В июле 1831 г., определяя в письме к А.Х. Бенкендорфу свои творческие планы на ближайшее время, Пушкин писал: «Более соответствовало бы моим занятиям и склонностям дозволение заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках. Не смею и не желаю взять на себя звание историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее мое желание написать Историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III» (XIV, 256). В последующем — вплоть до трагической гибели — он много и плодотворно работал над изучением отечественной истории, занимаясь главным образом событиями политической жизни России XVII—XVIII столетий. Первоначально, в 1831—1832 гг., интересы Пушкина ограничивались исследованием эпохи Петра I (к этой теме он вернулся снова в 1834—1836 гг., но так и не смог завершить своего многолетнего и любимого труда).1 Позднее, под влиянием революционных выступлений народа в Западной Европе в начале 1830-х годов (революции во Франции и Бельгии)2 и в связи с грозившими перерасти в новую крестьянскую войну массовыми антикрепостническими выступлениями крестьянства и военных поселян в России в конце 1820-х — начале 1830-х годов XIX в. (восстания новгородских военных поселений 1831 г. в особенности), он обратился к изучению крестьянских восстаний прошлого. Новое направление его исторических изысканий нашло отражение в ряде крупнейших произведений 1832—1836 гг. — повести «Дубровский» (1832 г.), «Истории Пугачевского бунта» (1833—1834 гг.), романе «Капитанская дочка» (1833—1836 гг.). Основное внимание поэта-историка было приковано к изучению Крестьянской войны 1773—1775 гг. под предводительством Пугачева.
Как известно, «пугачевская» тема возникла впервые в творчестве Пушкина в начале 1833 г. Он дописывал вторую часть «Дубровского» — произведения, герой которого возглавил выразившееся в разбойничестве крестьянское движение против помещиков, — когда в его руки попали материалы о дворянине-пугачевце офицере Шванвиче. Оставив «Дубровского», он обратился к этому новому герою. Первый план нового романа (будущей «Капитанской дочки») датирован 31 января 1833 г. Но художественное изображение крестьянской войны требовало ее предварительного исторического изучения. Так началась работа поэта-историка над материалами о Пугачевском восстании, которая привела к созданию в конце того же 1833 г. исторического труда о нем.
Обращаясь к исследованию Пугачевского движения, Пушкин, по праву считавший себя «поэтом действительности» (XI, 104), отнюдь не уходил в прошлое от злободневных вопросов своего времени, от основных противоречий николаевской эпохи, заключавшихся в непримиримом социальном конфликте между многомиллионной массой крепостного крестьянства и эксплуатирующим его классом дворян-крепостников, политическое господство которого обеспечивалось и поддерживалось самодержавием. Пушкин был твердо убежден в том, что дальнейшее промедление правительства в разрешении крестьянского вопроса, в «освобождении людей крепостного состояния», может вызвать то «страшное потрясение», которое одно «могло бы уничтожить в России закоренелое рабство» (XI, 15). А это страшное потрясение приведет к гибели самодержавия, крепостнического дворянства и того либерального меньшинства правящего класса — «просвещенного дворянства», которое искало путей к освобождению крестьянства от крепостной неволи, но страшилось революционного взрыва в стране и было терроризовано призраком новой пугачевщины.
В пристальном интересе Пушкина к антифеодальным народным выступлениям прошлого, в частности к истории Пугачевского движения, ярко проявилась характернейшая черта его мировоззрения и творческого метода — глубокий историзм. И в данном случае, приступая в 1833 г. к изучению Пугачевского восстания, Пушкин руководствовался стремлением осмыслить на историческом фоне Крестьянской войны 1773—1775 гг. острейшие политические проблемы российской действительности 1830-х годов, понять и представить себе возможные перспективы крестьянского движения, ибо, как он справедливо отмечал в 1836 г. в рецензии на «Собрание сочинений Георгия Кониского...», «одна только история народа может объяснить истинные требования оного» (XII, 18). Написанная Пушкиным «История Пугачева» являлась именно таким объяснением по одному из самых острых вопросов современности. Содержанием своей книги, в особенности «Замечаниями о бунте», поданными Николаю I 26 января 1835 г., Пушкин указывал (в завуалированной, конечно, форме) на необходимость проведения коренных преобразований в положении русского крестьянства, имея в виду, прежде всего, его полное освобождение от крепостной зависимости. Пушкин писал в «Замечаниях о бунте», что «Пугачевский бунт доказал правительству необходимость многих перемен» (IX, 376), но правительство Екатерины II ограничилось лишь реформой местного государственного управления, централизацией государственной власти и некоторыми частными мерами, способствовавшими укреплению полицейско-бюрократического аппарата в целях обуздания мятежных выступлений народа.
Нужно было обладать мужеством Пушкина, чтобы в условиях правительственного и цензурного гнета 1830-х годов, когда у власти находились представители самых реакционных слоев крепостнического дворянства, выступить с книгой на такую запретную тему, имевшую притом злободневное значение (недаром С.С. Уваров, по словам самого Пушкина, назвал «Историю Пугачевского бунта» «возмутительным сочинением» — XII, 337). В силу «права», данного ему Николаем I в 1826 г., он, минуя обычную цензуру, представил свою книгу на высочайшее рассмотрение. Царь, внимательно прочитав основной текст и сделав ряд замечаний, разрешил ее к печати, по-видимому рассматривая новый труд поэта как «своеобразную «записку» по крестьянскому вопросу», не противоречащую мыслям, внушенным недавними восстаниями военных поселений, и дальнейшим видам правительства на этот вопрос.3
Пушкин неоднократно высказывал мысль о том, что для серьезной исследовательской работы в области истории необходима глубокая специальная подготовка, «обширная ученость»: историк должен, подобно Вольтеру, нести «светильник философии в темные архивы истории» (XIII, 102). Труды историков должны быть отмечены «если не талантом, то, по крайней мере, усердием и добросовестностию» (XV, 14). Пушкин был убежденным противником поверхности, характерной, по его мнению, для многих исторических трудов в 1830-х годах («Истории русского народа» Н. Полевого, например). В одной из своих рецензий он с горечью отмечал: «В наше время главный недостаток, отзывающийся во всех почти ученых произведениях, есть отсутствие труда. Редко случается критике указывать на плоды долгих изучений и терпеливых разысканий. Что же из того происходит? Наши так называемые ученые принуждены заменять существенные достоинства изворотами более или менее удачными: порицанием предшественников, новизною взглядов, приноровлением модных понятий к старым, давно известным предметам и пр. Таковые средства (которые в некотором смысле можно назвать шарлатанством) не подвигают науки ни на шаг, поселяют жалкий дух сомнения и отрицания в умах незрелых и слабых и печалят людей истинно ученых и здравомыслящих» (XII, 101). Решительно возражая против вымысла в историческом исследовании, Пушкин указывал, что работы историков должны строиться на глубоком изучении литературы предмета и всей совокупности исторических источников. Добытые сведения и факты ученый вправе использовать в своих трудах лишь после строгого источниковедческого анализа, «ученой критики» и взаимного «сличения» документов, мемуаров, устных преданий и легенд. Эти основные принципы исторического исследования он реализовал в своей «Истории Пугачева».
Исследуя историю Пугачевского восстания, Пушкин использовал всю доступную ему отечественную и иностранную литературу, относящуюся к этой теме, как из своей личной библиотеки, так и из собраний своих друзей и корреспондентов.4 Отвечая В.Б. Броневскому, недобросовестному рецензенту «Истории Пугачева», Пушкин писал: «Я прочел со вниманием все, что было напечатано о Пугачеве» (IX, 389).
Примечания
1. И. Фейнберг. Незавершенные работы Пушкина. Изд. 4. М., 1964, стр. 15—242.
2. Б. Томашевский. Пушкин и Июльская революция 1830—1831 гг. В кн. этого автора: Пушкин. Книга вторая. Материалы к монографии (1824—1837). М.—Л., 1961, стр. 291—344.
3. См. статью Н.Н. Петруниной «Вокруг «Истории Пугачева»» в кн.: Пушкин. Исследования и материалы, т. VI. М.—Л., 1969, стр. 229—231.
4. Наиболее полный, но не исчерпывающий перечень русской литературы, использованной Пушкиным, дан в работе В.В. Мавродина «Крестьянская война в России в 1773—1773 годах. Восстание Пугачева», т. I (Л., 1961, стр. 30—34); зарубежная литература подробно рассмотрена в книге Г.П. Блока «Пушкин в работе над историческими источниками» (М.—Л., 1949, стр. 77—206).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |