И.С. Шаркова. «La Cazette de France» о Крестьянской войне в России под руководством Е.И. Пугачева

1 февраля 1773 г. в письме из Ферне прусскому королю Фридриху II Вольтер писал: «На этих днях здесь распространились из Парижа слухи о возмущении в России, но я льщу себя надеждой, что это пустая болтовня (nouvelles de caffé^sic!)»¹. Эти строки были написаны «фернейским философом» еще задолго до восстания под руководством Е.И. Пугачева.

19 января 1774 г., уже после того, как на Запад просочились первые сведения о «грандиозном восстании в Азиатской России», Екатерина II в письме Вольтеру, говоря о новостях, которые прусский король сообщил в Ферне из Польши, называет эту страну второй после Франции «поставщицей лжи» («le Pays après la France ou on en a de plus fausse»)². «Восстание это так же, как и последствия, которых можно от него опасаться, без сомнения, были преувеличены бурбонскими министрами...»³; «Возмущение будет скоро подавлено, вопреки мнению завистников, несмотря на лживые известия, распространяемые на этот счет Дюраном [французским послом в С.-Петербурге], которыми он занимает свой двор»; «Дюран, как в Константинополь, так и к своему двору о мятеже в Оренбурге дает ложные сообщения...»⁴.

Эту подборку высказываний о том, что все «дурные» слухи о восстании Пугачева исходили из дома французского посла в Петербурге, можно было бы продолжить, ибо и русские правящие круги⁵ (в первую очередь сама Екатерина II), и иностранные дипломаты, аккредитованные в России, склонны были верить, что именно французский двор тайно ищет возможности «раздуть восстание, которое только что разразилось со стороны Яика и Казани»⁶.

Таково общепринятое мнение, которое господствует в нашей литературе и которое, на первый взгляд, кажется оправданным: франко-русские отношения с момента воцарения на престоле Екатерины II были довольно натянутыми. Здесь не место говорить об общих причинах, вызывавших в течение почти всего XVIII в. активную и упорную борьбу французской дипломатии против России. Следует лишь отметить, что экономические интересы, связывавшие французскую торговлю и промышленность с рынками турецкого Леванта и самой Турции, а также интересы политические — установление своего влияния на севере и в центре Европы — заставляли Францию бороться против России и в Константинополе, и в Стокгольме, и в Варшаве. В 1767 г. Франция открыто выступила на помощь Барской конфедерации, а в 1768 г. началась русско-турецкая война, к которой толкала Оттоманскую Порту французская дипломатия.

Но с начала 1771 г. обстановка в Париже несколько изменилась, а турки и польские конфедераты остались без явной французской поддержки: проводник антирусской политики министр иностранных дел герцог Шуазель 24 декабря 1770 г. был внезапно уволен в отставку и сослан в свое поместье. Сменивший же Шуазеля на этом посту герцог д'Эгильон «долго осматривался, разбирался в делах и был очень затруднен сам непрочностью своего положения»⁷, поэтому резко изменить общую направленность французской политики он, конечно, не мог, хотя Дюрану, посланному в С.-Петербург в июле 1772 г., была дана специальная инструкция «попытаться разрушить личные и частные предубеждения, которые, казалось, являлись причиной и увеличивали нерасположение обоих дворов»⁸.

Трудно сказать, хотели ли этого во французской столице в действительности, но если это было искреннее желание улучшения взаимопонимания между Францией и Россией, то назначение Дюрана на пост французского полномочного министра при русском дворе нельзя было считать удачным: в С.-Петербург он приехал из Вены, где активно участвовал в организации помощи польским конфедератам; кроме того, с 1755 г. он был посвящен «в секрет короля», сочетая с этого времени различные официальные посты с ролью секретного агента Людовика XV⁹.

Таким образом, и враждебно натянутые Русско-французские отношения в Турции и Польше, и неудачный выбор Дюрана на пост французского посла создавали настроение как в русском, так и западноевропейском общественном мнении о причастности французов к распространению и раздуванию заведомо преувеличенных и неверных слухов о крестьянском восстании в Российской империи¹⁰. Было ли это в действительности?

* * *

Среди немногочисленных исследований, посвященных общественному мнению Западной Европы о Крестьянской войне в России под руководством Е.И. Пугачева¹¹, нет работы об освещении этого события во Франции. Исключение составляет статья Б. Самнера, в которой в отрывках приведены донесения Дюрана¹², но, к сожалению, основная и большая их часть остается до сих пор неопубликованной. Поэтому пока единственным и доступным нам источником об осведомленности и реакции французского общества на восстание является «Газета» («La Gazette de France»). Будучи единственной официальной газетой, издававшейся во Франции, она тем самым может служить мерилом и правительственного отношения к освещаемым в ней событиям.

Сведения о Пугачевском восстании, опубликованные «Газетой», немногочисленны: по нашему подсчету, они даны за 1774 г. в 23 номерах (из 104 за этот год) и дважды — в 1775 г. (для сравнения интересно отметить, что «Courier du Bas-Rhin» и «Gazette d'Utrecht» помещали известия о Крестьянской войне в 1774 г. почти в каждом номере). Между тем французская газета зорко следит за событиями русско-турецкой войны, передвижениями русских кораблей в Средиземном море, заходом их в итальянские и балтийские порты, положением в Польше и за всеми действиями русского правительства за границей¹³. Такие сообщения были в каждом номере.

Впервые о восстании в далекой России французское общество узнало из напечатанной в № 1 «Газеты» от 3 января 1774 г. заметки из Гамбурга, датированной 13 декабря 1773 г.: «Здесь распространяется новость, что восстали донские казаки и казанские татары, что комендант Оренбурга убит восставшими, что генерал Брандт, губернатор Казани, потерпел поражение в перестрелке и что генерал Кар послан во главе нескольких полков, чтобы подавить очаг этого мятежа»¹⁴. Это первое сообщение французской прессы не освещает истинного положения вещей, но и в Петербурге при первом докладе о восстании Екатерине II было сказано, что «оренбургские замешательства — «искра бунта» донского казака атамана Ефремова»¹⁵.

Более точна следующая информация в № 4 «Газеты»: «Варшава, декабрь 1773 г. Письма, которые получены из Москвы, подтверждают новость о распространении некоего восстания в Азиатской России (d'un soulèvement dans la Russie Aziatique). Утверждают, что мятежники (les rebelles) овладели многочисленными крепостями, которые составляют часть тех, которые прикрывают Казань, что они разбили войска, которые генерал Брандт выставил против них, и что генерал Кар, посланный на помощь последнему, был отброшен с потерями. Собирают подразделения Финляндского^sic! и Новгородского полков для сформирования корпуса армии, способной остановить успехи восставших»¹⁶.

Таковы первые свидетельства о Крестьянской войне в России, которые стали известны во Франции. В дальнейшем информация поступала из России (из Петербурга, Москвы, Казани, в основном это перепечатка русских официальных документов), Польши (из Варшавы, с «польской границы» — «Frontières de la Pologne)¹⁷, Данцига, Гамбурга, с «турецкой границы» («Frontières de la Turque»), Амстердама и Гааги¹⁸. Следует отметить довольно быстрое (около месяца) поступление сведений: например, о назначении А.И. Бибикова можно было прочитать в № 11 «Газеты» от 7 февраля¹⁹; сообщение об опубликовании манифеста против восставших напечатано в № 15 от 21 февраля²⁰, а его полный перевод дан в следующем номере от 25 февраля²¹.

«Газета» познакомила французское общество с территорией, на которой вспыхнуло восстание («от Оренбурга вплоть до Казани»), ее населением (яицкими казаками)²², причем эти сведения (со ссылками на экспедиции Палласа, Рычкова и др.) печатались как накануне появления слухов о восстании (последние номера за 1773 г.), так и в то время, когда эти слухи уже достигли Западной Европы (№ 2 и 5 за 1774 г.)²³. Была помещена также информация о центрах восстания: Оренбурге (дается даже год его основания), Илецкой крепости и Яицком городке²⁴. Особенно интересно своей достоверностью описание местоположения и укреплений последнего: «Из Москвы, 24 декабря 1773 г. ...Яицкой городок наиболее важен: его положение делает его значительным местом. Он расположен на возвышенности и окружен холмами, на которых восставшие установили пушки. Река Старица омывает его внутреннюю часть, которая имеет форму полумесяца, а с другой стороны он укреплен окопами (retranchemens) и артиллерией вдоль реки Чоган (Tchogan) вплоть до реки Яик»²⁵.

Французская пресса, судя по опубликованным в ней заметкам, связывала возникновение восстания с усилением налогового гнета: «Они [восставшие] считали, что имеют предлог взбунтоваться (se soulever) по случаю опубликования нового указа об ополчении (ordonnance de Milice)» и налогах²⁶. Довольно точно названо число восставших («говорят, что первоначальная толпа, подстрекаемая несколькими людьми, увеличилась вплоть до 30 тыс. бойцов (combattans)»²⁷; говорится об участии в Крестьянской войне заводских рабочих (солеварниц и железных рудников)²⁸, нерусского населения (кочевых народов, в том числе калмыков, татар-буджаков, ногайских татар), русских ссыльных и польских конфедератов²⁹.

Как ни покажется странным, но «Газета» не уделила большого внимания личности Пугачева, что особенно интересовало западного читателя, ибо «его головокружительный и длительный успех создал ему славу человека необычайного. Его неожиданное появление казалось загадочным»³⁰. «Газета» лишь дважды поместила заметки о Е.И. Пугачеве: в одной воспроизводилось широко распространенное затем мнение о близости главы восстания сначала к Разумовскому³¹, а затем ко двору великого князя, «у которого он развил свои дух мятежа и независимости»³², а в другой утверждалось со ссылкой на пугачевские манифесты, что Пугачев «торжественно уверял, что как только «революция», которую он задумал, осуществится, сам он удалится в монастырь, чтобы закончить в мире дни, которые сейчас посвящены войне»³³. Кроме краткого сообщения о том, что «после прибытия императрицы в Москву Пугачев будет подвергнут казни, которую он заслужил за свое восстание»³⁴, не было приведено никаких деталей этого торжественно обставленного зрелища, описанием которого были заполнены европейские газеты за январь и февраль.

Значительно больше во Франции, как и повсюду, интересовались манифестами Пугачева, и «Газета» тоже пыталась строить догадки об их содержании. О том, что восставшие публикуют «сочинения, оскорбительные для правительства», было сообщено еще 7 февраля 1774 г.³⁵

20 февраля в заметке из Данцига говорилось: «Это брожение (cette fermentation) увеличивается также манифестами, которые распространяет глава восставших и в которых он примешивает к самым смешным выдумкам (mensonges) религиозный фанатизм. Он обещал, между прочим, поселенцам [старообрядцам] оставлять свободу ношения бороды и креститься двумя перстами, обычаи, с которыми так беспощадно боролся Петр Великий». В этой же газете, но уже в информации из Гамбурга о манифестах Пугачева было сказано следующее: «Он опубликовал многочисленные манифесты на разных языках кочевых народов, которых он хочет привлечь к восстанию: одних — выгодными обещаниями, пугая других самыми жестокими угрозами...»³⁶. В «Газете» от 15 апреля указывалось: «Утверждают, что глава восставших продолжает публиковать манифесты от имени Петра III, что последним указом он освободил всех крестьян (tous les paysans de la Couronne)»³⁷.

Таким образом, французское общество было достаточно осведомлено и располагало сравнительно достоверной информацией о территории восстания, программных требованиях, целях и действиях восставших, их численности, осаде Оренбурга, Яицкого городка и Илецкой крепости, об участии в нем нерусского населения, могло судить по официальным сообщениям русского правительства о принятых мерах, о личности Пугачева и о подавлении Крестьянской войны³⁸.

Бесспорно, «удаленность от театра, в котором разыгрывается эта кровавая сцена и предосторожности русского правительства», как писалось в самой «Газете», мешали опубликованию полностью достоверных сведений о восстании, и в ней (как и вообще во всей западноевропейской прессе) помещались и вымышленные данные о самом Пугачеве, о путях движения восставших³⁹, а также просто слухи (например, о присутствии в его лагере двух турецких агентов⁴⁰); не всегда точно указаны географические названия и имена. Однако необходимо подчеркнуть осторожность, которую проявляла французская пресса при всех сообщениях о восстании, сопровождая их добавлениями, вроде выше приведенного, или указывая, что из-за противоречивости сведений «трудно отделить правду [от слухов]». И даже сообщение о «турецких агентах» помещено в заметке, предваренной словами: «Здесь распространилось донесение, которое нельзя рассматривать как достоверное: оно исходит от одного пугачевского офицера, взятого в плен Бибиковым»⁴¹.

Трудно делать какие-либо выводы об источниках корреспонденций, опубликованных в «Газете». Безусловно, она публиковала материалы (и мы об этом уже упоминали), почерпнутые из других газет, сама являясь источником такой информации⁴². Однако, не располагая прессой вышеупомянутых городов (например, Гамбурга, Данцига или Варшавы), невозможно судить, являлись ли сообщения газеты перепечаткой известий немецкой и польской прессы или же они специально составлялись для французского издания. Связь между Дюраном (или его агентами) и «Газетой» кажется маловероятной. Во всяком случае на основании опубликованных в официальной французской прессе заметок ее нельзя обвинять в раздувании в Европе преувеличенных и заведомо неверных слухов о Крестьянской войне в России, как обычно считается⁴³. Кроме того, она предпочитала официальные сообщения, шедшие из Петербурга, но не via Durand, так как французский посол скептически относился к правительственным известиям⁴⁴.

Если французское правительство и пыталось повлиять на европейское общественное мнение и извлечь пользу из трудностей внутреннего положения в России, то оно действовало через другие каналы (быть может, через своих послов в Константинополе⁴⁵ или Дрездене⁴⁶), а не через свой официальный орган. Но сказать об этом с уверенностью можно будет лишь после ознакомления с перепиской французских представителей за границей в 1773—1775 гг. и в первую очередь с донесениями «полномочного министра» в С.-Петербурге Дюрана.

Примечания

1. «Voltaire's correspondence». Ed. by Th. Besterman, vol. LXXXIV. Génève, 1963, N 17100.

2. Там же, т. LXXXVII, № 17683; см. также поправки В.С. Люблинского к изданию Т. Бестермана («Новые тексты переписки Вольтера. Письма к Вольтеру». Л., 1970, стр. 384).

3. Английский поверенный в делах Ричард Оке Вильяму Фрезеру. — «Сборник РИО», т. 19, стр. 382.

4. Австрийский посол в С.-Петербурге князь И. Лобковиц — государственному канцлеру Кауницу. — «Сборник РИО», т. 123, стр. 169, 313.

5. Н.И. Панин в проекте письма русскому посланнику в Вене князю Д.М. Голицыну: «Многия шифрованныя депеши как предместником Дюрана, так и его самого, имею я уже разобранными, следственно, известно мне содержание оных» (там же, т. 135, стр. 96). Алексей Орлов 23 сентября 1774 г. из Пизы писал Г.А. Потемкину, высказывая подозрения: «Не французы ли этой шутке причина? Я в бытность мою в Петербурге осмелился докладывать, но мне не верили» (Н.Ф. Дубровин. Пугачев и его сообщники, т. III. СПб., 1884, стр. 334).

6. «Сборник РИО», т. 72, стр. 468.

7. Е.В. Тарле. Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг (1769—1774). — Соч., т. X. М., 1939, стр. 71.

8. «Recueil des instruction données aux ambassadeurs et ministres de France», vol. VIII. Russie, II. Paris, 1890, p. 292. Нужно также отметить, что именно в это время, после поражения турецкого флота у Чесмы «Франция «вела интриги», направленные к скорейшему заключению мира между Турцией и Россией» (Е.В. Тарле. Указ. соч., стр. 70).

9. A. Broglie. Le secret du roy, vol. II. Paris, 1879, p. 382—384. Как известно, внешняя политика Франции в годы правления Людовика XV осуществлялась двумя параллельными силами: тайной дипломатией — «секретом короля», во главе которой стояли сам король и действовавший за его спиной граф де Бройль, и министром иностранных дел герцогом Шуазелем. Как мы уже писали, Шуазель был удален в отставку в самом конце 1770 г., а с лета 1773 г. «секрет короля» пребывал в некотором состоянии хаоса в связи с тем, что он был обнаружен д'Эгильоном, а также из-за опалы, постигшей графа де Бройля. Со смертью Людовика XV в мае 1774 г. с этой двойной дипломатией было покончено (там же, стр. 443—334).

10. Как известно, Вольтер в письме Екатерине II 2 марта 1774 г. (а не 2 февраля, как считалось ранее) предполагал виновником восстания «этого фарса», как он называет, барона Тотта, французского агента в Константинополе («Voltaires correspondence», vol. LXXXVII, № 17729). Прусский король Фридрих II также намекал на французское участие в восстании (J.T. Alexander. Western views of the Pugachow Rebellion. — «The Slavonic and East European Review», vol. XLVIII, N 113, 1970, p. 524).

11. О.Е. Корнилович. Общественное мнение Западной Европы о Пугачевском бунте. — «Анналы», III. Пг., 1923, стр. 149—176; ааа. Пушкин в работе над историческими источниками. М.—Л., 1949, стр. 79—206; В.В. Мавродин. Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева, т. I, Л., 1961, стр. 261—268; М.М. Фрейденберг. Новая публикация о Пугачевском восстании. — «История СССР», 1965, № 1, стр. 208—209; «Крестьянская война в России в 1773—1775 гг.», т. III. Л., 1970, стр. 330—338; J.T. Alexander. Указ. соч. стр. 520—536.

12. B.H. Summer. New Material on the Revolt of Pugachev — «The Slavonic and East European Review», vol. 7, N 19—20, 1928, p. 113—127, 338—348.

13. Например, в № 36 «Газеты» от 6 мая 1774 г. в заметке из Гааги (26 апреля) сообщается, что «русский двор делает попытки нанять голландских инженеров к себе на службу».

14. Эта заметка противоречит общепринятому представлению о том, что первые газетные известия о восстании шли из Варшавы и что они «содержали в себе догадки по поводу отозвания из Польши двух русских полков, якобы по случаю восстания татарских рекрутов около Казани» (О.Е. Корнилович. Указ. соч., стр. 160). В английских газетах первое сообщение о восстании было опубликовано также со ссылкой на Гамбург (J.T. Alexander. Указ. соч., стр. 529).

15. «Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева», т. II. Л., 1966, стр. 168.

16. «Газета», № 4, 14 января 1774 г.

17. Может быть, здесь имеется в виду Ветка — русский раскольничий центр за польской границей, где в 1772 г. некоторое время скрывался Е.И. Пугачев.

18. Количественно (всего заметок было 30, так как в № 20, 48, 90 за 1774 г. и в № 14 за 1775 г. было по 2 сообщения о восстании) это распределяется следующим образом: 8 заметок из С.-Петербурга (в том числе перевод донесения А.И. Бибикова от 8 апреля 1774 г. из Бугульмы), 1 — из Москвы, 1 — из Казани (перевод донесения А.И. Бибикова, опубликованного в приложениях к «С.-Петербургским ведомостям» от 25 февраля/8 марта со ссылкой на Казань), 11 заметок опубликовано со ссылкой на Варшаву и «польскую границу», 2 сообщения из Данцига, 4 — из Гамбурга и по одной заметке «с турецкой границы», Амстердама и Гааги (со ссылкой на Гаагу дан отрывок перевода правительственного манифеста об окончании восстания). Таким образом, более половины информации не связано с Польшей, как обычно считается.

19. Заметка с «польской границы» от 12 января; как известно, назначение А.И. Бибикова состоялось 29 ноября 1773 г.; сама же Екатерина писала Вольтеру о назначении Бибикова 19/30 января 1774 г. («Voltaire's correspondence», vol. LXXXVII, № 17683).

20. В № 15 со ссылкой на «С.-Петербург, 18 января» по сути дела дается краткое изложение манифеста Екатерины II от 23 декабря 1773 г. со следующим комментарием: «Восстание (la révolte), которое возникло в части этой империи, возбудило, наконец, внимание правительства; и только что под барабанный бой на всех площадях и перекрестках этого города опубликован по этому поводу манифест против Емельяна Пугачева (Jemeljan Pugatschew), главы восставших, который под именем императора Петра III пытается любыми способами увеличить число своих сторонников и вызвать большие беспорядки».

21. Ссылка на Петербург, 20 января. Перед переводом манифеста сообщено о намечающемся объявлении о бракосочетании герцога Курляндского с княжной Юсуповой, о чем сообщали «Санкт-Петербургские ведомости» за это число. Для сравнения в «Утрехтской газете» («Gazette d'Utrecht») этот же манифест напечатан в № 13 от 15 февраля и в «Женевском журнале» («Journal historique et politique des prinicioaux événements des differentes cours de l'Europe». A Génève) 20 февраля. Переводы «Газеты», вышеупомянутых газет не совпадают.

22. «С.-Петербург, 18 декабря... Войсковой (глава), местопребыванием которого является Яицкий городок (Jotzkoi-gorodok) — главное поселение яицких казаков, управляет этим народом вместе с 20 старейшинами, которые наблюдают за ним. Правление этих казаков демократическое (est démocratique), как и донских казаков» («Газета», № 5, 17 января 1774 г.). Эта заметка дословно была перепечатана в № 8 «Курьера Нижнего Рейна», от 26 января с пометой: «Из С.-Петербурга, 26 декабря»; в «Кёльнском курьере» (№ 2, 5 января 1774 г., т. е. раньше «Газеты») напечатаны те же сообщения, но в более сокращенной редакции.

23. Екатерина II в уже упоминавшемся письме Вольтеру от 19/30 января в шутливых тонах, столь свойственных ей в переписке с «фернейским отшельником», сообщая ему о «воре», который под именем Петра III разоряет Оренбургскую губернию, описывала эту же территорию иначе: «Эта очень большая провинция заселена отнюдь не в пропорции к своей величине. Частью гористая, она занята татарами, называемыми башкиры, грабителями со дня мирозданья» («Voltaire's correspondence», vol. CXXXVII, № 17683). Датировка, приведенная в статье О.Е. Корнилович (8/19 января), не верна (О.Е. Корнилович. Указ. соч., стр. 161). На это письмо Вольтер часто ссылался в своей переписке: 4 марта герцогу Ришелье («Она сама написала мне очень забавное письмо о воскрешении ее мужа»); 3 марта — Даламберу («Като не занята вовсе затруднениями, связанными с новым мужем, который появился в Оренбургской провинции. Она написала мне очень забавное письмо о его появлении. Она проводит время с Дидро...» («Voltaire's correspondence», vol. LXXXVII, N 17731, 17732).

24. «Газета», № 13 и 14, 18 и 21 февраля 1774 г.

25. Там же, № 14, 18 февраля 1774 г.; ср П.И. Рычков. Топография Оренбургская. СПб., 1762; «Крестьянская война в России в 1773—1773 гг.», т. II, стр. 192—193.

26. «Газета», № 11, 7 февраля 1774 г. (с «польской границы», 12 февраля).

27. Там же, № 13, 14 февраля (Гамбург, 1 февраля). Эти данные сходятся с приведенными в донесении от 27 января 1774 г. посла Дубровницкой республики в Петербурге графа Ранины (М.М. Фрейденберг. Указ. соч., стр. 209). То же число приводится и в сообщении о разгроме пугачевской армии у Татищевой 22 марта (С.-Петербург, 29 апреля): «Ко двору вчера от генерала Бибикова прибыл курьер, который сообщил, что он [Бибиков] 22 марта (ст. ст.) атаковал армию Пугачева из 30 тыс. человек; что восставшие рассеяны...» (там же, № 40, 20 мая). По сообщению «Газеты» (№ 48), армия Пугачева возросла до 60 тыс. человек, «когда он находился между Яиком и Волгой» (заметка с «турецкой границы» 1 июня 1774 г. со ссылкой на письма из Киева).

28. «Рабочие, которые работали на солеварницах (около Илецкой крепости), присоединились к восставшим (там же, № 14, 18 февраля; из Москвы, 24 декабря); о присоединении к восстанию рабочих рудников см. там же, № 18, 4 марта (из Данцига, 8 февраля).

29. Там же, № 20, 11 марта (сообщения из Данцига, 15 февраля и из Гамбурга, 12 февраля); № 30, 15 апреля (с «польской границы», 26 марта); № 48, 17 июня (сообщения с «польской границы», 26 мая и с «турецкой границы», 1 июня); № 50 (с «польской границы», 4 июня).

30. О.Е. Корнилович. Указ. соч., стр. 167.

31. Вольтер в письме Франсуа Марену 23 марта 1774 г. из Ферне писал: «У меня был гетман казаков (l'hettmand des cosaques), с которым, говорят, он [Пугачев] связан».

32. «Газета», № 21, 14 марта (из Гамбурга, 14 февраля). Эта заметка дословно перепечатана в № 24 «Курьера Нижнего Рейна». Это единственный намек во французской прессе на связь Пугачева с Павлом и вообще с какими-либо членами русских дворцовых партий; между тем такими слухами были полны западноевропейские газеты (О.Е. Корнилович. Указ. соч., стр. 170).

33. «Газета», № 20, 11 марта (Гамбург, 12 февраля). В этом сообщении можно найти какое-то переплетение сведений с донесениями Дюрана, известными в отрывках. Французский посол в письме д'Эгильону от 24 декабря (получено в Париже 21 января) писал, что Пугачев собирается захватить трон не для того, чтобы самому утвердиться на нем, а для того, чтобы посадить великого князя, и что после того, как эта цель будет достигнута, он решил, что окончит свою жизнь, удалившись в монастырь (B.H. Sumner. Указ. соч., стр. 122).

34. «Газета», № 14, 17 февраля 1775 г. (из Варшавы, 27 января, со ссылкой на курьера, прибывшего к русскому послу в Польше барону Штакельбергу).

35. Там же, № 11.

36. Там же, № 20. Далее добавлялось: «Удаленность от театра, в котором разыгрывается эта кровавая сцена, и предосторожности, которые приняло русское правительство, чтобы воспрепятствовать проникновению этих мятежных сочинений (ces écrits séditieux) в Европу, являются причиной того, что нельзя иметь ни точных новостей, ни судить о том, что происходит в этих отдаленных районах, ни о содержании этих материалов».

37. Там же, № 30. Дюран напишет об этом в Париж лишь 23 августа: «Сейчас Пугачев, сопровождаемый отрядами плохо вооруженных крестьян, находится на запад от Волги. Он провозгласил себя их освободителем и защитником, обещая им освобождение от всех налогов и принудительного труда». Письмо написано Верженну (французскому министру иностранных дел, сменившему д'Эгильона, получено 15 сентября) (B.H. Sumner. Указ. соч., стр. 343).

38. О пленении Е.И. Пугачева Дюрану было объявлено официально Г.А. Потемкиным. Французский посол писал об этом в post scriptum'е к письму от 7 октября 1774 г. (получено в Париже 31 октября) со ссылкой на прибытие курьера от П.И. Панина, а более подробно — в донесениях от 11 и 14 октября (получены 3 и 10 ноября), в которых он все же выражал сомнения о правильности сведений. Третьего же ноября о захвате Пугачева французскому двору было доложено русским послом в Париже князем Барятинским (B.H. Sumner. Указ. соч., стр. 346). «Газета» (№ 90 от 11 ноября) напечатала о разгроме Пугачева у Царицынской в заметке из С.-Петербурга, датированной, как и донесение Дюрана, 7 октября. О содержании депеши П.И. Панина стало известно читателям «La Gazette» из № 93 от 21 ноября (заметка из русской столицы 18 октября). Известия об этих событиях были напечатаны и «Утрехтской газетой», и «Газетой Нижнего Рейна» раньше французской прессы — соответственно 1 (№ 87) и 5 ноября (№ 89), все тексты дословно не совпадают.

39. «Восставшие разделены на два корпуса: один продолжает осаду Оренбурга, другой идет на соединение с казаками Дона» — «Газета», № 20, 11 марта (Данциг, 15 февраля).

40. Там же, № 14, 3 июня (с «польской границы», 9 мая). Не эта ли заметка помогала созданию версии «о Пугачеве как орудии противоекатерининской фронды и «диверсии» со стороны Турции». «Крестьянская война в России в 1773—1775 годах», т. III, стр. 332. Эти слухи «о переодетых турецких агентах в масках» присутствуют и в одном из донесений Дюрана (B.H. Sumner. Указ. соч., стр. 126). К сожалению, Б. Самнер не привел даты этого письма.

41. «Газета», № 44, 3 июля.

42. Характерна в этом отношении заметка в № 39 «Газеты» от 16 мая 1774 г. (с «польской границы», 25 апреля). Ходят в этой стране (en ce Pays, т. е. Польше) рубли, выбитые со штемпелем Петра III и изображением Пугачева с надписью по-русски «Петр III, император всея Руси. 1774». На обороте читается следующая надпись: «Redivivus Et Ultor» («Воскресший и пользуюсь»). Таким образом объясняется легенда о деньгах, якобы чеканенных Пугачевым (речь идет, по-видимому, о фальшивых польских рублях), кроме того, объясняется источник информации о якобы пугачевских монетах в первом в Западной Европе и широко распространенном французском сочинении о Е.И. Пугачеве («Ложный Петр III, или жизнь, характер и злодеяния бунтовщика Емельки Пугачева». — «Le faux Pierre III, ou la vie et les aventures du rebelle Jemeljan Pugatscheu». Londres, 1775). Это сообщение «Ложного Петра» отверг еще А.С. Пушкин в примечаниях к своей «Истории Пугачева» (А.С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 10 томах, т. 8. М., 1958, стр. 319).

43. Можно было бы обвинить скорее «Газету» в сочувствии к восставшим, так как она неоднократно писала, что «его ярость падает главным образом на знать» (№ 78, 30 сентября) и что Пугачев «с кротостью (avec douceur) поступает с крестьянами, чтобы привести их под свои знамена» (№ 20, 11 марта). Отметим также, что в своих публикациях французская газета предпочитает употреблять слово rebelles (восставшие) вместо пренебрежительного mutins (бунтовщики).

44. B.H. Sumner. Указ. соч., стр. 340.

45. Необходимо только заметить, что большую часть информации о восстании в России Сен-При (французский посол в Константинополе) извлек из писем английского посла в Петербурге Гуннинга Мюррею (английскому послу в Турции), так как французы имели ключ к его шифру (B.H. Sumner. Указ. соч., стр. 125).

46. Там же, стр. 126.