Ниже города — ниже Нижнего
Протекала тут речка быстрая,
По прозванью речка Волга-матушка;
Течет Волга-матушка
С диким мелким камушком...
Казачья песня о походе повстанцев к Волге.
Поражение повстанцев в марте—апреле 1774 года не означало их полного разгрома. Повстанческие отряды, состоявшие из крестьян, работных людей, казаков, башкир и т. д., продолжали упорно бороться. Что же касается яицких «непослушных» казаков, то они, несмотря на понесенные потери, по-прежнему составляли основное военное ядро восставших, играли видную роль в руководстве движением.
Как уже отмечалось, после поражения у Сакмарского городка 1 апреля 1774 г. Пугачеву, Творогову и другим предводителям повстанцев с сотней яицких казаков, сотней заводских крестьян и тремя сотнями башкир и татар удалось прорваться сквозь кольцо вражеских войск. Следуя степью на северо-восток, они через Тимашевскую слободу и Вознесенский металлургический завод направились к Белорецкому заводу. Двигаться с уцелевшими повстанцами из-под Сакмарского городка к Казани и далее Пугачев в то время никак не мог. Это означало бы оказаться в западне между корпусом князя П. Голицына и войском подполковника И. Михельсона, охранявшим подступы к Уфе. Основная задача повстанцев заключалась в том, чтобы сохранить и увеличить свои силы, возможно скорее восстановить Главную армию и готовить ее к новым сражениям. После того как М. Шигаев под Сакмарским городком попал в плен, главой Военной коллегии стал И. Творогов. Уже 4 апреля он отправил с нарочным указ атаману И. Белобородову, который со своим отрядом находился у Симского завода, требуя от него собрать возможно большее число повстанцев и немедленно отправиться с ними «для укомплектования и распространения корпуса его величества... в Главную армию».
Пугачев с повстанцами тем временем занял Белорецкий завод. Воспользовавшись тем, что в условиях весенней распутицы правительственные войска потеряли след Главной армии, предводители повстанцев стремились как можно быстрее увеличить ее численность. Пополнение армии шло довольно успешно, и вскоре в ней насчитывалось уже 2000 человек. Во главе этой армии, которая, правда, не имела еще ни одной пушки, Пугачев 2 мая, то есть ровно через месяц после поражения под Сакмарским городком, направился к ближайшей из крепостей Верхнеяицкой линии — Магнитной. В этот же день Творогов послал Белобородову новый указ, повелевавший ему «тот самый час выступить и сикурсовать под Магнитную к его величеству в армию с ымеющейся... артиллерией».
Первая попытка (5 мая) взять Магнитную не удалась, а сам Пугачев был ранен картечью в руку. Однако ночью, разделившись на пять отрядов, повстанцы снова пошли на приступ и к 3 часам утра 6 мая овладели крепостью. Комендант ее, капитан Тихановский, был повешен. В Магнитной Пугачев пробыл два дня. Сюда же 6 мая явился И. Белобородов со своим отрядом, а позднее также А. Овчинников и А. Перфильев с 300 яицкими казаками и 200 работными людьми. А. Овчинников и А. Перфильев, которые после неудач на Яике значительно «полевели», заняли свои прежние места в руководстве восстанием: Овчинников — главного атамана, Перфильев — полковника. Впоследствии секунд-майор А. Салманов, проведший некоторое время в плену в лагере повстанцев, отмечал, что в августе—сентябре 1774 года казаки «яицкие были первенствующими и властвовали толь же, сколько Пугачев», и что Пугачев решения принимал «не со многими яицкими, употребляемыми на совете, в котором первые — войсковой атаман Андрей Овчинников, дежурный Яким Давилин, полковник... Перфильев, секретарь Иван Творогов, полковник Федор Чумаков, каргалинский татарин Садык Сеитов, Кинзя-башкирец, Идорка-толмачь». С прибытием А. Овчинникова и А. Перфильева в Магнитную число яицких казаков в Главной армии увеличилось до 400—600 человек. Был восстановлен яицкий полк.
Одним из первых о местонахождении Пугачева (еще когда он был на Белорецком заводе) узнал подполковник И. Михельсон, находившийся в Уфе. Он выступил из Уфы 24 апреля и у Симского завода, в ущелье между горами 6 мая был встречен отрядом из 500 башкир во главе с Салаватом Юлаевым. «Мы нашли, — отмечал Михельсон, — такое сопротивление, какого не ожидали: злодеи, не уважая нашу атаку, прямо шли нам навстречу». Хотя Салават Юлаев и вынужден был отступить, этот бой замедлил продвижение войск Михельсона. 8 мая 1774 года Пугачев с Главной армией, насчитывавшей «до 3000 человек» и 4 пушки, выступил из Магнитной на северо-восток, к Верхнеяицкой крепости. В это время руководители повстанцев все еще избегали столкновения с превосходившими силами правительственных войск. Поскольку в Верхнеяицкой находился генерал Деколонг с корпусом, повстанцы, обойдя крепость степью и Уральскими горами, неожиданно появились у Карагайской крепости, захватили ее и через Петропавловскую и Степную двинулись далее на северо-восток, к Троицкой крепости, разрушая за собой мосты и переправы. 19 мая повстанцы под руководством Пугачева заняли Троицкую крепость. Численность повстанческого войска быстро возрастала за счет местного населения и, по неточным данным, составляла в этот период (май 1774 г.) около 10 000 человек. Но вооружение повстанцев — крестьян, работных людей, башкир и т. д. — по-прежнему было плохим.
Утром 21 мая под Троицкой развернулось ожесточенное сражение между повстанцами и прибывшим к крепости корпусом генерала Деколонга. Силы оказались неравными, и Пугачев в этом бою потерпел поражение. В покинутой повстанцами крепости, как увидели солдаты Деколонга, было много дворянских семей — «обывателей духовных, благородных фамилий, в том числе подполковница фон Витте и других оберафицерских отставных разного звания людей... обоего пола до 3000 человек». Это доказывало, что повстанцы беспричинно дворян, особенно беспоместных, не убивали. Иначе по отношению к повстанцам поступал Деколонг. Как он доносил, трупы убитых его солдатами повстанцев «перечесть было неможно», ибо лежали они «на четырех с лишком верстах», в плен же взято было «разных заводов и уездов крестьян» всего 53 человека, а «жен и детей их 12». По его словам, число пленных повстанцев «потому не велико, что разъяренная войски... не старались их живых брать, но на месте, где б ни попались, били до смерти». Описывая разграбление имущества повстанцев его солдатами, Деколонг отмечал, что они «сытно воспользовались за свои труды и усердность к службе ея императорского величества». Слова Деколонга дают яркое представление о зверствах правительственных войск1.
После битвы под Троицкой у Пугачева снова осталось всего повстанцев «человек с 500». Преследовал их Деколонг, с востока им путь закрывали гарнизоны Верхнеяицкой линии, а с запада к ним приближался корпус князя П. Голицына. В таких условиях часть членов Военной коллегии и старшин (вероятно, И. Творогов, Ф. Чумаков и другие руководители «умеренных») настаивала на том, чтобы продолжать отступление, идти в Сибирь. Как отмечал Пугачев, «по взятии Троицкой крепости казак Т. Горлов, который... был хорунжим, при Овчинникове и Перфильеве и при других казаках говорил ему: «Вот, батюшка, отсюда станем пробиратца на Иртыш». Но Пугачев, А. Перфильев, А. Овчинников и другие предлагали повернуть на запад, к Москве. Последнее мнение на сей раз взяло верх, и повстанцы круто повернули на северо-запад. Из-под Троицкой, как отмечается в Летописи П. Рычкова. Пугачев «в невероятной почти скорости прошел через всю Башкирию к реке Каме»2. Руководители повстанцев стремились как можно скорее достигнуть Казани и проникнуть в центр страны, овладеть Москвой до того, как правительство заключит мир с Турцией и перебросит туда свои войска. Так началась, образно говоря, великая битва за Москву.
Донесения П. Голицына, генерала А. Бибикова и других об окончательном подавлении восстания оказались ложными. Успехи Пугачева, сочувствие ему населения, неудачные попытки войск разгромить повстанцев все более пугали и настораживали царское правительство и власти на местах. 8 мая 1774 года, то есть на второй день после взятия Пугачевым Магнитной, в Петербурге было получено сообщение «о возмущении крестьян в Кадомском уезде». Восстание крестьян Кадомского уезда (менее чем в 300 верстах на юго-восток от Москвы) особенно тревожило правительство. В то же почти время поднялись на борьбу и крестьяне соседнего с Кадомским Шацкого уезда. 22 мая на заседании Государственного совета в Петербурге было зачитано полученное от воронежского губернатора письмо о желании дворянства Шацкой провинции «вооружить своим иждивением... конную команду и употребить половину оной... для искоренения в их провинции разбойников». В связи с этими выступлениями крестьян и продвижением повстанцев к Казани обстановка в центре страны не могла не внушать правительству серьезного беспокойства. 9 апреля 1774 года совершенно неожиданно в Казани умер главнокомандующий карательной армией против повстанцев А. Бибиков. На его место 1 мая Екатерина II назначила князя Ф. Щербатова. 1 мая же в инструкции Щербатову Екатерина II писала: «...находим мы за нужно предписать вам... чтобы бы продолжали неусыпно поражения и преследования бунтовщиков... чтоб для сего беспрестанное имели вы сношение с окрестными губернаторами... чтоб вы строгими от себя грамотами требовали от башкирцев выдачи Пугачева... с обещанием... награждения за поимку и выдачу...». Опасаясь больше всего похода Пугачева к Волге и в центральные районы страны, Ф. Щербатов приказал подчиненным командирам, в том числе П. Голицыну, принять все меры к тому, чтобы не допустить повстанцев «не только перейтить реку Волгу, но и зближение их отвращать». Общее положение в стране представлялось Екатерине II столь критическим, что она приняла решение о немедленном заключении мира с Турцией. Несмотря на успехи войск А. Суворова за Дунаем и Долгорукова в Крыму, Государственный совет в Петербурге после получения 22 мая сообщения П. Румянцева, что турки согласны на переговоры и «оставление... единственно Азова и Таганрога», уполномочил его «при соглашении о уступках оных... определить их сам, смотря по податливости на то турок». 16 июня же, в день подхода Пугачева к Красноуфимску, Государственный совет утвердил составленные Н. Паниным директивы П. Румянцеву «для употребления оных... в переписке с визирем в случае упорства его в соглашении мирных переговоров»3.
Продолжая свой поход на северо-запад, Пугачев обратился за помощью к киргиз-кайсацкому хану Аблаю и просил его, «ежели блиско где кочуют бежавшие из России калмыки, то б он дал им весть, чтоб оне, как можно скорее, сюда к нему... приезжали». После присоединения к главному повстанческому войску 500 исетских казаков и нескольких сот заводских крестьян в нем снова стало около 1500 человек. Пожар восстания в Исетской провинции и в Башкирии разгорался с новой силой в связи с приближением к этим районам войска Пугачева. «Нынешняя обстоятельствы внутри Исетской провинции, — доносил Деколонг 31 мая 1774 года, — совсем текут не по желанию... по утушении корпусом с великою трудностию перваго жару, паки начинают невидимой огонь... умножатца, чему способствует, приближение ко оным самово злодея... да и башкирцы все генерално бунтуют». Получив 15 мая известие о приближении Пугачева к Коельской крепости, И. Михельсон выступил ему навстречу со своим корпусом из Саткинского завода. 18 мая у деревни Лягушинской Пугачев, у которого в войске было около 1500 повстанцев, но всего одна пушка, вступил в бой с корпусом Михельсона. Пугачев отмечал, что вначале он «у Михельсона... пушки все отобрал и его корпус тем привел в замешательство». Но после того как Михельсон ввел в бой кавалерию, повстанцы потерпели неудачу, потеряли в бою около 600 человек убитыми и 400 пленными, а также лишились своей единственной пушки. Однако части повстанцев удалось отбиться от врага. Пугачев и Овчинников с отрядом в 500 человек направились далее на запад, к Саткинскому заводу, где их, как они узнали, ожидал Салават Юлаев с 3000 башкир. После присоединения к Пугачеву отряда Салавата Юлаева, а также заводских крестьян Златоустовского и других заводов положение повстанцев улучшилось.
3 июня у деревни Киги Пугачев совершенно неожиданно атаковал преследовавшего его Михельсона и нанес ему немалый урон. Свою неудачу Михельсон объяснял тем, что он не видел «никакой помощи» от других отрядов правительственных войск. 4 июня у переправы через реку Миас Пугачев и А. Овчинников нанесли корпусу Михельсона новый удар. После этого Михельсон, видя враждебное отношение к себе населения, не решился преследовать повстанцев и повернул к Уфе, дав тем самым возможность Пугачеву двинуться на северо-запад, к Каме и далее. Новый командующий карательной армией против повстанцев князь Щербатов, отсиживавшийся в Оренбурге, сразу сообразил, какую «ошибку» допустил Михельсон. Поэтому он приказал Михельсону тотчас выступить из Уфы за Пугачевым, повсюду его преследовать и «иметь только его одного своим предметом, не допуская не только внедриться в Кунгурский уезд или обратиться в Екатеринбургское ведомство, но и усиливать себя присоединением башкирцев»4. Однако эти планы командования царских войск были сорваны нараставшей с новой силой борьбой народных масс.
Повсеместно поддерживаемая населением, главная повстанческая армия быстро увеличивалась. 11 июня повстанцы овладели Красноуфимском, а 21 июня после краткого штурма они захватили Осу. Переправившись через Каму, Пугачев повел свое войско к Казани, ибо, как он отмечал, «казаки усильно» его «просили, чтоб итти в Москву, что он в удовольствие их обещал». О намерениях Пугачева идти в центр страны сообщал английский посол Р. Гуннинг. 15 июня он писал: «Судя по последним известиям, он (Пугачев. — И.Р.), кажется, намеревается исправить свою первоначальную ошибку и подвигается на Казань и на Москву, то есть к самому сердцу империи, где, как можно опасаться, он найдет много недовольных»5. Секретарь Военной коллегии И. Дубровский также упоминал, что «намерения имел он, Пугачев, каменной город (казанский кремль. — И.Р.) из ломовых пушек разбить, а по разбитии следовать прямо через Нижегородскую губернию в Москву»6.
11 июля повстанцы подошли к Казани. Главная повстанческая армия в это время, по словам И. Белобородова, насчитывала «тысечь до дватцети» повстанцев. Однако состояла эта армия в основном из «мужиков заводских и собранных в около лежащих по дороге деревнях, у коих никакого более оружия кроме кольев, дубин и завостренных шестиков, в руках не было... [а] по большей части без всякого оружия, с одними кулаками». Ружьями зачастую вооружены были только яицкие казаки. Когда атаману А. Овчинникову, огласившему «царский» указ, не удалось склонить казанские власти к добровольной сдаче города, руководители повстанцев собрали совет с участием «тайных советников — яицких казаков... и всех полковников». На совете решено было штурмовать город, причем тогда же, как отмечал И. Белобородов, «говорили, что... Пугачев по взятии Казани намерен пойти в Москву и тамо воцарится, и овладеть всем Российским государством». Утром 12 июля повстанцы под предводительством Пугачева и яицких казаков, разделившись на несколько отрядов, начали штурм Казани. Поддерживаемые населением, они вскоре овладели всем городом за исключением кремля, в котором укрылся гарнизон во главе с П. Потемкиным, недавно назначенным Екатериной II главой Казанской «секретной комиссии». Из казанской тюрьмы повстанцы выпустили всех заключенных, в том числе жену Пугачева — Софью Дмитриевну, сына Трофима и двух дочерей — Аграфену и Христину. 13 июля руководители повстанцев получили сведения о приближении к Казани корпуса И. Михельсона. Чтобы обезопасить дальнейший свой путь к Волге, они решили встретить Михельсона и попытаться разгромить его. Так как большинство повстанцев не имело оружия, Пугачев, по словам Белобородова, «приказал оставить тут от [каждого] полку по сту человек, а прочим всем итти к реке Казанке в луга», в укрытие. 13—14 июля между повстанцами и корпусом Михельсона происходили кровопролитные столкновения, во время которых обе стороны понесли большие потери. Однако под натиском противника Пугачев вынужден был отступить, и Михельсон занял Казань. Но руководители повстанцев решили еще раз попытаться разбить Михельсона, а потом уже двинуться к Волге и далее к Москве. По словам Белобородова, «15 числа по утру... с десятью пушками» повстанцы «пошли ко взятью крепости». Корпус Михельсона, поддерживаемый казанским гарнизоном, встретил повстанцев под городом, на Арском поле. Повстанцы, сообщал Михельсон, сражались «с таким отчаянием, коего только в лучших войсках найтить надеялся». Бой продолжался четыре часа, но победу снова одержал корпус Михельсона, главным образом, как замечает очевидец П. Любарский, «при помощи исправной своей артиллерии». Повстанцы потеряли до 2000 человек убитыми и ранеными и около 5000 взятыми в плен, причем в плену оказались женщины и дети, 9 пушек также были захвачены врагом. Пугачев и А. Овчинников с 3000 повстанцев направились к Волге. Корпус И. Михельсона, также понеся значительный урон, не смог сразу же начать преследование их и остался в Казани7.
17 июля главная повстанческая армия достигла Кокшайска на Волге. Часть башкир и других повстанцев повернула отсюда обратно. Поэтому на правый берег Волги переправилось всего около 1000 человек, в том числе около 300 яицких казаков и несколько сот башкир во главе с Кинзей Араслановым. Из Кокшайска по московской дороге главная армия Пугачева двинулась к Чебоксарам, имея намерение, по словам купца И. Трофимова, «следовать прямо через Нижегородскую губернию в Москву». Переправившись на правый берег Волги, Пугачев 18 июля обратился с указом ко всем местным жителям. Он призывал их восстать, уничтожить своих угнетателей, провозглашал свободу от крепостничества, равенство прав и установление вольного, казацкого строя. Указ был рассчитан на то, чтобы вызвать массовое крестьянское восстание на Правобережье Волги. В этом указе Пугачева, обращенном ко «всем находящимся прежде в крестьянстве и подданстве помещиков», говорилось: «...награждаем вольностью и свободою, вечно казаками... во владение землями... без покупки и без оброку и освобождаем [от] всех прежде чинимых... крестьянам и всему народу налагаемых податей и отягощениев... А... противников нашей власти, возмутителей империи и разорителей крестьян ловить, казнить и вешать и поступать равным образом так, как они... чинили со своими крестьянами; по истреблении которых противников и злодеев дворян всякий может возчувствовать тишину, спокойную жизнь, кои до века продолжаться будут»8.
Однако удобное время для похода повстанцев на Москву было упущено. Правительство успело подготовиться к борьбе с восставшими, стянуть значительную часть своих войск в район восстания, укрепить подступы к Нижнему Новгороду, Москве и т. д. Срочные меры были приняты и главнокомандующим князем Ф. Щербатовым. Сразу после отхода Пугачева от Казани Щербатов послал деташемент секунд-майора графа Мелина преследовать повстанцев «по пятам». 19 июля из Казани же выступил со своим корпусом И. Михельсон, который поспешно «следовал по московской дороге к Чебоксару, чтобы отрезать изменническое наклонение от престольного города Москвы». Главная задача Михельсона заключалась в том, чтобы задержать повстанцев на Волге до подхода новых частей с фронта. Нижегородский губернатор Ступишин занялся обороной Нижнего Новгорода сразу же после получения известий о походе повстанцев к Казани. Узнав об укреплении Нижнего Новгорода и о том, что «военной команды в нем много», руководители восстания изменили свой первоначальный план похода на Москву через Нижний Новгород. Поэтому, не доходя до Чебоксар, они решили повернуть на юг к Курмышу, двинуться вдоль Суры, а затем, если будет нужно, вдоль Волги и, выбрав удобное время и место, вновь повернуть к Москве с востока или с юга. Нижегородский губернатор писал, что хотя Пугачев, «переправившись через Волгу-реку... вошел в моей губернии... имея намерение... итти в Нижний, но, получа сведение через чюваш, что оной укреплен и к отражению приуготовлен, пошел через Курмышский уезд в Алатырь». И. Михельсон считал, что Пугачев повернул от Курмыша на Алатырь потому, что узнал о поспешном марше корпуса Михельсона «для пересечения ему пути»9.
Примечания
1. ЦГВИА, ф. 20. оп. 47, кн. 8; Пугачевщина. Сб. документов, т. III, стр. 259; т. II, стр. 226; ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 512, ч. I, л. 467—486; Летопись П. Рычкова, стр. 305.
2. Восстание Емельяна Пугачева. Сб. документов, стр. 160; РО ГПБИЛ, ф. 222, кн. 9, ч. I, л. 118; Летопись Н. Рычкова, стр. 305.
3. Сб. РИО, т. XIX, стр. 409; АГС, стр. 451, 278—281; Пугачевщина. Сб. документов, т. II, стр. 347; т. III, стр. 255; Сб. РИО, т. XIII, стр. 404—405.
4. Восстание Емельяна Пугачева. Сб. документов, стр. 161—163; Пугачевщина. Сб. документов, т. II, стр. 259; ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 400—426; ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, кн. 10.
5. Сб. РИО, т. XIX, стр. 422.
6. Пугачевщина. Сб. документов, т. II, стр. 221.
7. ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 400—425, 363; Сб. РИО, т. XIX, стр. 422; Пугачевщина, т. II, стр. 221, 333, 334; Летопись П. Рычкова, стр. 328—329, 334—335, 309—310.
8. ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 506, л. 363, 400—430; д. 512, ч. II, л. 149; д. 414 и 415; Восстание Емельяна Пугачева. Сб. документов, стр. 165; Дон и Нижнее Поволжье. Сб. документов, стр. 137; Летопись П. Рычкова, стр. 311; Пугачевщина. Сб. документов, т. III, стр. 286.
9. Современник событий писал, что Пугачева побудило отказаться от похода на Нижний Новгород ложное известие: его повстанцами был задержан курьер, нарочно подосланный Михельсоном с фальшивым письмом какого-то московского генерала, в котором тот якобы извещал Михельсона о наличии в Москве 30 000 войск и просил не препятствовать повстанцам идти к Москве. В Летописи П. Рычкова отмечается, что «Пугачев, узнав, что ему в Нижнем удачно быть не может, намерение свое итти туда отменил, и обратился вместо того к городу Алатырю». (Пугачевщина. Сб. документов, т. III, стр. 286, 78; т. II, стр. 304; «Анналы», т. III, Пб., 1923, стр. 168).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |