IX. Материалы архива Пушкина о секунд-майоре И.З. Повало-Швейковском — пленнике Пугачева

В числе корреспондентов Пушкина в пору его работ над «Историей Пугачева» был и его старый приятель еще по «Зеленой лампе» В.В. Энгельгардт, известный петербургский острослов, игрок и веселый прожигатель жизни. Инициативе именно Энгельгардта Пушкин обязан был получением из Смоленской губернии интереснейшей записи рассказов капитана Н.З. Повало-Швейковского, бывшего сперва пленником, а затем стражем Пугачева в 1774 г. Мемуары невольного пугачевца В.В. Энгельгардт передал Пушкину вместе с письмом, при котором они были им получены¹.

Вот текст письма С. Энгельгардта:

Почтеннейший братец,
Василий Васильевич!

Желая исполнить со всем усердием ваше поручение был у Швыйковского. Написанное со слов его прилагаю к вам присоединя к Пугачеву и Биографию Н.З., почтенного героя времен Екатерины.

Будьте здоровы, веселы, а я ваш навсегда преданный сердцем и душою

С. Энгельгардт.

P.S. Переписать на чисто не имел времени. Н.З. свидетельствует вам свое истинное душевное почтение и горит нетерпением читать скорее историю Пугачева.

Марта 21
1834.

К письму приложен был следующий документ:

БИОГРАФИЯ СЕКУНД-МАИОРА
Николая Захарьевича Повало-Швыйковского

Н.З. Швый<ковский> уроженец Смоленской Губернии Духовщинского уезда^*. Жительство имеет в с. Мореве.

В службу вступил в 1769-м году в Измайловский полк рядовым и того же года произведен в капралы. В 1770-м году в Декабре месяце выпущен подпоручиком в Армию в Черниговский пехотный полк. В походах был при завоевании Крыму и по взятии г. Перекопа в 1771-м <году> произведен из подпоручиков в капитаны с переводом во 2-й Гренадерский полк, по Именному соизволению, за отличие. В том же году находился при взятии Кафы. В последствии продолжал службу в Пугачевской Экспедиции, за которую и получил награду от Государыни Императрицы 250-т душ, Витебской Губернии Невельского повета, в вечное и потомственное владение. В отставку уволен за болезнию 1777-го Генваря... дня...

Вот что говорит Швыйковский о Пугачевской войне.

В плен попался к Пугачеву в 1773-м году в сражении при с. Горы в 25-ти верстах от Казани, в то время когда бросился с несколькими рядовыми отбить захваченное у нас орудие.

По взятии немедленно представлен Пугачеву на самом поле сражения. Он был на добром коне. Свиту его составляли Яицкие казаки, из которых самые приближенные к нему Чика, Творогов — и нашей службы артиллерист Перфильев, перешедший к нему из Оренбургского поселения.

Пугачев росту среднего, чернобородый, глаза небольшие, быстрые, стану ровного, одет по-казачьи, вооружен саблею и пистолетами за поясом.

Он у меня спросил: ты дворянин? — «Нет» — Так видно хорошо служишь. — Много ли здесь вас? — «500 человек».

Но нас только было 150-т. Меня обобрали и отдали под присмотр. Плен мой продолжался с утра до полуночи. В сие время, заметя оплошность моей подгулявшей стражи, нашел я средство уйти вместе с захваченными со мной рядовыми. В тот же день явился я к Премьер-Маиору Михельсону, расположенному с войском на Арском поле близ Казани. Михельсон известясь от меня мгновенно напал на Пугачева, разбил и преследовал вниз по Волге.

Последнее действие противу Пугачева происходило следующим образом. Быв разбит переправился он через Волгу с 30-ю человеками и скрылся в камыше, который по приказанию Суворова был зажжен Михельсоном. Потом Пугачев взят в плен и отвезен в Симбирск в деревянной клетке. Суворов сам привез его, следуя за ним в простой телеге.

Прежде сего дела я командирован был с полковником драгунского полка Абернибесовым для охранения Симбирска. При отправлении же Пугачева из Симбирска в Москву находился в числе стражи.

Путь наш продолжался не долго. Мы ехали на переменных обывательских лошадях, и везли Пугачева скованного по рукам и по ногам не в клетке, а в зимней кибитке. Всем сопутствующим разговор с ним был воспрещен. Пища ему производилась сытная и пред обедом и ужином давали порцию простого вина. Пленника везли только днем, а ночь проводили за крепким караулом на приуготовленных квартирах.

По прибытии в Москву, Пугачев содержался на монетном дворе и занимал особую комнату, имеющую вид треугольника. Цепи имел на руках, ногах, и укрепленную в стене, поперек тела. Стража состояла из 10-ти человек Преображенцев и роты 2-го Гренадерского полка, под командою капитана Карташева. Главным же начальником конвоя был Гвардии Преображенского полка капитан Галахов, сопровождавший его от Симбирска до Москвы и находившийся при нем по день казни, т. е. по 10-е Генваря 1775-го года.

В продолжении заключения своего Пугачев не показывал робости, сохранял равнодушие. Одет был со времени плена в нагольный тулуп. Везли Пугачева на казнь в цепях, на зимнем ходу четверкою с форейтором. На санях был амвон, на котором возвышении и сидел Пугачев вместе с духовником своим, увещевающим его к раскаянию. Народу было большое стечение. Пугачев часто обращался, к окружающим и говорил, что он самый тот Пугачев, который назывался Петром III-м.

По прибытии к месту казни, палач отрубил ему прежде голову, а там принялся за руки и ноги; за это он в то же время был наказан кнутом.

Вместе с Пугачевым повешены и несколько сообщников его.

Примечания

Пугачев родом Донец и отличался наездничеством. При взятии Бендер граф Петр Иванович Панин за храбрость произвел Пугачева в значковые товарищи.

* * *

Пугачев от живой жены вступил в брак с Яицкою казачкою.

Она была дочь кузнеца — баба видная, имя ее Устинья Петровна.

* * *

На Дону семейство Пугачева составляли: жена, сын и дочь.

* * *

Перфильев заведывал у Пугачева артиллериею — но была она весьма малочисленна — едва ли доходила до 10-ти орудий. Войска его определить с точностию невозможно — оно беспрестанно возрастало и уменьшалось. Тут было все — казаки, мужики и разные бродяги².

К моменту получения этих интереснейших записей работа Пушкина над «Историей Пугачева» была уже закончена. И тем не менее следы знакомства поэта с материалами Н.З. Повало-Швейковского нетрудно установить в печатном тексте его книги. Мы имеем в виду прежде всего дополнения и поправки, внесенные Пушкиным (вероятно, уже в процессе корректуры) в ту страничку восьмой главы «Истории Пугачева», которая посвящена была изложению обстоятельств, связанных с перевозкой пленного самозванца в Москву:

Из трех фактических ошибок повествования Н.З. Повало-Швейковского, в общем исключительного по своей точности, одна восходила к общераспространенному после казни Пугачева убеждению, что палач самовольно сократил мучительный обряд четвертования, две же другие касались Афанасия Перфильева, неверно названного «нашей службы артиллеристом» и «заведующим у Пугачева артиллериею». Престарелый пленник Пугачева явно спутал в своем рассказе двух вождей восстания 1773—1774 гг. — сотника Яицкого казачьего войска Афанасия Перфильева и отставного артиллерийского капрала Ивана Белобородова.

Известная близость этих двух исторических персонажей, объясняя сейчас нам причину ошибки (или обмолвки) Н.З. Повало-Швейковского, позволила Пушкину во время работы его над материалами по истории пугачевщины объединить справки о Белобородове и Перфильеве общим заголовком. Рукопись, о которой идет речь (два полулиста белой бумаги обычного канцелярского формата с вод. зн. «А. Гончаров. 1829»), обнаружена нами в архиве П.Е. Щеголева; никаких упоминаний о ней в печати никогда не было. Первый полулист занят заголовком, второй — выпиской и заметкой. Одно слово в выписке Пушкиным подчеркнуто и сопровождено знаком вопроса — очевидно отклик на нелепость обозначения: «в 10 ч. пополудни» вм. «в 10 ч. утра»:

О БЕЛОБОРОДОВЕ И ПЕРФ<ИЛЬЕВЕ>.

Иван Наумов сын Белобородов, отставной канонер, пристал к Пуг. 1773 году, пожалован им в полковники и в походные атаманы, а потом в начале 1774 в старшие войсковые атаманы, и в фельдмаршалы. Был жесток, знал грамоты, соблюдал в шайках строгую дисциплину. Взят в июле под Казанью, пытан в Тайной экспедиции, наказан кнутом 13 августа, потом привезен в Москву и казнен смертью на Болоте 5 сентября 1774 — в 10 час. пополудни (?)

(Б.-Каменский)

Перфил<ьев> сказал: пусть лучше зароют меня живого в землю, чем отдаться в руки Государыни⁴.

Материалы Д.Н. Бантыша-Каменского, полностью впоследствии опубликованные им самим в «Словаре достопамятных людей русской земли», оказались в распоряжении Пушкина уже после того, как «История Пугачева» была сдана в печать. Поэтому они и не получили отражения в тех исключительно кратких справках о Белобородове и Перфильеве, которые мелькают на страницах монографии великого поэта в главах первой, третьей, шестой и восьмой. И все же печатаемая нами выписка о Белобородове и Перфильеве пригодилась Пушкину. Всем памятна в одиннадцатой главе «Капитанской дочки» сцена спора Белобородова с Хлопушей, в которой так колоритно показаны были на основании документов Бантыша-Каменского и большой ум, и классовая бдительность, и непримиримость, и решительность этого «тщедушного и сгорбленного старичка с голубою лентою, надетой через плечо по серому армяку» (VIII, ч. I, 347—350). Характерно, что Пушкин, работая над материалами Бантыша-Каменского, учитывал только точные биографические и бытовые детали, восходящие к документальным и мемуарным первоисточникам, и самым решительным образом отбрасывал все то, что в этих писаниях обусловлено было ненавистью к героям крестьянской войны и типичными для консервативно-дворянской историографии формами казенной фразеологии.

Примечания

*. Он родился 1732-го года, мая 9.

1. Письмо С. Энгельгардта, дальнего родственника В.В. Энгельгардта, передано было последним Пушкину вместе с биографией Н.З. Повало-Швыйковского. Оно зарегистрировано в «Журнале, веденном при разборе бумаг покойного А.С. Пушкина» с 15 по 17 февраля 1837 г. («Дела III Отделения С.Е. И. В. канцелярии об А.С. Пушкине». СПб., 1906, стр. 190). Впервые опубликовано нами в «Литературном наследстве», т. 16—18, 1934, стр. 460, по автографу, хранившемуся в собрании П.Е. Щеголева (ныне в Пушкинском Доме АН СССР).

2. «Биография секунд-майора Н.З. Повало-Швыйковского» (IX, ч. 2, 498—500) обнаружена была нами в пачке бумаг Пушкина, хранившихся в Государственной Публичной Библиотеке им. В.И. Ленина под № 2391, лл. 270—272 (ныне в ПД). В известной описи В.Е. Якушкина пачка эта обозначена следующим образом: «Материалы для Пугачевского бунта. Материалов очень много, все ненапечатанное. Всего 269 листов, почти все рукою Пушкина» («Русская старина», 1884, № 12, стр. 573). Биография, писанная на трех листах (бумага с водяным знаком 1833 г.), из которых последний занят примечаниями, впервые опубликована нами в 1934 г. вместе с письмом С. Энгельгардта. В очень неточной и тенденциозной передаче некоторые детали рассказов Повало-Швыйковского попали в печать четверть века спустя после записи их для Пушкина. Мы имеем в виду публикацию А. Кононова под названием «Два семейные предания» («Чтения в Обществе истории и древностей Российских при Московском университете», 1862, кн. III, отд. V, стр. 346—347).

3. Неточность в рукописной редакции «Истории Пугачева» об условиях перевозки пленного Пугачева из Симбирска в Москву, впоследствии устраненная Пушкиным на основании записки Н.З. Повало-Швыйковского, объяснялась тем, что другие источники по истории пугачевщины не учитывали замены «деревянной клетки», в которой привезен был самозванец из Яицкого городка, на «простую кибитку», доставившую его из Симбирска в Москву. Свидетели первой части пути пленного Пугачева говорили поэтому о клетке, свидетели второй — о кибитке.

4. Об этой выписке из бумаг Д.Н. Бантыша-Каменского см. далее, стр. 80. Рукописные первоисточники справок Пушкина о Белобородове и Перфильеве опубликованы были полностью в «Словаре достопамятных людей русской земли», 1836, ч. I, стр. 238 (справка о Белобородове) и ч. IV, стр. 132—133 (справка о Перфильеве). Самый стиль биографии Бантыша-Каменского очень ярко характеризуют следующие его строки о Белобородове: «Сей любимец пугачевский, ученый между разбойниками, потому, что умел подписывать, кое-как, свое имя и управлял пушками, не избег праведной мести».