Глава VI. Отражение интересов горожан в документах и действиях восставших

С сентября 1773 по август 1774 г. из ставки Пугачева вышло не менее 200 указов и манифестов. Из них до наших дней сохранилось 46, в результате реконструкции установлено содержание 119 утраченных манифестов и указов Пугачева¹. Таким образом, в настоящее время имеется возможность изучать 165 ценнейших повстанческих документов, т. е. подавляющую часть манифестов и указов, созданных повстанцами. Неизвестными остается сравнительно небольшая часть.

В числе манифестов и указов, которые, несомненно, оказали огромное влияние на подъем повстанческого движения, находим обращения к классу-сословию — крестьянству; сословной группе — яицким казакам; народам, проживавшим в пределах Российского государства — татарам, башкирам, калмыкам, казахам. Сохранились обращения к конкретным корреспондентам. Остаются неизвестными указы, адресованные таким сословиям и сословным группам, как наемные работники, ремесленники, купечество, в целом к посадскому населению городов. Встает вопрос: были они или их не было? Источники не дают оснований ответить на этот вопрос с достаточной определенностью. Учитывая неполную сохранность документальных источников, вышедших из лагеря этого крупнейшего народного движения, можно предположить, что эти обращения могли оказаться в числе несохранившихся манифестов и указов. В пользу такого предположения говорит реконструкция части утраченных текстов повстанческих воззваний, в том числе написанных и оглашенных в ряде городов, входивших в зону активной повстанческой борьбы.

Как известно, документы, вышедшие из лагеря восставших, изучались главным образом с точки зрения интересов основных участников движения.

Что касается сохранившихся манифестов и указов лагеря восставших, в той или иной степени связанных с городами, то в них отсутствует социальное разграничение горожан, названных чаще «живущими в городах», «жителями», «обывателями города», «всякого рода и чина людьми», «всякого звания людьми».

Это можно проследить, начиная с именного указа от 24 сентября 1773 г. жителям Рассыпной крепости, указов Оренбургу (1 октября 1773 г.), Верхне-Озерной крепости (6 октября 1773 г.), Авзяно-Петровскому заводу (17 октября 1773 г.) и др. Не вносят новое и известные манифесты и указы, объявленные в Уфе, Челябинске, Алатыре, Саранске, Пензе и др. Таким образом, обобщение городского населения в названных формулировках было свойственно не одному этапу крестьянской воины, а устойчиво сохранялось на всем ее протяжении.

Основной движущей силой крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева было крестьянство. Интересы этого угнетенного класса нашли отражение в повстанческих манифестах и указах, излагающих цели и требования восставших. Поэтому закономерно, что в обширной историографии крестьянской войны 1773—1775 гг. повстанческие указы изучались прежде всего с точки зрения основных участников восстания. Почти не привлекал внимания исследователей вопрос о том, как на содержание воззваний влиял прилив новых сторонников движения, в какой степени Е.И. Пугачев и его соратники ориентировались на расширение социальной базы восстания. Между тем известно, что в числе участников восстания уже на первых этапах было городское население, прежде всего его беднейшие слои. В связи с этим попытаемся, анализируя тексты манифестов и указов повстанческого центра, повстанческих властей и учреждений, выяснить отражение в них интересов городского населения.

Крестьянская война 1773—1775 гг. охватила огромную территорию России. Повстанцы одержали ряд крупных побед над правительственными войсками и овладели многими крепостями и городами.

Обращаясь к повстанческим воззваниям, выясним прежде всего, на каком этапе восстания появились обращения к городскому населению.

Первый именной указ от 17 сентября 1773 г. конкретно обращен к яицким казакам и, можно предположить, основывался на бытовавшем среди яицких казаков предании о грамоте Михаила Федоровича, по которой якобы передана им во владение р. Яик. За верную службу «император «Петр-III» — Пугачев жаловал яицких казаков «рекою с вершин и до устья и землею, и травами, и денежным жалованьям, и свинцом, и порохом, и хлебным провиянтом»². Этот указ отразил интересы яицких казаков, хотя во владении землей и увеличении «денежного жалования» была заинтересована не только эта категория населения.

Указ от 19 сентября 1773 г. конкретизировал, к кому обращаются восставшие во главе с Е.И. Пугачевым, называя «солдат и офицеров гарнизона Яицкого городка». В этом указе обещано примкнувшим к восстанию, а также их потомкам награды в виде не только денежного жалованья, но и «хлебного», награды «чинами», «славною службою», «первыми выгодами» в государстве³ (курсив мой. — М.К.).

В именном указе атаману Илецкого городка Л. Портнову, старшинам и казакам городка (20 сентября 1773 г.) награждение ставилось в зависимость от заслуг участников восстания: «Сколько награждены будете, сколько заслуги ваши достойны». И далее: «И чего вы не пожелаете, во всех выгодах и жаловань[ях] отказано вам не будет, и слава ваша не ис[те]чет во веку. И как вы, так и потомки ваши, первыми при мне, великом государе, учинитесь. И жалованья, правианта, пороху и свинцу всегда достаточно от меня давано будет⁴.

Существенно дополнено содержание указа гарнизону и жителям Рассыпной крепости от 24 сентября 1773 г. Прежде всего обращает на себя внимание тот факт, что впервые названо гражданское население крепости — «всякаго звания люди». Впервые в этом именном указе сказано как о главном пожаловании — «во-перво» «вечною вольностию». О вольности сообщается так: «А вольность, хоть и нерегулярные, но всяк на веки получит». Указ содержит также пожалование «реками, лесами, всеми выгодами, жалованьем, правиантом, порохом, свинцом, чинами и честию»⁵. Таким образом, уже этот пятый из известных указов Е.И. Пугачева спустя неделю после начала движения ставит перед восставшими задачу освобождения от крепостной зависимости, причем освобождение касается всего зависимого населения, а по времени — навсегда.

В указе от 1 октября 1773 г., адресованном башкирам Оренбургской губернии, первая на данном этапе движения констатация того, что «время от времени» переходят «в подданство», на сторону восстания «свецкий народ в городах (курсив мой. — М.К.) и провинциях».

Пожалования, о которых говорилось в предыдущих указах, дополнены награждением «верою и законом вашим» и «всем тем, что вы желаете во всю жизнь вашу»⁶. Итак, указы от 24 сентября и 1 октября ориентировались на гражданское население, в том числе города.

Далее следует ряд указов и манифестов, содержащих распоряжения пересылать повстанческие воззвания не только по деревням, губерниям, «разным жительствам», «разным сторонам», но и «из города в город». Указ от 1 октября 1773 г. башкирам Оренбургской губернии обращен к народу, живущему в «городах и крепостях», и провозглашает «волю»⁷. В указе, датированном этим же числом, башкирам Ногайской и Сибирской дорог Оренбургской губернии предписывалось указы повстанцев «пересылать из города в город, ис крепости в крепость»⁸. Таково же внимание к городу в манифесте от 1 декабря 1773 г. и манифесте, датированном примерно 15 декабря 1773 г.⁹

Если в некоторых первых указах названы жители вообще — «свецкий народ», «живущий в городах и крепостях... народ», «простые люди разных стран и областей», то со временем с городом связывались в большинстве своем «всякого звания народ», «всякого звания люди». Помимо уже названного указа от 24 сентября указ от 1 октября 1773 г., подписанный «Петром Третьим» — Пугачевым, адресован оренбургскому губернатору И.А. Рейнсдорпу, «рядовым казакам и всякого звания людем». Ко «всякого звания людям» обращены указы от 4, 6 октября, 5 ноября 1773 г., манифесты от 25 ноября, 1 декабря 1773 г. Призывы повстанцев «ко всякого звания и чину», «разного звания людям» встречаем в манифесте, относящемся примерно к 15 декабря 1773 г., именном указе от 12 июня 1773 г. крестьянину Белоярской слободы Ф.Т. Кочневу. Именной указ от 23 июля 1774 г. о производстве прапорщика Е.Д. Сулдешева в полковники и назначении его управителем г. Алатыря обращен ко всему «находящемуся в городе Алатыре народу», всем «города обывателям»¹⁰. Аналогично обращение А.И. Пугачева к жителям Пензы, Саранска, Камышина.

Наряду с крестьянами и казаками повстанцы обращались ко «всякого звания и чину» людям, и это принимало устойчивую форму, отражавшую стремление вовлечь в движение более широкие круги населения крепостей и городов.

Все это свидетельствует о том, что уже на первом этапе крестьянской войны 1773—1775 гг. городское население рассматривалось в штабе восставших как реальная опора развернувшейся борьбы. В этих документах не находим указаний, на какие конкретно категории населения городов повстанцы в первую очередь возлагали надежды.

Как уже отмечалось, в исследованиях при освещении движущих сил восстания указывается, что вместе с крестьянством активно выступала городская беднота. И это мнение вполне обоснованно. Рапорты и донесения представителей официальных властей содержат многочисленные сообщения о поддержке восстания со стороны городской бедноты, которая в этих документах пренебрежительно называется «чернью». Другое дело вопрос о том, что собой представляла вставшая на сторону восстания городская беднота в сословном отношении. Этот аспект в историографии не разработан. К этой категории относились вольнонаемные работники, крестьяне, пришедшие на заработки, мелкие ремесленники. Но к ней примыкала обедневшая часть купечества, промышлявшая работой по найму. И это подтвердила позже городская реформа, в ходе которой заметная часть представителей купеческого сословия была исключена из этого сословия и переведена в категорию мещан.

Формулировка указов — «всякаго звания люди» — наводит на мысль о том, что повстанцу не исключали попыток привлечь на свою сторону более широкие слои посада, в том числе купечество. Обращаясь к конкретному содержанию манифестов и указов повстанческого центра, попытаемся выяснить, насколько эта мысль может быть обоснованной.

Если в ранних повстанческих указах говорилось о «вечной вольности», то в именном указе от 17 октября 1773 г. приказчикам Авзяно-Петровского завода М.О. Копылову, Д. Федорову и «всему миру» впервые сказано: «Всякая вольность»¹¹. В именном указе от 23 октября 1773 г. казаку Л.И. Травкину, «казакам и всякого звания людям моим», а также в указе от 5 ноября 1773 г. войсковому старшине М.М. Бородину, яицким казакам и «всякого звания людям» находим прежнюю формулировку — «вечная вольность»¹².

Печать Е.И. Пугачева. Август 1774 г. ЦГАДА

Однако в именном указе от 17 ноября, манифесте от 25 ноября 1773 г., объявленном «всякого звания и чина» людям, говорится о «всякой вольности». То же находим в манифесте от 2 декабря 1773 г., данном во «всенародное известие», именном указе от 17 декабря 1773 г. оренбургскому губернатору И.А. Рейнсдорпу, именном указе директору Правления оренбургских горных заводов И.Д. Тимашеву от 21 декабря 1773 г., именном указе старшине яицких казаков М.М. Бородину от 21 декабря 1773 г.¹³

Некоторые указы провозглашают «вольность и свободу», «свободную вольность». Это относится прежде всего к повстанческим указам, созданным в июне—июле 1774 г., т. е. на завершающем этапе восстания. В манифесте, объявленном «во всенародное известие», в декабре 1773 г. сообщалось, что бояре лишили народ «воли и свободы»¹⁴. В манифесте от 28 июля, наиболее ярко выразившем лозунги восставших, провозглашалась «вольность и свобода»¹⁵.

В именном указе атаману и казакам Березовской станицы и всему Донскому Войску объявлялось о намерении «учинить во всей России вольность»¹⁶.

Возвращаясь к тем указам, в которых содержался призыв к «вечной» или «всякой» вольности, отметим, что наиболее распространено требование «всякой» вольности. В «вечной» вольности было заинтересовано прежде всего крепостное крестьянство. «Всякая вольность», «вольность и свобода» — это более емкие формулировки требований восстания. Возможно, учитывая разнообразный состав населения в районах восстания и ориентируясь на привлечение к движению не только крестьянства, но и разных категорий населения, в том числе городов, Пугачев и его сподвижники считали необходимым провозглашать не только главный лозунг — освобождение от крепостного гнета, но и освобождение от других видов зависимости и принуждения, которые использовались государством и господствовавшим классом. Это принудительная приписка крестьян к заводам, ограничение права перехода на другие посады, прав на торговлю и промыслы, разные злоупотребления властей и др. Все это задевало интересы как сельского, так и городского населения. Распространенность призывов «к всякой вольности» — это существенный момент, который нельзя не учитывать при оценке характера крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева.

Известно, что в манифестах и указах Пугачева провозглашалось пожалование землей, в которой было заинтересовано в первую очередь крестьянство. Уже первый указ от 17 сентября 1773 г. яицким казакам содержал это важнейшее положение. Из наиболее ярких в этом отношении документов назовем манифест от 28 июля, объявленный в Саранске, и от 31 июля 1774 г., объявленный в Пензе. Однако ряд повстанческих воззваний не содержит этого важнейшего положения, в них говорится только об освобождении от податей и рекрутских наборов. При этом обнаруживается, что его отсутствие относится к тем из сохранившихся указов, которые были обращены непосредственно к жителям городов Алатыря, Саранска, Пензы. И только один именной указ от 12 июля был выдан государственному крестьянину слободы Белый Яр под Екатеринбургом, названному «сыном Отечества», атаману Федоту Тихоновичу Кочневу. Что касается указов, объявленных в городах, то это — именной указ от 23 июля 1774 г. о производстве прапорщика Е.З. Сулдешева в полковники и о назначении его управителем г. Алатыря, именной указ от 28 июля о назначении прапорщика М. Шахмаметева управителем г. Саранска, именной указ от 3 августа о назначении секунд-майора Г.Г. Герасимова управителем г. Пензы, награждении его чином полковника и определении в товарищи к нему пензенского купца А.Я. Кознова.

Подавляющее большинство манифестов и указов неизменно объявляло об освобождении от подушных и «протчих денежных податей», «отягощениев» рекрутских наборов и стремлении к «благополучию» «благоцветущему состоянию»¹⁷. Постоянным также было указание, в том числе и по отношению к горожанам, не причинять никому «обид, налог и притеснениев». В именном указе от 28 июля о назначении прапорщика М. Шахмаметева управителем г. Саранска ему вменялось в обязанность защищать не только «всего уезду обывателей всякаго звания и чина», но и «обывателей» «здешняго города»¹⁸.

Но защита интересов сельской и городской бедноты не могла осуществляться без борьбы с противниками восстания. И в этой борьбе определенное место, как свидетельствуют рассматриваемые повстанческие документы, отводилось тем, кто держал власть в своих руках в селах и городах. В указе Ф.Т. Кочневу в качестве важнейшей задачи выдвигалась борьба не только против «гордости наполненных дворян», но и «находящихся в градех (курсив мой. — М.К.) губернаторов, воевод и протчих тому подобных мироедов», «обитчиков и ненасытных богатством судей», «злодеев-сребролюбцев»¹⁹.

Цель поднявшихся на борьбу народных масс — свергнуть власть дворян, а также тех, кто использует свое положение в корыстных целях в городах. В манифесте от 28 июля 1774 г. читаем: «Освобождаем всех [от] прежде чинимых от дворян и градских мздоимцев-судей, всем крестьянам (курсив мой. — М.К.) налагаемых податей и отягощениев»²⁰. В манифесте от 31 июля ставится под защиту весь народ: «Освобождаем всех от прежде чинимых от злодеев дворян и градцских мздоимцев-судей крестьяном и всему народу (курсив мой. — М.К.) налагаемых податей и отягощениев»²¹.

Указы Военной коллегии и воззвания, составлявшиеся участниками восстания в разных его районах, в значительной степени составлялись под влиянием манифестов и указов Е.И. Пугачева. Обратимся к этой группе документов и попытаемся выяснить, в какой степени их содержание было рассчитано на привлечение к восстанию городского населения.

Прежде всего в отличие от манифестов и указов Е.И. Пугачева, большая часть из которых давалась как «всенародное известие», документы, составленные его сподвижниками, обращены конкретно к жителям определенных населенных пунктов, в том числе городского типа.

Среди документов местных повстанческих властей по радикальности звучания антифеодальной программы борьбы особо выделяется обращение И.Н. Грязнова «всякого звания людям» осажденною Челябинска (8 января 1774 г.).

Обращает на себя внимание общая оценка сложившейся в России обстановки: «Всему свету известно, сколько во изнурение приведена Россия, от кого ж, — вам самим то небезизвестно. Дворянство обладает крестьянеми, но, хотя в законе Божием и написано, чтоб оне крестьян также содержали, как и детей, но оне не только за работника, но хуже почитали полян своих, с которыми гоняли за зайцами. Компанейщики завели премножество заводов и так крестьян работою удручили, что и в [с]сылках тово никогда не бывало, да и нет».

Призывая поддержать восставших, Грязнов пишет: «Нам кровь православных не нужна, да и мы такие же, как вы точно православныя веры. За что нам делать междуусобная брани?.. Для чего напрасно умирать и претерпевать раззорение всем вам, гражданам... А вам наверное говорю, что стоять — не устоять. Пожалуйте, не пролейте напрасно свою кровь»²².

То, что в «изнурение приведена Россия» ставится в вину классовым врагам — дворянству и заводчикам» («компанейщикам»), именно они «крестьян работою удручили».

Грязнов убеждает жителей Челябинска, «славного по России города, не проливать» напрасно свою кровь, оставаясь в лагере противников восстания, самое верное для них — сдаться и перейти на сторону восставших, так как у повстанцев и городского посадского населения одна цель — освобождение от дворян, администрации и заводовладельцев²³.

Указ Военной коллегии от 29 декабря 1773 г. и февральский указ 1774 г. были направлены на привлечение жителей Уфы и Красноуфимской крепости на сторону восставших, «дабы не привесть нап[ра]сное кровопролитие»²⁴. Указы Военной коллегии жителям Оренбурга, Уфы, Саранска, Пензы и других городов отражали стремление расширить число сторонников восстания и содержали призывы подготовиться к торжественной встрече Пугачева, а также приготовить для армии продовольствие, фураж, лошадей под артиллерию.

Указ Военной коллегии от 1 августа 1774 г. выборному от ямщиков г. Инсара Г. Моисееву предписывает действовать в соответствии с манифестом Е.И. Пугачева от 31 июля 1774 г. Однако при довольно точном воспроизведении текста манифеста в указе Военной коллегии имеется существенный пропуск. В манифесте говорится об освобождении от «злодеев дворян и градцких мздоимцев-судей крестьянам и всему народу (здесь и далее курсив мой. — М.К.) налагаемых податей и отягощениев», в то время как в указе Военной коллегии, подписанном Иваном Твороговым, секретарем Алексеем Дубровским и повытчиком Герасимом Степановым, говорится только о крестьянах, опускается «весь народ».

Кроме того, в указе Военной коллегии основной враг — «злодеи-дворяне», в манифесте Е.И. Пугачева ими являются «противники и злодеи-дворяне».

Сопоставление текстов этих двух документов не приводит к выводу, что некоторые сокращения вызваны стремлением более сжато передать положения манифеста, так как в ряде случаев текст указа Военной коллегии несколько расширяется. Так, вместо «вольностью и свободою» в указе сказано «всякою вольностию и свободою», текст о земельных пожалованиях дополнен «и протчими всеми угодьями», призыв «противников нашей власти и возмутителей империи и раззорителей крестьян ловить, казнить и вешать и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами»²⁵, также расширен: «Противников власти и возмутителей империи и разорителей крестьян, всячески стараясь, ловить, казнить и вешать, и поступать равным образом так, как они, не имея в себе ни малейшего христианства, чинили с вами, крестьянами»²⁶. Все это дает основание предположить, что манифесты Пугачева варьировались в зависимости от условий того района, населению которою они предназначались. Для района г. Инсара Военная коллегия считала важным призывы прежде всего к крестьянскому населению. Именно оно должно было возглавить борьбу против «злодеев-дворян», а также «градцких мздоимщиков-судей».

После анализа сохранившихся текстов манифестов и указов специально рассмотрим повстанческие указы, содержание которых восстановлено благодаря приемам реконструкции, разработанным Р.В. Овчинниковым. Исследуя этот круг источников, сконцентрируем прежде всего внимание на выявлении данных, затрагивающих интересы городского населения.

В восстановленных текстах указов Е.И. Пугачева первого и второго этапов восстания в основном заключались призывы поддержать восстание, указания о наборе добровольцев в повстанческие отряды, о заготовлении провианта и фуража для снабжения «главного войска» Пугачева, определялись направления боевых действий повстанческих отрядов. В указах к жителям Оренбурга, Челябинска, Уфы, Осы повстанцы предпринимали попытки мирным путем склонить на свою сторону города, добровольно сдаться во избежание кровопролития.

Сохранилось свидетельство об указе, с которым обратился Е.И. Пугачев 30 сентября 1773 г. к татарскому населению Сеитовой слободы, призывая поддержать восстание и подготовиться к встрече. Указ был составлен пугачевским секретарем Балтаем Идеркаевым. Р.В. Овчинников предполагает, что в этом указе содержалось, как и в указах башкирским старшинам Кинзе Арсланову, Алибаю Мурзагулову и Кутлугильде Абдрахманову, обещание «материальных льгот» за верную службу, устранение преследований за мусульманское вероисповедание и притеснений со стороны прежней администрации, которые определили политику восставших по отношению к народам Урала и Поволжья на всем протяжении крестьянской войны²⁷.

Пугачев обращался с указами к крестьянам и мастеровым Воскресенского завода (октябрь 1773 г.), Вознесенского завода (октябрь 1773 г.), Кано-Никольского завода (октябрь 1773 г.), Белорецкого завода (октябрь 1773 г.), Авзяно-Петровского завода (октябрь 1773 г.) и др. Наряду с объявлением разных «льгот» и «выгод» они содержали распоряжения относительно производства орудий и боеприпасов.

Воззваний к жителям Казани не сохранилось, но некоторые тексты удалось восстановить. Помимо указа, посланного Пугачевым администрации Казани, «чтоб без баталии здался»²⁸, он обращался 11 июля 1774 г. с призывами к русскому и татарскому населению города. Об этом сообщала в своем донесении казанская губернская канцелярия в Сенат 11 августа 1774 г. В показаниях на допросах Е.И. Пугачева, И.Н. Белобородова, И.А. Творогова и Д.В. Верхоланцева²⁹ имеются также сведения о составлении названных указов. Первое положение указов заключалось в требовании сдачи Казани без сопротивления; второе касалось обещания предоставить казанцам «разныя милости». Под ними подразумевались «те свободы и льготы трудовому народу, которые провозглашались антикрепостническими манифестами и указами Пугачева в июне и июле 1774 г.» — указом атаману Ф.Т. Кочневу от 12 июня 1774 г., именным указом походному старшине Адвему Ашменеву от 19 июня 1774 г., манифестом от 28 июля 1774 г., объявленным в Саранске³⁰.

Из показаний Творогова видно, что воззвания к жителям Казани составлялись секретарем Дубровским при участии повытчика Военной коллегии Г. Степанова. Текст манифеста на татарском языке был составлен, видимо, находившимся в армии Пугачева башкирским старшиной Кинзей Арслановым, яицким казаком Идыркеем Баймековым и каргалинским татарином Садыком Сеитовым³¹.

Содержание манифеста, объявленного жителям г. Курмыша, во время торжественной встречи Пугачева 20 июля 1774 г. устанавливается по рапорту офицеров курмышской инвалидной команды в Военную коллегию 27 июля 1774 г. Офицеры писали, что из объявленного им пугачевского манифеста, будучи «в смертном страхе, едва припомнили мы, что он, Пугачев, объявляя себя всему народу, якобы природный государь и истреблен был со всероссийскою престола дворянством, а ныне де десницею всевышнего сохранен и следую для принятия всероссийского престола в Москву, и за то черни обещал казенную соль без денег давать, а податей и солдатства не брать на 5 лет, и дать им вольность, а дворянский род весь искоренить»³². Этот утраченный манифест имеет сходство с повстанческими манифестами, обнародованными 28 июля 1774 г. в Саранске и 31 июля того же года в Пензе. Отмечалось вместе с тем и различие в содержании этих документов. Если в манифестах «во всенародное известие» от 28 и 31 июля 1774 г. освобождение народа от податей и рекрутских наборов (солдатчины) не было ограничено каким-либо сроком, оно объявлялось как бессрочное, то в «курмышском» манифесте речь шла о пятилетием освобождении от этих повинностей. Кроме того, манифест не содержал положения о переводе крестьян в разряд казачества, что было провозглашено в последующих манифестах 28 и 31 июля 1774 г.³³ Р.В. Овчинников не отметил еще одно очень существенное различие рассматриваемых документов. В манифестах от 28 и 31 июля объявлялось, что крестьянам передавалось «владение землей, лесными, сенокосными угодьями, и рыбными ловлями, и соляными озерами без покупки и без оброку...». Причем они имели в этом отношении текстуальное сходство. В курмышском указе не содержалось этого важного, в первую очередь для крестьянства, положения о безвозмездном владении землей и всеми ее угодьями. Вряд ли офицеры инвалидной команды пропустили этот пункт, даже принимая во внимание то, что они не могли точно воспроизвести все подробности содержания «курмышского» манифеста Пугачева. Нам представляется, что указанное различие может быть аргументом в пользу предположения, что «курмышский» указ ориентировался на городское население Курмыша. Он, как и именной указ к жителям Алатыря, не содержал положения о земле. Но это не исключает, что манифест жителям Курмыша в целом, занимая «промежуточное положение между июньскими документами ставки Пугачева и его июльскими манифестами, отражал определенный этап в выработке текста июльского манифеста, воплотившего в себе с наибольшей полнотой и завершенностью антикрепостническую направленность крестьянской войны»³⁴.

Помимо сохранившихся манифеста от 31 июля и указа от 3 августа, объявленных в Пензе, имеются свидетельства, позволяющие предполагать, что 1 августа при вступлении Пугачева в город был дан еще один указ³⁵.

Секунд-майор Гаврила Герасимов, давая показания в Казанской секретной комиссии 6 октября 1774 г., сообщил, что после въезда повстанцев во главе с Пугачевым в Пензу, Пугачев приказал «бывшему при нем казаку читать лжесплетенной свой манифест, чтоб все верили, что он есть государь Петр Федорович»³⁶.

О том, что в этот день прибывшие в город повстанцы обратились с указом к населению, подтверждается показаниями в Тайной экспедиции 9 декабря 1774 г. Тихона Андреева. Секретарь пензенской провинциальной канцелярии Андреев кратко сообщал и содержание указа: «Тогда злодей велел толпе своей казаку (а имяни и прозвания его не знает) злодейской мерской манифест, в котором, как он ныне припомнить может, упомянуто было, что будто он государь Петр Федорович и дворянством лишен престола»³⁷.

Сопоставляя этот отрывок записи допроса Андреева с показаниями Герасимова, мы не можем сделать заключение о полном совпадении передачи содержания указа, потому что имеются небольшие различия в оттенках передачи факта выступления Пугачева под именем Петра III. Герасимов говорил, что манифест прочитан, «чтобы все верили, что он есть государь Петр Федорович». Однако степень уверенности в точности передачи содержания манифеста у Андреева невысока — «как он ныне припомнить может».

Купец А.Я. Козлов более подробно останавливался на содержании манифеста, зачитанного в Пензе 1 августа. Он сообщал, что «читан был лжесоставленный его манифест, имянуя себя в оном Петром Третьим и обещая народу разныя свои милости»³⁸.

Печать Государственной военной коллегии Е.И. Пугачева. ЦГАДА

Бургомистр Б. Елизаров, согласно записи допроса, в тех же словах, что купец Кознов, передает содержание указа — обещание «народу разных милостей»³⁹. Как видим, как и в казанском указе, «льготы», «милости» не расшифровываются. Тот факт, что в этом указе включалось утверждение о «Петре III — Пугачеве, не дает оснований считать, что зачитывался манифест 31 июля, обращенный к жителям Пензы и Пензенской провинции, поскольку он не содержал этого пункта.

В Пензе, как и в других городах, власти стремились уничтожить повстанческие документы. Так, вошедший в Пензу с карательным отрядом секунд-майор граф В. Меллин сразу же стал выяснять, «нет ли каких от злодея ложных указов», и от Андреева получил только указ о. назначении Герасимова и Кознова⁴⁰.

Сохранился «Билет» — объявление населению Пензы о состоявшемся назначении новых властей. Приведем текст этого документа: «Сего августа 3-го числа по имянному е. и. в. всевысочайшему указу, за подписанием собственный е. в. руки, господин секунд-майор Гаврила Герасимов награжден рангом полковника. И препоручено ему содержать город Пензу под своим ведением и почитаться главным командиром. Да для наилучшего исправления и порядка определено быть в товарищах Андрей Яковлевич Кознов. И во исполнение оного е. и. в. имяннаго высочайшего указа по определению оных господ градоначальников велено обоим для надлежащаго сведения и должнаго повиновения в городе Пензе публиковать чего ради сим и публикуется. Августа 3 дня 1774 года. Воевоцкой товарищ Андрей Кознов»⁴¹.

В предшествовавшей главе отмечалось, что купечество Пензы организовало обед в честь пребывания Пугачева в их город. Во время обеда Пугачев обратился с весьма знаменательными словами: «Ну, господа купцы, теперь вы и все гражданя жители называйтесь моими казаками, я ни подушных денег, ни рекрут брать с вас не буду. И соль казенную приказал я раздать безденежно по 3 фунта на человека»⁴².

Купец Кознов сообщал, что Пугачев, раздавая соль, говорил: «А впредь торгуй ею, кто хочет, и промышляй всякой про себя»⁴³.

Показания Кознова подтверждал другой представитель пензенского купечества — «первостатейный» купец Б. Елизаров. Сравнивая показания Елизарова с показаниями Кознова, убеждаемся, что по существу они совпадают. Согласно допросу Елизарова в Тайной экспедиции Пугачев говорил: «Ну, господа купцы, теперь вы и все градские жители называйтесь моими казаками, я ни подушных денег, ни рекрут брать с вас не буду, притом... приказал раздавать безденежно по три фунта на человека соли и впредь, кто хочет, торговать и промышлять ею всякой про себя»⁴⁴.

Показательно, что именно представители купечества акцентировали внимание на тех пожалованиях, которые непосредственно относились к их интересам. Другие подследственные, не принадлежавшие к этому сословию, об обращении к купечеству ничего не сообщали.

Переходя к существу сказанного Пугачевым, отметим прежде всего провозглашение свободы торговли и занятий промыслами. Это касалось, прежде всего, интересов купечества. Однако, как показали городские наказы в Уложенную комиссию 1767 г., за право на торговлю и промыслы боролись и крестьяне. Кого имел в виду Пугачев, говоря о «кто хочет» и «всяком про себя» — только купцов или всех своих, «Петра III — Пугачева, «подданных», — остается вопросом. И Кознов, и Елизаров это выражение не комментируют, как и в целом не раскрывают своего отношения к настоящему и будущему социально-экономическому развитию страны. Но, видимо, сообщение властям во время допросов намерений предводителя восстания поддержать развитие торговли и промыслов, тем самым удовлетворить интересы купечества, служило оправданием для тех, кто перешел на сторону восставших. И конечно, заявление Пугачева, соответствующее многим обнародованным указам об отмене подушной подати и рекрутских наборов в данном случае с представителей купечества, соответствовало их требованиям и не могло не вызвать самый положительный отклик в широких кругах этого сословия.

Устное высказывание Пугачева передается Козновым и Елизаровым в очень сжатой форме. Возможно, таким оно и было, но не исключено, что форма выражения была иной. Важно то, что запечатлено редкое суждение Пугачева, в какой-то степени определявшее перемены в области экономики. Одновременно затрагивалась и область социальных отношений. Купцов и всех горожан Пугачев объявлял «казаками», тем самым выражалось непризнание существовавших сословных различий и намерение их изменить, идеализируя казацкий строй.

Встает вопрос: имело ли это устное высказывание Пугачева какое-то отношение к несохранившемуся пензенскому указу от 1 августа? В протоколах допросов указанных выше лиц, сообщивших о нем, отсутствуют сведения о торговле и промыслах. Отсюда можно предположить, что было устное распоряжение Пугачева. В то же время вряд ли следует полностью исключать, что оно основывалось на указе, не дошедшем до нас; возможно, но являлось одним из положений указа от 1 августа.

Что касается истории написания указа⁴⁵ о передаче купцу Кознову семейства крестьянина Тихона Федосеева, с оставленного от имени «Петра III — Пугачева, то имеются расхождения в передаче обстоятельств, связанных с этим необычным для действий восставших фактом. Купец Кознов на допросе показывал, что якобы он попросил секретаря Т. Андреева написать от имени «самозванца» указ «о имении мне находящихся у меня из найму крестьян в вечном услужении, почему Андреев оной и написал, но имена тех людей вписаны в нем моею рукою «. Кознов пытался мотивировать свой поступок: «Все сие делал я из одного страху и в беспамятстве, а отнюдь не из вероятия ко лжесамозванцу, ибо я знал совершенно о смерти покойного государя, а равно и то, что сей самозванец донской казак Пугачев, однако ж страха ради смерти нарушно называл его государем»⁴⁶.

Обращает на себя внимание, что при других допросах Кознова, а также Герасимова, Андреева, Григорьева вместо слов «вечное услужение» говорилось о «вечном и потомственном владении»⁴⁷. Так же определяется положение крестьянской семьи в самом документе, сохранившемся в составе следственного дела.

Секретарь пензенской провинциальной канцелярии Тихон Андреев говорил на допросе, что в тот же день, когда был написан указ о назначении новой власти, т. е. 3 августа, Кознов велел, чтобы он написал ему, Кознову, указ, «что государь его пожаловал жительствующими у него людьми в вечное и потомственное владение, почему он, Андреев, и велел подьячему, к какому именно не упомнит написать, о коих людях тот Кознов и дал свои руки записку, и как подьячей с императорским титулом ложной указ написал, то он и отдал тому Кознову, а оной, взяв, вписал еще имяна тех людей своею рукою»⁴⁸.

Андреев отрицал, что Кознов, придя в канцелярию, в присутствии его, Герасимова, прапорщика Григорьева сообщал, что «казаки велели ему на людей тех, которых он при себе имеет во услужении из найму написать указ, который наш батюшка подпишет»⁴⁹. Это же показывали на допросе прапорщик Илья Григорьев, т. е., что Кознов «таких речей» не говорил, а только настаивал, чтобы Андреев написал ему указ, что «государь его пожаловал жительствующими у него людьми в вечное и потомственное владение»⁵⁰. Таким образом, мы не можем получить однозначный ответ на вопрос, исходила ли инициатива передачи крестьянской семьи от повстанцев или от самого Кознова.

Л.Д. Рысляев связывал появление этого документа с благоволением Пугачева к пензенскому купечеству⁵¹. Случай трудно объяснимый, но показателен в том отношении, что связан с одним из представителей купеческого сословия. Известны лишь охранные грамоты, выдававшиеся купцам. Приведем текст этого необычного документа: «Божию Милостию, мы, Петр Третий, император и самодержец всероссийский и прочая, и прочая, и прочая.

Всемилостивейше жалуем нашего города Пензы городского товарища Андрея Кознова жительствующим у него семейством крестьянина Тихона Федосеева и з женою Аксиньею Киреевой и з детьми Натальей, Андреем, Акулиной и Агафьей в вечное и потомственное владение августа дня 1774 года»⁵².

На левой стороне этого листа неразборчиво написано другой рукой еще несколько имен. Документ не датирован, но поскольку адресуется «воеводскому товарищу» А. Кознову, а назначение на этот пост состоялось по указу от 3 августа, то ранее он не мог получить «жалованный указ», позже — тоже маловероятно, так как 3 августа Пугачев оставил Пензу.

Поэтому есть основание датировать этот указ 3 августа. Л.Д. Рысляев справедливо указывал на то, что комментировать этот документ очень трудно. Но он высказывал предположение: может быть, речь идет не о крестьянах, а о дворовых людях, так как говорится о «жительствующем у него семействе». Со вторым суждением, высказанным Рысляевым в связи с этим указом, трудно согласиться. Он пишет, что надо иметь в виду царистский характер идеологии Пугачева; освобождая крестьян от крепостной зависимости от дворян, Пугачев все же считал их «верноподданными рабами собственной нашей короны»⁵³.

Наконец, имеются сведения о том, как попал этот документ в руки карателей. Его передал полковнику Михаилу Веревкину писец (фамилия не указана) пензенской провинциальной канцелярии⁵⁴. Одновременно полковник получил от Андреева указ о назначении Герасимова и Кознова.

Первая попытка восстановить утраченный текст «саратовского» указа Пугачева от 6 августа 1774 г. принадлежит Л.Д. Рысляеву⁵⁵. Этот указ Пугачева был вручен делегации от саратовских купцов во главе с Ф.Ф. Кобяковым. Секунд-майор Саратовского гарнизона А.М. Салманов 26 сентября 1774 г. на допросе в Царицыне рассказал, что. «купечество, цехи, бобыли, пахотные солдаты» до начала пушечной стрельбы послали купца Ф. Кобякова на «переговорку». Он, подтверждал Салманов, привез от пугачевцев «лист», «который в руки коменданту дошел, и он ево изодрал, за что купечество через бургомистра Протопопова чинили выговор»⁵⁶ По свидетельству Пугачева, Ф. Кобяков сказал ему, что как житель г. Саратова «прислан к вашему величеству от всего города (курсив мой. — М.К.), чтоб вы пожаловали манифест, а то де народ желает вам служить, да Только, де нет манифеста»⁵⁷.

Пугачев приказал Творогову написать манифест и отдать Кобякову. По возвращении в город пугачевский манифест был отдан, как уже указывалось, саратовскому коменданту И.К. Бошняку.

В рапорте коменданта Бошняка астраханскому губернатору П.Н. Кречетникову от 8 августа 1774 г. находим данные о содержании «саратовского» указа Пугачева. Бошняк сообщал, что в этом указе «написано было, что все купечество, бобыли и пахотные (солдаты) (курсив мой. — М.К.) будут защищены и пожалованы, и ото всех податей избавлены, и вольность дана будет; а штап-обер-офицеров и дворян всех велел перевешать»⁵⁸. В этих словах раскрывается содержание единственного указа, обращенного непосредственно к купечеству, а не в целом к городскому населению. Эти льготы, отмечал Р.В. Овчинников, были обещаны Пугачевым посадскому населению Саратова за содействие в овладении городом⁵⁹. Добавим к этому еще и его стремление расширить лагерь сторонников восстания.

Автографы сподвижников Е.И. Пугачева. ЦГАДА

Л.Д. Рысляев предпринимал попытку восстановить содержание указа «методом сравнительных аналогий», привлекая близкие по времени и по месту назначения документы — указ от 31 июля 1774 г., указ г. Пензе от 3 августа 1774 г., указ пугачевской Военной коллегии в Дубовку атаману Волжского казачьего войска В. Генеровскому от 18 августа 1774 г., «Жалованный указ» Пугачева пензенскому купцу Андрею Кознову, допросы пугачевских «командиров» в Пензе — Гаврилы Герасимова и Андрея Кознова. Однако такое толкование указа не всегда достаточно убедительно, на что справедливо указывал Р.В. Овчинников.

В Саратове Пугачев пожаловал Я.А. Уфимцева чином полковника и назначил атаманом, вручив ему свой именной указ об этом назначении 8 августа 1774 г. О содержании этого несохранившегося указа рассказывал сам Уфимцев на следствии: «По взятьи Саратова зделан был он начальником не города, а названной Саратовской станицы, и дан был ему в том за самозванцевой рукой указ, который им, Уфимцевым, сожжен»⁶⁰. Этим указом он, Яков Уфимцев, объявлялся атаманом Саратовской станицы и «чтоб он, крайне наблюдая о сыске дворян, коих без всякой пощады вешал и казнил, и имение отбирал».

Указ Пугачева о назначении Уфимцева полковником и атаманом Саратовской станицы (Саратова) содержанием своим напоминал пугачевские указы июля — начала августа 1774 г. о назначении новой власти в городах Алатыре, Саранске, Пензе.

Правительственные войска, встревоженные поддержкой восстания со стороны населения городов, прилагали все силы, чтобы вытеснить повстанцев аз городов, оплотов своей власти. Было очевидно, насколько успешно использовали повстанцы в агитационных целях свои победы. Восставшим было трудно противостоять хорошо вооруженным и обученным регулярным правительственным войскам, поэтому власть восставших держалась во многих городах лишь в течение нескольких дней. Но, несмотря на кратковременность пребывания в городах, сложность обстановки, они успевали осуществить ряд мероприятий. Прежде всего устанавливалась новая власть в лице «главного командира» и его помощника, которым «препоручался... город под своим ведением». Непременным указанием было: «не чиня никому обид, налог и притеснениев». Что же касается «противников», то в отношении них следовало «поступать так, как обнародованным указом повелено, со всем неукоснительством⁶¹.

В наставлении от 29 января 1774 г. атамана И.Н. Зарубина-Чики атаману С.Я. Кузнецову и есаулу Д.К. Юсупову строго предписывалось, управляя г. Осой, защищать население от «всяких злодеев и завистников»⁶². В отношении жителей г. Кунгура 4 мая 1774 г. указывалось, чтобы их «чрез поношение лукавых не утеснять и не обижать»⁶³.

Выразительно для характеристики отношения повстанцев к мирному населению, в том числе городов, увещевание атамана И.С. Кузнецова, полковника Салавата Юлаева и атамана М.Е. Мальцева властям, священнослужителям и населению осажденного Кунгура (20 января 1774 г.), подтверждающее, чтобы «при взятье городов и приклонившихся к полной власти его величества от идущих армей никакого жителям притеснения, раззорения, обид, налог и безповиннаго кровопролития не чинили». За нарушение этого приказа виновным грозило наказание вплоть до смертной казни⁶⁴.

В увещевании далее говорится: «Вот города Кунгура — не делают ли противление? Бедных посланников всех, не только простой народ, но и священнический чин, захватывая, со изнурением садят в тюрьмы! Пожалуй, усердно прощу, сего не чинить и до погубления себя не доводить!»⁶⁵.

В письме И.Н. Грязнова товарищу воеводы Исетской провинции В.И. Свербееву с призывом прекратить сопротивление и сдать Челябинск войскам Е.И. Пугачева от 8 января 1774 г. читаем: «Пожалуй, зделай себя счастливым, прикажи, чтобы без всякого кровопролития зделать и крови напрасно не проливать. Естли же после сего последняго до вас увещания в склонность не придете, то, обещаюсь богом, подвигну мои, вверенные от его императорскаго величества войска, и уже тогда никаковой пощады ждать вам надеяться не предвижу от мала и до велика»⁶⁶.

Своих сторонников повстанцы защищали, выдавая им вверительные грамоты. Военная коллегия выдала 15 июля 1774 г. казанским купцам А. Кирпишникову и Ф. Серебреникову с их семьями билет на право проживания в д. Караваеве и на обеспечение их продовольствием⁶⁷. Видимо, владение таким билетом было следствием заслуг купцов перед восставшими.

Выборная повстанцами новая власть должна была смотреть за. «казенными напилками, так и над продажей соляного. А в продажу употреблять по указу по-прежнему и деньги принимать под свое охранение, записывая в приходную и расходную книги без всякой утайки»⁶⁸, — говорится в наставлении об управлении г. Осой и волостью от 24 декабря 1773 г.

Постоянной мерой помощи городской бедноте являлась раздача продовольствия, чему, как сообщают источники, «народ радовался». В Пензе соль раздавали по 3 фунта на человека⁶⁹. Войдя в город, повстанцы выпускали из тюрем заключенных. Имеется свидетельство, что в Казани Пугачев содержавшихся в остроге «колодников всех к себе взял»⁷⁰.

Наряду с добровольным притоком сил в повстанческие отряды осуществлялась мобилизация населения сел и городов. О том, как она проходила в городах, свидетельствует объявление главного командира г. Пензы Г.Г. Герасимова (3 августа 1774 г.). Герасимов сообщал, что с каждых шести человек разных категорий населения должен быть выделен один человек. Предписано выделить из купечества 80 человек, с цеховых — 20, с пахотных солдат Пешей слободы — 71, Стародрагунска — 60, Конной — 140, Новодрагунской — 30, Черкаской — 60, с пушкарей — 11, о приставов — 7, с канцелярских сторожей — 7, с засечных сторожей — 5, с воротников — 2, с однодворцев — 7⁷¹.

Но чаще наблюдается другое — стихийный наплыв добровольцев. В своем рапорте повстанческий полковник Бахтиар Канкаев сообщал 14 июля 1774 г., что в Казанском уезде «всякаго звания люди» «весьма охотно» идут служить в отряды повстанцев, «дабы от тяжких заводских работ и даней облегчение» было⁷².

Были случаи выступления посадских людей на стороне карателей. О таком факте доносил 10 февраля 1774 г. писарь П. Еговцев в Красноуфимскую станичную избу. По его сообщению, 30 января немалое число посадских людей г. Кунцура напало на Ильинский острожок. Нападение сопровождалось убийствами и грабежами⁷³. О противодействии «кунгурских купцов с обывателями» сообщалось в показаниях крестьян Сарапульской дворцовой волости Ф.С. Ломаева и А.Т. Гладырина.

Исследуя идейную направленность повстанческих воззваний, нельзя не указать, что в ее разработке участвовали повстанцы, принадлежавшие по своему происхождению к купеческому сословию. Автором-составителем многих манифестов и указов являлся мценский купец Иван Степанович Трофимов, принявший во время восстания псевдоним и известный под именем Дубровский Алексей Иванович. Из его показаний⁷⁴ узнаем, что, растратив казенные деньги, он бежал на Урал, где нанялся на Златоустовский завод. В начале декабря 1773 г. 250 работников с Златоустовских рудников, в их числе и Трофимов, были «угнаны», как говорил он на допросе в следственной комиссии, башкирами в селения мишарей. Там Трофимов вступил в башкирский отряд Мратко Батыря, а затем в отряд сотника Зверева, встретившись с ним на Кано-Никольском заводе.

В Берде Трофимова определили сначала в Мосоловскую сотню казаком, а потом назначили секретарем повстанческой Военной коллегии (май 1774 г.), высшего военно-политического и административного центра восстания. Он верно служил Пугачеву и сопровождал его почти до Царицына. Захваченный в плен карателями в сентябре в низовьях Волги, у Енотаевской крепости, Дубровский содержался под следствием в Царицыне, где подвергался жестоким истязаниям. По пути в Казанскую секретную комиссию он умер в Саратове в конце октября 1774 г.⁷⁵

Дубровскому принадлежит составление знаменитого манифеста от 28 июля 1774 г., объявленного жителям Саранска и Саранского уезда. Созданием этого манифеста «венчались труды А.И. Дубровского (и ставки Пугачева в целом) по выработке идейной платформы движения, отражающей в то время (лето 1774 г.) по преимуществу интересы крестьянства». Р.В. Овчинников писал, что при составлении манифеста были использованы формулировки предшествующих указов июня—июля 1774 г., но в манифесте от 28 июля они приобрели более радикальное звучание. Так, если в тех указах освобождение крестьян обусловливалось обязательством быть верными Пугачеву — «Петру III» манифест от 28 июля освобождал их от крепостной неволи без каких-либо ограничивающих условий⁷⁶.

Не только в боевых действиях, но и в развитии идейного содержания повстанческих манифестов и указов большую роль сыграл полковник Иван Никифорович Грязнов, один из ближайших сподвижников Е.И. Пугачева. Он был выходцем из симбирских купцов. К началу восстания, разорившись, он работал по вольному найму на уральских заводах. В рядах повстанцев находился с октября 1773 г., развивая активную деятельность по подъему народного движения в Исетской провинции, в районе Челябинска, Красноуфимска, Осы, Казани. Погиб под Казанью в июле 1774 г.⁷⁷

Работник Косотурского железоделательного завода из посадских людей города Слободского Алексей Федорович Поторчинов (Поторочинов) (1723—1774) с мая находился в войске Е.И. Пугачева и участвовал в походе на Мамадыш на Вятке (начало июля 1774 г.). Позднее служил писарем в отрядах полковника Бахтиара Канкаева и Г.М. Лихачева (Макарова). Повстанческий полковник Г.М. Лихачев из крестьян д. Шиланки Казанского уезда называл Поторчинова в письме Б. Канкаеву своим «приятелем»⁷⁸. Сохранились четыре подлинника документов, написанных «казаком» Поторчиновым: рапорт есаула Г.М. Лихачева полковнику Каранаю Муратову с просьбой прибыть в д. Неелову для совместного выступления к Казани (16 июня 1774 г.), рапорт полковнику Канкаеву о следовании в д. Савруши (17 июля 1774 г.), рапорт полковника Б. Канкаева и есаула Г.М. Лихачева в Военную коллегию по охране перевозов через реки Каму и Вятку, с просьбой прислать наставления о дальнейших действиях отрядов (22 июля 1774 г.), а также известие полковника Канкаева полковникам Каранаю Муратову и Алибаю Мурзагулову с предложением прибыть в д. Каращурму (22 июля 1774 г.).

В двух последних Поторчинов называет себя «пищиком»⁷⁹. 27 июля он был схвачен карателями, доставлен в Казанскую секретную комиссию и по ее приговору казнен во Владимире 18 августа 1774 г.⁸⁰

В целом анализ повстанческих указов и манифестов с учетом некоторых конкретных событий в городах, расположенных в зоне восстания, свидетельствует, что городу придавалось огромное значение в ходе крестьянской войны 1773—1775 гг. Это объяснимо и не должно влиять на оценку роли борьбы крестьянских масс в селах и деревнях, уездах и губерниях. Города, являясь центром административно-политической власти господствующего класса, выступали ареной ожесточенной борьбы противоборствующих сил. Города были средоточием материальных и военных ресурсов, необходимых для снабжения армии повстанцев. Города — наиболее значительные по численности населенные пункты — служили источником пополнения сил восставших и опорой повстанческих порядков.

На основе воззваний, вышедших из лагеря участников крестьянской войны 1773—1775 гг., можно проследить расширение тех социальных кругов, на которые по мере нарастания народного протеста стремился опереться повстанческий центр. В зависимости от этого дополнялось и уточнялось содержание манифестов и указов. Конкретизация лозунгов восставших в свою очередь, имела немалое значение в расширении социальной базы восстания. В этом взаимодействии рос народный протест.

Примечания

1. Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И Пугачева: Источниковед. исслед. М., 1980. С. 8, 9.

2. Документы ставки Е.И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений 1773—1774 гг. М., 1975. С. 23.

3. Там же. С. 24.

4. Там же.

5. Там же. С. 25.

6. Там же. С. 26.

7. Там же. С. 27.

8. Там же. С. 28.

9. Там же. С. 36, 38.

10. Там же. С. 28, 29, 33, 35, 46.

11. Там же. С. 31.

12. Там же. С. 31, 33.

13. Там же. С. 35, 37, 39, 40, 41.

14. Там же. С. 37.

15. Там же. С. 47.

16. Там же. С. 50, 51.

17. Там же. С. 38, 40, 41, 42, 49.

18. Там же. С. 47.

19. Там же. С. 43, 44.

20. Там же. С. 41—47.

21. Там же. С. 48.

22. Там же. С. 271.

23. Там же.

24. Там же. С. 57, 60, 61.

25. Там же. С. 48.

26. Там же. С. 75.

27. Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 167, 168.

28. Там же. С. 237.

29. Красный арх. 1935. № 69/70. С. 213; Пугачевщина. М.; Л., 1931. Т. 2. С. 121, 149; Волегов В.А. Материалы для истории пугачевского бунта в Пермской губернии // Календарь Пермской губернии на 1884 год. Пермь, 1883. С. 28; Вопр. истории. 1966. № 4. С. 121.

30. Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 237, 238.

31. Пугачевщина. Т. 2. С. 206, 219.

32. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Чувашии. Чебоксары, 1972. С. 218, 219.

33. Овчинников Р.Б. Указ. соч. С. 242, 243.

34. Там же. С. 243.

35. ЦГАДА. Ф. 6. Д. 453. Л. 20—25.

36. Там же. Л. 20 об.

37. Там же. Л. 40.

38. Там же. Л. 24 об.

39. Там же. Л. 48 об.

40. Там же. Л. 39 об., 40. См. также: Документы ставки Е.И. Пугачева... С. 48, 49.

41. ЦГАДА. Ф. 6. Д. 453. Л. 15. Подлинник.

42. Там же. Л. 24—25.

43. Там же. Л. 25 об.

44. Там же. Л. 24, 25 об., 49 об., 50.

45. Там же. Л. 16.

46. Там же. Л. 27.

47. Там же. Л. 37, 44 об., 57, 57 об.

48. Там же. Л. 45, 45 об.

49. Там же. Л. 45.

50. Там же. Л. 57 об.

51. Рысляев Л.Д. Восстановление содержания саратовского указа Пугачева и датировка двух его указов к донским казакам // Учен. зап. Псков. пед. ин-та им. С.М. Кирова. 1964. Вып. 23.

52. ЦГАДА. Ф. 6. Д. 453. Л. 16.

53. Рысляев Л.Д. Указ. соч. С. 78.

54. ЦГАДА. Ф. 6. Д. 453. Л. 44, 44 об.

55. Рысляев Л.Д. Указ. соч. С. 71.

56. ЦГАДА. Ф. 6. Д. 453. Л. 102.

57. Дон и Нижнее Поволжье в период крестьянской войны 1773—1775 гг. Ростов н/Д., 1961. С. 181; Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 247, 248.

58. Пугачевщина. Т. 2. С. 191, 192.

59. Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 248.

60. Там же. С. 249, 250.

61. ЦГАДА. Ф. 6. Д. 453. Л. 17, 17 об.

62. Документы ставки Е.И. Пугачева... С. 134.

63. Там же. С. 314.

64. Там же. С. 249, 251.

65. Там же. С. 250.

66. Там же. С. 270.

67. Там же. С. 72.

68. Там же. С. 156.

69. ЦГАДА. Ф. 6. Д. 453. Л. 20 об., 21 об., 25 об.

70. Там же. Д. 454. Л. 97.

71. Документы ставки Е.И. Пугачева... С. 355, 356.

72. Там же. С. 332.

73. Там же. С. 220, 221.

74. ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512, ч. 2. Л. 147—154; Пугачевщина. Т. 2. С. 220—223.

75. Пугачевщина. Т. 2. С. 220, 221; Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 114, 120.

76. Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 131.

77. Лимонов Ю.А., Мавродин В.В., Панеях В.М. Пугачев и пугачевцы. Л., 1974. С. 112—137; Овчинников Р.В. Указ. соч. С. 433.

78. Документы ставки Е.И. Пугачева... С. 345.

79. Там же. С. 336, 341—343.

80. Пугачевщина. Т. 2. С. 323—325.