По-разному встретили жители Дона Разина. Домовитые во главе с войсковым атаманом были настроены враждебно. Ю. Келимбетев, агент астраханского воеводы, доносил, что в Черкасске «Корнило Яковлев и иные старшины и нарочитые казаки его Стенькино воровство не хвалят и к себе ево не желают». Беднота же встретила народного предводителя с воодушевлением. Об этом говорили свидетели события: «На Дону и на Хопре во многих городках казаки, которые одинакие и голутвенные люди, Стеньке с товарыщи гораздо ради, что они пришли на Дон»1. Казаки Пятиизбянской станицы называли его «отцом».
Разин не распустил отряд, как обычно бывало в таких случаях. На острове между Кагальницким и Ведерниковским городками, в двух днях пути от Черкасска, казаки соорудили Земляной городок и здесь зазимовали.
На Дону установилось своеобразное двоевластие. В Черкасске сидели старшина и войсковой атаман, и они являлись официальными правителями Войска Донского, рассылали по-прежнему распоряжения. Однако их власть существенно ограничил Разин, который, обосновавшись выше по течению Дона, не только не признавал авторитет своего крестного отца и его помощников, но и сам отдавал распоряжения, шедшие вразрез с указаниями старшины. Так, он не пропустил к Черкасску «зимовых казаков» — тех, кто каждую зиму по распоряжению войскового круга собирался в казачьей столице для ее обороны от возможных нападений турок и крымцев из Азова. Разин объявил, что он сам придет на помощь Черкасску, если это понадобится. Вольный атаман по сути дела перекрыл все пути, которые вели в Черкасск, не пропускал туда торговые суда с продовольствием и товарами.
Отношения между голытьбой и зажиточной верхушкой обострялись. Домовитые послали в Москву станицу с донесением о самовольствах разинцев. Московские власти, поначалу не разобравшись в истинном характере событий на Дону, рассердились на старшину за медлительность, приказали арестовать станичных казаков и сослать в Холмогоры. Но в конце концов они поняли, что выполнить их требования — «...над Стенькою Разиным с товарыщи за ево многие грубости и к великому государю за ево непослушание учинити промысл, ...чтоб их воровскому заводу не дать распространятца»2 — казацкая верхушка попросту не в силах.
Московское правительство быстро меняет курс — с одной стороны, успокаивает донскую старшину, обещает государево жалованье, с другой — принимает меры для того, чтобы не пропускать на Дон беглых, организует разведку. Домовитые посылают к Разину своего представителя, чтобы выведать его планы. Это стало началом переговоров между двумя враждебными сторонами. Богатеи пытались склонить разинцев к верной службе царю, но без всякого успеха.
Между тем Разин развернул бурную деятельность. Уже по прибытии с Волги на Дон в Паншин городок, он, по словам Л. Фабрициуса, «сразу же начал тайком привлекать к себе простых людей, одаривая их деньгами и обещая им большие богатства, если они будут с ним заодно и помогут ему истребить изменников-бояр»3. Действительно, используя огромные средства, накопленные в походе 1667—1669 гг., Разин собирает в Земляном городке бедных, снаряжает и вооружает их, готовит все необходимое для исполнения своего плана. К нему со всех сторон идут «голутвенные люди» — донские казаки, русские беглые крестьяне и холопы, работные люди с судов и промыслов на Волге и Дону, украинские крестьяне, мещане и казаки. Из них формируются десятки и сотни. Покупается оружие и продовольствие, всякие припасы и лодки. Всех своих подчиненных Разин держал «в крепи», лишь отпуская на несколько дней к родственникам («на срочные дни за крепкими поруками»). Дисциплина была жесткой. Постепенно из донской бедноты и всякого «бездомовного» люда формируется повстанческое войско. При возвращении на Дон разинский отряд насчитывал 1,5 тыс. чел., к концу ноября — 2,7 тыс., а к маю 1670 г. — уже 4 или 5 тыс. человек.
По всему чувствовалось, что голытьба готовится к большому походу. Его участники не скрывали своей ненависти к эксплуататорам: будь то русский боярин или домовитый казак, воевода или «приказное семя», царский ратник или иноземный наемник, купец или приходский священник. Войсковые и московские власти испытывают явное беспокойство. Позиции старшины за осень—зиму 1669—1670 гг. сильно ослабли. Зимой, вероятно в феврале 1670 г., выгорел весь Черкасск. По грамоте войскового атамана в свою столицу съехались казаки со всех сторон. Прибыл и С.Т. Разин, и не один, а «многолюдно». Он использовал общий сбор для прямой агитации в пользу своего дела.
До сих пор Разин не очень распространялся о своих намерениях и планах. В ноябре 1669 г. царицынский воевода сообщал в Москву: «Какая у него (Разина. — В.Б.) мысль про то (о планах похода. — В.Б.), и ево казаки немногие ведают, и никоторыми де мерами у них, воровских казаков, мысли доведетцы не можно»4. Теперь же Разин открыто объявил о своих планах. Поспорил он со старшиной по вопросу о восстановлении сгоревшего собора, высказался при этом довольно пренебрежительно о церковных обрядах в том духе, что можно, мол, обвенчаться и без попа; обошли жених с невестой раз-другой вокруг ракитова куста — вот и весь обряд венчания! Эти разинские выпады были потом использованы старшинами и московскими властями — его обвинили в безбожии, предали анафеме — церковному проклятию. Но нe это главное в мартовских событиях, разыгравшихся в Черкасске. Здесь Разии созвал свой круг, на котором обсуждались варианты предстоящего похода. Они предлагались его есаулами. Когда заговорили о походе на Азов, — «козаки де в кругу про то все умолчали», т. е. не поддержали этот вариант. Следующий — «на Русь ли им на бояр иттить»? — тоже не вызвал особого энтузиазма: «...Они де (казаки. — В.Б.) «любо» молвили небольшие люди». Наконец, третье предложение — «итить на Волгу» — встретило восторженный прием: «И они де про Волгу завопили»5. Здесь характерно, что, отказываясь от военных действий против турок и крымцев в Азове и высказываясь за волжский вариант, разинцы голосовали за уже испытанный путь, который давал возможность обогатиться за счет богатеев и свести счеты с власть имущими. Очень важно, что хотя поход «на Русь» против бояр как будто и откладывался, тем не менее такой вариант обсуждался. Вспомним, что Разин при возвращении с Каспия не раз давал понять, что скоро начнется борьба именно против ярма боярского, т. е. против феодалов, в пределах собственно России. Примечательно, что во время этого обсуждения на кругу Разин поручил выяснить стремления и желания казаков своим помощникам-есаулам, а сам молчал, наблюдал и взвешивал. Он и сейчас, и позже при решении таких важных вопросов, как определение направления и целей действий восставших, обращался к кругу и подчинялся ему. Решение черкасского круга идти на Волгу отражало стремление повстанцев не только к тому, чтобы поживиться военной добычей, но и выступить против эксплуататоров-феодалов и купцов, воевод и приказных.
Непримиримое отношение Разина к казакам-богатеям (один из них, войсковой атаман М. Самаренин, обвинял его в том, что он «с ножем метался» на другого войскового атамана — К. Яковлева) переполошило старшину. Она поспешила сообщить обо всем в Москву. Оттуда прислали со специальной миссией дворянина Г. Евдокимова с целью разведать все нужное о Разине и его «воровских казаках».
Царский агент прибыл в Черкасск 10 апреля. Старшина встретила его с радостью и уверяла представителя московской верхушки в том, что она служила и будет верно служить царю. Но в Черкасск снова прибыл Разин. На кругу он учинил Евдокимову настоящий допрос: «От кого он поехал: от великого государя или от бояр?». Характерно это противопоставление царя, авторитет которого не подвергался сомнению, и бояр, с которыми и связывались все невзгоды простого народа. Было ясно, что истинная цель приезда московского дворянина состояла в том, чтобы наметить план борьбы против местных повстанцев. И Разин без обиняков заявил об этом, назвав Евдокимова боярским «лазутчиком». Участники круга, бедные казаки, расправились с ним, утопив его в реке. То же Разин приказал сделать с теми богатыми казаками, которые защищали царского посла и «говорили ему встрешно»6. Далее разинцы расправились с И. Хвостовым — присланным из Москвы царским воеводой. Его избили и посадили в тюрьму, а его имущество раздуванили; позже он «от тех побои умер».
Разин пробыл в Черкасске 10 дней, и войсковая старшина, устрашенная расправами, совсем присмирела. Правда, К. Яковлев пытался упрекать своего крестника, но услышал в ответ: «...Ты де владей своим войском, а я де владею своим войском»7. В этих словах отразилось состояние дел в управлении Войском Донским — фактическое двоевластие, причем сила и народная поддержка были на стороне Разина, а не войскового атамана.
Разин, чувствуя прочность своего положения, не скрывал того, что он начинает борьбу с сильными и знатными, правящими Россией. Сам поход на Волгу, о чем кричали повстанцы на мартовском кругу, в его представлении и интерпретации (несомненно, близких к взглядам его подчиненных) отнюдь не должен был сводиться к добыче «зипунов». Более того, в апреле он заявил: «...Итить де мне Волгою з бояры повидатца»8.
Через неделю-две после черкасских событий Разин в начале мая поднимает свое войско и направляется к Переволоке. 9 мая он прибывает в Паншинский городок и остается здесь до 14 мая. Из 4—5 тыс. повстанцев насчитывалось до 1,5 тыс. конников; остальные — пехота — располагались на 80 стругах, хорошо оснащенных и снабженных пушками, и лодках. «Со многими казаками и черкасы» прибыл прославленный Василий Ус.
В Паншине Разин снова созывает (вероятно, 13 мая) круг и объявляет о своих широких замыслах борьбы против феодально-крепостнического строя за освобождение угнетенных. Делает он это в форме вопроса к участникам обсуждения плана похода: «Любо ль де им всем итти з Дону на Волгу, а с Волги итти в Русь против государевых неприятелей и изменников, чтоб им из Московского государства вывесть изменников бояр и думных людей и в городех воевод и приказных людей?». Правда, Разин и казаки имели в виду не всех бояр и дворян, а «плохих», «недобрых», «изменников». Некоторые из них называются по именам. Это — бояре князь Ю.А. Долгорукий, князь Н.И. Одоевский, думный дьяк Д.М. Башмаков, стрелецкий голова А.С. Матвеев и другие. Их вина в глазах казаков состояла в том, «что де от них к ним на Дон государева жалованья не присылаетца» (т. е. они препятствуют посылке на Дон из Москвы хлеба и всяких припасов). Несомненно, с именами этих же правителей — «изменников» Разин в своей известной речи на паншинском круге связывал неожиданные смерти и царицы Марии Ильиничны, и ее сыновей — царевичей Алексея и Семена. Но не все бояре выглядели в их глазах «плохими», «изменниками». Разин и казаки на том же круге называли имена «добрых» правителей; это — бояре князья И.А. Воротынский и Г.С. Черкасский. Причина такого отношения проста и бесхитростна: «Как де они (донские казаки. — В.Б.) бывают на Москве в станицах, и их де они («добрые» бояре. — В.Б.) кормят и поят»9. Все эти рассуждения о «плохих» и «хороших» боярах, наивные и незрелые с точки зрения человека XX или даже XIX столетия, вполне естественны для русских людей XVII в. Нет ничего удивительного в их, так сказать, политической слепоте, которую, кстати говоря, проявляли и люди более образованные гораздо позднее и в иной исторической обстановке. Примечательно другое — политическая наивность и крайняя отсталость переплетались в сознании повстанцев и их предводители с ясным пониманием того, против чего они собираются выступать, за что (в главном) бороться. Сам Разин в той же речи на круге сказал так: «И им бы де всем (повстанцам. — В.Б.) постоять и изменников из Московского государства вывесть и чорным людем дать свободу»10. Таким образом, суть взглядов и стремлений восставших, опутанных царистскими представлениями и иллюзиями, политически крайне неразвитых, состояла в стремлении освободить «чорных людей» (т. е. эксплуатируемые слои населения России) от феодально-крепостнического гнета, добиться для них свободы, т. е. уничтожения зависимого, крепостного состояния. А это затрагивало самую сущность феодальной системы и было направлено против нее в целом, хотя восставшие субъективно этого и не сознавали. Колее того, они и после получения свободы хотели бы оставить политическую власть в руках царя и «хороших» бояр. Характерно, что после того, как круг вынес решение идти «на Волгу на бояр и воевод», Разин, «взяв саблю наголо, говорил им всем, что он на великого государя итти и руки поднять не хочет, лутче де ево того саблею голову отсеките или в воду посадите»11.
Стараясь предупредить разрастание разинского движения и локализовать его в пределах Дона, московские власти спешно приказывают воеводам пограничных городов усилить оборону, посылают на помощь Царицыну стрелецкий отряд И. Лопатина (1000 чел.). Организуется разведка, упорядочивается ямская гоньба. По пограничной с Доном черте появляются крепкие заставы, начинается настоящая экономическая блокада Войска Донского. Правительство во все стороны рассылает «милостивые грамоты» — в них власти призывают население к верности царю, охаивают Разина и его дело. С восставшими ведут настоящую идеологическую борьбу, в которую включаются приказные грамотеи и церковные проповедники.
15 мая повстанческое войско (оно выросло до 7 тыс. чел.) вышло на Волгу выше Царицына. Стремительные действия Разина опередили прибытие отряда Лопатина, который еще плыл по реке. Они же предопределили падение Царицына с его относительно небольшим гарнизоном, к тому же в значительной своей части сочувствовавшим, как и царицынские посадские низы, делу повстанцев. Повстанцы осадили город, жители которого подняли восстание, открыли ворота и впустили разинцев. После расправы с воеводой и ненавистными деятелями из числа приказных, торговцев и начальников восставшие поделили между собой их конфискованное имущество. Городские жители избрали представителей власти.
Разин же готовился к продолжению похода. Строились суда. Пополнялось войско — за три недели пребывания здесь оно выросло до 10 тыс. чел. Чтобы предупредить возможные нападения, выставили заставы, по реке и суше выслали станицы для разведки. Укреплялся город, в нем создавались запасы продовольствия — казаки конфисковывали его на торговых судах, плывших по Волге, отгоняли скот у степных кочевников. Снова созывается круг — на нем повстанцы подтверждают свое намерение идти вверх по Волге.
Вскоре Разин получил тревожные известия. С севера к Царицыну подплывал отряд Лопатина, а южнее города у Черного Яра собралось несколько тысяч ратников, которых возглавляли его прошлогодние «знакомцы» — князь С.И. Львов и Л. Плохово. Л. Фабрициус с полным основанием замечает, что воеводы стремились «таким образом зажать Стеньку Разина в тиски»12. Но предводитель перехитрил их. Сначала повстанцы, устроив засаду на Волге в 5—7 верстах севернее Царицына, разгромили отряд Лопатина, остатки которого пытались укрыться в городе (они не знали об его захвате восставшими), но попали под губительный огонь крепостных пушек. В панике они высадились на берег, но здесь на них налетели из засады разинские конники. Разгром был полным — более половины из 1000 стрельцов Лопатина полегли на поле боя, оставшиеся в живых разбежались или попали в плен. Разин приказал сделать пленных гребцами на судах. Лопатина и других начальников казнили. В руки повстанцев в результате победы попало большое количество оружия и припасов, которые Лопатин вез в Царицын.
На новом круге Разин и повстанцы решили идти сначала на Астрахань, а уже потом — «вверх по Волге под Казань и под ыные государевы городы». Это изменение плана похода не было случайным — с юга приближалось большое войско; если бы повстанцы от Царицына сразу повернули на север, то с тыла им, кроме того, грозили бы и другие военные силы понизовых городов, прежде всего Астрахани. Немаловажно и то, что повстанцы понимали нецелесообразность спешки в походе на север «в русские городы» до тех пор, пока в тех местах «хлеб с поля не спрячут». К тому же Разин не мог игнорировать ожидания астраханской черни, так открыто выражавшей свои симпатии ему и делу борьбы за свободу «от ярма и рабства боярского». Наконец, можно было погромить местных богатеев, поживиться за их счет; на новом круге в Царицыне Разин так и сказал: «Не дороги де им бояря, дороги де им купчин и торговых людей животы», т. е. имущество богатых торговцев13.
5 июля, оставив для охраны Царицына «человек с 1000 и больше» (по человеку с десятка), Разин направился к югу в сторону Черного Яра. Л. Фабрициус, находившийся в качестве офицера-артиллериста в войске С.И. Львова, подробно и живо описал события, которые произошли под его стенами. Оба войска выстроились друг перед другом для сражения, причем повстанческое «имело необычайно парадный вид». Разин построил своих повстанцев широко развернутым фронтом. Те из них, кто не имел огнестрельное оружие, держали в руках длинные палки, обожженные с одного конца; к ним прикрепили лоскуты или небольшие флажки. «Простые воины» из войска Львова «вообразили, что там, где много флажков и штандартов, должно быть и много людей». Они с развернутыми знаменами и барабанным боем перешли на сторону восставших. Фабрициус, с ненавистью относящийся к разинцам, замечает при этом, что царские ратники «стакнулись» и решили, «что им представляется возможность, по которой они так давно вздыхали» — с разинцами «они стали целоваться и обниматься и договорились стоять друг за друга душой и телом, чтобы, истребив изменников-бояр и сбросив с себя ярмо рабства, стать вольными людьми»14.
Сражение попросту не состоялось. Правда, в повстанцев стреляли из пушек — с крепостных стен Черного Яра и с судов. Но это длилось недолго. Черноярский гарнизон восстал, арестовал своего воеводу. Когда же к городу приблизились бежавшие с поля боя офицеры во главе с командующим Львовым, стрельцы открыли по ним огонь из пушек. По решению круга рядовые стрельцы и солдаты казнили многих своих бывших командиров, виновных в жестокостях и притеснениях с выплатой жалованья и т. д. По просьбе Разина оставили в живых только князя С.И. Львова и Л. Фабрициуса.
Повстанческое войско пополнило свои ряды большим количеством военных людей, которые заранее договорились о переходе на сторону Разина, чтобы вместе с его повстанцами идти в Астрахань и расправиться с Прозоровскими и прочими притеснителями, богатеями. Трофеи были настолько большими, что часть пушек, ружей и пороха Разин отослал в Царицын.
Путь на Астрахань был открыт. Повстанцы контролировали путь к Волге, которая, по их горделивым словам, «стала ныне их, казачья». Через несколько дней разинское войско, еще более внушительное, чем до победы под Черным Яром, направилось к сильнейшей по тем временам крепости в устье Волги. В Астрахани располагался сильный гарнизон, имелось около 500 пушек. Правда, часть войск, посланных под Черный Яр, перешла на сторону повстанцев. Но, тем не менее, Прозоровский имел в своем распоряжении около 6 тыс. воинов, укрывавшихся за мощными крепостными стенами.
Однако подавляющая часть астраханских стрельцов и солдат и многочисленная городская чернь (посадские люди, работные люди-наймиты и пр.) сочувствовали восставшим. К тому же среди разинцев находилось немало астраханских ратников, недавно ушедших для борьбы против Разина, а теперь агитировавших горожан открыть ему ворота и перебить воевод. Своим собратьям по службе, стоявшим на крепостных стенах, они кричали: «К чему нам служить без жалованья и идти на смерть?! Деньги и припасы истрачены. Мы не получили платы за год, мы проданы и преданы!». Массы работных людей, влачивших жалкое существование, посадская мелкота ждали Разина, как избавителя от невыносимых страданий, произносили «бранные слова и безрассудные речи» по адресу воеводы15. Еще до прихода разинцев «астраханцы служилые и жилецкие люди меж себя говаривали, хотели боярина и воевод и начальных людей побить»16.
Астраханское население раскололось — большинство, состоявшее из городской бедноты и рядовых стрельцов и солдат, стояло за Разина; меньшинство, группировавшееся вокруг воеводы Прозоровского и митрополита Иосифа (дворяне, приказные, служилая, посадская и церковная верхушка), выступало против восставших.
Известие о черноярской победе Разина привело «простой народ в... неистовство, ...он без всякого страха открыто проклинал, поносил и оскорблял» Прозоровского, «Пусть только все повернется, и мы начнем!» — кричали на улицах17. Разин прислал к воеводе своих представителей с требованием о сдаче города. Но Прозоровский приказал их казнить; «это вызвало большое ожесточение среди астраханских каналий (так Фабрициус называет простолюдинов. — В.Б.), они сразу начали роптать и открыто говорить, что власти бояр скоро наступит конец, и тогда уж они сумеют отомстить за невинно пролитую кровь»18.
Разин подошел к Астрахани 19 июня. Так как воевода отказался сдать город, началась деятельная подготовка к штурму. Войско Разин разделил на восемь отрядов, всем указали их места. Приготовили штурмовые лестницы. Проводилась разведка.
Части Прозоровского засели в Кремле и Белом городе. В ночь с 21 на 22 июня начался штурм. Натиск с восточной стороны Белого города у Вознесенских ворот был отбит, повстанцы понесли немалые потери. Но в это время в городе началось антифеодальное восстание — жители, по словам П. Золотарева, очевидца событии, «дворян и сотников, и боярских людей, и пушкарей начаша рубить в городе преже казаков (разинцев, — В.Б.) сами»19. В восстание включаются стрельцы и солдаты гарнизона. Они расправляются со своими начальниками; Прозоровского, бросившегося их уговаривать, ранили из пищали и прокололи копьем. В городе начались погромы домов дворян и приказных, купцов и офицеров. Вскоре осаждающие и бывшие осажденные совместными усилиями овладели крепостью. Сразу же после взятия Кремля во второй половине дня 22 июня здесь же состоялся круг с участием всех восставших-разинцев и астраханцев. По его решению казнили воевод (правда, не всех), дворян, офицеров и т. д. Всего во время штурма и расправ погибло до 500 врагов, оказавших сопротивление повстанцам.
Как и в других местах, Разин организовал раздел конфискованных богатств. За время месячного пребывания Разина в городе установились порядки демократического народного самоуправления — действовали круги, выборные атаманы, главным из которых стал Василий Ус. Налаживался новый правопорядок, направленный на защиту народных интересов.
Строгий порядок и дисциплину соблюдал Разин в своем войске, которое готовилось к продолжению борьбы — походу вверх по Волге «На Русь», где он и его товарищи мечтали расквитаться с народными притеснителями — «с боярами повидатца». Как в Астрахани были освобождены подневольные люди, уничтожены «многие кабалы и крепости», т. е. документы, оформлявшие закрепощенное состояние, а из тюрем выпущены все «сидельцы», так и по всей России повстанцы мечтали сделать то же самое. Один из астраханских стрельцов выразил это очень ясно: «Батько де их... Стенька Разин не токмо в Астрахани в приказной полате дела велел драть, и вверху де у государя (т. е. в Москве, в царских приказах. — В.Б.) дела все передерет»20.
Примечания
1. Там же, стр. 155.
2. Крестьянская война..., т. I, стр. 133.
3. Записки иностранцев о восстании Степана Разина, стр. 48.
4. Крестьянская война..., т. I, стр. 155.
5. Крестьянская война..., т. I, стр. 582.
6. Там же, т. I, стр. 215; т. II, ч. 2, стр. 38.
7. Там же, т. I, стр. 165.
8. Там же, стр. 164.
9. Крестьянская война..., т. I, стр. 170.
10. Там же, т. I, стр. 235—236.
11. Там же, стр. 253.
12. Записки иностранцев о восстании Степана Разина, стр. 49.
13. Крестьянская война..., т. I, стр. 196, 221, 231, 237.
14. Записки иностранцев о восстании Степана Разина, стр. 50.
15. Я.Я. Стрейс. Три путешествия. М., 1935, стр. 204, 207.
16. Крестьянская война..., т. II, ч. 2. М., 1959, стр. 96.
17. Я.Я. Стрейс. Три путешествия, стр. 208.
18. Записки иностранцев о восстании Степана Разина, стр. 52.
19. ПСРЛ, т. 31, стр. 214.
20. Крестьянская война..., т. III. М., 1962, стр. 261.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |