Глава 13. Успехи и поражения

В который раз скакал казак по страждущей России,
Брал слёту сёла, города, живил сердца людские.
Июль стал жарким на дела, в значении громаден:
Такие взяты города — Цивильск, Курмыш, Алатырь.
В конце ж июля ждал Саранск, манил царя настырно.
«Попробуем мы взять сей град без боя, крови — мирно.
Туда отправим манифест, провозгласим в нём вольность,
Пусть отворяют ворота с хотеньем, добровольно, —
Мужам глаголил Пугачёв, давал распоряженье. —
Вдруг в нём правительства войска признают пораженье?».
И вот, на следующий день встречает хлебом-солью,
Что дорогих гостей Саранск, рать царскую и волю.
Пусть воевода в нём сбежал, дворянство растворилось,
Зато без оных лад пришёл, надежда появилась.
«Царь-батюшка, останься здесь, правь городом с любовью, —
Народ Емелю упрошал. — Служить клянёмся кровью!». —
«Эх, рад бы я, да не могу — зовёт опять дорога.
У вас немного погощу, на нет сведу тревогу,
Да по стране пойду гулять — освобождать пленённых
Крестьян, работных крепостных, судьбою обделённых. —
Наш царь народу отвечал, — А вас просить желаю,
Чтоб помощь оказали мне, и сердцем замираю...
Вы поделитеся казной, провизией, оружьем —
Дары те в деле непростом подмогой станут нужной.
Да смельчаков в войска вступить радушно приглашаю,
Мы супостата победим, чтоб жизнь пришла иная!».
И не скупился здесь народ, могли чем — помогали,
Из добровольцев новый враз отряд сформировали.
А через пару светлых дней уж выдвинулось войско,
Имело благостную цель — сменить мироустройство:
Вернуть народу его смысл, родную веру предков,
Чтоб правды расцвела опять на древе жизни ветка.
И ждали войско города — Петровск, Саратов, Пенза,
Звал Пугачёва его Рок — для благости главенствуй!
До Пензы первого числа, что в августе случилось
Добрался храбрый государь, здесь тоже получилось
Без битвы грозной обойтись, взять город тихо-мирно,
Недаром слава о царе над всем летела миром.
А дней ещё через пяток Саратов показался,
Но на призыв открыть врата сей град не отозвался.
Ключи от города держал давнишний губернатор —
Бошняк фамилия его. «Емеля-провокатор
Саратов хочет получить, казну скорей разграбить.
Мы восвояси повернуть должны его заставить! —
Кричал он местным казакам. — Изменника же встретьте,
Да войско хилое его разбейте, обезвредьте!».
Купцы ж в Саратове в тот день иначе порешили —
Посланника к государю отправить поспешили.

Но план сраженья Бошняка не очень-то удался,
Знать, плохо с казаками он своими обращался:
Пришли к Емеле вскоре те, хамить-грубить не стали —
Переговоры завели, сдружиться, знать, желали.
Когда узрел Бошняк сие, то завопил истошно,
Приказ артиллеристам дал в запале суматошно:
«Стрелять картечью в подлецов, их уничтожить шайку,
Чтоб впредь не смели оскорблять России всей хозяйку!».
Но тут вступили ся купцы: «Почто стрельбу открыли?
Ведём с царём мы разговор о мире, не о пыли!
И жизни сохранить хотим да с ними накопленья,
Стрельба же ныне приведёт к смертям лишь, разоренью».
А губернатор всё кричал, зашёлся в злобе жуткой:
«Перечить вздумали купцы иль это просто шутка!?
Под суд ослушников отдам, лишь справлюсь с самозванцем,
Да вздёрну прямо на суку негодного посланца!
Но не исполнил тех угроз Саратова начальник,
Не думал в ярости Бошняк, что станется печальна
Его судьба, хоть Емельян уже пошёл в атаку,
У града крупного тотчас наметилася драка.

Но казаки лишь подошли, ворота отворились —
Их Соснин прапорщик открыл (мужи все удивились),
Да к нападавшим перешёл: «Хочу быть, братцы, с вами!».
И на правительства отряд, как мощное цунами,
Обрушились повстанцы тут, теснить их сильно стали,
Того с помощником Бошняк никак не ожидали.
Как вдруг сюрпризов череда ещё пришла-случилась,
Надеялся, видать, Бошняк зазря на небо милость:
Солдаты воинства его и даже офицеры
Последовать решили вдруг хорошему примеру
И, как и Соснин, перешли на сторону народа,
Знать, растворилась у солдат к сражению охота.
В тот час у града комендант последнюю попытку
Решил к защите предпринять, всё оставался прытким —
Ещё он батальон послал, унять чтоб хулиганов,
А батальоном управлял лихой майор Салманов.
Так и Салманов захотел уйти к царю Емеле,
Не видел смысла умножать в сражении потери.
Бошняк, узнав то, отступил, ушёл во град Царицын,
Остатки армии своей созвал-собрал крупицы.
Да и казну успел забрать, бумаги, документы —
Решил Бошняк не оставлять противнику презенты.

* * *

Заглянем быстро в Петербург — как там Екатерина?
Следит за Пугачёвым ли, всю ль ведает картину
Народной праведной войны, да предпринять что хочет?
В Софии снова ожил страх, ей затмевает очи:
Казалось бы, разбит смутьян, крестьяне разбежались,
Изменники из казаков отмщенья испугались.
Но, словно феникс, Пугачёв из пепла поражений
Восстал и города берёт, не ведая сомнений.
«Так в скорости к Москве придёт мой супротивник страшный,
Её желает захватить, махая браво шашкой», —
Шептала летним вечером себе Екатерина,
И в зябкую впадала дрожь от этакой картины.
А на совете мысль одну озвучила надменно:
«Я в древнюю хочу Москву поехать непременно,
Раз командиры у меня всё выловить не могут
Емелю — дерзкого лжеца, хоть им и шлю подмогу.
Возглавлю подавление сама там Пугачёва,
Коли мужи военные до дела непутёвы!».

Но тут Никита Панин встрял (царицы приближённый) —
В дела Софии, бедствие сей муж был вовлечённым:
«Прошу, оставьте град Москву, вы здесь сейчас нужнее!
Есть командиры в сей стране, что выполнить сумеют
Приказы Ваши. Например, мой младший брат родимый —
В делах военных он силён, прослыл невозмутимым.
Бендеры-крепость славно брал, сражался знатно с турком,
Теперь же снова послужить готов вам Пётр чутко».
«Пусть так, — кивнула головой София в продолженье. —
Петра назначу я главой, раз проявил он рвенье.
И в подчинение ему в губерниях мятежных
Гражданскую оставлю власть, чтоб дело шло успешней.
Надеюсь, ясен сей приказ. Меня не подведите,
И Пугачёва наглеца уже быстрей схватите!».
Ей Панин кланялся в ответ: «Всё сделаем, как надо,
Емеле боле не дадим устроить маскарада».
На том и кончилась в тот день столичная беседа,
Сгущались тучи над главой у Емельяна, беды.

К тому же, с Турцией война недавно завершилась,
Отрядов множество с войны в Россию возвратилось.
Не думал русский то солдат, что вдруг его царица
Опять заставит пушки брать, отправит снова биться,
Но не в далёкую страну, а со своим народом,
Устал что горестный терпеть лишенья да невзгоды...
Вот как бы стал единым міръ, как на Руси бывало,
Где власть с народом заодно убранство создавала
Да смыслы праведной страны лелеяла, хранила,
Сынов отечества малых по совести растила.
Тогда б и воцарился лад, над Русью взвился птицей,
И ожил во людских сердцах да воспылал зарницей.
Но ныне волю нужно брать, за совесть заступаться —
Народ не даст их растоптать, ведь то — Богов богатство.

Тем временем наш Пугачёв к Царицыну стремился,
Он с войском к волжским казакам теперича явился.
И те к царю в отряды шли, встречали хлебом-солью,
В станицах окружали лишь почётом да любовью.
И в середине августа пятнадцать-двадцать тысяч
У Емельяна армия, да и орудий список Немалый.
С этим и пошёл к Царицыну Емеля,
Всю армию большую вёл, ревела что, гудела.
Вдруг государю донесли: «Ждёт Дундуков в засаде —
Полковник с воинством большим, при боевом параде.
Калмыков много у него при лошадях и ружьях».
«Что ж, значит, славный бой дадим, накажем непослушных!», —
Емеля смело отвечал, не допускал иного,
Дух бравый рати поднимал пред действием суровым.
Но кроме Дундукова был Кутейников с полками
Софии верных казаков, крестьян считал врагами.
А также Диц-майор пришёл с командой полевою —
В ночи прокрался он глухой, прикрывшись темнотою.
Надеялись Емелю взять те командиры вскоре,
Помочь Софии победить в случившемся раздоре.

И только августа прошла-промчалась половина,
Случилась битва у реки Пролейки. Рык звериный
Издали рати, понеслись поспешно друг на друга,
Не зная жалости к врагу, не ведая испуга!
Фланг правый выбрал Дундуков для страшного удара,
Желал он пугачёвцев смять, скалой обрушить ярость.
И поначалу был успех у храброго вояки —
Сумел откинуть казаков, свои продвинуть флаги.
Но казаки лишь отошли, орудия достали,
Да сразу ядрами врага из пушек закидали.
К тому ж калмыки помогли — примкнули к Пугачёву,
А государь наш только рад такому стал улову.
Кутейников был тоже смят — ретировался с поля,
Не смог царя остановить, уйти скорей изволил.
А Диц и вовсе смерть нашёл, команда разбежалась —
Так сил противника совсем для боя не осталось.
А уж на следующий день до городка Дубовка
С ордой добрался Емельян, был в продвиженье ловким.
Народ здесь с радостью встречал, лелеял государя,
Уверен был — он лад вернёт, спокойствием одарит.

Через два дня царь круг собрал, дабы старшин избрати
Из атаманов, казаков — не из дворянской знати.
Рать непомерно разрослась, нуждалась в командирах,
Что управляться с ней могли, не запятнать мундиры.
Да дисциплину берегли, халатность порицали,
Приказы строго выполнять мужей всех обязали.
К тому ж Емеля дал указ: «Вино из бочек вылить!
Чтоб нападенье не проспать, в хмелю не обессилить».
А после к бою и пути пошли приготовленья —
Станица помогла царю со всей душою щедро:
Здесь пороха запас был взят да пара пушек грозных,
Огонь могли что поддержать, чинить урон серьёзный.
В тот день разведчики пришли (к Царицыну ходили)
Да государю обо всём прилежно доложили:
«К осаде подготовлен град, ждёт нашего прихода,
Готова артиллерия устроит нам невзгоды;
На стенах множество постов — бдят люди неустанно,
К Царицыну сейчас подход не станется нежданным». —
«Что ж, двадцать первого числа мы всё равно нагрянем, —
Решенье принял Емельян, — да на защиту глянем.
Коль не желают дверь открыть, добром владыку встретить,
Дадим сражение мужам, на дерзости ответим».

А в пору ту в Царицыне настал упадок духа —
Боялся местный комендант, что смерть придёт старуха,
И с наступлением царя падёт под прессом город,
Иль в граде кто-нибудь предаст — царю врата отворит.
А время жадное неслось, сраженье приближало,
Мгновения спокойствия нещадно пожирало.
И вот послышалась стрельба, казачьи злые крики,
Знать, пугачёвцы подошли толпой лихой безликой.
«Готовьте пушки ко стрельбе, врага мы не подпустим!
Крестьян бесчинства, казаков сегодня не допустим!», —
Дал установку комендант, надеялся на меткость
Артиллеристов молодцов, на смелость их и дерзость.
Но главное — богат был град на ядра и орудья,
Царицын просто не возьмёшь упорством, голой грудью:
Аж шесть десятков пушек враз стреляли в рать Емели,
Попробуй, к городу пройди при этаком обстреле!

«Движенье к граду прекратить, лишь жизни зря положим,
И тем победу одержать противнику поможем! —
Царь командирам приказал. — Пришло для пушек время!».
Огня и пороха теперь сраженьем правит демон.
Так перестрелка началась — дуэль артиллеристов,
На пушках громкий славный бой опасен и неистов.
Вот только их у казаков в два с лишним раза меньше,
Вперёд ко стенам не пройти, хоть конный ты, хоть пеший.
Так продолжалось два часа, но начали кончаться
Снаряды в войске у царя. Царь понял, что пытаться
Не стоит к городу идти — положишь только жизни.
Спасительный отдал приказ, ладони крепко стиснув:
«Отходим! Ныне не возьмём напором мы Царицын —
Уж больно в граде велики, видать, пороховницы.
Вернёмся опосля к нему, подкопим лишь орудий,
Глядишь, ворота отворят живущие в нём люди».
А тут известие пришло — к Царицыну стремится,
Шагает с войском Михельсон, опять желает биться.
И, дабы не зажатым быть отрядами Софии,
Раздумывать принялся царь над планами другими.

«На Чёрный Яр хочу идти, — сподвижникам ближайшим
Глаголил в штабе государь. — А там путём кратчайшим
Попасть в Яицкий городок и встретить злую зиму,
Её без бега переждать в тепле необходимо.
Весной же снова выйдем в свет, продолжим наступленье,
Мужей в народе наберём — для войска пополненье».
В ответ кивали казаки, с Емелей соглашались:
«Пора нам сделать и привал, уж много поскитались».
И выдохнул Царицын тут — ушла орда от града,
В нём комендант благодарил судьбу, о том не зная,
Что вынудило отойти мятежников поспешно,
Свою дружину растворить в просторах безмятежных.
А воинство тогда царя редело, уменьшалось —
Донских в нём много казаков до дома собиралось.
Калмыки местные ушли — не углядели смысла
В Яицком городке сидеть, тоска б там их изгрызла.
И мысль в голову пришла в то время государю —
От Михельсона не бежать, так, значится, ударить
Не лучше ль будет самому? Раз битва неизбежна,
Готовым надобно к ней быть, не допускать небрежность.

И вскоре приказал привал царь сделать у ватаги,
Всё думал русский государь о предстоящей драке.
Ватага промыслом в те дни по рыбе занималась,
Купцу Соленикову вся она принадлежала.
За день до битвы собрались мужи у Толмачёва,
Гостей полковник принимал да потчевал толково.
Там поделился государь: «Устинью скоро свижу,
Давно в глаза ей не смотрел, да голоса не слышал».
Поддакивал Устиньи брат: «Красавица сестрица!
По ней я тоже соскучал, и отчий дом мне снится».
Чуть позже к делу перешла неспешная беседа,
Ведь битва впереди ждала — нужна была победа...

Бой на рассвете начался — два воинства столкнулись,
Борясь за смыслы на Руси, за главное схлестнулись.
И больше рать была в тот день, что шла за государем,
Но Михельсон уменьем взял, огнём тогда ударил:
Из пушек бить не уставал, не делал передышек,
Так что не прекращался ряд смертельных ярких вспышек.
Да и солдаты у него, чай, опытными были,
Шеренгами к повстанцам шли, пощады не сулили.
У Емельяна ж войска пол — крестьяне, работяги,
Что непривычны ко смертям, к сраженья передрягам.
И трудно в этом их винить — заставила недоля
Людей оружья в руки взять да защищати волю.
И вот не сдюжили они противника атаки,
Рассвет кровавым новый стал и обернулся мраком:
Убитых много у царя да раненных серьёзно,
Людей попали сотни в плен — противник стался грозным.
И отступился государь, войска его разбиты,
Судьба не стала помогать, глядит на всё сердито.
С царём спаслась в тот день жена да сын Трофим родимый,
А дочек Михельсон схватил, войною одержимый.