С 9 сентября старшинская партия и комендант полковник Симонов знали, что около Яицкого городка «в степных местах» скрывается Пугачев и выдает себя за императора Петра III, но где именно он основал свое местопребывание, никак разузнать не могли. Болтливость пьяного казака Кочурова вывела их из затруднительного положения и навела на след.
Приехав первый раз с Усихи в Яицкий городок, Тимофей Мясников встретился с казаком Петром Кочуровым и, между прочим, сказал ему, что когда войско выйдет на плавню, то государь явится и объявит всем указ свой, и если атаман не согласится его принять и не послушает указа, то будет связан, а государь вступит в городок.
— Да ведь не один атаман, — заметил Кочуров, — а может быть, и казаки не согласятся его принять.
— Как его войску не принять, оно с радостью его примет. Он хочет пожаловать каждому по двенадцати рублей денежного жалованья да хлебного столько же и, сверх того, многие милости войску обещает, а тем, которые не склонятся на его сторону, обещает казнь. Надобно об этом поговорить с казаками и склонять их к нему. Расскажи-ка ты кое-кому, и я буду рассказывать.
Вскоре после этой встречи Кочуров, напившись пьян, отправился к своему крестному отцу, отставному казаку Степану Кононову, пересказал ему все слова Мясникова и просил совета, как ему поступить в этом случае.
— Это дело важное, — отвечал Кононов, — надобно бы было донести об этом командирам.
— Да как донести, я и сам не знаю, подлинный ли он царь или другой какой человек. Я его не видал: как тут объявишь! Можно напрасно пострадать, потому что к этим словам сделают прицепку, а доказать мне будет нечем. Я слышал от Мясникова, что он на Усихе; место не дальнее, можно было бы съездить и посмотреть, какой он подлинно человек.
— Ты ведь в Петербурге не бывал и государя не видывал, так тебе скажут, что он подлинный государь, ты поверишь и пристанешь к нему, а потом как окажется, что какой-нибудь обманщик, то пропасть можешь. Будь он подлинный государь или неподлинный, а ехать туда все-таки незачем и признать нам его ни по чему не можно.
Приняв совет крестного отца, Петр Кочуров отменил намерение ехать на Усиху и пошел домой1, а Кононов в тот же день донес полковнику Симонову, что близ Яицкого городка появился государь и находится на реке Усихе2. Симонов тотчас же отправил для поимки самозванца старшину Мартемьяна Бородина с казаками и поручика Иглина с несколькими пехотными солдатами. Дойдя до Чаганского форпоста, Бородин и Иглин остановились и послали сотника Якова Витошнова на хутор Кожевникова, чтоб он там разведал, где находится самозванец. Не найдя на хуторе никого, кроме Михайлы Кожевникова, сотник Витошнов взял его и привез на Чаганский форпост.
— Был у тебя сегодня Тимофей Мясников? — спросил Бородин.
— Нет, не был.
— Не слыхал ли ты об одном воре, который называет себя государем, и не знаешь ли, где он теперь находится?
— Ничего знать не знаю, — отвечал Михайло Кожевников.
Бородин и Иглин отправились обратно в Яицкий городок, захватив с собой Михайлу Кожевникова, а в это время, окольными путями, скакал на хутор брат его Степан. Последний, узнав, что Михайло арестован, не хотел было ехать на Усиху, но старик Шаварновский заставил его дать знать об этом самозванцу и его сообщникам.
— Что ты вздумал, — говорил Шаварновский, — хочешь, что ли, погубить всех, скачи скорее.
Приехав на Усиху 15 сентября, Степан Кожевников нашел Пугачева уж одетым в платье, привезенное ему Почиталиным, и окруженного только девятью человеками3.
— Меня прислал Мясников сказать вам, — объявил Кожевников, — что старшина Бородин выступил уже в поход и чтобы вы отсюда убирались.
Пугачев растерялся; он бегал и кричал: «Казаки, на кони!» Обитатели Усихи быстро оседлали лошадей, оставили на месте палатку, бывшие у них съестные припасы и, предводимые Зарубиным (Чикой), поскакали вниз по реке Усихе.
— Куда мы теперь поедем? — спрашивал Пугачев, предполагавший направиться в глубь степи.
— Почто, бачка, — говорил Идорка, — нам по степи ездить, поезжайте лучше вы в Бударинские зимовья, на хутор к Толкачевым, там людей наберете, а я пойду к татарским кибиткам, скажу о вас своей братии татарам, наберу себе людей, выеду с ними на дорогу и буду вас ожидать. Если вы пойдете в городок, так мы вас увидим и с вами вместе войдем; если же вы в городок не пойдете, то и мы останемся в своих кибитках.
Зарубин (Чика) и Иван Почиталин поддержали совет Идорки.
— Ехать более некуда, как на хутор Толкачевых, — сказали они. — Если там удастся собрать столько людей, что можно будет появиться у городка, так и думать нечего: поедем туда со славой. Когда же увидим, что не с чем, то скроемся на Узени.
— Сколько бы на хутор людей ни собралось, мало или много, — говорил Пугачев, — но непременно надо ехать в городок, и если удастся завладеть им, то всех противников наших непременно перевяжем. А если удачи не будет и нас мало будет, тогда бежать кто где спастись может.
— Я думаю, — продолжал Чика, — что когда мы подъедем к Яицкому городку, то многие к нам пристанут: ведь не захотят быть замучены, когда будет донесено, что были с нами согласны.
— Мне бы только набрать человек триста казаков, — заметил Пугачев, — так и довольно бы было; мы пошли бы тогда прямо в городок.
Итак, после совещаний Пугачев и его спутники отправились на хутор Толкачева4, находившийся в 40 верстах от Усихи и в 100 верстах от Яицкого городка.
На месте бывшего стана остался один только старик Василий Плотников, для которого не было лошади. К нему, вскоре после отъезда Пугачева, приехал из Киргизских улусов посланный от Нуралы-хана. Кочуя в степи, всего в трех верстах от левого берега реки Яик, и узнав о появлении государя, Нуралы-хан, с целью убедиться в справедливости слухов и действительно ли появившийся есть истинный государь, отправил своего писаря, казанского татарина Забира, жившего прежде в Яицком городке и бежавшего в улусы при приближении к городку отряда генерала Фреймана. С Забиром были отправлены ханом, по восточному обычаю, в подарок Пугачеву: сабля, чакан (маленький топорик, оправленный серебром), бухарский шелковый халат и гнедая лошадь. Прибыв в аул Токай, находившийся в 25 верстах от реки Усихи, Забир просил Яицкого казака (из туркмен) Уразгильда Аманова, бывавшего несколько раз у Пугачева, проводить его в стан самозванца. Прибыв на Усиху, они нашли там палатку, в которой жил Пугачев, пустой и расположились ночевать. Наутро они узнали от бродившего возле стана казака Василия Плотникова, что Пугачев и его спутники уехали вниз по реке Усихе. Едва только успели они оседлать лошадей, как в степи показалась команда, посланная из Яицкого городка в погоню за Пугачевым.
Доставленный Симонову казак Михайло Кожевников был подвергнут допросу, сначала отговаривался полным неведением, но под плетьми принужден был сказать правду. Допрос его записывали и дополняли часа четыре, а затем стали собирать команду. Назначив 30 человек казаков при двух сотниках и поручив их сержанту Долгополову, полковник Симонов отправил его на Усиху с приказанием захватить и привести в городок Пугачева и его сообщников. Долгополов с сотниками торопились исполнить приказание, но как до стана самозванца было далеко, то почти у половины казаков лошади пристали. Оставив их на дороге, Долгополов двинулся далее и видел, как Забир и Аманов ускакали в степь. В покинутом стане самозванца прибывшие нашли только казака Плотникова, который объявил, что самозванец еще накануне, со всеми бывшими при нем казаками, уехал вниз по реке Усихе.
— Много ли с самозванцем людей? — спрашивал Долгополов.
— Человек до ста будет, — отвечал Плотников.
Долгополову показалась цифра эта слишком преувеличенной, и он стал бить Плотникова плетью. Последний под ударами показывал, что у Пугачева только двенадцать человек казаков, а потом сказал, что при нем находится столько же татар.
— Изо всего видно, что их много, — говорил Долгополов сотникам, — и моей силы недостаточно, чтоб ударить на них.
Он решился остаться на месте и отправить нарочного к полковнику Симонову с просьбой прислать ему подкрепление, с которым он мог бы сделать поиск с полным успехом. Посланный с этой целью в Яицкий городок казак Тимин двое суток не возвращался. Долгополов стоял на Усихе в ожидании подкрепления, а Пугачев и его сообщники спокойно приводили в исполнение свое намерение5.
— Мы едем на хутор к Толкачеву, чтобы собирать казаков, — говорил Пугачев, обращаясь к Чике (Зарубину) и Ивану Почиталину, — а у нас нет ничего письменного, чтобы мы могли объявить народу. Ну-ка, Почиталин, напиши хорошенько.
Казаки одобрили мысль самозванца, и все остановились в поле; Почиталин слез с лошади и, расположившись на земле, принялся за работу. Никто не давал ему совета, и, пока составлялась желанная бумага, все стояли молча в отдалении. Кончив писать, Почиталин прочел вслух составленное им воззвание и заслужил всеобщее одобрение.
— Ты, брат Почиталин, горазд больно писать, — заметили казаки.
— Это манифест, — отвечал ободренный секретарь, — и вашему величеству необходимо подписать его.
— Нет, подпиши ты сам, а я до времени подписывать не буду. До самой Москвы мне подписывать невозможно, для того что не надобно мне казать свою руку, и есть в оном великая причина.
Почиталин подписал, и все тронулись в путь. Не доезжая до Толкачевых хуторов, Пугачев отправил вперед Почиталина с тем, чтоб он спросил Толкачевых, примут ли они гостей. Секретарь поскакал и скоро возвратился.
— Что, примут меня? — спросил Пугачев.
— Я только Петру Толкачеву объявил, — отвечал Почиталин, — что едет к вам на хутор государь, так примете ли его, на что он мне сказал: добро пожаловать, мы примем его с радостью.
Приехав около полуночи 15 сентября на хутор Михайлы Толкачева, самозванец и его спутники не застали дома хозяина, а нашли брата его Петра, которому Чика и объявил, что царь желает, чтобы к нему собрались все казаки, жившие в окрестностях.
— Поди же, Толкачев, — говорил Чика, — и скажи об этом своим соседям.
Петр Толкачев хоть и обещал исполнить просьбу, но Зарубин (Чика), не надеясь на его содействие, в ту же ночь отправил нескольких человек и пошел сам по хуторам созывать народ к дому Толкачева, причем всем говорил, что причина их призыва будет объявлена таким лицом, от которого зависит их благополучие.
К утру 16 сентября собралось человек 30—40, в числе которых были русские беглые, казаки и калмыки.
Те, которые пришли очень рано утром, успели пробраться в дом Толкачева и нашли Пугачева сидящим за столом, а возле него свиту, стоящую в отдалении.
— Опознайте меня, — говорил самозванец входящим, — и не думайте, что я умер. Вместо меня похоронили другого, а я одиннадцатый год странствую.
Пришедшие с любопытством смотрели на Пугачева и затем по приказанию Чики (Зарубина) и вместе с ним отправились на сборное место, где собирались казаки, не успевшие пробраться в хоромы Толкачева.
— Зачем ты нас созвал? — спрашивали собравшиеся Чику. — И кто с тобой незнакомый нам человек?
— Братцы, — отвечал Чика, — нам свет открылся, государь, третий император Петр Федорович с нами присутствует.
С удивлением слушали собравшиеся речь Чики и с почтением встретили Пугачева, вошедшего в средину толпы.
— Я ваш истинный государь, — говорил он, — послужите мне верой и правдой, и за то жалую вас рекой Яиком, с вершины до устья, жалую морями, травами, денежным жалованьем, хлебом, свинцом, порохом и всей вольностью. Я знаю, что вы всем обижены, что вас лишают привилегий и истребляют вашу вольность. Бог за мою прямую к нему старую веру вручает мне царство по-прежнему, и я намерен восстановить вашу вольность и дать вам благоденствие. Я вас не оставлю, и вы будете у меня первые люди.
Все присутствовавшие пали на колени.
— Рады тебе, батюшка, служить до последней капли крови, — слышались голоса. — Не только мы, но и отцы наши царей не видывали, а теперь Бог привел нам тебя, государя, видеть и мы все служить тебе готовы.
Пугачев приказал принести образ и привел всех к присяге, состоявшей в безмолвном целовании креста без Евангелия.
— Есть ли у вас, други мои, лошади? — спросил Пугачев.
— Есть, — отвечали собравшиеся.
— Ну, теперь, детушки, поезжайте по домам и разошлите от себя по форпостам нарочных с объявлением, что я здесь.
— Все исполним, батюшка, и пошлем как к казакам, так и к калмыкам.
— Завтра же рано, сев на кони, приезжайте все сюда ко мне. Кто не приедет, тот моих рук не минует.
— Власть твоя, что хочешь, то над нами и сделаешь...
Толпа разошлась, а на другой день собралась вновь и была усилена казаками, прибывшими с Кожехаровского и Бударинского форпостов. Таким образом, к утру 17 сентября свита Пугачева возросла до 80 человек вооруженных. Выйдя к собравшимся и обратившись к Ивану Почиталину, самозванец велел ему прочитать манифест или, лучше сказать, воззвание к Яицкому войску.
— Слушайте, детушки, — говорил Пугачев, — что будет читать вам Почиталин; будьте мне верны и усердны, а я вас буду жаловать.
Почиталин развернул бумагу и прочел следующее6:
«Самодержавного императора нашего, великого государя Петра Федоровича Всероссийского и прочая, и прочая, и прочая.
Во имянном моем указе изображено Яицкому войску: как вы, други мои, прежним царям служили до капли своей до крови деды и отцы ваши, так и вы послужите за свое отечество мне, великому государю амператору Петру Федаровичу. Когда вы устоити за свое отечество, и источит ваша слава казачья от ныне и до веку и у детей ваших; будете мной, великим государем, жалованы казаки, калмыки и татары. И которые мне государю, амператорскому величеству Петру Федаровичу, виновные были, и я, государь Петр Федарович, во всех винах прощаю и жаловаю я вас: рекой с вершин и до устья и землей, и травами и денежным жалованьям, и свинцом и порохом и хлебным провиянтом, я, великий государь амператор, жалую вас Петр Федаровичь. 1773 году сентября 17 числа».
Во все время, пока Почиталин читал, собравшиеся стояли с поднятыми кверху руками.
— Ну что, хорошо? — спросил самозванец по окончании чтения. — Все ли вы слышали?
— Хорошо, — отвечала толпа, — мы все слышали и служить тебе готовы. Поведи нас, государь, куда тебе угодно, мы вам поможем.
Пугачев приказал развернуть знамена, которых было приготовлено штук пять разных цветов с нашитыми на них восьмиконечными крестами. Все знамена до сих пор тщательно скрывались и потому были измяты и без древков; казаки кое-как разгладили полотно знамен, прикрепили их к копьям и, сев на лошадей, двинулись по направлению к Яицкому городку. Впереди всех ехали знаменосцы7, за ними Пугачев со своими близкими, а затем в некотором отдалении следовала приставшая к нему толпа. По всем близлежащим хуторам были разосланы гонцы собирать людей к государю...
Примечания
1. Показание Петра Кочурова // Гос. архив, VI, д. № 506.
2. Донесение Правительствующему сенату московских департаментов из управляющей войском Яицким комендантской канцелярии 12 октября // Там же, д. № 504.
3. Свиту Пугачева составляли Зарубин (Чика), Алексей Кочуров, Козьма Кочуров, Василий Коновалов, Иван Почиталин, Сидор Кожевников, Василий Плотников, Сюзюк Малаев и Идорка.
4. Показания казаков Василия Коновалова и Зарубина (Чики) // Гос. архив, VI, д. № 505 и 512; Показания Пугачева 16 сентября и 4 ноября 1774 г. // Там же, д. № 506 и 512.
5. Показания казаков Зарубина (Чики), Михаила Кожевникова, Степана Кожевникова, Василия Коновалова, Ивана Почиталина, Михаила Ерыклинцова и татарина Уразгилда Аманова // Гос. архив, VI, д. № 467, 505 и 506.
6. Арх. Главн. штаба, книга № 1. «Секретные бумаги и манифест Пугачева».
7. Знамена несли казаки Федор Бурынин, Максим и Иван Морковцевы, Алексей Кочуров и один калмык.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |