Учащиеся седьмых классов, приступающие к разбору исторической повести Пушкина «Капитанская дочка» мало знакомы с эпохой, которая нашла отражение в произведении. О Пугачевском восстании семиклассники узнали на уроках истории в IV классе, т. е. почти три года тому назад. Эти знания, естественно, потускнели. Систематические сведения о XVIII веке, об эпохе Екатерины II, о крестьянской войне под предводительством Емельяна Пугачева учащиеся получают на уроках истории в конце VII класса, т. е. значительно позже изучения пушкинской повести, являющейся первой темой курса литературы в этом классе. Однако историческая повесть Пушкина не может быть разобрана вне контекста эпохи, отразившейся в ней.
Характеристика эпохи является необходимым, но не центральным звеном урока. Главное его содержание заключается в том, чтобы познакомить учащихся с «Историей Пугачева», чтобы информировать их о пушкинских оценках эпохи Екатерины в его исследовании о Пугачевском восстании, т. е. о том, что имеет прямое отношение к повести «Капитанская дочка».
Метод урока — школьная лекция, в основе которой следующие положения:
I. Характеристика исторической обстановки в России в 60—70-е годы XVIII века.
Рассматривая царствование Екатерины II как эпоху расцвета крепостного права, учитель подчеркивает, что народный гнев, вылившийся в грандиозное восстание 1773—1774 годов, был ответом на чудовищное экономическое, правовое, моральное подавление народа.
II. Краткая информация о пушкинских характеристиках Екатерины II.
Когда в процессе разбора повести «Капитанская дочка» пойдет речь об образе царицы, осведомленность учащихся в этих оценках заставит их задуматься над причинами несовпадения образа Екатерины в повести с ее характеристикой в исторических работах Пушкина. Так, еще в 1822 году в «Исторических заметках» Пушкин пишет: «Со временем история оценит влияние ее царствования на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия...» Пушкин предрекает Екатерине «проклятие России»1.
Сохранились и более поздние суждения Пушкина о Екатерине II. Литературовед П.Н. Берков2 исследовал отрывок из конспекта Пушкина к его неоконченной статье «О ничтожестве литературы русской» (1834) по факсимиле, опубликованному в Трудах Государственной Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина: «Екатерина, ученица 18-го стол<етия>. Она одна дает толчок своему веку. Ее угождения философам. Екат<ерина>, Ф<он> Визин и Радищ<ев>. Наказ. Словесность отказывается за нею следовать, точно так же, как народ.
(Члены ко<миссии> — депутаты). Державин, Богданович, Дмитриев, Карамзин (Радищев)».
П.Н. Берков приходит к выводу, что первые строки отрывка конспекта — «Екатерина ученица 18-го стол<етия>. Она одна дает толчок своему веку» — представляют собой запись чьих-то оценок в конспекте Пушкина. Это распространенное мнение о ней в дворянских кругах, с которыми писатель собирается полемизировать, ведь последующие замечания, которые Пушкин хотел развить в статье, идут вразрез с первыми строками конспекта. И в этих замечаниях в предельно сжатой форме повторяются прежние суждения Пушкина о Екатерине: «Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространявший первые лучи его, перешел из рук Шешковского (домашний палач кроткой Екатерины) в темницу, где находился до самой ее смерти. Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами и Фон-Визин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность» (т. VIII, стр. 125).
III. Сообщение о Пушкине — авторе исторического труда «История Пугачева», о его работе в архивах. При этом особо следует подчеркнуть те стороны исследования Пушкина, которые отразились в «Капитанской дочке» и на которые мы не раз будем опираться в анализе повести:
1. Исторический анализ восстания как народного, в основе которого лежали непримиримые противоречия между угнетенным народом и господствующим классом.
2. Высокая оценка энергии, таланта, неутомимости руководителей восстания во главе с Емельяном Пугачевым. Критика бездарности, вялости, нерешительности действий правительственного лагеря. (В сжатой форме эти мысли изложены в «Замечаниях о бунте».)
3. Жестокость и беспощадность классовой войны с обеих сторон.
Слово учителя сопровождается чтением отрывков из «Истории Пугачева» и из «Замечаний о бунте», которые явятся потом, в ходе анализа, как бы комментариями к отдельным сценам «Капитанской дочки».
IV. Краткое сообщение о работе Пушкина-историка: неудовлетворенность официальными документами о восстании, отрицание характеристики Пугачева как «прирожденного злодея и кровопийцы» (Броневский); живой интерес к другим источникам — свидетельствам людей из народа, воспоминаниям старожилов, слышавших рассказы о Пугачеве; поездка на места восстания.
Задача этого раздела урока — подготовить учащихся к пониманию замысла создания подлинно реалистического образа Пугачева, который рождается в борьбе с официальной точкой зрения на вождя восстания, под воздействием народного отношения к нему.
С этой целью используются документально-мемуарные материалы, помещенные в учебнике-хрестоматии «Родная литература» для 7-го класса, стр. 11.
V. Рассказ учителя об истории создания повести «Капитанская дочка».
Задача этого раздела урока состоит в том, чтобы учащиеся получили представление о круге влечений, раздумий Пушкина в 30-е годы. Рассказ о том, как создавалась повесть, должен приблизить учащихся к пониманию того, что труд и творчество неразделимы. Труд Пушкина — это прежде всего изучение предмета, который привлек его как художника, необычайная активность этого изучения, его многосторонность. Если бы Пушкин не был знатоком эпохи Пугачевского восстания, русская литература не имела бы исторической повести «Капитанская дочка». Но одного изучения истории мало для того, чтобы создать художественное произведение на историческую тему. Надо обладать талантом художника, творческим воображением, изобретательностью в создании сюжета, в совершенстве владеть словом и подчинять его своим художественным целям.
VI. Тема Пугачевского восстания и современная Пушкину действительность 30-х годов.
В развитии этой темы целесообразно руководствоваться положением Б.В. Томашевского: «История для Пушкина — источник понимания настоящего и ключ к предугадыванию будущего, поэтому в историческом изучении для него важно уловить действительные тенденции хода вещей, независимо от его симпатий и антипатий»3.
Приводим один из вариантов вступительного урока.
События Пугачевского восстания (1773—1774), изображенные в повести Пушкина «Капитанская дочка», происходили в царствование Екатерины II. К началу восстания Екатерина царствовала уже одиннадцатый год.
28 июня 1762 года в Петербурге произошел дворцовый переворот. На престол была возведена жена Петра III, царя слабого, вздорного, неумного. Император был низложен, заточен в Ропшинский дворец (Ропша — пригород Петербурга) и там убит.
Екатерина, в противоположность своему мужу, была хитра, дипломатична, властолюбива. Она хотела слыть монархиней гуманной и просвещенной, покровительницей наук и искусства, умела обвораживать нужных ей людей. Пушкин говорит об этом ее качестве так: «Ее великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали». Но на всем протяжении своего царствования «просвещенная» императрица глушила свободное слово, бросала в тюрьмы людей, распространявших просвещение.
Екатерина, получившая русский престол благодаря дворянам, служившим в гвардии, рассыпала им милости. Она раздаривала дворцы и земли с сотнями крепостных крестьян, делала ценнейшие подарки своим любимцам, фаворитам, награждала их орденами. Фавориты становились могущественными вельможами, от них зависели судьбы людей.
Но не все дворяне были сторонниками возведения Екатерины на российский престол. Среди несогласных с ее воцарением был старый фельдмаршал Миних. С его именем мы встретимся на страницах повести Пушкина. Вокруг Миниха группировались дворяне — сторонники Петра III, многие из них были скрытыми врагами екатерининских фаворитов.
Двор императрицы отличался невиданной роскошью, дворцы и парки в Петербурге и вокруг столицы, в Петергофе, Царском Селе, в Ораниенбауме потрясали великолепием. Придворные балы ослепляли иностранцев. Вельможи подражали своей повелительнице. Их усадьбы отличались роскошью, изяществом архитектуры, великолепием убранства.
Но за этими усадьбами простирались огромные пространства, где убого и сиротливо чернели деревни. Положение крепостных крестьян в царствование Екатерины II было ужасным.
Во второй половине XVIII века были увеличены барщина и денежный оброк. Рабочий день крепостного крестьянина на барщине в летнее время продолжался 14—16 часов. Земельные наделы были ничтожны. Крестьяне нищенствовали. Помещики имели право продавать крестьян, как скот, как вещи. Газеты пестрели объявлениями о продаже крепостных. Императрица дала огромные права помещикам. В первые же годы своего царствования она издала указы, предоставившие крепостникам право самолично, без суда, ссылать провинившихся крестьян на каторгу и лишавшие последних права подавать жалобы. В дворянских усадьбах царил произвол и беззаконие.
Бесправие, нищета толкали крестьян на открытые выступления против помещиков. Иногда крестьянские бунты принимали широкий размах: горели усадьбы, восставшие избивали и убивали помещиков, но эти стихийные вспышки жестоко подавлялись. Частые бунты происходили и на уральских заводах; волновались калмыки, башкиры, киргизы.
В такой обстановке, после смерти Петра III, внезапной и таинственной для народа, разнеслись слухи, что император жив, что вместо него убит кто-то другой, а царь спасен верными людьми и скрывается до поры до времени, но он откроется народу и пойдет отнимать свой законный престол, сгонит с трона незаконную царицу, отомстит помещикам, даст права и землю крестьянам. Вера в доброго и справедливого царя была сильна в народе с давних пор, так же, как ненависть к помещикам.
На далеких берегах реки Яик (современное название реки — Урал), в бескрайних оренбургских степях, среди казачества, на уральских заводах, в массе работных людей легенда о том, что царь жив и идет спасать народ, распространилась особенно широко. В 1773 году там появился человек, который назвал себя Петром III. Он был смел и дерзок. В нем кипела энергия, он умел повелевать, умел зажигать сердца. Он обладал военным талантом. Его воззвания, написанные на понятном народу языке, вселяли надежду на освобождение от помещичьего гнета. Этого человека звали Емельян Иванович Пугачев. За Пугачевым пошел народ. Восстание охватило огромную территорию. В конце 1774 года восстание, длившееся без малого полтора года, было жестоко подавлено, но и после казни Пугачева 10 января 1775 года (по старому стилю) в Москве, мятеж, зажженный им, еще долго полыхал.
Пушкин не только запечатлел в художественных образах повести «Капитанская дочка» эпоху восстания, но и оставил большое исследование о нем. В труде «История Пугачева», написанном по архивным документам, доступ к которым он получил с большим трудом, Пушкин проследил эпопею грандиозного восстания от его зарождения до его трагического конца.
Пушкин увидел, что расправы с мятежными людьми военной силой были постоянными. Гнев народа рос. В январе 1772 года «генерал-майор Траубенберг, присланный в Яицкий городок, навлек на себя народное негодование». Пушкин подробно рассказывает о столкновении его войск с мятежными казаками, в результате которого Траубенберг был убит. Но нашлись новые усмирители, которые подавили мятеж со страшной жестокостью. Однако «спокойствие было не надежно», — читаем мы далее в «Истории Пугачева». Казаки волновались: «Тайные совещания происходили по степным уметам и отдаленным хуторам. Все предвещало новый мятеж. Недоставало предводителя. Предводитель сыскался» (т. VIII, стр. 152, 154).
Пушкин-историк отмечает неудержимый рост восстания, численное увеличение восставших, растущую популярность Пугачева, под знамена которого идут крепостные крестьяне, казаки, башкиры, калмыки, киргизы. Пугачев начинает восстание, имея не более трехсот человек, но «прошло две недели со дня, как явился он под Яицким городком с горстью бунтовщиков, и уж он имел до трех тысяч пехоты и конницы и более двадцати пушек. Семь крепостей были им взяты или сдались ему. Войско его с часу на час умножалось неимоверно» (т. VIII, стр. 170).
Анализируя дальнейшие события, Пушкин говорит о бездарности генералов, например, Рейнсдорпа, коменданта Оренбурга, посланных на усмирение восстания, о жалком оснащении крепостей — с одной стороны, и с другой, — об инициативности, военной сметке Пугачева и его старшин, об их неукротимой энергии, способности не падать духом. О многом Пушкин не мог сказать открыто, но на всем протяжении исследования мы чувствуем его удивление, даже восхищение энергией народного восстания, талантом его руководителей.
Правительство Екатерины II вынуждено было бросить регулярные войска на подавление мятежа. Опытнейшие военачальники Бибиков, граф Петр Панин, Михельсон возглавили военные действия против Пугачева. Говоря о графе Панине, получившем «повеление принять главное начальство над губерниями, где свирепствовал мятеж, и над войсками, туда посланными», Пушкин замечает: «Таким образом, покоритель Бендер пошел войною против простого казака, четыре года тому назад безвестно служившего в рядах войска, вверенного его начальству» (т. VIII, стр. 249).
В «Замечаниях о бунте», представленных лично Николаю I, Пушкин пишет: «Разбирая меры, предпринятые Пугачевым и его сообщниками, должно признаться, что мятежники избрали средства самые надежные и действительные к своей цели. Правительство же с своей стороны действовало слабо, медленно, ошибочно» (т. VIII, стр. 358). Здесь же Пушкин делает общий вывод о размахе и характере восстания: «Весь черный народ был за Пугачева... Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства. Пугачев и его сообщники хотели сперва и дворян склонить на свою сторону, но выгоды их были противуположны» (т. VIII, стр. 357).
Стало быть, для Пушкина Пугачевское восстание — это народное восстание, в основе которого лежит глубокий конфликт между правящим классом и закрепощенным народом, который и привел к открытой, кровавой, жестокой борьбе обеих сторон.
Дворянские историки замалчивали истинные причины восстания, изображая дикарями, лишенными разума и человечности тех, кто стал во главе восставших. Современник Пушкина, историк Броневский, пишет о Пугачеве, как об «изверге, вне законов природы рожденном, ибо в естестве его не было и малейшей искры добра, того благого начала, той духовной части, которые разумные творения от бессмысленного животного отличают» (т. VIII, стр. 394).
Автор «Истории Пугачева» и «Капитанской дочки» называет нравоучительные размышления Броневского «слабыми и пошлыми». Пушкина интересуют оценки восстания другой, народной стороны; его волнует отношение к Пугачеву тех, кто пошел за ним. Ему хотелось встретиться с живыми людьми, познакомиться с воспоминаниями, сохранившимися у народа, наконец, увидеть те места, где происходили события.
В 1833 году Пушкин едет туда, где 60 лет тому назад бушевало восстание. Путешествие было длительным — с 17 августа по конец ноября. Он побывал в Казани, Оренбурге, Уральске. Поездка дала много интересного. Пушкин записал беседы со стариками, немногими оставшимися в живых очевидцами восстания, а также с теми, кто слышал о Пугачеве рассказы «старшего поколения». «Грех сказать, говорила мне 80-летняя казачка, на него мы не жалуемся, он нам зла не сделал», — записывает Пушкин (т. VIII, стр. 393). Казачка говорит немногословно, осторожно, но мы чувствуем, что она упорно отстаивает народное мнение о Пугачеве, в ее словах уверенность, что Пугачев хотел простым людям добра. Пушкин понимает, что в памяти народа Пугачев жив, даже царский ореол вокруг его имени не развеялся за шестьдесят лет. Записанные им слова Д. Пьянова, приведенные в хрестоматии, ярко говорят об этом.
Пушкин хочет выяснить причины доверия к Пугачеву в народной среде. Как знаток народного языка он разбирает сохранившиеся воззвания Пугачева, обращенные к народу. Вот как он пишет о них в «Замечаниях о бунте»: «Первое возмутительное воззвание Пугачева к Яицким казакам есть удивительный образец народного красноречия, хотя и безграмотного. Оно тем более подействовало, что объявления или публикации Рейнсдорпа были написаны столь же вяло, как и правильно, длинными обиняками, с глаголами на конце периодов» (т. VIII, стр. 34).
Таким образом, и в воззваниях Пушкин видит «средства Пугачева самые надежные и действительные к своей цели» (т. VIII, стр. 358), а в публикациях Рейнсдорпа — бездарность, полное непонимание того, что происходит вокруг.
Интересно и то, как Пушкин в «Истории Пугачева» характеризует взаимоотношения вождя восстания с ближайшими соратниками: «Пугачев не был самовластен». Он ничего не предпринимал без их (его старшин. — А.Д.) согласия, они же часто действовали без его ведома, а иногда и вопреки его воле. Они оказывали ему наружное почтение, при народе ходили за ним без шапок и били ему челом: но наедине обходились с ним как с товарищем и вместе пьянствовали, сидя при нем в шапках и в одних рубахах и распевая бурлацкие песни. Пугачев тяготился их опекою. «Улица моя тесна», — говорил он Денису Пьянову, пируя на свадьбе младшего его сына. Не терпя постороннего влияния на царя, ими созданного, они не допускали самозванца иметь иных любимцев и поверенных» (т. VIII, стр. 180).
В дальнейшем мы увидим, как писатель использует сведения о Пугачеве и его сторонниках, создавая выразительные картины в главе «Мятежная слобода». Мы увидим перед собой живых людей, услышим их речь, вглядимся в обстановку, окружающую их. Читая разговор Пугачева с Гриневым, мы поймем, как много интересного для обрисовки предводителя восстания почерпнул Пушкин из дошедших до него через много лет слов Пугачева «Улица моя тесна», обращенных к Денису Пьянову.
В «Истории Пугачева» автор дает и горестную, исполненную сердечности и глубокого сочувствия картину народной скорби. Велики были потери дворянского лагеря, но жертв, принесенных народом, нельзя было ни сосчитать, ни измерить. Описывая бои восставших с правительственными войсками под крепостью Татищевой, в которых восставшие потерпели страшное поражение, Пушкин говорит: «Вскоре настала весенняя оттепель; реки вскрылись, и тела убитых под Татищевой поплыли мимо крепостей. Жены и матери стояли у берега, стараясь узнать между ними своих мужей и сыновей. В Озерной старая казачка каждый день бродила над Яиком, клюкою пригребая к берегу плывущие трупы и приговаривая: «Не ты ли, мое детище? не ты ли, мой Степушка? не твои ли черные кудри свежа вода моет? и видя лицо незнакомое, тихо отталкивала труп» (т. VIII, стр. 217).
Первый замысел художественного произведения об эпохе Пугачевского восстания относится к концу января 1833 года. Очень напряженными были поиски главного героя предполагаемого произведения. Вначале Пушкин остановился на подлинном историческом лице. Это офицер, дворянин Михаил Александрович Шванвич, который перешел на сторону Пугачева, присягнул ему и был в его штабе переводчиком. После разгрома пугачевских войск Шванвич бежал в Оренбург, где был арестован, судим, лишен дворянства и сослан в Туруханский край, где и скончался. В бумагах Пушкина сохранились первые варианты плана повести о Шванвиче, которые, однако, нашли слабое отражение в произведении, известном нам. Только некоторые звенья из первоначальных планов сохранились в окончательном тексте повести, например: «Метель — кабак — разбойник. Молодой Шванвич встречает разбойника вожатого. Мужики отца его бунтуют. Екатерина...»
Вскоре Пушкин оставляет свой замысел романа о Шванвиче, вероятно, по цензурным соображениям: писать об активном стороннике Пугачева — дворянине было нельзя.
Писатель начинает обдумывать другой вариант произведения. Теперь его герой — капитан Башарин. Его судьба тоже сложна: во время взятия крепости Ильинской Пугачев, повесивший всех офицеров, отказавшихся признать его царем, пощадил Башарина по просьбе солдат. Капитан остался у пугачевцев, добросовестно служил в рядах восставших, потом перешел в лагерь правительственных войск. Отвергнув еще несколько планов повести, в которых герой Башарин сменяется Валуевым, потом Буланиным, Пушкин в конце концов находит своего героя — Гринева — и форму повествования — записки современника событий. В последних вариантах повести появляется новое действующее лицо — капитан Миронов, комендант Белогорской крепости.
В период работы над произведением Пушкин встречался с великим баснописцем Иваном Андреевичем Крыловым и беседовал с ним. Осталась пушкинская запись этого разговора. Баснописец рассказывал об осаде пугачевцами Яицкого городка, где служил его отец. Старый писатель помнил блокаду Оренбурга, ядра пугачевских пушек, которые залетали в дома оренбургских жителей, голод, свирепствовавший там в течение шестимесячной осады. В его воспоминаниях ожил образ коменданта Оренбурга, генерала Рейнсдорпа, которого он охарактеризовал как глупого человека. Со слов Крылова Пушкин записывает такой эпизод: «Во время осады вздумал он было ловить казаков капканами, чем и насмешил весь город, хотя им было не до смеху»4. Запись эту Пушкин почти дословно перенес в «Историю Пугачева». Иван Андреевич сообщил интересные подробности о своем отце, капитане Крылове, который отличился при защите Яицкого городка. Отец баснописца прошел трудный путь от солдата до офицера, был мужественным, бесстрашным, стойким боевым командиром. Знакомый нам образ капитана Миронова навеян, как предполагают некоторые литературоведы, рассказом Крылова о своем отце.
Однако нельзя ставить знака равенства между капитаном Крыловым и героем повести — капитаном Мироновым. Капитан Белогорской крепости — обобщенный художественный образ. В нем отразились черты многих командиров времен Екатерины II, выдвинувшихся благодаря своим отличным боевым качествам из солдат в офицеры. Эти простые люди, часто безвестные, скромные герои, немало способствовали успехам русского оружия.
С большой ответственностью подошел Пушкин к образу Пугачева, ставшему центральным в повести. «Здесь я возился со стариками, современниками моего героя», — пишет Пушкин Н.Н. Пушкиной 8 сентября 1833 года из Казани (т. IX, стр. 444). В этой шутливой фразе, однако, заключено большое содержание.
Пытаясь разгадать тайну притяжения к Пугачеву народа, поэт расспрашивал стариков, стремился понять смысл их часто скупых, осторожных слов. У писателя было множество документов, характеризующих внешность Пугачева, его одежду, речь, быт, привычки. В портрете Пугачева Пушкин опирается на самые существенные детали из описаний, которые говорят о внешнем облике вождя восстания. Но эти детали становятся необыкновенно выразительными, запоминающимися; они дают представление не только о внешнем, но и о внутреннем облике Емельяна Пугачева. В этом мы убедимся, когда будем разбирать повесть.
Труд Пушкина, историка и автора «Капитанской дочки», был огромным, охват материалов необычайно широким. Все было нужно писателю: и архивные пожелтевшие документы о восстании и зрительные представления о тех местах, где проходили события 1773—1774 годов, и живое слово очевидцев. Он слушал и записывал то, что говорили разные люди: и восьмидесятилетняя неграмотная казачка и прославленный, известный всей России писатель Иван Андреевич Крылов. Своим могучим творческим воображением великий художник слова восполняет то, что скупо изложено в документах, что недосказано в воспоминаниях, воспроизводит давно ушедшую жизнь, характеры людей, создает увлекательный сюжет, в котором каждая картина, каждое событие является необходимым звеном единого целого.
«Капитанская дочка», будучи историческим произведением, в котором изображаются события далекого прошлого, написана под впечатлением современной Пушкину действительности. Писатель не мог не задумываться над общественной жизнью своего времени, над причинами крестьянских волнений, сведения о которых постоянно поступали к нему.
Осенью 1830 года, находясь в Болдине (своем нижегородском имении), он стал свидетелем крестьянских волнений, вызванных, кроме всего прочего, эпидемией холеры. В 1831 году Пушкин записывает в дневнике: «В прошлом году карантины остановили всю промышленность, заградили путь обозам, привели в нищету подрядчиков и извозчиков, прекратили доходы крестьян и помещиков и чуть не взбунтовали 16 губерний» (т. VIII, стр. 23). В дневнике за тот же год Пушкин пишет и о новгородских военных поселениях, где разразился бунт. В том же году в письме к Плетневу он опять возвращается к этой теме: «Не холера опасна, опасно опасение, моральное состояние, уныние, долженствующее овладеть всяким мыслящим существом в нынешних страшных обстоятельствах...» (т. X, стр. 374).
В крестьянских волнениях Пушкин видел признаки будущих больших событий, которые изменят жизнь страны. Писатель был уверен: корня настоящего — в прошлом, в истории народа.
В 70-е годы XVIII века двор Екатерины и крепостническая верхушка были бесконечно далеки от народа, угнетенного и замученного, и оказались захваченными врасплох пожаром восстания. Восстание стоило великих жертв народу.
Прошло 60 лет. В 1834 году 17 марта Пушкин записывает в дневнике: «Много говорят о бале, который должно дать дворянство по случаю совершеннолетия государя наследника... Вероятно, купечество даст также свой бал. Праздников будет на полмиллиона. Что скажет народ, умирающий от голода?» (т. VIII, стр. 40). Стало быть, ничего не изменилось: по-прежнему оторванно от народа, пустой жизнью живет царский двор, предаваясь увеселениям. И по-прежнему бесконечно тяжела жизнь народа огромной страны. «Что скажет народ, умирающий с голода?» — задает вопрос Пушкин. В этом вопросе чувствуется и ответ: народ может сказать свое слово, которое разом перерастет в действие. Гнев пугачевских времен жив, он прорывается то здесь, то там в стихийных восстаниях. Вот почему Пушкин «в нынешних страшных обстоятельствах» (как он характеризует свое время), когда всюду чувствовалось недовольство и раздражение народа, обратился к эпохе крестьянского восстания под предводительством Пугачева.
Домашнее задание:
Прочитать помещенные в хрестоматии-учебнике документы: отрывки из писем А.С. Пушкина к П.А. Осиповой и к П.А. Вяземскому, а также отрывок из дневника А.С. Пушкина 1834 года. Ответить на вопрос: Что обостряло интерес А.С. Пушкина к истории Пугачевского восстания? (стр. 103 учебника-хрестоматии).
Примечания
1. Цитируем по изданию: А.С. Пушкин. Полн. соб. соч. в десяти томах. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1949, т. VIII, стр. 124. В дальнейшем тексты произведений Пушкина цитируются по этому изданию.
2. П.Н. Берков. Пушкин и Екатерина. — Ученые записки ЛГУ, № 200. Филологический факультет. Серия филологических наук. Вып. 25. Изд-во ЛГУ, 1955, стр. 212—215.
3. Б. Томашевский. Пушкин. Книга вторая. Материалы монографии. 1824—1827. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1961, стр. 195.
4. См.: Ю.Г. Оксман. От «Капитанской дочки» А.С. Пушкина до «Записок охотника» И.С. Тургенева. Саратовское книжное изд-во, 1959, стр. 38.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |