Глава 4. Народное признание

Немного времени прошло, a весь в заботах царских
Наш Пугачёв, он проводник желаниям казацким.
У власти символ должен быть: наряды государю
Теперь понадобилось сшить, их кроят да латают.
Знамёна армии нужны, да силе духа стяги,
Что поведут людей вперёд — айда на бой, варяги!
«Ты запиши нам, государь, купить всего, что надо»,
С поклоном просят казаки, на Емельяна глядя.
«Упомните и так о всём — с собою нет бумаги», —
Хитрил власть принявший казак, в том не жалел отваги.
Ведь грамоты почти не знал на тот момент Емеля,
Считал резонно — без неё он обойтись сумеет.
«Ну а указы войску дашь?», — мужи не унимались,
Вокруг любимого царя всё вились да мотались.
«Коль писарь будет у меня, издам указ мгновенно, —
И здесь нашёлся Пугачёв, — дождётесь непременно!
Повелеваю ныне вам — нужна мне с войском встреча,
Увидит пусть народ царя, указам не перечит».

Решили, значит, небольшим числом её устроить,
Река Узень поможет в том — близь вод своих укроет.
Но перед этим на Иргиз Емеля должен съездить —
Раз писарь в деле нужен стал, его найти уместно.
А в это время в городке Денис, Сергей не спали,
О государя казакам явленьи рассказали.
Зарубин-Чика среди них — в Яицком он восстанье
Среди зачинщиков ходил, не принял наказанье:
В степи гоненье переждал, копил отмщенья волю,
Хоть не поверил во царя, войны идей болен.
«С ним встретиться скорей хочу, кого царём считают, —
Иван Зарубин говорил, — об этом лишь мечтаю.
Так кто со мной вперёд пойдёт, не забоится чуда?
Авось, правителя найдём, а с ним низринем худо».
Их ещё двое подошло, до встречи шибко жадных,
Не знавших, ждёт что впереди, к незнанью беспощадных:
Максим Шигаев молодой, но в казаках уж долго,
Да Тимофей, что Мясников — характер дюже колкий.
Сам Караваев их повёл, ведь Пугачёва видел,
Считал его царём Петром, оковы ненавидел.
И повстречалися мужи — станичники робели,
А Емельян, что зрелый дуб — могучей силой веял.
«Ну здравствуй, войско казаков, богатырей яицких,
Царь сам к вам ныне подошёл, по духу ищет близких», —
Казак решительно сказал, с мужей глаз не спускал он,
А те в безмолвии одном поклоны отбивали.
«Не кланяйтесь вы, казаки, но заступитесь смело
За государя своего, за жизней наших дело.
Лишён женой я царства был, да странствовал по миру,
Так примите меня ль к себе, несчастного кумира?».
«Мы рады, батюшка, служить тебе и всей России!», —
Станичники царю в ответ, не сталися глухими.
«А покажи нам, русский царь, узоры царских знаков —
У государя только есть, но не у твари всякой», —
Денис то дерзко вопросил, но сразу испугался.
А Пугачёв, сердит хоть стал, но всё же отозвался:
«Смотрите же, мои рабы», — ножом разрезал ворот
Да шрамы злые оголил — пускай теперь не вздорят.
«Ну, коль признали вы меня, всегда служите верно,
До смерти бейтесь, не боясь, врагам чтоб стало скверно!». —
«За всё мы войско говорим — служить тебе клянёмся! —
Вскричали хором казаки. — В усердии взовьёмся!».

Так продвигался новый царь в казацком окруженье,
Пускай сомнения в душе душили вдохновенье.
И понимал наш Пугачёв — пойдут, помчатся слухи,
Собой усыплют всё вокруг, метель, что завируха.
В Санкт-Петербурге на него смотреть не будут долго —
Пошлют карательный отряд. «Загнать в капкан, что волка!», —
Отдаст Софиюшка приказ, чтоб наглеца словили,
Волненья мигом пресекли, зачинщика казнили.
А потому спешить пора — звать казаков побольше,
Дабы числом рать приросла, могла сражаться дольше!
Да возвратить былой уклад, традиции и веру,
Не ждать прихода войск сюда — успеть ударить первым!
Тартарию хоть не вернуть в былых границах прежних,
Но волю нужно пронести, вернуть России стержень!
Грифон пусть в небо воспарит, страной большой владеет.
Сжал кулаки тут Емельян — попробует, сумеет!

Пока же на Усихе наш лихой казак остался,
В палатке расписной большой всё войска дожидался.
И правда — люди шли к нему; как мотыльки на пламя,
Слеталися сюда мужи, нести чтоб воли знамя.
У них Емеля запросил: «Мне писарь стался нужен!
Хоть сам искал, но не нашёл — сыщите ж его дружно».
И вскоре писаря нашли, пущай и молод-зелен —
Ивашка Почиталин то — помочь в делах намерен.
А кроме русских ко царю татары подтянулись,
На верность в службе и боях Емеле присягнули:
Альметьев, Индыркей, Барын и прочие другие,
Туркмен Балтай стал толмачом — знал языки иные.
Так лагерь теми возрастал, кто принял Пугачёва,
Эх, скоро тверди задрожат от боевого рёва!

Татар часть далее пошла к своим родным кибиткам,
Чтоб больше молодцев набрать, способных биться шибко.
А Пугачёв спешил отбыть на хутор к Толкачёву,
Желал из новых казаков собрать-добыть улову.
Да на Яицкий городок пойти во полных силах,
Софии выдворить войска, напрячь в стараньях жилы.
Но перед этим манифест составить было нужно,
Чтоб, его слыша, люд простой не стался равнодушным.
Тут хорошенько послужил Иван — надёжный писарь,
И за царя стал манифест Иваном же подписан.
«Я руку не могу казать до времени свободно», —
То объяснил наш Емельян с загадкой благородно.
А в манифесте прописал: «Вас жалую землёю,
Свинцом да хлебом, реками, пойдёте коль за мною».
И сразу же указ пошёл гулять-лететь народом,
Спасением от тяжбы стал, кулак казал невзгодам.
С ним ещё больше казаков про батюшку прознали,
Калмыков много вдруг нашлось, к царю что прискакали.
Так больше становилось тех, кто был готов к сраженью,
За нового царя пойти, составить войска звенья.
То в сентябре произошло, шумела ливнем осень,
Да ветер гомон разносил — здесь тишь никто не просит.

А вскоре войско к городку близёхонько уж встало,
Тогда Бударинский форпост без крови, жертв заняло.
В самом Яицком городке секунд-майор Наумов
Был к нападению готов, к мосту пошёл без шума
(мост к городу как раз и вёл) да подготовил пушки.
Теперь попробуй подступись — смерть принесут хлопушки!
«Не будем кровь напрасно лить, — решил Емеля быстро, —
Свободно мы не подойдём к мосту на меткий выстрел.
А, значит, надобно самим нам пушки раздобыти —
Солдату станет не унять лихой казачьей прыти!».
И по реке Чаган наверх пошли отряды наши,
Искали брод на той реке, чтоб переход стал слажен.
С другой, послушной стороны им помешать решили
И старшину Витошнова наперерез пустили.
С ним тоже были казаки — неужто ж брат на брата
Пойдёт с оружием в руках, аки на супостата?
Нет, не бывать тому сейчас, не станет кровь пролита —
Все с войска власти стороны вмиг к Пугачёву в свиту
Без размышлений перешли, порушив власти планы.
Не нанесут себе мужи в бою смертельном раны.

Витошнов старшина взят в плен, отправлен к Емельяну —
Емеля хочет, чтобы тот в глаза ему раз глянул.
Ведь видел старшина Петра, когда служил в столице —
Признает ль в казаке царя, когда придёт в светлицу,
Да скажет: «Пугачёв есмь царь» иль отрицать то станет?
Тогда военный враз свою судьбу на дно утянет.
И точно, вроде как, признал Витошнов в Пугачёве
Правителя всея Руси — своей боялся крови.
Ну а Наумов отступил, да мост пожёг во город,
Но ночью много казаков — видать, им царь был дорог —
Ко Емельяну перешли со стороны послушной.
Так войско полнилось людьми у Пугачёва дружно.
А в городке же господа совсем страшились боя:
«Яицкий городок сожжём, коль здесь пахнёт разбоем!».
Да с пушек вдаль вели пальбу — снарядами пугали,
Не ожидали, что казак послушным быть не станет.
И вновь Емеля повторил: «Пойдёмте, други, мимо.
Здесь нам не рады, ну и пусть — стоять недопустимо!
Мы пушки позже наберём — форпостов будет много
Вдоль до Илецкой стороны¹, пускай не судят строго».
И первым Гниловский форпост был взят без крови скоро,
Там казаки, признав царя, к нему примкнули хором.
С ними и пушка перешла — для государя в радость.
Эх, скоро вовсе пропадёт народа робость-сжатость!

А дальше повелел собрать Емеля круг казачий —
Традициям была то дань, их значимость не спрячешь.
На нём решали казаки, кто управленцем станет,
Команды будет раздавать, успехи тем приманит.
Андрей Овчинников теперь в походе атаманом,
Не даст народы прижимать правителям-султанам.
И сей казак уж насолил императрице-немке —
В восстании Яицком ведь сражался дюже крепко.
Лысов полковником тут стал — его избрали в круге,
Знать, увидали в казаке упорство, силу други.
Витошнов — старший есаул, его сгодится опыт.
Пусть на великие дела мужей Перун сподобит!
Не позабыли и других — всех сотников, хорунжих.
Решений принято сполна для дела дюже нужных.
Составили присягу здесь, чтоб стался царь уверен —
Не привнесут в его дела предатели потери.
И Почиталин вслух прочёл для всех присягу громко.
В ответ что скажут казаки? Ответили те звонко:
«Готовы, государь, тебе служить мы верой правдой!
Да животы не пощадим, в бою сражаясь славно!».

И был продолжен дальше путь, в нём пополнялось войско.
Форпосты новые взяты, в них Емельян стал свойским:
Кондуровский, Иртекский вмиг свои отдали пушки,
Генварцовский, Рубежный здесь за государя пуще
Теперь готовы постоять — в них Пугачёву рады.
Из новых бойких казаков пойдут вперёд отряды!

И вот, Илецкий городок встал на пути казачьем,
В его ворота просто так без боя не проскачешь.
Двенадцать пушек на стенах, защитников там триста.
Неужто для победы путь проявится тернистым?
Портнов (во граде атаман) готовился к осаде,
Своим подручным говорил о ложном маскараде:
Мол, нападёт на них не царь, а самозванец хитрый —
Казак Емеля Пугачёв, пусть на сраженья быстрый.
Но сомневались казаки, что в городе сидели,
Во государя-храбреца здесь веровать хотели.
Как вдруг Овчинников пришёл во град с указом царским:
«Служить коль будете царю, вас одарю по-барски».
Тогда в Илецком городке казачий круг собрали,
Решение, как поступить на сборище искали.
«А если, правда — то не царь?», — одни всё сомневались.
Другие верили, что он, да встретить порывались.
И большинство решили так: «Пойдём за государем!
Царь вновь порядок наведёт, отступников ждёт кара!».

И двадцать первого числа, что в сентябре случилось,
Открыты стали ворота, сомненье растворилось.
Встречали шествием царя каза́ки, духовенство,
Хлеб-соль с собою понесли — приди же, царь, главенствуй!
И не заставил царь их ждать — на лошади подъехал,
Степенно слез, да говорил, в глаза глядя успеху:
«Я истинный вам государь, служите верой-правдой.
Воздам за службу не скупясь, за ложь казню нещадно.
Бояр же, вдруг что помогли с престола меня скинуть,
Лишь до столицы доберусь — заставлю племя сгинуть».
Народ обычный ликовал — по нраву император
Пришёлся людям. С ним, глядишь, забудется упадок.

Присяга дальше началась правителю во граде —
Священники да казаки, народ лихой в параде.
А после занял Пугачёв дом казака из местных —
Иваном Твороговым звать, сей муж был здесь известным.
Он потчевал царя чем мог, для гостя был радушным.
И Пугачёв сказал ему: «Мне дальше будешь нужным.
Полковником имею план тебя оставить в войске.
Приказы станешь выполнять, не выполнишь — убойся».
Так и решил казачий крут — Иван для дела избран,
А Пугачёв пошёл вперёд, его оставил избу.
И снова крепости взяты — царя везде встречают,
С почтеньем ныне ворота Емеле открывают.
Теперь Татищева манит, что с Оренбургом рядом,
А Пугачёв на город тот уж смотрит царским взглядом.
Ведь Оренбург здесь главный град, он не чета станицам.
Его б занять, а дальше в Русь лететь подобно птицам.
Но в Оренбурге начеку сам Рейнсдорп-губернатор,
Кричит: «Идёт войной сюда разбойник-узурпатор!».
И вот, из города скорей отряд бойцов направлен,
Бароном Биловым поход на казаков возглавлен.
Четыре сотни с ним солдат, орудий-пушек много,
Да в крепости Татищевой барон собрал подмогу.
С ним тысяча уже мужей, орудий же тринадцать.
Их одолеет ли наш царь, да сдюжат ль его братцы?

Двадцать седьмого сентября к Татищевой добрался
С казацким войском Пугачёв, в осаду встать собрался.
Здесь весть приятная ждала — калмыки прискакали,
Екатерине не рабы — царя себе искали
Взамен законам непростым, что жизнь кидали в рабство.
Явились тут же казаки, своё увидев братство —
Ушли из крепости к царю: «Мы, государь, с тобою!
Сразимся вместе на войне с чужою силой злою».
Это Подуров перешёл с своим большим отрядом,
Тот славным муж был казаком, почувствовал, где правда.
Его зачислил Емельян в орду свою с бойцами,
Такой поможет победить, врагов порвёт зубами!
Но сразу крепость не сдалась — в ней старшина Елагин
Приказы сухо раздавал, на похвалы был скрягой:
«Стрелять из пушек в казаков, что супротив царицы!
Авось, сбегут да завизжат, что красные девицы!».
Но ошибался старшина — пошли войска на приступ,
И за Татищеву тогда случился бой неистов.

Для нападенья разделил Емеля войско смело:
Один отряд он сам повёл, командуя умело;
Вторую часть Витошнов взял — зашёл с другого бока.
Но бастион в бою не пал, давал отпор жестоко!
«Не будем жизни отдавать, коль можно хитрость сделать, —
Смекнул на месте Емельян, — возьмём и так победу.
Стог сена у стены стоит — его зажгите, други,
Огонь горяч гулять пойдёт, запляшет по округе».
И полыхнул пожар большой, закинул жар на крепость,
Дым — едкий, въедливый туман — до глаз, дыханья цепок.
С ним паника пришла да страх, подавлена гордыня,
Открыты стали ворота, захвачена твердыня.

Те из защитников, кто жив остался во сраженье,
Теперь в плену у казаков, ждут по себе решенья.
Всего их около трёхсот — когда пожар уняли,
На поле государя зрят да на колени встали.
«Вы не признали, что ль, меня, — наш вопрошал Емеля, —
Раз драться принялись всерьёз!? Царя не разглядели?!
Так я есмь царь, служите мне, глядишь, прощу вас бедных».
«Послужим, ро́дный государь!», — ответ пришёл мгновенно.
И вновь присяга принята — свята в Служенье клятва,
Не зря была проведена за крепость злая схватка.
К тому ж, немалая казна в Татищевой хранилась —
На дело важное пойдёт, коль раньше не сгодилась!
Еды запасы в погребах, мешки большие соли —
В руках всё ныне казаков, не запылятся боле.
А далее сам Оренбург манил к себе скитальцев.
Коль взять получится его, спасти крестьян-страдальцев,
То и к Московии самой направит стопы можно,
Беря другие города, путь делая надёжным.
«А одолеют если нас у града Оренбурга,
Мы быстро в Персию уйдём, в степях исчезнем юрко».
Шли разговоры средь мужей, летело войско к цели.
Война вверх поднимала стяг — её позвать посмели.
Обрёл так силу новый царь, уверенность, поддержку,
Отринул неудачи страх, слал смертушке насмешку.

Примечания

1. Стороны — здесь станицы.