А.А. Зимин. И.И. Болотников и падение Тулы в 1607 г.

10 октября 1607 г. после четырехмесячной героической обороны капитулировала Тула. Так трагически завершился важнейший этап первой Крестьянской войны в России.

Обстоятельства падения Тулы по-разному описывались современниками. Это вызывало и различные суждения историков. Так, Н.М. Карамзин приводил версию К. Буссова о том, что Тула сдалась после того, как Шуйский в результате переговоров с Болотниковым обещал ему помилование¹. Ту же версию принимали С.М. Соловьев² и Н.И. Костомаров³. Все они доверяли сообщению Буссова о той верноподданнической тираде, которую якобы произнес Болотников, стоя на коленях перед царем Василием.

Несколько иначе оценил события С.Ф. Платонов. Он писал, что накануне сдачи крепости туляне завязали переговоры с Шуйским, в результате которых «тульские сидельцы» выдали царю Болотникова и других руководителей восстания⁴. Специальную статью этому запутанному вопросу посвятил С.Н. Быковский. В целом он повторил и снабдил новой аргументацией вывод Платонова⁵. С полным пересмотром этой точки зрения выступил И.И. Смирнов. В результате тщательного разбора источников он принимает версию Буссова о переговорах Болотникова с царем, считая их своеобразным маневром руководителей восстания⁶.

В последнее время высказывались различные суждения о событиях под Тулой в 1607 г. Н.П. Долинин отверг версию Буссова и вернулся к точке зрения Платонова⁷. Д.П. Маковский, верный своей тенденции «развенчания» Болотникова, принимает официальную версию правительства Шуйского о том, что Болотников вместе с другими вождями повстанцев «выдал» царю Василию «царевича Петра»⁸. Наконец, В.И. Корецкий неопределенно пишет «о заключении между царем и восставшими какого-то соглашения», возможно, нарушенного потом Шуйским⁹. Входил ли в число этих восставших Болотников, автор не указывает.

В связи с наличием в литературе различных мнений, а также после находки новых источников необходимо еще раз критически рассмотреть все свидетельства об обстоятельствах падения Тулы в 1607 г.

Условно по происхождению весь комплекс сохранившихся источников по интересующему нас вопросу можно разделить на две группы: отечественные памятники и сказания иностранцев. В русских источниках мы находим как официальные, так и неофициальные версии о падении Тулы. Первая официальная версия изложена в грамотах Василия Шуйского от 13 и 19 октября 1607 г., адресованных в Пермь и Соль Вычегодскую (в обеих грамотах сходный текст). В них говорилось, что «тульские сидельцы, князь Андрей Телятевской и князь Григорий Шаховской, Ивашко Болотников и все тульские сидельцы, узнав свои вины, нам великому государю добили челом и крест нам целовали, и Григорьевскаго человека Елагина Илейку, что назвался воровством Петрушкою, к нам прислали»¹⁰. Эта трактовка событий находилась и в грамоте, посланной в Царицын и полученной там 13 ноября¹¹.

Итак, правительство Василия Шуйского утверждало, что Болотников и другие вожди восстания принесли присягу на верность царю Василию и выдали «царевича Петра». Тенденциозный характер этой версии неоспорим. Правительство стремилось широко оповестить население страны о том, что «царевич Петр» — обыкновенный самозванец, которого выдали повинившиеся царю другие руководители Тульской обороны. Задачу, которую при этом ставил Шуйский, В.И. Корецкий объясняет так: «Царь одним махом хотел нанести удар сразу по двум наиболее признанным вождям движения, противопоставляя «царевича» другим руководителям восстания... заронить... сомнения в верности Болотникова общему делу»¹².

Но тенденциозность источника не снимает еще вопроса о том, в какой степени в нем использованы реальные факты. К сожалению, в интересующем нас случае однозначный ответ дать сложно. Не исключено, например, что часть «тульских сидельцев» (а среди них Телятевский и Шаховской) действительно била челом царю Василию и что имя Болотникова было «подверстано» к ним с целью дискредитации вождя Крестьянской войны. Только сопоставление царских грамот с другими источниками может дать более или менее определенный ответ на этот вопрос.

Официальным кругам принадлежит еще одна версия, которая появилась даже раньше грамот 13—19 октября. Речь идет о расспросных речах «царевича Петра», составленных около 10—12 октября. Правда, по наблюдению И.И. Смирнова, начали рассылать эти речи из царской канцелярии только где-то в ноябре 1607 г.¹³ В них говорилось, что «добили челом» царю не только Болотников и другие «тульские сидельцы» (их имена не называются), но и сам «царевич Петр»¹⁴. Сходство этой версии с первой несомненно.

Однако другие русские источники ни слова не говорят о присяге Шуйскому, которую якобы принес Болотников. Любопытно, что среди них есть материалы, восходящие к правительственной версии. Так, в разрядных книгах скупо отмечалось, что царь со своими воеводами «Тулу город и вора Петрушку и бояр ево княз Григорья Шеховского да Ивашка Болотникова с товарыщи взяли»¹⁵. Если бы был факт челобитья Болотникова царю, то разряды отметили бы его, как это было сделано в случае с Пашковым и рязанцами¹⁶. Немногословные записи о «поимании» Болотникова и «царевича Петра» находятся в «Сказании Авраамия Палицына» и «Ином сказании»¹⁷.

Зато все остальные русские источники, касающиеся взятия Тулы, прямо и недвусмысленно говорят о том, что «царевич Петр» и Болотников были выданы тульскими изменниками. Обстоятельный рассказ принадлежит автору «Карамзинского хронографа». В нем сообщается, что еще за два-три дня до Покрова (т. е. 1 октября) «тульские осадные люди» начали присылать к царю «бити челом и вину свою приносить, чтоб их пожаловал, вину им отдал, и оне вора Петрушку, Ивашка Болотникова и их воров и изменьников отдадут». В результате переговоров в Тулу 1 октября вошел воевода Иван Крюк Колычев, а «ис Тулы в полки прислали к царю Василию вора Петрушку, что назывался царевичем, да князь Ондрея Телятевскова, да вора Ивашка Болотникова. А тульских сидельцов привели к крестному целованию»¹⁸.

Признавая ценность рассказа «Карамзинского хронографа», автором которого, очевидно, был служилый человек арзамасец Баим Болтин, писавший со слов других арзамасцев, участников похода на Тулу¹⁹, И.И. Смирнов отвергал его сведения о выдаче тулянами Болотникова и других руководителей восстания. Его сомнения в правильности версии «Карамзинского хронографа» сводятся к следующим. Если бы Болотников и «царевич Петр» были выданы повстанцами, то, во-первых, неясно, почему Болотников не разделил немедленно участи «царевича Петра», во-вторых, зачем нужно было бы изображать Болотникова как принесшего присягу²⁰. Но Болотников именно разделил судьбу самозванца. Оба они были казнены не сразу после взятия Тулы, а сначала отправлены в Москву. В конце января 1608 г. казнен был Петр, а в начале марта погиб и Болотников²¹. Изобразить же Болотникова как повинившегося и раскаявшегося изменника с точки зрения интересов правительства Шуйского было крайне выгодно. В стране не закончилась еще Крестьянская война, поэтому важно было показать, что даже такие стойкие руководители повстанцев, как Болотников, переходят на сторону «законной власти». Поэтому рассматривать версию о раскаянии Болотникова как «явно лишнюю и невыгодную Шуйскому» (И.И. Смирнов) нет никаких оснований. Конечно, эта версия влекла за собой необходимость спектакля с видимостью помилования или во всяком случае смягчения участи руководителей повстанцев. Так и поступил Шуйский, сослав Болотникова в Каргополь, одновременно отдав приказание тайно убить его.

Кроме того, если бы официальная версия хоть сколько-нибудь существенно нарушала планы Шуйского, то, конечно, она вовсе не была бы выдвинута даже в том случае, если бы соответствовала факту переговоров царя с Болотниковым. Однако именно она и получила распространение в царских грамотах.

Отводя версию «Карамзинского хронографа», И.И. Смирнов тем не менее склонен признать факт переговоров «определенных кругов» тулян о выдаче Петра и Болотникова. Завершить эти переговоры якобы Шуйскому не удалось, и царь тогда заключил соглашение с самим Болотниковым. «Можно предполагать, — продолжает далее Смирнов, — что когда Тула открыла ворота, агенты Шуйского из числа тульских сидельцев «взяли» Болотникова и «царевича Петра» и привезли их к царю Василию»²².

Итак, Смирнову не удалось опровергнуть версии «Карамзинского хронографа». В конце концов он вынужден был ее признать, дополнив рассказом Буссова и близких к нему источников.

Неудачей окончилась и аналогичная попытка Д.П. Маковского. Сообщение «Карамзинского хронографа» Маковский считал ошибочным по трем соображениям: во-первых, оно не принадлежит очевидцу; во-вторых, составлено через 10 лет после описываемых событий со слов арзамасцев, которые располагались за р. Упой; в-третьих, в рассказе неверна дата падения Тулы²³. Но неверна дата падения Тулы и у Буссова, сообщение которого принимает Маковский (хотя и с некоторыми оговорками). Кстати, и сам Буссов не был очевидцем падения Тулы. Высокая степень достоверности версии «Карамзинского хронографа» объясняется наличием в ней многих деталей, которые стали известны автору от очевидцев, а также гем, что она подтверждается другими русскими источниками. Так, в «Новом летописце» сообщается следующее: «Воры же, видя свое неизможение, царю Василию здалися, и вора Петрушку взяша и угодника ево, всей крови заводчика, князя Григорья Шаховского: тут же взяша Ивана Болотникова и иных воров»²⁴.

Итак, здесь говорится о капитуляции тулян и пленении Болотникова и его сподвижников. Мы не находим в «Новом летописце» известий о выдаче Болотникова повстанцами (хотя контекст рассказа этому не противоречит), но уже нет в нем и официальной версии о том, что сам Болотников и другие вожди тулян выдали Петра²⁵. Как установили С.Ф. Платонов и Л.В. Черепнин, «Новый летописец» был составлен в 1630 г. в канцелярии патриарха Филарета на основании официальных источников²⁶. О степени осведомленности его автора в событиях, связанных с падением Тулы, говорит хотя бы такой факт, что только в «Новом летописце» содержатся известия о ссылке Г. Шаховского после взятия Тулы «на Каменов», подробности о строительстве запруды на р. Упе и др. К моменту написания «Нового летописца» со времени падения Тулы прошло более 20 лет. Политические задачи, которые ставило перед собой правительство Шуйского, составляя официальную трактовку событий, связанных с капитуляцией тулян, сменились новыми. Поэтому автор летописного произведения дал свой вариант объяснения событий 1607 г. Он был ближе к реальному ходу вещей (не говорил о «челобитий» Болотникова), но отличался краткостью, за которой могло скрываться нежелание рассказать целиком правду о выдаче Болотникова тулянами.

Князь И.М. Катырев-Ростовский в своей «Повести» (1624 г.) говорит лаконично, что «людие... предаша град царю Василию и оного лживаго царевича предаша в руце его»²⁷. Это краткое сообщение не противоречит ни первой официальной версии, ни «Карамзинскому хронографу» (поскольку Катырев не упоминает о позиции Болотникова, можно только гадать, включал ли он его в состав тулян, предавших Петра, или не включал). Однако «Рукопись Филарета», основанная на тексте «Повести» Катырева-Ростовского, проясняет суть дела. Оказывается, изменниками были выданы и «царевич Петр», и Болотников: «Туляня ж и сущии во граде... царевича Петрушку и Ивашка Болотникова даша в руце» Шуйского²⁸.

Обнаруженные в последние годы летописцы во многом близки к рассказу «Рукописи Филарета». Так, в «Казанском сказании», составленном, по мнению М.Н. Тихомирова, не позднее 1611—1612 гг., сообщается: «Седящим же во граде... отдаша царю Василью град Тулу и воров Петрушку и князя Телятевсково и Шеховсково, Ивашка Болотникова и многих воров»²⁹.

Хорошо осведомленный автор «Пискаревского летописца» (конец первой четверти XVII в.) пишет, что «Тула добила челом за кресным целованьем, и Петрушку [и] Болотникова взяли»³⁰. Сходно сказано и ниже: «И воры государю царю добили челом за кресным целованьем». Добавлено при этом, что царь «Петрушку-вора велел казнити по совету всей земли»³¹. Речь идет о каком-то подобии Земского собора, созванного по делу о «царевиче Петре». Летописец четко отличает Петра и Болотникова от тех, кто бил челом Василию Шуйскому.

В.И. Корецкий обнаружил летописец 10-х годов XVII в., составленный жителем одного из поволжских городов. В нем говорится, что после того, «как царь Василей Тулу водою потопил..., и вор Петрушка и боярин его Ивашко Болотников со всеми [людьми] здалися»³². Это сообщение близко ко второй официальной версии правительства Шуйского (расспросные речи Петра). Наконец, в найденном В.И. Корецким «Бельском летописце» начала 30-х годов XVII в. есть записи о том, что «тульские воры... все добили челом... и вора Петрушку... и князя Андрея Телятевского, и князя Григорья Шеховского, и Ивашка Болотникова отдали». Василий Шуйский, «не помня их к себе измены..., отпустил их за крестным целованьем по городом. А вора Петрушку отослал к Москве, а Ивашка Болотникова сослал в Поморье, в Каргополь, а Самулку Кохановского в Казань»³³. Сообщение принадлежит автору, хорошо знавшему описываемые события. Только в нем содержится упоминание о ссылке Кохановского в Казань.

Авторы документов русского происхождения все без исключения враждебны восставшим холопам и крестьянам, ибо вышли из среды представителей господствующего класса. Этим во многом объясняется крайняя тенденциозность и лапидарность их рассказов о событиях под Тулой. Правда, тенденциозность различных групп источников русского происхождения неодинакова. Документы официального происхождения ставили перед собой определенную политическую задачу: добиться капитуляции тех отрядов повстанцев за пределами Тулы, которые продолжали в 1607 г. еще сопротивление. Этой цели не было у многих авторов сочинений неофициального происхождения.

Более сложным было отношение к повстанцам иностранных современников. Среди них находим и авторов, в той или иной мере сочувствовавших борьбе с Василием Шуйским (К. Буссов, В. Диаментовский), любознательных наблюдателей со стороны (И. Масса), а также случайных свидетелей событий. Источниками их сообщений были всевозможные слухи, официальные версии, домыслы. Но вместе с тем некоторым из них известны были и рассказы самих участников борьбы с Василием Шуйским. Все это заставляет с особым вниманием отнестись к анализу данного вида источников.

Одним из наиболее осведомленных иностранных современников был И. Масса, живший в описываемое время в Москве. Он сообщал, что «московиты» (т. е. войска Шуйского) «с [помощью] измены... взяли Тулу и захватили Петра Федоровича». Это известие в немалой мере соответствует версии «Карамзинского хронографа» и других русских неофициальных источников. Разница заключается лишь в том, что для Массы капитуляция Тулы — «измена», а для русских источников в силу их враждебности восставшим — принесение повинной законному царю. Масса пишет далее, что «в то время как [мятежники] совещались с поляками и казаками, они [московиты] схватили также и отважного витязя Болотникова и умертвили его; одни говорили, что он сам себя выдал, другие говорят, что его предали»³⁴. Масса, следовательно, знал два рассказа о Болотникове. Согласно первому (который соответствует его известию о «царевиче Петре»), Болотникова предали, согласно второму — «он сам себя выдал», т. е. сдался на волю победителя (что соответствует первой официальной версии). Прямо Масса не говорит, которое из двух известий он считает более вероятным. Но из того, что первое совпадает с его рассказом о Петре, вероятно, именно ему он склонен был отдавать предпочтение.

Широко бытовал среди иностранных современников слух о том, что царь Василий дал повстанцам клятву не казнить руководителей Тульской обороны, но не сдержал ее. Так, поляк Я. Велевицкий со слов К. Савицкого (жил в России до 1608 г.), а вслед за ним Будила пишут, что Шуйский казнил Болотникова и «царевича Петра» «вопреки обещанию и клятве сохранить им жизнь»³⁵. Близок к ним и архиепископ Елассонский Арсений (находившийся в 1607 г. в Москве). Он поведал, что Тула сдалась царю лишь после того, как тот «дал клятву, что он не предаст смерти Петра и воевод, бывших с ним... И после того, как город сдался, царь не сдержал своей клятвы»³⁶. То, что Шуйский вступил в переговоры с «тульскими сидельцами», не вызывает сомнений. Возможно, он дал какие-то гарантии участникам восстания. Об этом говорит и сама напряженная обстановка, в которой находился царь Василий, и то, что он решился на казнь Болотникова и «царевича Петра» только несколько месяцев спустя после падения Тулы. Но вопрос состоит в том, кому давал клятву Шуйский. А вот тут-то ясности нет. Велевицкий (Савицкий) говорит об обещании, данном царем Петру («Петрушка вопреки данному ему обещанию... был повешен»). Будила в своем известии говорит неопределенно: «Когда осажденные стеснены были водой и голодом, то получив удостоверение от Шуйского, что им всем дарована будет жизнь, сдался ему». Издатели памятника считают, что получил «удостоверение» Петр; И.И. Смирнов «из контекста» выводит, что имелся в виду Болотников³⁷. Но можно считать, что в источнике говорится о повстанцах вообще. Из рассказа Арсения также неясно, кому давал клятву царь Василий³⁸.

Близкий к польским участникам интервенции аугсбургский купец Паэрле обходит интересующий нас вопрос молчанием, сообщая только о взятии Тулы и «двух главных мятежников», т. е. «царевича Петра» и Болотникова³⁹.

Рассказы некоторых польских современников повторяют первую официальную версию о падении Тулы, расцвечивая ее всякими полуфантастическими подробностями. Так, находившийся в описываемое время в Ярославле Авраам Рожнятовский в дневнике от 31 октября (н. ст.) сообщал: «Рассказывали, что царь, добыв Тулу и захватив Болотникова с Петрушкой, возвращается в Москву, каковые новости из письма царя Шуйского велено всем слушать». Ссылка на грамоту Шуйского прямо указывает на источник рассказа. В записи от 20 ноября Рожнятовский ссылается на письмо «одного из наших товарищей», до которого доходили «более верные известия (если это правда)». Оказывается, «Болотников хотел выкинуть какую-то штуку, но она у него не вышла. Люди ушли из Тулы по заключенному им договору, а сам он остался в оковах»⁴⁰. Перед нами еще как бы в миниатюре версия о договоре Болотникова с Шуйским, сходная как с первой официальной, так и с рассказом Буссова.

Один из спутников Марины Мнишек, С. Немоевский, уже прямо писал, что «Болотников, согласившись с другими, связал Петрашка и выдал великому князю, а кремль передали»⁴¹. Установленный В. Кентжинским факт знакомства Немоевского с дневником Рожнятовского⁴² не позволяет считать, что его сведение стоит «особняком от... группы польских источников»⁴³. Зато факт близости рассказа Немоевского к первой официальной версии (установленный Смирновым) в свою очередь помогает понять и глухое известие Рожнятовского⁴⁴.

Среди иностранных современников восстания Болотникова наиболее информированным лицом был Конрад Буссов. Во время осады Тулы там находился его сын Конрад, а сам автор «Московской хроники» был в Калуге, продолжавшей борьбу с царем Василием⁴⁵. По утверждению Буссова, переговоры с царем Василием начали «князь Петр» и Болотников, утратившие надежду на спасение. Они заявили о своей готовности сдаться царю, «если он сохранит им жизнь». Шуйский согласился смирить свой гнев «ради их храбрости за то, что они так твердо соблюдали присягу, данную вору». Он обещал сохранить им жизнь, если Болотников и Петр будут ему служить так же верно, как «Дмитрию». Далее Буссов рассказывает, как Болотников выехал из крепости, пал ниц перед Шуйским, обнажил саблю и положил ее себе на шею. При этом Болотников обещал верно служить царю Василию, как ранее служил тому, «кто называл себя Димитрием». В «благодарность» за это Шуйский через некоторое время вероломно приказал казнить «князя Петра» и утопить Болотникова⁴⁶.

Близка к рассказу Буссова и версия Элиаса Геркмана (труд его издан в 1625 г.). Не вполне ясны источники рассказа Геркмана, неизвестно также, был ли он в 1607 г. в России. Согласно Геркману, Болотников пытался «заключить выгодный договор» с Шуйским, тем самым решительно отвергая мысль о безоговорочной капитуляции. Заключенный договор обещал свободу как самому Болотникову, так и «царевичу Петру». Однако Шуйский его коварно нарушил. Петр был схвачен сразу же после вступления в Тулу войск Шуйского. Болотников прибыл в лагерь Шуйского и произнес речь, согласно которой он обещал верно служить царю⁴⁷.

В рассказе Геркмана есть существенное отличие от известия Буссова. Оказывается, «жители (доведенные до последней крайности, не видя никакого средства к спасению) постановили единогласно предаться царю заблаговременно в надежде, что они милостиво будут им приняты». Болотников был вынужден начать переговоры под давлением части тулян («видя, что он имеет дело с врагами и внутренними и внешними», он заявил: «Так как я вижу себя покинутым своими людьми... Вы хотите предаться царю... Пусть будет так»). Итак, Геркман считал, что инициатива в начале переговоров с царем принадлежала не Болотникову, а тулянам.

Как же в целом оценить рассказ Буссова—Геркмана? Развивая тезис С.М. Соловьева о том, что Шуйский вступил в переговоры с Болотниковым, «имея уже на плечах второго Лжедимитрия»⁴⁸, Смирнов полагает, что «возможность переговоров между Болотниковым и Шуйским крылась в самой политической обстановке момента»⁴⁹. Существование такой возможности осенью 1607 г. не вызывает никаких сомнений. Но была ли она реализована? Каково было положение в осажденной Туле? В этом суть дела.

Далее Смирнов обращает внимание на то, что практика того времени знала случаи капитуляции осажденных на условиях предоставления им права свободного ухода из крепости. Он говорит также, что «тактика Шуйского во время восстания Болотникова включала в себя в качестве одного из приемов борьбы обращения к восставшим с предложениями о добровольной капитуляции». Речь идет об Астраханском восстании (1608 г.). Наконец, и «сами участники восстания Болотникова (точнее Астраханского восстания. — А.З.) допускали возможность капитуляции на условиях сохранения жизни и свободы для капитулировавших»⁵⁰.

Все это так. Но хорошо известно, что были случаи, когда определенные круги восставших в критический момент выдавали своих вождей царским воеводам. Так случилось в 1614 г. с И.М. Заруцким — главой Астраханского восстания. Широко известны обстоятельства пленения С. Разина и Е. Пугачева. Так что сама возможность того или иного трагического исхода событий еще не предопределяет его конкретный вариант.

Если бы Болотников заключил какой-то договор с Шуйским, то скорее можно было бы ожидать, что царь Василий использует этого выдающегося военачальника в борьбе с не затихшим еще шквалом народного восстания. Так это уже бывало в других случаях (с И. Пашковым и Ю. Беззубцевым). Как бы предвидя подобное рассуждение, Смирнов выдвигает предположение о том, что Болотников вступил в переговоры с царем из тактических соображений, пытаясь «обмануть царя и ценой потери Тулы спасти свое войско и самого себя». Царь якобы разгадал намерения Болотникова, и тот попал в оковы⁵¹. Таким образом получается, что коварный план был не у Шуйского, а у самого руководителя восставших. Царь же принужден был нарушить соглашение из-за того, что оно было маневром со стороны Болотникова. Со всем этим согласиться нельзя. Смирнов опирается в данном случае на рассказ Рожнятовского о том, что Болотников хотел «выкинуть какую-то штуку». Но почему речь должна идти о планах Болотникова нарушить условия мира? По контексту неясно, к какому времени относятся планы Болотникова о «штуке» (т. е. до начала переговоров или после). Весьма возможно, что речь шла о неудачных попытках Болотникова добиться помощи осажденным со стороны других отрядов восставших, находившихся за пределами Тулы (посылка Заруцкого). Может быть, Болотников пытался прорвать кольцо блокады города. Словом, вариантов решения загадки много. Смирнов пытается свой вариант подкрепить тем, что Болотников даже после пленения сохранил лютую ненависть к боярам. Но из этого, конечно, не вытекает, что Болотников должен был заключить какой-либо договор с Шуйским.

Итак, отдать предпочтение версии Буссова — Геркмана сравнительно с известиями «Карамзинского хронографа» и других неофициальных русских источников, по нашему мнению, нет оснований. Но вместе с тем просто отвергнуть сведения Буссова и Геркмана (как это делает С.Н. Быковский) нельзя. Быковский ссылается на то, что Буссов не был очевидцем взятия Тулы и пользовался «чьей-то чужой информацией»⁵². Это действительно так, но совершенно неверно, что он почерпнул свои сведения в кругах боярства, где бытовала версия официального происхождения. Сочувствие Буссова повстанцам и непосредственную связь с ними отрицать очень трудно.

Своими истоками рассказ Буссова восходит к слухам, бытовавшим среди самих восставших в городах, продолжавших борьбу с Шуйским после падения Тулы (например, в Калуге, где находился Буссов). Громкозвучные правительственные манифесты о принесении повинной Болотниковым и другими руководителями Тульской обороны не могли убедить стойких борцов с крепостниками в правдивости официальной версии и не достигли желаемых Шуйским результатов (посеять недоверие к Болотникову). Глухие известия о предательстве некоторых тулян также, очевидно, недоверчиво воспринимались в среде сторонников продолжения борьбы с правительством царя Василия. Всем этим и объясняется появление рассказов о том, что под влиянием недовольства некоторых тулян Болотников вступил в переговоры с Шуйским о почетных условиях сдачи крепости и о вероломстве царя Василия, нарушившего условия капитуляции. Болотников, согласно легенде, передававшейся Буссовым и Геркманом, готов был перейти на службу к Шуйскому, потому что не получил поддержки «царя Дмитрия». В своих речах, передаваемых Буссовым, Болотников ни разу не называет «Дмитрия» самозванцем («Я был верен своей присяге... тому, кто называл себя Димитрием. Димитрий это или нет, я не могу знать... Я ему служил верою, а он меня покинул... я буду верно тебе (т. е. Шуйскому. — А.З.) служить, как служил до сих пор тому, кем я покинут»)⁵³. Переход на сторону Шуйского Болотников якобы объяснял тем, что «Дмитрий» его покинул, не пришел на выручку. Конечно, с уверенностью сказать, что в этом рассказе принадлежит самому Буссову, а что восходит к толкам среди восставших, трудно. Но, возможно, в рассказе причудливо отразилась горечь повстанцев по поводу того, что Лжедмитрий II не пришел на помощь Туле. В конкретной обстановке продолжающейся Крестьянской войны это означало призыв к единению сил восставших.

Подведем некоторые итоги. Наиболее правдоподобную версию о падении Тулы сообщают «Карамзинский хронограф» и другие русские неофициальные источники («Казанское сказание», «Бельский летописец» и др.), а также отчасти Масса. Согласно рассказу хронографа, Болотников и «царевич Петр» были выданы Шуйскому тулянами. Скорее всего этому предшествовали какие-то тайные переговоры лазутчиков, в ходе которых Шуйский обещал прощение тулянам. Источники не позволяют установить, кто находился во главе капитулянтов в осажденной Туле. Судя по царским грамотам, ими могли быть князья А. Телятевский и Г. Шаховской⁵⁴. Измены дворянских попутчиков в ходе Крестьянской войны хорошо известны (вспомним хотя бы предательство И. Пашкова и П. Ляпунова). В пользу высказанного предположения говорят какие-то разногласия Шаховского с другими руководителями Тульской обороны⁵⁵. Из-за этого Шаховской был брошен в темницу, освобожден Шуйским, отправлен в ссылку, а позднее бежал к Лжедмитрию II. Кроме «царевича Петра» и Болотникова, другие руководители восставшей Тулы не были казнены.

Итак, критический пересмотр источников позволяет сделать вывод, что И.И. Болотников до самой своей гибели оставался бескомпромиссным борцом с крепостническим правительством Василия Шуйского.

Примечания

1. Н.М. Карамзин. История государства Российского, кн. III, т. XII. СПб., 1843, стб. 39—40.

2. С.М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. IV. М., 1960, стр. 479—480.

3. Н.И. Костомаров. Собр. соч., кн. II. СПб., 1904, стр. 297—298.

4. С.Ф. Платонов. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв. М., 1937, стр. 260—261; ср. М.Н. Покровский. Избранные произведения, кн. 1. М., 1966, стр. 374.

5. С.Н. Быковский. Мнимая «измена» Болотникова. — «Проблемы источниковедения», вып. II. М.—Л., 1936, стр. 47—69.

6. И. И Смирнов. Восстание Болотникова. 1606—1607. М., 1951, стр. 468—492.

7. Н.П. Долинин. К изучению иностранных источников о крестьянском восстании под руководством И.И. Болотникова 1606—1607 гг. — «Международные связи России до XVII в.». Сборник статей. М., 1961, стр. 479—482.

8. Д.П. Маковский. Первая Крестьянская война в России. Смоленск, 1967, стр. 395.

9. В.И. Корецкий. Новое о крестьянском закрепощении и восстании И.И. Болотникова. — «Вопросы истории», 1971, № 5, стр. 139.

10. СГГиД, ч. II, № 154, стр. 325; ср. ААЭ, т. II, № 81, стр. 173.

11. Добавлено только, что Болотников и другие «сидельцы» «вину свою принесли» (А.М. Гневушев. Акты времени правления царя Василия Шуйского. М., 1914, стр. 172, ср. стр. 181).

12. В.И. Корецкий. Летописец с новыми известиями о восстании Болотникова. — «История СССР», 1968, № 4, стр. 126; ср. С.Н. Быковский. Указ. соч., стр. 57—58; И.И. Смирнов. Когда был казнен Илейка Муромец? — «История СССР», 1968, № 4, стр. 113.

13. И.И. Смирнов. Когда был казнен Илейка Муромец? стр. 113—118.

14. ААЭ, т. II, № 81, стр. 173.

15. С.А. Белокуров. Разрядные записи за Смутное время (7113—7121 гг.). М., 1907, стр. 12. В другой записи: «...и вора Петрушку..., и Ивашка Болотникова в Туле взял» (там же, стр. 226).

16. Там же, стр. 10.

17. «Сказание Авраамия Палицына». М.—Л., 1955, стр. 116; РИБ, т. XIII, стб. 115. То же в хронографе редакции 1617 г. («Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции». Собрал и издал А. Попов. М., 1869, стр. 196).

18. «Восстание Болотникова». Документы и материалы. М., 1959, стр. 118.

19. С.Ф. Платонов. Статьи по русской истории (1883—1912). СПб., 1912, стр. 425—427; И.И. Смирнов. Восстание Болотникова, стр. 482—483.

20. И.И. Смирнов. Восстание Болотникова, стр. 481—482.

21. Если даже признать разницу в отношении Шуйского к Петру и Болотникову, то и тогда ее можно объяснить тем, что просто последний «выдал» самозванца, чего, на наш взгляд, в действительности не было.

22. И.И. Смирнов. Восстание Болотникова, стр. 490—491.

23. Д.П. Маковский. Указ. соч., стр. 389—390.

24. ПСРЛ, т. XIV, 1-я половина. СПб., 1910, стр. 77.

25. С.Н. Быковский столь же категорично, сколь и бездоказательно писал, что автор «Нового летописца» знал лишь версию о насильственном захвате Болотникова и не знал ни о какой его «измене» (С.Н. Быковский. Указ. соч., стр. 64).

26. С.Ф. Платонов. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник. СПб., 1888, стр. 249—269; Л.В. Черепнин. «Смута» и историография XVII века. — «Исторические записки», т. 14, стр. 82—103.

27. РИБ, т. XIII, стб. 587; ср. стб. 665.

28. «Сборник Муханова». СПб., 1866, стр. 276; ср. «Восстание Болотникова», стр. 124. Подробный разбор см.: С.Н. Быковский. Указ. соч., стр. 65—67.

29. М.Н. Тихомиров. Новый источник по истории восстания Болотникова. — «Исторический архив», кн. VI. М.—Л., 1951, стр. 121.

30. «Пискаревский летописец». — «Материалы по истории СССР», т. II. М., 1955, стр. 125.

31. Там же, стр. 132.

32. В.И. Корецкий. Летописец..., стр. 130.

33. В.И. Корецкий. Новое о крестьянском закрепощении, стр. 151—152.

34. Исаак Масса. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М., 1937, стр. 173.

35. «Записки гетмана Жолкевского о Московской войне». СПб., 1871, Приложения, стб. 195, 196; ср. РИБ, т. I, стб. 122, 123.

36. А. Дмитриевский. Архиепископ Елассонский Арсений и мемуары его из русской истории. Киев, 1889, стр. 138—139.

37. И.И. Смирнов. Восстание Болотникова, стр. 475.

38. Поэтому нельзя согласиться с И.И. Смирновым, что Арсений «совершенно также описывает... историю падения Тулы», как и Буссов (К.Буссов. Московская хроника. 1584—1613. М.—Л., 1961, стр. 176). Ни о каких переговорах с Болотниковым Арсений не говорил.

39. Н. Устрялов. Сказания современников о Димитрии Самозванце, ч. I. СПб., 1859, стр. 221.

40. «Восстание Болотникова», стр. 174. Ранее автором дневника считался В. Диаментовский (об этом см.: Н.П. Долинин. Указ. соч., стр. 464—465).

41. А.А. Титов. Рукописи славянские и русские, принадлежащие И.А. Вахромееву, вып. 6. М., 1907, стр. 218.

42. W. Kętrzyński. Dyarjusze Wacława Dyamentowskiego i Marcina Stadnieckiego o wyprawie cara Dimitra. — «Przegląd Historyczny», t. III. 1908, zesz. 3, str. 272—275.

43. И.И. Смирнов. Восстание Болотникова, стр. 475.

44. Там же, стр. 476; Н.П. Долинин. Указ. соч., стр. 480.

45. К. Буссов. Указ. соч., стр. 147.

46. Там же, стр. 146—147.

47. «Сказания Массы и Геркмана о Смутном времени в России». СПб., 1874, стр. 300—302.

48. С.М. Соловьев. Указ. соч., стр. 479.

49. И.И. Смирнов. Восстание Болотникова, стр. 484.

50. И.И. Смирнов. Восстание Болотникова, стр. 485.

51. Там же, стр. 489.

52. С.Н. Быковский. Указ. соч., стр. 53—54.

53. К. Буссов. Указ. соч., стр. 146.

54. Н.П. Долинин. Указ. соч., стр. 480—481.

55. К.Буссов. Указ. соч., стр. 147.