ю.Р. Клокмана, В.В. Карлова) можно в целях конкретных исследований истории города. Но типология по функциям является, указывают они, «неполной как в отношении самих функций, так и в отношении хронологических периодов». Высказывается мнение (П.Г. Рындзюнский, Я.Е. Водарский), что экономического критерия при отличии города от деревни недостаточно, должно быть еще наличие посадской общины и, возможно, учет численности населения. Нельзя не признать справедливым вывод авторов коллективной монографии (В.И. Буганов, Ю.А. Тихонов, А.А. Преображенский), что при всей сложности городообразовательных процессов социальные и экономические факторы были решающими².

Рост городов — историческое про1рессивное явление. Только за время проведения городской реформы в царствование Екатерины II список городов пополнился 216 названиями. И хотя не все они были городами в социально-экономическом отношении, эта цифра свидетельствует о развитии городов во второй половине XVIII в. Всего, по официальным сведениям на 1787 г., в России было 499 городов³.

В изучаемый период наряду с крупными городами, центрами промышленности и торговли были и городские поселенья, экономика которых в значительной степени имела земледельческий характер, что свидетельствовало о незавершенности процесса отделения промышленности от сельского хозяйства, города от деревни.

Далеко не все поселения, развитые в экономическом отношении, становились городами с юридической стороны. Особенно это относилось к частновладельческим слободам и селам, добиться которым официального перевода в разряд городов было крайне трудно.

Сословная структура русского общества определяла и состав населения городов. Оно было чрезвычайно пестрым. О численности населения городов обобщенные данные содержит таблица, составленная В.М. Кабузаном (табл. 1).

Таблица 1^*

В монографии Ю.Р. Клокмана приводится таблица численности и удельного веса посадского населения по отдельным губерниям в 1769 г. (табл. 2).

Табл. 2 показывает, что городское население распределялось на территории России неравномерно. Из губернии, территория которых была охвачена восстанием под предводительством Е.И. Пугачева, наибольший процент посадского населения приходился на Казанскую губернию (9,6%), затем следуют Воронежская (6,4%) и Нижегородская (3,2 %). В целом же из 12 губерний России, по которым приведены данные, Казанская губерния занимала четвертое место, уступая Московской, Новгородской и Белгородской губерниям. В отдаленных от центра губерниях — Астраханской и Оренбургской — удельный вес посадского населения был незначительным (соответственно 2,1 и 1,3%).

Суммируя данные по Казанской, Оренбургской, Нижегородской, Астраханской губерниям, получаем общую цифру посадского населения, составляющую 36 728 душ. муж. пола, или 16,2% от посадского населения 12 губерний России. Таким образом, в городах зоны восстания проживала почти пятая часть посадского населения России.

Таблица 2^**

Население городов делилось в основном на две части. К первой принадлежали посадские люди, получившие в 20-е годы XVIII в. новое название — купечество, и цеховые, в число которых вошли бывшие городские бобыли, частично служилые люди по прибору и некоторые посадские люди. В городах с «указными» мануфактурами в эту же часть городских жителей входили приписные работные люди, а в окраинных городах — и бывшие служилые люди, зачисленные в однодворцы, и другие категории податного населения, оторванные от земледелия и занятые в промышленности и торговле. Все эти категории горожан составляли постоянное податное население города, обладавшее определенным правом гражданства.

Ко второй части городских жителей принадлежали «пришлые люди», т. е. выходцы из других городов и уездов, не являвшиеся полноправными из-за отсутствия прав городского гражданства. Пришлые люди состояли главным образом из крестьян-отходников, приток которых особенно усиливался зимой, в свободное от полевых работ время. Они добывали средства к жизни работой по найму, ремеслом и мелочной торговлей. Эти «временные» горожане (по определению В.И. Ленина) оставались в городах иногда в течение многих лет.

На зимнее время в города устремлялись и дворянские семьи в сопровождении своих многочисленных дворовых людей.

Торгово-ремесленное население, составляя часть жителей города, объединялось в посадскую общину, замкнутую сословную общность этой категории горожан. Последних отличали наследственность принадлежности к посаду, профессиональный характер, особые повинности и платежи. Купечество, организованное в гильдии (первую, вторую, третью), и ремесленники, ставшие членами цехов (мастера), назывались «регулярными гражданами» городов. Купеческое сословие в 20—80-е годы, по существу, было единственным сословием горожан, имеющим почти монопольное право на занятия торговлей и промышленностью. Остальное население, которое входило в посадскую общину, но оставалось за пределами «регулярных граждан», — это жители города, «обретающиеся в наймах и черных работах». В Главном регламенте они названы «подлыми людьми», как находящиеся «ниже остальных групп или под ними»⁴.

Сословная неоднородность сочеталась с имущественным неравенством. В 60-х годах XVIII в. крупные и мелкие торговцы составляли 42,6% посадского населения; лица, занятые мастерством, — 15,4; живущие черной работой — 42%, т. е. на ремесленников и работных людей приходилось более половины всего посадского населения.

По данным Главного магистрата, в 1765 г. купечество делилось по гильдиям следующим образом: в первую гильдию входило 9,3 тыс. купцов (7,1%), во вторую — 32 тыс. (24,7%) и в третью — 88,3 тыс. (68,2%); часть купечества (53,9 тыс.) по гильдиям не была разбита. Купцы первой гильдии, наиболее богатые, вели широкую торговлю не только в своем городе, но и в других губерниях и за границей. Купцы третьей гильдии были мелкими торговцами, а в большинстве наемными рабочими, мелкими землевладельцами, сидельцами в купеческих лавках и ремесленниками⁵.

Сила купцов и довольно значительная роль в экономической жизни определялась не их количеством, которое было незначительным (2,48% всего податного населения России в 1766 г.), а размером купеческого капитала, росту которого способствовало, несмотря на некоторые отступления, монопольное право на торговлю⁶.

Тот факт, что среди купечества было немало лиц, лишь юридически состоявших в этом сословии, а фактически по характеру своей производственной деятельности не связанных с ним, подтвердилось во время проведения податной реформы 1775 г., когда произошел отсев из купечества несостоятельной его части в мещанское сословие⁷.

Городской буржуазии купеческого сословия противостояла масса бесправных наемных работников, абсолютное большинство которых не принадлежало к постоянному городскому населению, т. е., как указывал М.Я. Волков, нарождавшаяся городская буржуазия противостояла не разорившимся членам своего сословия (их было мало), а бесправной массе пришлых людей, преимущественно крестьяне-отходников, устремившихся в города на заработки⁸.

Торговля во второй половине XVIII в. характеризуется тем, что она начала терять сословный характер, в нее широко включались крестьяне, а также помещики. В тот период заметно расширилась роль торгующих крестьян. Они выступали серьезными конкурентами купечества. Торгующие крестьяне — порождение периода разложения феодально-крепостнических отношений, роста товарности феодального хозяйства. Процесс расслоения крестьянства приводил к выделению богатой верхушки, для которой торговля становилась основным занятием и средством дальнейшего обогащения. Помещики, получая с богатых крестьян большие оброки и оберегая свои владельческие права, не были заинтересованы в отпуске их на волю даже за выкуп в несколько тысяч рублей. Однако слой торгующих крестьян рос, и это приводило к подрыву монополии купечества на ведение торговли.

Правительство вынуждено было считаться с возраставшим значением купечества и городов в экономической жизни страны. Отсюда меры поощрения торговли и промышленности, политика меркантилизма и таможенного протекционизма, направленные на укрепление экономики страны и отвечавшие интересам формировавшейся русской буржуазии.

Правовое положение посадского населения определялось рамками феодально-крепостнического строя. Власть в городах осуществлялась городовыми магистратами в лице выборных президентов, бургомистров и ратманов. Они являлись сословными органами с финансовыми, судебными и полицейскими функциями. После восстановления в 1743 г. Главного магистрата, магистраты вновь перешли в его подчинение.

Помимо магистрата в XVIII в. продолжал действовать посадский сход, или собрание посадского населения. Сход избирал посадского старосту, который совместно с гильдейскими старшинами действовал от лица посада. Сходу принадлежало право избрания членов магистрата, а также должностных лиц для службы, казенных сборов, в порядке круговой поруки. Существовавший закон допускал избрание в члены магистрата только первостатейных и «пожиточных» горожан; отсюда следовала соответствующая ориентация деятельности этого «верхнего этажа» посада. На посадских сходах решались вопросы благоустройства города и его мирского хозяйства⁹.

Но в действительности городское управление не играло самостоятельной роли, оно зависело от местной администрации, проводящей политику господствующего дворянства.

После реформы налогового обложения, пришедшего на смену подворному обложению, посадские люди стали платить подати: 80 коп. — подушную и 40 коп. — оброчную. В течение века подушная подать с посадских, как и с крестьян, увеличивалась, и недоимки по ее сбору росли со «всей посадской России»¹⁰. Подушную подать, как и остальные повинности, платили под круговой порукой посада; каждая посадская община была обязана уплатить сумму в зависимости от числа душ, но мирская раскладка внутри посада производилась в зависимости от зажиточности того или иного члена посада — по имуществу, торгам и земле. С помощью мирской раскладки налогов власти добивались гарантии более исправного поступления податей в казну.

В 1775 г. правительство дошло навстречу интересам нарождавшейся буржуазии и заменило для купечества^*** подушную подать процентным сбором с объявленного капитала¹¹. Это было уже отходом от феодальной системы взимания налогов.

В 1744 г. был издан указ, который разрешал переход из одного посада в другой с санкции Главного магистрата¹². Осуществление права перехода из одного посада в другой было связано со сложной процедурой прохождения многих инстанций. Посадская община бдительно следила за тем, чтобы ее члены, особенно состоятельные купцы, не уходили, так как это нарушало установленную раскладку натуральных повинностей и денежных сборов. Ограничивалось не только изменение принадлежности к тему или иному посаду (переход), но и свобода передвижения посадских людей. Даже временный отъезд из города на расстояние свыше 30 верст разрешался только при наличии паспорта. Выдача же паспорта Главным и местными магистратами или ратушами производилась только при проверке задолженности и уплате получателем всех сборов и податей на период его отсутствия. Вместо денег допускалось поручительство в уплате податей. Существующий порядок затруднял выезд из города, и это сказывалось на деятельности граждан, и прежде всего на положении беднейшей части обывателей городов, средством существования которых было отходничество на заработки.

Значительную роль во взаимоотношениях государства с населением посадов играл земельный вопрос. Принятие закона о секуляризации церковных земель 1764 г. привело к ликвидации последних остатков духовного землевладения в городах (Тихвине, Осташкове и др.). Но это не привело к увеличению площади городской земли — земельные участки, ранее принадлежавшие монастырям, перешли в ведение Коллегии экономии.

Жители городов, как и раньше, были заинтересованы в земле, особенно города, в которых торговое огородничество и садоводство, разведение мясного и молочного домашнего скота составляло основу хозяйственной деятельности. Этим объясняется то обстоятельство, что многие городские наказы в Уложенную комиссию 1767 г. содержала жалобы на недостаток земли для нужд городов. В земле нуждались ремесленники, торговцы, купцы, занимавшиеся промышленным предпринимательством, — для размещения своих предприятий, лавок, складов, жилых домов. «В необеспеченности горожан землей проявлялась зависимость города от феодального режима», — отмечают исследователи, специально разрабатывающие проблемы истории городов.

Ю.Р. Клокман в своей книге оценивал претензии горожан на землю как «феодальные по своей природе, они свидетельствовали о том, что города были еще тесно связаны с феодальной экономикой». Однако при этом он справедливо указывал на необходимость различать земельные требования горожан — требования на землю под выгон для скота, пашню и огороды от требований земли для организации промышленных предприятий, лавок и складов. Последнее указывало на очевидный экономический рост городов¹³.

Во второй половине XVIII в. продолжала существовать такая форма зависимости посадского населения, как отдача «в зажив»^****, когда несостоятельный должник передавался в работу кредитору за уплату долга с процентами (указ от 19 июля 1736 г.). Долговая кабала была одной из самых тяжелых сторон жизни малоимущего населения. Несостоятельность в уплате долга влекла за собой опись имущества должника и продажу его с торгов. Если вырученной от продажи суммы не хватало для уплаты долга, то должник отдавался «в зажив» кредитору или постороннему лицу. Половина его заработка шла на уплату долга, а другая половина на уплату податей. Е.Н. Кушева, впервые изучившая эту форму зависимости, установила, что сроки работы продолжались от нескольких месяцев до 50 лет и более¹⁴. Яркие примеры отдачи «в зажив» в Балахне (1776 г.), Нижнем Новгороде (1778, 1788), Арзамасе (1783 г.) приведены в «Действиях Нижегородской ученой архивной комиссии»¹⁵.

Из наказов в Уложенную комиссию 1767 г. узнаем, что существовали и иные формы зависимости, фиксируемые правительственным законодательством. Жители артиллерийской слободы г. Серпухова, в подавляющем большинстве кузнецы, указом Сената 1760 г. были исключены из купеческого сословия и уравнены в подушном окладе с черносошными крестьянами; взимаемый с них подушный оклад увеличивался с 1,1 до 1,7 руб. При этом в отличие от крестьян они не получали «пашенных, луговых и никаких земель и угодий»¹⁶.

В зависимость попадали не только несостоятельные горожане. В таком положении оказались, например, посадские люди, работавшие на мануфактурах по вольному найму и в силу указа от 7 января 1736 г. «вечно» закрепленные за мануфактурами. Данное положение в 1744 г. было подтверждено: работные люди, внесение в перепись 1736—1737 гг., объявлялись прикрепленными к мануфактурам.

На посадское население, как и на крестьян, распространялась рекрутская повинность. И хотя посады нередко в обход закона, прибегали к найму рекрутов, купечество просило восстановить право, данное ему Петром I, и заменить рекрутчину денежным взносом. Некоторая часть тяглого населения городов, в частности купечество, поступала работать на мануфактуры с целью избежать рекрутской повинности. Правительство указом от 6 мая 1759 г. объявило, что купцы, работавшие на мануфактурах, не освобождаются от рекрутчины.

Удовлетворяя потребности заводовладельцев в рабочей силе, правительство не останавливалось перед припиской к заводам жителей городов¹⁷.

В течение всего XVIII в. продолжало практиковаться переселение посадских людей, чаще всего в связи с основанием новых городов (например, Петербурга, Оренбурга). «Для заведения купечества на новых местах» вызывались «охочие переселенцы» из разных посадов или переводилось по наряду определенное количество посадских людей («административные переводы»). По мнению А.А. Кизеветтера, принудительные переселения были «экстренной мерой», правительство постепенно утрачивало веру в ее «целесообразность»¹⁸, поэтому они не имели широкого распространения по сравнению с переходами посадских людей по собственной инициативе.

На город XVIII в. давил и такой феодальный институт, как исполнение жителями посада различного рода повинностей, а также обязательная служба посадских людей. Помимо уплаты подушной подати они должны были нести повинности как внутри города, так и за его пределами, а это требовало времени и отрыва от занятий торговлей и промыслами. Отмена внутренних таможен (1754 г.), которая ликвидировала мелочные сборы, утверждение системы винных откупов (1 августа 1765 г.) привели к сокращению служб посадского населения. Но их обременительность давала себя знать, о чем свидетельствуют городские наказы в Уложенную комиссию, содержавшие жалобы, особенно в части несения службы при государственной продаже соли.

Тяжелым бременем ложилась на плечи населения города постойная повинность. Дворяне, духовенство, мануфактуристы и купцы, бравшие государственные подряды и откупа, освобождались от постоев, поэтому в основном гарнизоны городов, воинские части располагались в домах низших слоев посадского населения. Кроме того, исполнение этой повинности усугублялось тем, что имели место злоупотребления верхушки посада в отбытии очередности постоев.

Екатеринбург. Гравюра Нике по рисунку Леспинаса. 1760-е годы. ГИМ

Нелегкой для малоимущих слоев посадского населения была и подводная повинность, обязывающая поставлять подводы на пересылку рекрутов, перевоз военных и других казенных грузов и т. п.

Наконец, рассматривая условия развития города, нельзя на учитывать царивший в нем произвол местных властей и дворян. О приниженном положении посадских людей в вопросах права и суда в сравнении с представителями господствовавшего класса говорят многочисленные материалы Главного и местных магистратов XVIII в.

Правительство до середины 40-х годов стояло на страже сословных интересов городского купечества и всячески ограничивало развитие крестьянской торговли. Но затем позиции несколько меняются. Вслед за указом от 7 июля 1743 г., подтверждавшим запрещение крестьянской торговли и в связи с этим вызвавшим ряд выступлений монастырских крестьян, правительство издало указ от 13 августа 1745 г. По этому указу крестьянам разрешалась торговля вне городов ограниченным кругом товаров на небольшую сумму.

Проведенная в 1754 г. отмена внутренних таможенных пошлин и ряда других сборов уравняла в обложении всех торговцев и создала более благоприятные условия для втягивания крестьянства в рыночные отношения.

Одновременно делались шаги к ликвидации ограничений развития крестьянской промышленности. Отмена ограничений коснулась не только традиционных отраслей крестьянского производства (выработки холста, веревок, канатов и др.), но и тех отраслей, которые начали развиваться под влиянием «указных» мануфактур (сусального, шелкоткацкого, хлопчатобумажного и др.).

Эти меры задевали сословные интересы городского купечества, в том числе права «указных» мануфактуристов. Купцов-капиталистов волновали также требования дворянства, касавшиеся расширения прав на занятия промышленностью и торговлей.

Несмотря на существовавшие препятствия, приток крестьян в города рос. Крестьяне, занимаясь промысловой и торговой деятельностью в городах, добивались городского гражданства, т. е. юридического оформления своего фактического положения.

В указе от 13 февраля 1747 г. сказано: «Ежели кто пожелает быть в купечестве разных губерний и провинций из дворцовых, архиерейских, монастырских и помещиковых крестьян и прочих чинов... люди, то записывать в купечество (курсив мой. — М.К.), по силе... указов, таких, которые в тех городах, где желают быть в купечестве, действительно торги и промыслы в свои домы, заводы и лавки имеют, и торгу своего на собственные свои деньги от пяти сот до трех сот рублей, а не меньше, по таможенным запискам доказать могут и по достоверному свидетельству от магистратов тех мест, где таковые в купечество записываться будут, совершенно явится, а которые торгов своих и промыслов... не докажут... таких впредь от сего указа не принимать и по деньгам в купечество не записывать»¹⁹.

Но добиться разрешения на запись в купечество было трудно. Этому препятствовало сохранившееся зависимое положение крестьян, а именно оно было основным источником пополнения посадской общины. Судьба крестьян находилась во власти помещиков, «мира», местной администрации.

Значительные трудности возникали и из-за чрезвычайной сложности процедуры оформления в городское гражданство, пройти и выдержать которую удавалось немногим выходцам из крестьянства. Они должны были не только найти поручителя из числа влиятельных горожан, но и после приписки к городу уплачивать подати по двум сословиям — городскому и сельскому до очередной ревизии, промежутки между которыми были немалые.

И тем не менее миграционные процессы происходили и в основном за счет деревенских жителей. С 1723 по 1762 г. в города из крестьян дворцового ведомства переселилось 4,5 тыс. душ муж. пола, из них 1,5 тыс. оформилось в купечество²⁰.

Господство крепостнических отношений не означало, что положение податного городскою и сельского населения было одинаковым. Исследуя права горожан, П.Г. Рындзюнский раскрыл причину стремления бесправного крестьянства добиваться приписки в городское сословие. Имущественные права горожан (неприкосновенность движимого и недвижимого имущества), несмотря на ограничения, существовавшие при крепостном праве, юридически и фактически были гораздо более прочными, чем права крестьян. Уплатив подати и выполнив повинности в пользу государства, посадский человек мог заниматься промыслами, торговлей. Он не был связан крепостнической зависимостью от помещика. Поэтому крестьяне добивались приписки в городское сословие²¹.

Существование феодально-крепостнических порядков создавало такие условия для развития товарно-денежных отношений, при которых преимущественно рос торговый и ростовщический капитал²². В 20—80-е годы XVIII в., т. е. в период, последовавший за реформами первой четверти XVIII в., торгово-ростовщические занятия продолжали занимать значительное место в деятельности формирующейся буржуазии. Даже в доходах торгово-промышленной буржуазии весьма весомой была доля прибыли, которую давали ей торговые и ростовщические операции.

И тем не менее в 1762—1775 гг., к примеру, из 83 текстильных предприятий дворянами было основано 23 (27,7%), купцами — 49 (59%), крестьянами — 11 (13,3%). Городская буржуазия, отмечает М.Я. Волков, в целом оставалась экономически связанной с феодально-крепостнической системой и заинтересованной в сохранении многих ее сторон, так как это являлось важным условием ее обогащения. Для многих купцов — владельцев «указных» мануфактур это к тому же давало определенные гарантии сохранения многочисленной категории приписных, купленных и других крепостных работников²³.

В историографии отмечается экономическая слабость и политическая незрелость формирующейся городской буржуазии и в связи с этим указывается, что она «нуждалась в сильном централизованном государстве, способном обеспечить безопасность и полицейский порядок внутри страны, осуществить по просьбе буржуазии меры, способные оградить ее от конкуренции иностранцев на внутреннем рынке и создать более благоприятные условия для развития торговли и промышленности»²⁴.

В свою очередь, феодально-крепостническое правительство в ряде вопросов шло навстречу формировавшейся буржуазии. Острая нужда в деньгах заставляла его искать поддержки торгово-промышленных кругов, так как значительную часть поступлений денег в бюджет составляли поступления от обложения сделок торгово-промышленного характера (таможенные пошлины, кабацкие сборы, пошлины с аренды, заклада, купля-продажа имущества, с договоров о найме рабочей силы и т. д.). Поэтому правительство принимало предложения городской буржуазии, особенно те, осуществление которых, не ущемляя интересов господствовавшего класса, давало увеличение денежных поступлений, например принятие Торгового устава 1653 г., Новоторгового устава 1667 г., отмена тарханов и т. д.

При обширности территории Российского государства, сложном этнонациональном составе его населения, влияния внешних факторов, особенно в пограничных с другими странами районах, позднефеодальные города имели существенные отличия в пределах даже одного хронологического периода²⁵.

Развитие городов Урала, Приуралья, а также Поволжья наряду с общими чертами их развития как торгово-промышленных центров имело некоторые особенности. Урал и Приуралье — это район, отличавшийся средоточием крупной мануфактурной промышленности. Наряду с дворянами-предпринимателями (Шуваловы, Чернышевы, Воронцовы) владельцами уральских заводов были крупные купцы (Яковлевы, Мясниковы, Твердышевы, Мосоловы, Осокины). Географическое положение многих других городов, их близость к границам вынуждали воздвигать укрепления и содержать значительные военные гарнизоны для их охраны. В то же время рост таких городов, как Оренбург, Троицк, Ирбит стимулировался ярмарочной торговлей.

Одни исследователи (например, Л.Е. Иофа) считают, что горная и металогическая промышленность явилась базой развития ряда городов Урала. Другие (Ю.Р. Клокман), соглашаясь с этим, отмечают, что влияние интенсивного строительства заводов в первой половине XVIII в. не следует преувеличивать. Городской элемент населения заводских поселков формировался прежде всего за счет ремесленников и купцов, а также беглых людей, т. е. всех тех, кто непосредственно не был связан с работой на заводе. Преобладание принудительного труда в уральской металлургии приводило к тому, что «не сама по себе работа на заводах, а обслуживание многочисленного заводского персонала в торговом и ремесленном отношении стимулировало развитие городов»²⁶.

Особенностью развития Екатеринбурга, административного центра уральских горных заводов, являлось то, что администрация заводов распространяла свою власть на все население города, в том числе и на жителей посада, которые юридически не подчинялись ей. Это тормозило хозяйственное развитие города, ограничивало пополнение его населения, в частности купечества, за счет притока извне²⁷. Лишь в 70—80-х годах XVIII в. Екатеринбург из ведения горного начальства перешел под управление общегородских учреждений, что сказалось на его развитии, росте купечества.

Имели свою специфику города Оренбургской губернии. Возникали они, как крепости, в целях военно-феодальной колонизации этой обширной окраины Российской империи. В процессе хозяйственного освоения края ряд крепостей превратился в торговые пункты, и постепенно менялась социальная структура городов, возле которых росли посады, населенные ремесленниками и торговцами.

Возникновение городов Оренбургского края было связано с общим процессом социально-экономического развития России (с ростом всероссийского рынка и мелкотоварного производства, на базе которого развивались мануфактуры), с освоением Западной Сибири. Среди крепостей выделялся Оренбург, который постепенно становился не только административным, но и торговым центром края²⁸, центром меновой торговли России с Казахстаном и Средней Азией. Эти функции отличали строительство и развитие других городов-крепостей края. На укрепленной Оренбургской линии, протянувшейся на 1100 верст по среднему и верхнему Яику, Ую и Тоболу, по данным П.И. Рычкова, до 1759 г. было построено 23 крепости, главными из которых были Орская, Троицкая, Петропавловская²⁹.

Особенности строительства и развития городов-крепостей Оренбургского края сказались как на их внешнем облике, так и на составе населения. Первыми поселенцами оренбургских крепостей были и основном военные люди, составившие их гарнизоны. Согласно особой «Инструкции» от 18 мая 1734 г. и привилегии, данной Оренбургу 7 июня 1734 г., поощрялось заселение нового города в первую очередь купцами и «мастеровыми людьми» с целью развития местного производства и торговли. В интересах дворянства и казны не разрешалось селиться в Оренбурге лишь крестьянам, платившим подушную подать, и беглым.

Переселенцам предоставлялись льготы: безвозмездное пользование землей, полученной под дворы и постройки, освобождение от постойной повинности и пр. Для привлечения в Оренбург купцов было предписано не брать пошлины с их товаров в течение трех лет строительства города (1735—1738). Они освобождались от подушной подати, могли брать ссуды из магистратских и других доходов на три месяца и пр. Однако заселение Оренбурга купцами шло медленно, так как их не очень привлекал далекий, еще не освоенный край. Поэтому правительству пришлось продлить право беспошлинной торговли еще на три года (1739—1741). Чтобы восполнить недостаток «капитального» купечества в Оренбурге и создать вблизи крепости очаг земледелия для хлебоснабжения населения, правительство предписало поселиться около Оренбурга «особой слободой» казанским татарам «из числа людей добросостоятельных и торги производить могущих». При этом им были обещаны льготы и привилегии: потомственное и «неотъемлемое владение» землями с сенными покосами, «скотскими выгонами», охотничьими и рыболовными угодьями, освобождение от рекрутских наборов и постоев. Так, в 1745 г. на р. Каргале, правом притоке Сакмары, в 18 верстах от Оренбурга возникла слобода Каргала, или Сеитов посад, получивший такое название по имени первого поселенца — казанского татарина Сеита Хаялина. По сведениям П.И. Рычкова, в Сеитовом посаде насчитывалось 300 дворов (1158 душ муж. пола). Основным занятием татар этой слободы была торговля в Оренбурге с купцами среднеазиатских городов. Обычно татары-торговцы Сеитова посада занимали первое место среди купцов, торговавших в Оренбурге. Например, в 1761 г. численность татар Сеитова посада, торговавших в городе, превышала число оренбургских купцов в 6 раз³⁰.

Оренбург. Гравюра А. Афанасьева начала XIX в. ГИМ

В 1769 г. по удельному весу общей численности посадского населения Оренбургская губерния по сравнению с другими 12 губерниями стояла на 10-м месте (1,7%). В двух городах Оренбургской губернии, Уфе и Челябинске, в 1764—1765 гг. насчитывалось только 244 купца³¹. Из табели, составленной в 1767 г., во всех провинциях Оренбургской губернии значилось положенных в подушный оклад 1070 купцов (74 — в Оренбургской провинции, 367 — в Уфимской, 295 — в Исетской и 334 — в Ставропольской), что составляло примерно 0,06% населения губернии³². Население оренбургских крепостей состояло также из военных людей разных чинов, отставных солдат, казаков и небольшого числа ремесленников.

По данным депутатов Уложенной комиссии в Уфимском уезде торги и ярмарки проводились только в городах Уфе и Табынске, расположенных в 90 верстах один от другого. «При том же в обоих городах купечества весьма мало, да и то вовсе не капитальное»³³.

Как и многие другие категории населения Уфимской и Исетской провинций, казаки, уволенные от службы, вели торговлю без пошлин, занимались ремеслами³⁴. Депутат Уложенной комиссии г. Уфы Алексей Подьячев в своем «мнении» указывал, что «иноверцы и прочие разночинцы» в Уфимском уезде, не считаясь с существующими законами, имеют кожевенные заводы, причиняя купечеству «в этом промысле не малое помешательство»³⁵.

Некоторые города-крепости со временем обретали значение торгово-промышленных пунктов. Так, Кунгур уже к исходу второго десятилетия XVII в. насчитывал значительный посад³⁶.

В Поволжье наиболее крупными городскими центрами были Казань, Нижний Новгород. Рост многих городов там определялся развитием торговли, в том числе транзитной. Их положение на реке Волге — основной торговой артерии России — влияло на хозяйственную деятельность этих городов.

Крупный промышленный и торговый центр Казань, к которой экономически тяготела значительная территория Среднего Поволжья, являлся центром суконной промышленности: в 80-х годах XVIII в. в нем проживало около 9 тыс. населения. В 1763 г. в городе насчитывалось 1046 купцов, в 1786 г. — 761 купец и 1619 мещан. Через 10 лет, в 1796 г., численность купцов цеховых и мещан значительно увеличилась. Купцов стало 1556, мещан и цеховых — 4461. Купечество, по данным третьей ревизии, составляло 18% посадского населения этого города³⁷.

Значение Казани определялось в значительной степени тем, что она играла роль посредника в торговле Европейской России со странами Востока: Турцией, Ираном, Средней Азией, а также с Сибирью. Наряду с русскими купцами деятельное участие в торговле принимали казанские татары. Татарские торговцы из Казани держали в 1782—1783 гг. в своих руках 3/4 всего оборота России со странами Средней Азии через Оренбург. Характер казанской торговли, ассортимент товаров в значительной степени определились развитием промышленности. Многие казанские купцы являлись хозяевами кожевенных, мыловаренных и других мануфактур. В 80-е годы XVIII в. в Казани насчитывалось 18 мыловаренных, 39 кожевенных предприятий, а также суконные, кумачовые и другие «фабрики»³⁸.

К концу XVIII в. наряду с распространением мелкотоварного производства развивалась мануфактурная промышленность и в Нижнем Новгороде. Возрастало торговое значение этого города в качестве областного рынка Среднего Поволжья, изменялся социальный состав населения за счет пришлого люда, главным образом крестьянства³⁹. Топографическое описание отмечало: «Нижний не столько славен богатым купечеством, сколько пристанью, в которую всякий год для перегрузки, нагрузки и выгрузки бывают до 2500 судов разного рода»⁴⁰.

Несмотря на значительное место, которое занимало в Нижегородской губернии земледелие, близость промышленных центров страны, расположение ее у слияния двух важнейших торговых артерий страны — Волги и Оки, преобладание оброчной формы эксплуатации создавали условия для неземледельческих занятий населения крепостной деревни, облегчали развитие крестьянских промыслов, отходничества, торговли.

В Нижегородской губернии, кроме губернского центра, уездными городами были Арзамас, Алатырь, Юрьевец, Балахна, Курмыш, Ядрин. Среди уездных центров выделялся «нарочитый купеческий город» Арзамас, насчитывавший в 1774 г. 2210 купцов (источник включает сюда, видимо, и вообще городское население), затем следовали Балахна (1385), Юрьевец (884), Алатырь (425), Ядрин (420). Самой малочисленной эта категория была в Курмыше, где она насчитывала всего 78 человек⁴¹.

По словам современников, г. Курмыш по «бедности жителей и бедное имеет строение. Собственно говоря, граждан в нем почти совсем нет. Малое число купечества содержит себя работой и наймом». Большую часть населения составляли «хлебопашеством питающиеся... стрельцы, казаки и другие служивые люди». В Алатыре купечество было «не весьма зажиточно: торгуют мелочными товарами и наиболее всего питаются от хлебопашества»⁴². Как и Курмыш, этот провинциальный город имел земледельческий облик.

В наказах в Уложенную комиссию 1767 г. отмечалась возраставшая активность торгующего крестьянства и наличие большою числа торговых сел и слобод в разных районах России. В числе «знатных сел» Нижегородской провинции значились Лысково, Павлово, Мурашкино, Работки, Ворсма, Городец, Княгинино⁴³.

Данные о численности населения городов Пензенской губернии дают следующую картину состава населения Саранска в 1762 г. (третья ревизия): купцов — 134, мещан — 753, цеховых — 298, государственных крестьян — 1900, помещичьих дворовых людей — 236, всего населения — 3321 душа муж. пола.

По третьей ревизии (1762 г.) в г. Пензе проживало 187 купцов (душ муж. пола), 518 мещан, 143 цеховых, 2597 государственных крестьян, 332 помещичьих дворовых людей. Общее число жителей составляло 3777 душ муж. пола⁴⁴. В целом же в Пензенской губернии во второй половине XVIII в. торгово-ремесленное население составляло меньшинство среди городских жителей. Наиболее многочисленным оно было в Саранске — 1185 душ муж. пола, что составляло 35,6% по отношению ко всему городскому населению.

В других городах этот процент был меньше: в Инсаре к этой категории населения принадлежало 384 души муж. пола, или 27,9% всех жителей города, в Пензе — 848 (22,5%), в Верхнем Ломове — 243 души (13,3%).

Незначительным по численности было торгово-ремесленное население в Наровчате и Мокшанах (6—7%), в Краснослободске (3%), в Нижнем Ломове и Троицке (менее 0,5%). В Керенске оно вообще отсутствовало⁴⁵.

Основную же массу жителей в большинстве городов составляли государственные крестьяне, бывшие служилые люди по прибору, в деятельности которых главное место занимало сельское хозяйство, а в Краснослободске и Троицке — дворцовые крестьяне. В Саранске на долю земледельческого населения падало 57,2%, в Пензе — 68,7, в Инсаре — 72, в Верхнем Ломове — 84,3, в остальных шести городах — 94—99%.

Определенную часть населения составляли помещичьи дворовые люди. Больше всего их было в таких крупных и старых городах, как Пенза (8,7% всего населения), Саранск (7,1%). В Нижнем Ломове дворовые составляли 3,6% населения, в Верхнем Ломове — 2,1%.

Во всех городах, кроме Саранска, на протяжении последующих 30 лет, с начала 60-х до середины 90-х годов XVIII в., выросла общая численность городских жителей. Но темпы этого роста были разные. Так, в Пензе торгово-ремесленное население увеличилось с 848 душ муж. пола в 1762 г. до 1564 в 1795 г., т. е. примерно в 2 раза, а его удельный вес в общей массе горожан поднялся с 22,5 до 30,8%. В то же время число крестьян увеличилось с 2597 до 2898 душ муж. пола, всего на 11,6%, а их удельный вес снизился с 68,7 до 57,1%. Более быстрый рост торгово-ремесленного населения по сравнению с земледельческим отмечался в Краснослободске, Троицке, Наровчате, Мокшанах, Нижнем Ломове и Верхнем Ломове. Снизилась общая численность (удельный вес тоже) торгово-ремесленного населения Саранска⁴⁶.

Основываясь на сводных данных, И.А. Булыгин приходит к выводу, что отличительной чертой городов Пензенской губернии являлось то, что они носили земледельческий характер. Большую часть их населения составляли крестьяне. Эта особенность предопределялась, считает он, происхождением городов данного региона как городов-крепостей, населенных служилыми людьми по прибору, которые в 20-х годах XVIII в. составили один из разрядов государственных крестьян. В то же время отмечался рост торгово-ремесленного населения этих городов, начавшееся перемещение купеческих капиталов в промышленность.

Купцы г. Пензы владели, по данным топографических описаний первой половины 80-х годов, 5 мыловаренными и 5 кожевенными заводами. Обслуживались они небольшим числом наемных работников и больше были похожи на мастерские типа простой кооперации. В конце XVIII — начале XIX в. в Пензе было 8 предприятий, в том числе полотняная фабрика, 2 кожевенных, 2 мыловаренных, свечной, пивоваренный и кафельный заводы. Полотняная фабрика Михаила Очкина представляла собой мануфактуру, где на 25 станах работало 82 человека. До 1803 г. на ней выделывалось в год до 800 кусков полотна, которое продавалось в Петербурге и других городах⁴⁷. Цеховые ремесленники Пензы изготовляли столярные, кузнечные, слесарные, кожевенные, сапожные изделия.

Купечество Пензы торговало шелковыми, бумажными и шерстяными тканями, сукнами, галантерейными товарами, сахаром, чаем, кофе, иностранными фруктами и винами. Важное место в деятельности купечества занимали скупка и продажа хлеба. Товары получали в Москве, Петербурге, Казани, с Макарьевской, Ломовской, Урюпинской, Корсунской и Саранской ярмарок, из Таганрогского и Астраханского портов. Некоторые брали казенные подряды по поставке соли и винные откупа.

Сохранились интересные записи голландского художника Корнелия де Круина, побывавшего в начале XVIII в. в Пензе и запечатлевшего внешний вид этого города: «Город очень большой и лежит на запад-юго-запад от реки Пензы и частью на горе: в нем есть кремль, довольно большой и обнесенный деревянною стеной с башнями. Улицы в нем широкия, и имеется несколько деревянных церквей. Он простирается значительно в длину, довольно красив и приятен по множеству деревьев, которыми окружен: многие дома лежат на другом берегу реки...»⁴⁸. В другом торгово-ремесленном центре — Саранске, по данным П.С. Палласа, «кроме немногих ремесленников и торговых людей живут пахари»⁴⁹.

В 1765 г. при посадских домах города числилось 12 кожевенных и 4 сыромятных полукустарных предприятия. Заметные сдвиги в состоянии городской промышленности относятся к 70—80-м годам XVIII в. По описанию Саранска 1784 г., в городе уже насчитывалось 45 кожевенных, 5 сыромятных и 15 мыловаренных заводов. На них работало по 10 и меньше мастеровых людей. В Саранске проживало 144 ремесленника (кузнецы, калачники, плотники, столяры). Распространенным занятием жителей Саранска в этот период, как и ранее, оставался «извоз по подрядам в разные города». Основным занятием большинства горожан по-прежнему было хлебопашество⁵⁰, но сравнительно с крестьянским оно имело большую ориентацию на рынок.

Саранское купечество торговало тканями и иностранными винами, которые привозило с Корсунской, Ростовской и Ломовской ярмарок. Оно поставляло на рынок воск, мед, мясо, сало и рыбу. Цехи занимались портным, крашенинным, оконным, рукавичным промыслами. Среди посадского населения Саранска выделялись первостатейные, имевшие промысловые заведения, загородные дворы и лавки, в которых эксплуатировался труд крепостных и наемных работников. Но в целом имущая прослойка среди купцов была немногочисленной и нестабильной по положению и капиталу⁵¹.

В остальных городах Пензенской губернии купцы торговали главным образом сельскохозяйственными продуктами: хлебом, мясом, маслом, медом, а мещане — пряниками и калачами⁵².

Г. Саратов, входивший ранее в состав Астраханской губернии, с 1769 г. стал административным центром вновь образованной Саратовской провинции. Саратов являлся центром вывоза эльтонской соли.

В 1749 г. там было открыто (переведено из Самары) Соляное комиссарство, переименованное позднее в Низовую соляную контору.

С 1766 г. в связи с правительственной колонизацией Поволжья, переселением на берега Волги иностранцев Саратов стал центром иностранной колонизации Поволжья. В 1766 г. была учреждена в Саратове контора Опекунства иностранных. С 1780 г. Саратов — губернский центр.

Саратов, по отзыву посетившего его в 1769 г. акад. И.И. Лепехина, был одним из лучших провинциальных городов с прямыми улицами и хорошими торговыми рядами. Акад. И.П. Фальк после посещения Саратова писал: «Сей город, хотя и невелик, но выстроен правильно и хорошо. В нем довольно каменных домов, 7 церквей, 2 монастыря и несколько лавок, также каменных». Благоприятный отзыв о Саратове этого времени оставил нам П.С. Паллас⁵³. Путешественник писал не только о внешнем виде города, но и о росте его торгового значения, связанного с выгодным положением на торговых путях. Соль и рыба занимали основное место в торгово-промышленной деятельности Саратова.

«Соляная и рыбная пристани великое множество привлекают к себе народа, что служит немалой прибылью живущим в Саратове гражданам», — писал И.И. Лепехин⁵⁴. Соляные подряды, рыбные откупа были доходной статьей, в дележе которой саратовские купцы конкурировали с дворянами и иногородними купцами. Большое место в торговле Саратова занимали «щепетильные товары», а также скот, покупаемый в близкой калмыцкой степи.

Развивалась в Саратове мануфактурная промышленность. Имелись канатные фабрики (одна из которых купца Мещанинова), шелковая фабрика, мыловаренный завод, селитренный завод (купца Федора Кобякова, к 1765 г. этот завод пришел в упадок и совсем запустел).

По материалам Уложенной комиссии 1767 г., Саратовский посад насчитывал 2421 душу муж. пола, из них 1190 купцов, 1231 цеховой⁵⁵. Что касается остальных групп ревизского населения, то, по данным Саратовского магистрата 1770 г., пахотных солдат числилось 927 душ муж. пола, бобылей — 1242, помещичьих крестьян, положенных в подушной оклад по г. Саратову, — 635, дворцовых крестьян — 637. Общая численность ревизского населения Саратова составляла 6 тыс. душ муж. пола. В действительности город имел значительно большее население, так как в названное число не были включены дворяне, духовенство и приказные служители, немецкие колонисты.

Как и в других городах, экономическое преобладание первостатейного купечества обеспечивало ему руководящую роль в управлении посадской общиной. Первенствующее положение на сходах Саратова занимали Петр Трумпицкий, Л. Прянишников, Аф. Мещанинов, Алексей Серебряков, Матвей Протопопов, Петр Шехватов, Мих. Баженов, Ив. Поляков, Ив. Скорняков, Мих. Арсков и др.⁵⁶ Благодаря своему влиянию они завоевывали благосклонность властей, что открывало простор для безнаказанных злоупотреблений властью этой наиболее имущей части горожан.

Члены магистрата (городского управления) — бургомистры, ратманы, ведавшие сбором налогов и судом посадских, выбирались, как правило, из среды первостатейных, редко — из второстатейных купцов.

Специфика Саратова состояла в том, что многие представители саратовского купечества второй половины XVIII в., такие, как Трумпицкие, Лежневы, Протопоповы, по первой ревизии числились дворянами, ибо происходили от тех детей боярских, которые в XVII в. и начале XVIII в. служили в Саратове⁵⁷. Они перешли в купечество, соблазнившись высокими прибылями от занятий торговлей, особенно подрядами и откупами.

К тому же многие цеховые ремеслами не занимались, они нанимались ловцами и работниками на рыбные промыслы, занимались хлебопашеством.

Владея крепостными из калмыков и башкир^5*, не положенными в подушный оклад, саратовские купцы легко могли обойти и указ Сената от 14 марта 1746 г., не только запрещавший купцам покупку людей с землей и без земли, но и предписывавший отобрать у них дворовых, купленных после первой ревизии.

В наказе Уложенной комиссии саратовские крестьяне жаловались на захват их земель помещиками и купцами и на обиды с их стороны: «Хотя саратовский округ по грамоте отведен был в 1701 году для граждан, но проживающие в городе Саратове служилые и отставные офицеры, городовые дворяне, купцы и приказные служители завладели по рекам самыми удобными пашенными и сенокосными местами и лесными угодьями, самовольно перевели на них своих крестьян и тем стеснили коренных жителей до такой степени, что для прокормления своего скота они вынуждены нанимать у них в своем же круге луга; сверх того запрещают им пользоваться лесом и причиняют разного рода обиды»⁵⁸.

Первостатейные купцы пользовались немалыми льготами в отбывании посадских служб. Некоторые «фабриканты», солепромышленники совсем освобождались от несения их. Кроме того, знатные, зажиточные купцы могли нанимать за себя других купцов с обязанностью покрывать недоимки, если таковые окажутся. Зажиточные купцы имели преимущества и в отношении отбывания общих повинностей: воинской, постойной, подводной.

Городские головы, бургомистры, ратманы освобождались от обременительной постойной повинности. Что же касается посадских платежей, то несмотря на то, что основанием раскладки служила оценка пожитков, первостатейные через своих выборных бургомистров и ратманов всегда могли переложить большую часть их на менее имущие слои населения⁵⁹.

Небольшая группа дворян и купечества, сосредоточив в своих руках лучшие городские земли и все доходы от торгово-промышленной деятельности города: соляных подрядов, рыбных откупов, ростовщических ссуд, сборы за неимущих со 100 душ и таким образом имел зависимых от него людей, послушно голосовавших за угодных Дрябову кандидатов⁶⁰.

Немало фактов, свидетельствующих о засилье богатого купечества, дают материалы наказов в Уложенную комиссию. В наказе жителей г. Сызрани сообщалось об одном из представителей этой категории купечества — Я.С. Петрове, который, освободившись от городских повинностей и от городского суда, продолжал прибегать к мерам грубого насилия. Купцы жаловались, что Петров многих купцов «захватывает к себе в дом и усилием своим и самовольно мучит в цепях и прикованных к стене чрез поверенных... и захватя весма долговременно одною из купцов, Федора Заварзина, бил мучителски плетми неведомо за что, коего увез с собою неведомо ж дуды скована, а на показанном заводе своем... держит в работе из Сызранских купцов по усилию своему, без ведома сызранского магистрата, без пашпортов...»⁶¹.

Острая борьба и «крупные несогласия» между группировками купечества разыгрались во время избирательных мероприятий 1767 г. в связи с предстоящим созывом Уложенной комиссии. Иногда ситуация складывалась таким образом, что купечество города выбирало не одного депутата, а каждая группировка своего депутата. Так было в Астрахани, Казани, Саратове и в других городах.

Примеров использования власти первостатейными купцами для собственного обогащения достаточно много⁶².

В целом борьба посада отличалась ожесточенностью. Первостатейные купцы, обычно стоявшие во главе городского управления, использовали разнообразные средства, нередко грубое насилие, для того, чтобы держать в страхе массу городского населения. Они прибегали к конфискации, продаже имущества с торгов, тюрьме, наказанию плетьми, сдаче в рекруты, ссылке в Сибирь горожан, проявлявших неповиновение.

Если второстатейное купечество принимало участие в торгово-промышленной деятельности иногда самостоятельно, иногда в роли приказчиков дворян и крупных купцов, то иным было положение самой многочисленной группы купечества — группы третьестатейных купцов. Многие из них, числясь купцами, имели пропитание «от хлебопашества», «от звериной ловли» или занимаясь сапожным, шапочным, кузнечным и другими промыслами. Многие из них искали заработка на волжских рыбных промыслах в качестве ловцов и работников. Нередко они попадали в долги и кабалу.

Отбывание многочисленных посадских служб — целовальников (сборы с населения), счетчиков, голов при соляных магазинах, старост, подьячих, писцов подушных сборов, при таможнях, по оброчным казенным статьям, при банях, мелких рыбных ловлях и т. д. падало на второстатейных и третьестатейных купцов и цеховых. 60-е годы XVIII в., кроме того, были временем усиления платежного гнета, связанного с усложнением государственного аппарата и тяготами войн, в числе участниц которых оказалась Россия. Наиболее бесправной частью жителей городов держали в полной от себя зависимости основную массу саратовского населения.

Своеобразие городов Астраханского края заключалось в отсутствии пашенного земледелия и в ловле рыбы, а также в добыче соли. Развитию городов Поволжья и в целом экономики края способствовал волжский речной путь — важнейшая магистраль, по которой шло движение товаров, производившихся и добывавшихся в разных частях России и ввозившихся с Востока⁶³.

Симбирск. Гравюра П.А. Артемьева по рисунку А.И. Свечина и М.И. Махнева. 1770 г. ГИМ

С.М. Соловьев, оценивая общую обстановку, писал, что в «городах не было спокойно»⁶⁴. В городе XVIII в. давали о себе знать довольно сложные отношения. Горожане вели борьбу против феодальных пережитков, необеспеченности городского населения землей, ограничений посадского населения в правовом положении. Положенный в подушный оклад горожанин, в том числе и купец, в сознании дворянина был близок к крестьянству, поэтому попирание его прав и личного достоинства было довольно распространенным явлением, вынуждающим, как свидетельствуют материалы Уложенной комиссии 1767 г., требовать наказания, в частности за бесчестие.

Выступления против привилегий дворянства свидетельствовали о нарастании противоречий между поднимавшимся классом купечества и феодалами. Но в истории русского города XVIII в., указывал В.Н. Бернадский, более важное место, чем борьба посада с феодалами, занимала борьба внутри посада. Объективно борьба между разными слоями купечества была борьбой за распределение торговой прибыли. Верхушка купечества теснила маломощных купцов. «Иногда богатый купец настолько возвышался над городской общиной, что выходил из нее и эксплуатировал своих сограждан, уже не числясь в их посадской организации»⁶⁵.

Высшее купечество не спешило выйти из городской общины, и не всякий имел право на это. Оно пыталось, оставаясь в составе городской общины, захватить в свои руки решение многих дел, касавшихся горожан. Городское управление разверстывало платежи, распределяло повинности, уточняло условия торговли, сдавало городские помещения для складов и магазинов и т. п. Городская община производила раскладку подушного оклада, падавшего на общину. Общий размер его определялся числом ревизских душ, но между дворами он разводился «по рассмотрению их в пожитках состояния». Число так называемых окладных душ, падавших на отдельный двор, не совпадало с числом ревизских душ в нем⁶⁶.

Владельцы крупных промышленных предприятий составляли привилегированную часть городского населения. Они пользовались различными льготами, часто не несли городских повинностей и оказывали большое влияние на жизнь города.

Бывало и так, что крупный промышленник не порывал с посадской общиной, платил по разверстке за многих подушные деньги, но зато подчинял своему влиянию магистрат. Так, крупный купец и фабрикант (суконная мануфактура) в Казани Дряблов платил подушные и другие мирские >являлись неимущие обыватели. Их положение мало отличалось от положения уездных крестьян.

Бывало немало случаев, когда выведенные из терпения насилиями городских властей малотягловые горожане свергали магистрат. Картину того, как насильственным путем свергался магистрат, т. е. по словам Кизеветтера, совершалась «миниатюрная социальная революция», рисуется им в следующих словах: «Вооруженные скопы малотяглых приступом брали ратушу, сажали «под караул» вождей противной партии первостатейных и устраивали в ратуше «саможелательное» правление. Иногда такому «саможелательному» правлению удавалось продержаться у власти довольно долго, пока грузный и неповоротливый механизм тогдашней администрации не успевал доступными ему средствами водворить в мятежном «посаде тишину и благосостояние»⁶⁷.

Исследователи классовой борьбы в городах России третьей четверти XVIII в. обращали внимание на многочисленные факты самоуправства и безнаказанности правительственной администрации. Весьма показательно, что С.М. Соловьев ставил в один ряд бесчинства правительственной администрации с пожарами в городах. «Города, — писал он, — нужно было предохранять от пожаров, от произвола Главного магистрата и от воевод, которые, в свою очередь, жаловались на купечество»⁶⁸. И все же, наверное, можно считать, что в целом правительство стояло на страже интересов «главных слоев общества — дворянства и отчасти купечества».

У последнего же сколько-нибудь существенных оснований для «крупных недоразумений» с правительством не было, так как они одинаково признавали незыблемыми две основы тогдашнего уклада социально-политической жизни — самодержавие и сословность⁶⁹.

К середине XVIII в. горожане уже имели определенные традиции социальной борьбы, уходящие своими корнями в предшествующие столетия. Как верно указывается в исторической литературе, к противоречиям XVII в., не разрешенным феодальным государством, в XVIII в. присоединились новые, порожденные дальнейшим социально-экономическим развитием России. Протесты против остатков феодальных повинностей и привилегий феодалов сочетались с обострением столкновений между низшими слоями городского населения и торгово-промышленной верхушкой, которая пыталась захватить власть в городе и использовать ее в своих интересах. То, что верхушка посада сумела овладеть положением и тем самым ограничить взрывоопасность обстановки, в определенной степени сказалось на спаде открытых городских восстании. Нельзя не учитывать при этом укрепление аппарата власти абсолютистского государства. И тем не менее в канун восстания под предводительством Е.И. Пугачева противоречия в городах приводили порой к открытым выступлениям, о чем говорят события в Тихвине (1758), Пензе (1756—1760), Иркутске (1758—1780), Архангельске (1766), Ярославле (1756—1767), Москве (1771) и в других городах.

Экономическое, общественно-политическое и культурное становление городов России и городского образа жизни проходило в условиях разложения феодально-крепостнического строя и развития капиталистического уклада. Эта противоречивость эпохи сказывалась на процессах существования и развития городских сословий, в том числе формирующейся городской буржуазии. Она отразилась и на воззрениях нарождавшейся буржуазии, которые, являясь в целом важными и исторически прогрессивными в силу своего антифеодального содержания, все же давали примеры и определенной ограниченности и незрелости. Характер эпохи предопределял и замедленность формирования предпролетариата, и уровень самосознания низших категорий городских жителей.

Примечания

*. Водарский Я.Е., Кабузан В.М. Города России во второй половине XVIII — середине XIX в.: (к вопросу о типологии) // Феодализм в России: Тез. докл. и сообщ.: Юбил. чтения, посвящ. 80-летию со дня рождения акад. Л.В. Черепнина. М., 1985. С. 130.

**. Клокман Ю.Р. Социально-экономическая история русского города: Вторая половина XVII века. М., 1967. С. 32.

***. С мещан и цеховых подушная подать отменена в 1863 г.

****. Отменена 8 октября 1834 г. (ПСЗ-II. Т. 9, № 7443).

5*. Согласно указу 1737 г., подтвержденному инструкций 1743 г., разрешалось «калмыков и другие нации покупать, крестить и у себя держать без всякого платежа подушных денег только с одной запиской в губернских и уездных канцеляриях» (ПСЗ-I. Т. 10, № 7438; Т. 11, № 8836).

1. Баранов А.В. Социально-демографическое развитие крупного города. М., 1981. С. 10.

2. Клокман Ю.Р. Социально-экономическая история русского города: Вторая половина XVIII века. М., 1967; Рындзюнский П.Г. Основные факторы городообразования в России второй половины XVIII века. Ротапр. М., 1972. С. 1; Волков М.Я. Пути формирования городских поселений России в XVIII в. // 250 лет Перми. Пермь, 1973. С. 13; Карлов В.В. О факторах экономического и политического развития русского города в эпоху средневековья // русский город. М., 1976. Вып. 1. С. 38—39. Он же. К вопросу о понятии раннефеодального города и его типов в отечественной историографии // Русский город. М., 1980. Вып. 3. С. 83; Водарский Я.Е. Города и городское население России в XVII в. // Вопросы истории хозяйства и населения России в XVII в.: Очерки по ист. географии XVII в. М., 1974. С. 107, 109; Он же. Население России в конце XVII — начале XVIII в. М., 1977. С. 124; Он же. Русский — город в эпоху феодализма: (К пробл. городообразования) // Феодализм в России. М., 1987. С. 308, 309; Буганов В.И., Тихонов Ю.А., Преображенский А.А. Эволюция феодализма в России. М., 1980. С. 182; Водарский Я.Е., Кабузан В.М. Города России во второй половине XVIII — середине XIX в.: (К вопросу о типологии) // Феодализм в России: Тез. докл. и сообщ.: Юбил. чтения, посвящ. 80-летию со дня рождения акад. Л.В. Черепнина. М., 1985. С. 129—130.

3. Желудков В.Ф. Введение губернской реформы 1775 года // Учен. зап. Ленингр. пед. ин-та им. А.И. Герцена. 1962. Вып. 229. С. 210; Клокман Ю.Р. Указ. соч. С. 319.

4. ПСЗ-I. Т. 6, № 3708. С. 295.

5. Очерки истории СССР: Период феодализма: Россия во второй половине XVIII в. М., 1956. С.Ш, 133.

6. Очерки русской культуры XVIII века. М., 1985. Ч. 1. С. 240, 241.

7. Сорина Х.Д. К вопросу о процессе социального расслоения города в связи с формированием капиталистических отношений в России в XVIII — начале XIX в.: г. Тверь // Учен. зап. Калинин, гос. пед. ин-та. Каф. истории. 1964. Т. 38.

8. Волков М.Я. Формирование-городской буржуазии в России XVII—XVIII вв. // Города феодальной России: Сб. ст. памяти Н.В. Устюгова. М., 1966. С. 195.

9. Очерки истории СССР... С. 154.

10. Кизеветтер А.А. Посадская община в России XVIII в. М., 1903. С. 436—438.

11. ПСЗ-I. Т. 20, № 13375, 13904, 14275.

12. Там же. Т. 16, № 9001.

13. Клокман Ю.Р. Указ. соч. С. 58, 60, 61.

14. Кушева Е.Н. Одна из форм кабальной зависимости в России XVIII в. // Академику Б.Д. Грекову ко дню семидесятилетия. М., 1952. С. 252.

15. Действия Нижегородской ученой архивной комиссии. Нижний Новгород, 1894. Т. 1, вып. 2; 1895. Т. 2, вып. 15; 1898. Т. 3; 1905. Т. 6.

16. Сб. РИО. Т. 93. С. 204, 205.

17. ПСЗ-I. Т. 9, № 6858; Т. 12, № 9004; Т. 15, № 10950, 10993.

18. Кизеветтер А.А. Указ. соч. С. 51—56.

19. ПСЗ-I. Т. 12, № 9372. С. 658.

20. Индова Е.И. Крестьяне и город Центральной России в XVIII в. // Проблемы социально-экономической истории феодальной России. М., 1987. С. 173; Она же. Дворцовые крестьяне в становлении и развитии городов и городской культуры (XVIII в.) // Взаимосвязи города и деревни в их историческом развитии: Тез. докл. и сообщ. XXII сес. Всесоюз. симпоз. по изуч. пробл. аграрной истории. М., 1989. С. 183.

21. Рындзюнский П.Г. Городское гражданство дореформенной России. М., 1958. С. 46.

22. Там же. С. 22, 23.

23. Бернадский В.Н. Очерки истории классовой борьбы и общественно-политической мысли России // Учен. зап. Ленингр. пед. ин-та им. А.И. Герцена. Вып. 229. С. 19; Волков М.Я. Указ. соч. С. 194.

24. Волков М.Я. Указ. соч. С. 186.

25. Преображенский А.А. Город, деревня и государственная власть в. России в XVII—XVIII вв. // Деревня и город Урала в эпоху феодализма: Пробл. взаимовлияния. Свердловск, 1986. С. 6.

26. Любомиров П.Г. Очерки истории русской промышленности, XVII, XVIII и начало XIX века. М., 1947; Иофа Л.Е. Города Урала. М., 1951. Ч. 1. Феодальный период; Очерки истории СССР: Период феодализма: Россия во второй четверти XVIII в. М., 1957. С. 190.

27. Горловский М.А. Социальный состав населения Екатеринбурга во второй половине XVIII в. // Из истории рабочего класса и революционного движения. М., 1958. С. 121.

28. Аполлова Н.Г. Особенности возникновения и развития городов Оренбургского края в XVIII в. // Города феодальной России. С. 456, 457, 461.

29. Рычков П.И. Топография Оренбургская. СПб., 1762. Ч. 2. С. 135, 138, 141—136.

30. Аполлова Н.Г. Указ. соч. С. 461.

31. Яковцевский В.Н. Купеческий капитал в феодально-крепостнической России. М., 1953. С. 50, 52—54.

32. Материалы по истории Башкирской АССР. М., 1956. Т. 4, ч. 2. С. 10.

33. Сб. РИО. СПб., 1871. Т. 8. С. 127.

34. Там же. С. 125, 126.

35. Там же. С. 98.

36. Преображенский А.А. Очерки колонизации Западного Урала в XVII — начале XVIII в. М., 1956. С. 154—212; Буганов В.И., Тихонов Ю.А., Преображенский А.А. Указ. соч. С. 183.

37. Заозерская Е.И. Торги и промыслы гостиной сотни Среднего Поволжья на рубеже XVII—XVIII вв. // Петр Великий: Сб. ст. М., 1947; Клокман Ю.Р. Указ. соч.; Хасанов Х.Х. Формирование татарской буржуазной нации. Казань, 1977; Гилязов И.А. Торговля города Казани в XVIII в. // Феодализм в России: Тез. докл. и сообщ. С. 173, 174.

38. Гилязов И.А. Указ. соч. С. 173—176.

39. Архангельский С.И. Очерки по истории промышленного пролетариата Нижнего Новгорода и Нижегородской области XVII—XIX вв. Горький, 1950. С. 60—73.

40. ЦГВИА. Ф. ВУА. Д. 18870. Л. 1 об.

41. ЦГАДА. Ф. 1274. Д. 195. Л. 40—42; ЦГВИА. Ф. ВУА. Д. 18870. Л. 1 об.

42. Дневные записки путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства в 1768—1771 гг. СПб., 1771. Ч. 1. С. 96, 104.

43. Сб. РИО. Т. 8. С. 230.

44. Булыгин И.А. Об особенностях городов Среднего Поволжья во второй половине XVIII в. // Города феодальной России. С. 488.

45. Там же. С. 491.

46. Там же. С. 491, 492.

47. Там же. С. 495.

48. Чтения ОИДР. М., 1872. Кн. 4. С. 236.

49. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. СПб., 1809. Ч. 1. С. 96.

50. Саранск: Ист.-экон. очерк. Саранск, 1985. С. 20, 21.

51. Там же. С. 13.

52. Булыгин И.А. Указ. соч. С. 496.

53. Лепехин И.И. Путешествия по разным провинциям Российскою государства. СПб., 1795. С. 360, 361; Фальк И.П. Полное собрание ученых путешествий по России. СПб., 1824. Т. 6. С. 101—107; Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российского государства в 1772 и 1773 гг. СПб., 1788. С. 258.

54. Лепехин И.И. Путешествия... С. 361.

55. Сб. РИО. СПб., 1911. Т. 134. С. 269, 274.

56. Кушева Е.Н. Саратов в третьей четверти XVIII века. Саратов, 1928. С. 52—56.

57. Акимова Т.М., Ардабацкая А.М. Очерки истории Саратова (XVII и XVIII век). Саратов, 1940. С. 73.

58. Сб. РИО. СПб., 1869. Т. 4. С. 113.

59. Кизеветтер А.А. Указ. соч. С. 330—348.

60. Голикова Н.Б. Очерки по истории городов России конца XVII — начала XVIII в. М., 1982. С. 3.

61. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1966. Кн. 15, т. 29. С. 121.

62. Бернадский В.Н. Указ. соч. С. 78.

63. Кизеветтер А.А. Указ. соч. С. 597—617.

64. Там же. С. 694—701.

65. Сб. РИО. СПб., 1900. Т. 107. С. 615.

66. Кизеветтер А.А. Указ. соч. С. 767—773; Вознесенский С.В. Городские депутатские наказы в Екатерининскую комиссию 1767 года // ЖМНП. 1909. № 12. С. 261, 262; Яковцевский В.Н. Указ. соч. С. 129, 191 и след.; Бернадский В.Н. Указ. соч. С. 78—84; и др.

67. Кизеветтер А.А. Указ. соч. С. 774.

68. Соловьев С.М. Указ. соч. М., 1964. Кн. 12, т. 24. С. 541.

69. Вознесенский С.В. Указ. соч. С. 241, 242.