§ 1. Первый этап Крестьянской войны (сентябрь 1773 г. — март 1774 г.)

Свои показания на допросе в Тайной экспедиции Сената Салават Юлаев начал с подробного рассказа о том, как он попал в ряды повстанцев: «В прошлом 1773-м году осенним временем из Уфимской провинциальной канцелярии прислан был к ним, в их башкирские селении, печатной манифест, чтоб тамошние их башкирские старшины отправили от себя башкирцов на вспоможение верным войскам против проявившегося тогда злодея Пугачева и его толпы, которой чинил нападения на Оренбург и разорял другие тамошния селении. Почему отец его, Юлай, дав ему, Салавату, в команду башкирцов 80 человек, да и заслуженой тем отцом его в Польше знак, его, Салавата, к верным российским войскам и отправил, и велено было ему явиться в крепости Стерлинской пристани у командира, ассесора Павла Богданова»¹.

Осень 1773 г. была ознаменована началом Крестьянской войны в России. Подняв в сентябре 1773 г. яицкое казачество на восстание, Е.И. Пугачев овладел рядом крепостей по р. Яик, а в начале октября подошел к Оренбургу и приступил к его осаде. Местные власти не сразу оценили силу и значение выступления Пугачева, приняв его за новый «бунт» яицких казаков, и не предполагали, что башкиры поддержат восставших. Напротив, оренбургский губернатор И.А. Рейнсдорп надеялся разделаться с повстанцами с помощью гарнизонных войск и башкирских команд. В сентябре он полагал, что для этого будет достаточно отряда из 500 башкир. Но в октябре он разослал указы о сформировании 5-тысячного отряда из башкир и мишар Уфимской и Исетской провинций². Не только губернатор, но и сама императрица надеялась на помощь башкир в разгроме восстания, ожидая от них в этом «усердия», за что обещала «особливое монаршее наше благоволение»³. Отправленный ею к Оренбургу во главе правительственных войск генерал-майор В.А. Кар успех военных операций связывал с обязательным участием в них башкирской конницы: «А когда артилерию и собранных при Бугульчанской пристани башкирцев получу, то, не мешкав ни мало, все меры употреблю к истреблению пугачевцев», — докладывал он Военной коллегии в начале ноября по прибытии в Бугульму⁴.

С конца сентября стали разъезжать по Башкирии посыльные губернской и провинциальных канцелярий с призывами к населению доказать «верноподданническую должность и присягу» быстрым снаряжением команд на борьбу с повстанцами. 4 октября Рейнсдорп «третично» обращался к башкирским старшинам и сотникам, чтоб «приездом в Оренбург поспешили»⁵. В соответствии с распоряжением губернатора от 9 октября 1773 г. о сформировании многотысячного башкиро-мишарского отряда Уфимской провинциальной канцелярией были посланы указы ко всем старшинам. В них говорилось: чтобы старшины, получив указы, «тот же час, и как возможно наискорее, собрав команды без изъятия лутчих людей с их орудиями, какое у кого есть, выступили из домов своих и следовали б все те команды на Оренбургской тракт...»⁶. Скорее всего этот указ имел в виду Салават Юлаев, рассказывая о мобилизации башкир. В показаниях Юлая Азналина и Салавата записано, что получили они «печатной манифест». Возможно ли это? Первый, отпечатанный в количестве 200 экз., манифест Екатерины II, содержавший призыв к восставшим «возвратиться к законному повиновению и обще со всеми нашими верноподданными стараться... к прекращению... смятения», датируется 14 октября⁷. Он был привезен главнокомандующим правительственными войсками В.А. Каром в Кичуевский фельдшанц, где часть тиража была оставлена казанскому губернатору Бранту для рассылки по губерниям. Несколько экземпляров Кар оставил у себя, чтобы подбросить пугачевцам⁸.

2 ноября 20 экземпляров манифеста были получены в Уфе и «в иноверческие башкирские жительства на все четыре дороги и в протчие места... с нарочными разосланы»⁹. Значит «печатной манифест» могли видеть и слышать в Башкирии не ранее 2 ноября. К этому времени башкирские команды, сформированные по требованию властей, были собраны у Стерлитамакской пристани. Салават мог видеть манифест только у Стерлитамака в период с 3 по 9 ноября, а не в д. Юлаево. Объяснить его указание на время знакомства с манифестом Екатерины II можно либо забывчивостью Салавата, либо ошибкой, допущенной переводчиком И. Гульчихиным.

Отряд башкир Шайтан-Кудейской, как и других волостей Сибирской дороги, был сформирован по указу провинциальной канцелярии, полученному в середине октября. По утверждению Салавата, в волости было наряжено 80 чел., в то время как Юлай говорил о 95 башкирах¹⁰. Вторая цифра, на наш взгляд, ближе к истине, поскольку захваченные в плен башкиры рассказывали, что уфимский воевода велел выделить по коннику с каждого двора¹¹, а под командой Юлая числилось 115 дворов¹². Во главе отряда Юлай поставил своего старшего сына Салавата.

Но указы местных властей не были единственными источниками информации о событиях на Яике. Юлай Азналин не скрыл этого на допросе. Он сказал, что еще до отправления отрядов «он, Юлай, и все тамошние башкирцы слышали» о Пугачеве¹³. Благодаря широкой письменной и устной агитации, проводимой эмиссарами Пугачева, население Башкирии быстро узнало и о лозунгах восстания, и о первых успехах повстанческих отрядов.

С начала октября широкое распространение получили именные указы Пугачева, адресованные башкирам и написанные на языке тюрки. Предводитель восстания и его сподвижники рассчитывали на поддержку со стороны башкир, так как учитывали их недовольство политикой царской администрации, на борьбу с которой башкиры неоднократно поднимались с оружием в руках. Содержание пугачевских указов свидетельствовало о том, что вожаки восстания хорошо знали требования и чаяния башкир. 1 октября в Башкирию были посланы два указа Пугачева¹⁴. Эти указы обещали пожаловать башкир за верную службу новоявленному «Петру III» волей, землей, водами, лесами, рыбными ловлями, жилищами, покосами и посевами, жалованьем, солью, свинцом и порохом, свободою вероисповедания. Они призывали освобождать «содержащихся в тюрьмах и у протчих хозяев имеющихся в невольности людей». В этих обращениях учитывались специфические нужды башкир, страдавших от захвата их земель заводчиками и помещиками, от притеснений со стороны местных властей, от многих повинностей государству, самой тяжелой из которых была военно-сторожевая служба. Свидетельством внимания к нуждам башкир было пожалование их солью. Еще в 1754 г. выплата ясака башкирами и мишарами была заменена принудительной покупкой соли по фиксированной цене, что явилось намного более обременительной повинностью для населения, нежели ясачные платежи. В указах нашли отражение требования социальных низов нерусских народностей Башкирии, выраженные в призывах освобождать всех находящихся «в невольности» у местных богачей-баев¹⁵.

По всем волостям Башкирии в октябре, распространялись и, указы главного полковника повстанцев Кинзи Арсланова¹⁶. К сожалению, большинство этих документов не сохранилось, но о силе воздействия обращений Кинзи на народные массы можно судить по их оценке генералом Каром. В донесении Сенату от 31 октября 1773 г. он писал, что опасается, как бы башкирские отряды не перешли к повстанцам, ибо от «Кинзи Арасланова чрез разсеяние во всю Башкирию злодейских возмутительных писем», башкиры «в великой колеблемости находятца и по сие время приходом к регулярным камандам медлют»¹⁷.

В ответ на пугачевские призывы первыми к повстанцам присоединились башкиры ближайших к р. Яик волостей, затем на их сторону стали переходить отряды, сформированные для проведения карательных операций. Уже 7 октября Рейнсдорп доносил Сенату, что Пугачев, «разсевая листы свои, всех к себе преклоняет и, приводя к своей присяге, утверждает», и хотя губернатор «имел надежду на башкирцов, однако напоследок и оной лишен», ибо Пугачев «шедших сюда на помощь до 400 к себе же перенял... Словом, во всем обитающем в здешней губернии народе по поводу сих обстоятельств зделалось генеральное колебание»¹⁸.

Несмотря на переход к повстанцам в октябре 1773 г. крупных башкирских отрядов основная масса башкир, мишар, татар и других народностей Башкирии, находясь в «генеральном колебании», еще не. решалась открыто поддержать восстание. Это вселяло в губернатора надежду, что его распоряжение об отправлении на помощь блокированному Оренбургу 5000 башкир будет выполнено.

Во второй половине октября к месту сбора команд на Стерлитамакскую пристань стали прибывать башкиро-мишарские команды. Здесь их встречали специально направленный для комплектования карательного отряда товарищ уфимского воеводы П.Н. Богданов, капитан И.Г. Ураков, еще несколько офицеров и присланный казанским губернатором Я.Л. Брантом майор О.А. Тевкелев «для лутчего их, башкирцов (как он с ними одной религии), в верности утверждения и соглашения к скорейшему за злодеем поиску, дабы они не могли быть развратнаго мнения»¹⁹. Но приказ губернатора явно саботировался башкирами. Уфимский комендант С.С. Мясоедов с возмущением сообщал коменданту Верхояицкой крепости Е.А. Ступишину 21 октября, что башкиры «из домов идут и собираются в назначенныя места весьма медлительно», воевать не собираются, «а ожидают того только, как воинския команды с ружьем и артилериею преследовать будут» повстанцев²⁰.

К 28 октября, по свидетельству П.Н. Богданова, к пристани подошли команды всех волостей, в том числе и с «Сибирской дороги дальние команды сюда уже прибыли». Всего было собрано 2355 человек. Отчитываясь перед воеводой А.Н. Борисовым, Богданов вынужден был признать, что «более того в прибытии сюда еще оных команд ни отколь нет»²¹. Значит, команда Салавата Юлаева прибыла в Стерлитамак до 28 октября. На допросе Салават сказал, что добирался 15 дней. Можно считать, что выехал он 12—13 октября. Указанное им время, затраченное на покрытие расстояния в 400 верст, показывает, что он не торопился выполнять приказание властей.

Протокол показаний Салавата Юлаева на допросе в Москве является единственным источником, освещающим события, участником которых он был в конце октября и в начале декабря 1773 г., т. е. в период его пребывания на Стерлитамакской пристани и в Берде. Правда, можно указать на показания Юлая Азналина на допросе в Тайной экспедиции и Абдрешита Галеева на допросе в Казанской секретной комиссии. Первый слышал о том, что Салават был захвачен пугачевцами в их «толпу» и находился при Пугачеве в Берде, а второй сообщил, что Пугачев назначил его в команду к Салавату, отъезжающему в Башкирию²². Во всех других документах, сохранивших сведения о переходе Стерлитамакского отряда на сторону повстанцев, о положении в Бердском повстанческом лагере, о сражениях пугачевцев под Оренбургом, не имеется ни одного упоминания о Салавате Юлаеве.

Собранный на Стерлитамакской пристани отряд стал объектом усиленной агитации со стороны пугачевцев. Сам Пугачев и его ближайшие сподвижники, в первую очередь старшина Кинзя Арсланов, придавали большое значение привлечению на свою сторону хорошо снаряженных и обученных башкирских конников, ибо это усилило бы повстанческое войско и лишило бы карателей необходимой им кавалерии. Развернулась напряженная борьба за отряд между правительственными властями и пугачевцами. Генерал Кар требовал от Богданова и Тевкелева, чтобы они «трудились поощрять» башкир к «надлежащему исполнению верноподданической должности»²³. Богданов уговорами и запугиваниями пытался «защитить» собранный отряд от повстанческих «башкирских сборищ», действовавших вблизи Стерлитамакской пристани. Когда стало известно, что башкиры-повстанцы из Кипчакских волостей намереваются напасть на Стерлитамак, командование Стерлитамакского отряда сконцентрировало у пристани все его подразделения из близлежащих мест²⁴.

Повстанцами в Стерлитамакский отряд неоднократно засылались агитаторы, привозившие указы Пугачева и воззвания Кинзи Арсланова. 17 октября к одному из командиров карательного отряда старшине Алибаю Мурзагулову²⁵ обратился с посланием Кинзя Арсланов. Он уверял башкир, что настал момент, когда все должны подняться на борьбу против бесправия и, напоминая о пожалованиях башкирам, содержавшихся в указах новоявленного «Петра III» — Пугачева, утверждал, что теперь «желаемое нами от бога дал бог нам». Кинзя сообщал, что уже 11 старшин присоединились к восставшим и призывал Алибая и других старшин со всем отрядом («не истеряв войска») перейти на сторону «Петра III»²⁶. Через несколько дней среди собранных в Стерлитамаке команд было распространено новое послание Кинзи Арсланова от 20 октября. В нем сообщалось, что к «Петру III» пришли уже 23 старшины с их командами. Кинзя вновь убеждал башкир и мишар идти к повстанцам, число которых «вседневно» росло²⁷.

В ответ на призывы пугачевцев началось бегство «в злодейскую толпу». Каждый день командование узнавало о новых беглецах. Наиболее ярким примером воздействия обращений повстанцев был демонстративный отказ 1300 башкир и мишар подчиниться приказу секунд-майора Н. Голова о выступлении против 300 крестьян, направлявшихся с пушками и боеприпасами в Берду. Инициаторами этого «бунта» у д. Осиновка (вблизи Воскресенского завода) были команды юрматинских старшин Кусяпкула Азятева и Сайрана Сеитова, объяснивших свои действия тем, что в обозе у крестьян были женщины и дети²⁸. А через два дня команды этих старшин первыми из Стерлитамакского отряда ушли к Пугачеву²⁹. Вскоре к ним присоединились и другие стерлитамакские команды. Поводом к этому послужили успешные действия пугачевцев под Оренбургом.

В боях 7—9 ноября 1773 г. пугачевский отряд под предводительством А.А. Овчинникова и И.Н. Зарубина у д. Юзеево нанес поражение войску генерала Кара, направлявшемуся по Ново-Московской дороге к Оренбургу. Находившаяся неподалеку, в д. Сарманаево, башкирская команда, не вняв призывам подпоручика М. Уракова о помощи войскам Кара, отошла за 30 верст от места сражения³⁰. Другая часть Стерлитамакского отряда, бывшая под командой капитана И.Г. Уракова и Алибая Мурзагулова, оставив своих командиров, 10 ноября добровольно присоединилась у д. Биккулово к отряду Овчинникова и Зарубина. В составе этой части Стерлитамакского отряда, которая должна была у д. Биккулово подкрепить войско генерала Кара, находился и Салават Юлаев, говоривший во время допросов, что в те дни он во всем следовал примеру Алибая (Элвий — записано со слов переводчика).

Документы сохранили ряд свидетельств, оставленных очевидцами тех событий. Салават Юлаев рассказал так: отряд в 1200 человек шел в д. Биккулово, «но, не доезжая оной с версту», их встретила «толпа» пугачевцев «в дву тысячах или более, при которых были пушки, и их всех атаковав, держали до сумерек. Почему их старшина Элвий, не имев при себе пушек и видя», что пугачевцев «вдвое было больше, нежели его команды, без сопротивления» к ним и «склонился, при чем и вся его команда, в том числе и он, Салават, в толпу взяты»³¹. Салават, хотя и признавал, что переход совершился «без сопротивления», но пытался оправдать поступок Алибая ссылками на численный перевес пугачевцев и их обеспеченность артиллерией. Более объективен в освещении события И.Н. Зарубин, показавший на допросе, что, когда он возвращался: в Берду после удачных боев с войском генерала Кара, к нему, Зарубину, у д. Биккулово подъехали пять башкир, которые сообщили, что их отряд, следуя полученному приказу, направляется к Кару. На это башкирам объявили, что генерал «разбит и с остальными бежал, а их [башкир] уговорили на свою сторону». Зарубин послал в башкирский отряд группу агитаторов, среди которых был племянник Кинзи Арсланова³². В результате переговоров «князь Ураков, видя в его команде замешательство, сам третей от них ушел, а башкирцы все передались»³³ к повстанцам. Показания Зарубина подтверждаются свидетельством башкира Кыртаныпской вол. Айтугана Танчурина на допросе в Казанской секретной комиссии (он только, видимо, ошибочно сказал, что среди уговорщиков был сам Кинзя Арсланов)³⁴ и сообщением дезертировавшего из отряда сотника Байлярской вол. Казанской дороги Абдула Сырметьева генералу Кару. Основываясь на сообщении сотника Абдулы, генерал Кар с негодованием информировал Военную коллегию: «тысяча человек конных, не видя себе никакого притеснения, поддались» пугачевцам без всякого сопротивления³⁵. По следственным показаниям ряда башкир-повстанцев³⁶ известно, что оставшуюся часть Стерлитамакского сводного отряда через неделю увел в Берду повстанческий старшина Качкын Самаров³⁷. В борьбе за Стерлитамакский отряд победителями оказались пугачевцы.

От д. Биккулово до Бердской слободы было около 60 верст, следовательно пугачевский отряд прибыл туда 11 или 12 ноября. В то время Главное войско восставших под Оренбургом насчитывало в своих рядах несколько тысяч бойцов из различных категорий русского и нерусского крестьянства (помещичьи, заводские, дворцовые, экономические, государственные), казаков, башкир, калмыков и др. Как сообщил в своем показании член Военной коллегии восставших И.А. Творогов, уже с начала октября народ «с радостию со всех сторон стекался кучами в нашу толпу, и короткое время одних башкирцов пришло к нам тысячи с две, а крестьян — великое множество»³⁸. И.Н. Зарубин подчеркнул на допросе, что «редкой невольник был в ево [Пугачева] толпу взят, по большой части сами прихаживали всякой день толпами»³⁹.

Дня два спустя после того, как Зарубин и Овчинников привезли Пугачеву радостную весть о разгроме корпуса генерала Кара и сообщили ему о прибытии в Берду добровольно присоединившегося к повстанцам крупного башкиро-мишарского отряда, пугачевцы праздновали еще одну победу. Утром 13 ноября им удалось захватить в плен корпус полковника П.М. Чернышова, спешившего на помощь осажденному Оренбургу. В плен было захвачено 1200 чел. и с ними 15 орудий. Но в тот же день вечером из-за своей неосмотрительности повстанцы пропустили в город большой 2,5-тысячный отряд бригадира А.А. Корфа. Эти события происходили на глазах Салавата Юлаева. Но он умолчал об этом, ограничившись рассказом о присяге на верную службу Пугачеву. По этому поводу он сообщил следователям лишь следующее: пугачевский атаман Овчинников «отправил его с протчими в Берду» к самому Пугачеву, «которой, будучи в оной крепости, приводил их к себе в службу, а тех, кто в оную не пойдет, уграживал казнить смертию. Почему он, боясь смерти», и согласился служить Пугачеву⁴⁰. Но, как уже говорилось, большинство очевидцев присоединения башкирского отряда к повстанцам отмечали добровольность-этого перехода. И надо полагать, что Пугачев, видевший в казаках и башкирах наиболее боеспособную часть своего войска, был рад приходу башкирской конницы. Поэтому его обращение к вновьприбывшим не могло строиться на угрозах и принуждении. Обычно, как вспоминали на допросах башкиры, Пугачев «объявлял им: о себе и уверял, что он — подлинно пропалой государь; притом увещевал, чтоб они служили ему верно, обещая за то учинить их вольными по примеру преждних времян, как они при императоре Петре Первом находились, а сверх того, и жалованьем, в доказательство чего по одному рублю каждому человеку и дать велел»⁴¹. Став повстанцами, башкиры участвовали во всех операциях Главного войска, снабжали Бердский лагерь продовольствием, лошадьми, фуражем, несли сторожевую службу на дорогах, перехватывая правительственную почту и наблюдая за передвижением: карательных отрядов. С указами Е.И. Пугачева и Кинзи Арсланова, полученными в Берде, они разъезжали по деревням Уфимского, Кунгурского, Казанского и других уездов, призывая народ к восстанию, создавая там местные повстанческие отряды.

Назвать точное число башкир, находившихся в лагере Пугачева ко времени прихода туда Салавата Юлаева невозможно, ибо списков башкир-повстанцев не сохранилось. Источники называют разные цифры: оренбургский губернатор сообщал в ноябре Военной коллегии, Сенату, уфимскому воеводе, что к Пугачеву «пристали... тысяч до пяти» башкир;⁴² столько же названо их и в показании Зарубина;⁴³ Пугачев во время первого допроса 16 сентября 1774 г. привел явно преувеличенные данные, утверждая, что в октябре у него было 27 тыс. башкир⁴⁴. В показании И.А. Творогова говорится о двух тысячах башкир⁴⁵. К началу ноября количество башкир в Главном войске Пугачева, видимо, не превышало пяти тысяч.

Новое пополнение повстанческого войска сразу получило возможность проявить себя в боевом деле. На утро 14 ноября Рейнсдорп назначил вылазку гарнизона из города для внезапного нападения на лагерь повстанцев. Но пугачевцы были готовы к встрече с противником. Навстречу двигавшемуся к Берде оренбургскому корпусу из 2400 чел. с 22 орудиями Пугачев послал численно превосходящий отряд с большим количеством пушек. Ядром Главного повстанческого войска была конница, состоявшая в основном из казаков и башкир. В исходе сражения 14 ноября пугачевской коннице принадлежала решающая роль. Более двух часов не прекращалась пушечная и ружейная перестрелка. Но поскольку, сообщал Военной коллегии в свое оправдание губернатор, пугачевцы, «все будучи против здешних доброконными, и обыкновенно разъезжают разсеянно, отдаляясь от картечнаго и ружейнаго выстрелов, производили единственно из многочисленных орудий пальбу, то совершенного успеха над ними и одержать было не можно, а принуждено, при наступлении ночи, зделав пехотою баталион-каре, в город возвратиться»⁴⁶. Конница повстанцев преследовала отступающих до самых городских ворот. Для прикрытия своей пехоты Рейнсдорп вынужден был выслать еще один конный отряд. У стен крепости, как записал наблюдавший за ходом сражения с городского вала директор Оренбургской соляной конторы П.И. Рычков, «от стремившихся к городу злодеев и сделалась с ними ружейная перестрелка и ручной бой копьями»⁴⁷. Ворваться в город повстанцам не удалось. Понеся значительные потери, оренбургский корпус скрылся за городскими воротами. О результатах этого сражения Пугачев на допросе в Яицком городке с гордостью сказал: 14 ноября «бригадир Корф учинил выласку, подошел блиско Берды и начал палить ис пушак. А как я против ево вышел и розделил свою толпу на две части, таким образом зделал на Корфа удар, побил несколько у него людей и принудил ево убираться в крепость»⁴⁸.

Можно с уверенностью сказать, что именно в этом сражении впервые отличился тогда еще мало кому известный башкир Салават Юлаев. Дело в том, что Салават был под Оренбургом только до первых дней декабря 1773 г., а с середины того месяца, возвратившись на родину, собирал повстанческий отряд в селениях северовосточной Башкирии. Из журнала Рейнсдорпа, содержащего ежедневную хронику событий осады Оренбурга, и записок свидетелей осады П.И. Рычкова и священника И. Осипова видно, что за все время пребывания Салавата в Берде одно из самых «сильных» сражений пугачевцев с войсками оренбургского гарнизона происходило 14 ноября 1773 г. В последующие дни, вплоть до 7 декабря, крупных сражений не было. Шла перестрелка, возникали отдельные стычки между небольшими отрядами. Так, 20 ноября была перестрелка с высланными из города яицкими казаками (было сделано всего лишь 4 пушечных выстрела, в то время как 14 ноября только с городовых стен Оренбурга выстрелили 473 раза)⁴⁹. 26 ноября, разведав, что значительная часть повстанцев во главе с Пугачевым ушла к Верхне-Озерной крепости, Рейнсдорп решил попытаться нанести новый удар повстанцам. Был выслан корпус из тысячи человек с 8 пушками, но как и ранее, под натиском повстанцев, он быстро отступил⁵⁰. В последний день месяца у стен города, куда подъехал отряд пугачевцев с требованием выслать из города представителей для переговоров, разыгрался бой, длившийся с 2 до 5 часов. Губернатор выслал на поле боя всю имевшуюся у него конницу. Повстанческий отряд почти сплошь состоял из башкир, что и отметил Рычков: «особливое примечание было сего числа то, что между всеми злодеями, на сражение выезжавшими, яицких казаков было весьма мало, а наибольшая-де часть состояла из башкирцев, да и раненые из городской высылки люди и лошади ранены были стрелами, которых, кроме башкирцев, у злодеев никто не имеет». Рычков, описывая сражение, отметил, что сначала шла пушечная перестрелка сторон, а затем они сблизились и начался «ручной бой», длившийся несколько часов, после чего оренбургская команда вернулась в город, а пугачевцы, не сумев развить успех «принуждены были отдалиться» в свой лагерь к Сыртам⁵¹.

В рядах пугачевской конницы Салават Юлаев мог участвовать во всех названных боях. Но показать свое воинское мастерство так, чтобы отличить себя в глазах своих боевых товарищей и быть отмеченным предводителем повстанцев, он мог, на наш взгляд, прежде всего в сражении 14 ноября. Важно отметить то, что всего за три недели пребывания Салавата в Берде Пугачев смог узнать способности молодого воина. Пугачев высоко оценил боевую доблесть Салавата Юлаева, произведя его в чин полковника. Известно, что звание полковника Пугачев жаловал только тем повстанцам, кто отличался в боях или в других делах, кто сам набирал повстанцев и формировал из них полки⁵². Указание Салавата на то, что предводитель восстания назначил его полковником «по прозьбе... бывших в ево команде башкирцов», можно рассматривать, как намерение прикрыть истинную причину этого назначения, которая заключалась в отличном поведении Салавата в боях под Оренбургом. Даже самая лестная характеристика, данная всеми 95 башкирами его команды, не могла бы служить основанием для присвоения столь высокого звания.

Тактическим ходом, также рассчитанным на обман следователей, был специально придуманный Салаватом рассказ о том, как он пытался будто бы перебежать из лагеря повстанцев. Во время приступа к Оренбургу он, якобы, «не хотя у злодея быть, отделясь от его толпы, побежал к городу, к верным войскам», но был настигнут яицкими казаками, которые хотели его убить за побег; спасли его подоспевшие к ним башкиры. Потом, дескать, привели Салавата к Пугачеву, «которой его уговаривал, чтоб он служил ему верно и не бегал, а естли побежит, то, конечно, живота лишен будет»⁵³. Не было случая, чтобы Пугачев уговаривал перебежчиков и изменников, за одного из которых неуклюже пытался выдать себя Салават. Раны, полученные Салаватом (в щеку и в руку, «кололи его и в спину, но только, по бывшим тогда на нем калчугам, большаго вреда и ран ему не зделали»⁵⁴), были нанесены ему не казаками-повстанцами, как объяснял он, а, наверняка, казаками из оренбургского корпуса в одном из ноябрьских боев. А то, что ранение не было вымышленным, подтверждает описание примет Салавата, составленное 2 октября 1775 г. Уфимской провинциальной канцелярией. В ней говорится, что на левой щеке имеется рубец⁵⁵. Значит, рана была серьезной, если и спустя два года был сильно заметен оставленный ею след. Ранением объяснил Салават и разрешение Пугачева уехать для выздоровления домой.

На этом закончился первый этап повстанческой деятельности Салавата Юлаева. Во время сражений против оренбургских войск он продемонстрировал такое умение и мужество, что Пугачев решил девятнадцатилетнего Салавата сделать своим эмиссаром, поручив самому молодому своему полковнику формирование отрядов в далеких от центра восстания волостях Сибирской дороги. Но в Бердском лагере Салават не только проявил свои боевые способности, он приобрел опыт, сопутствующий ему в последующей деятельности. Сама обстановка в многолюдном и многонациональном повстанческом лагере, та социальная среда, с которой ему пришлось непосредственно действовать в течение трех недель, общение с крупными деятелями народного движения, оказали решающее воздействие на формирование сознания Салавата, характера и направленности всех его поступков. Из Берды уезжал один за самых надежных соратников предводителя Крестьянской войны.

В конце декабря 1773 г. Салават Юлаев приступил к выполнению задания Пугачева по формированию отряда из жителей Сибирской дороги, чтобы повести его на помощь отрядам, действовавшим в Красноуфимско-Кунгурском районе. В это время вся Оренбургская губерния и прилегающие к ней уезды соседних Казанской и Сибирской губерний были охвачены восстанием. Характеризуя обстановку, сложившуюся в конце 1773 г. в Прикамье и на Урале, новый командующий правительственными войсками генерал А.И. Бибиков доносил Сенату 5 января 1774 г., что «от башкирской стороны получаются ежедневные известия» о захвате пугачевцами селений и заводов, причем «чернь от страху злодеям не противится, а иногда и добровольно к ним навстречу посылает. От таких замешательств с Кунгуром, следовательно, и с Екатеринбургом пресеклася комуникация»⁵⁶. Показание Салавата Юлаева на допросе в Москве освещает положение на северо-востоке Башкирии накануне его приезда. Он рассказал, что в тех местах в декабре месяце действовал пугачевский полковник Иван Грязнов⁵⁷, собиравший отряды из заводских крестьян и башкир. Большую часть этих отрядов Грязнов «отправил к называемому тогда графом Чернышевым яицкому казаку под Уфу», а с оставшимися повстанцами направился «под Исецк»⁵⁸. Известно, что имя графа Чернышева носил атаман повстанцев И.Н. Зарубин, но Салават не называет его настоящую фамилию. Салават сообщил известные факты об отправлении Грязновым под Уфу боеприпасов («порох и свинец»). Попыткой скрыть свою собственную деятельность по формированию повстанческого отряда вызвано утверждение Салавата о том, что до его возвращения на родину Грязнов «всех башкирцов забрал в свою команду силою»⁵⁹. На самом деле, Грязнов не мог сразу забрать «всех» башкир⁶⁰. Рассказывая о Грязнове, Салават привел сведения о башкирах, оказавших сопротивление пугачевскому полковнику. Ими были не рядовые башкиры, а сотники, лица, достигшие определенного положения в низовом административном аппарате и не желавшие воевать против законных властей. Грязнов сурово расправился с ними. Сотник Колда Девлетов был повешен, у другого сотника, сбежавшего от пугачевцев, было захвачено все имущество. Приведенные Салаватом факты ценны и тем, что отображают начавшееся уже в первый период Крестьянской войны размежевание сил внутри башкирского общества, когда часть старшинской верхушки и местные богатеи не поддержали выступление рядовых башкир-общинников.

В довершение картины действий Грязнова на Сибирской дороге Салават сообщил, что в этой обстановке отец его, «устрашась» пугачевцев, также, будто бы оказался среди беглецов⁶¹. Тем самым Салават хотел обеспечить алиби Юлаю Азналину, который со своей стороны умолчал на допросах об участии в восстании до мая 1774 г. Однако, даже частично сохранившиеся повстанческие документы и переписка местной администрации свидетельствуют о том, что уже в декабре 1773 г. Юлай был среди тех, которые предводительствовали повстанческим движением в этой части Башкирии. Так, 18 декабря крестьяне Саткинского завода направили к Юлаю выборных с «объявлением, что саткинские жители [не] против его величества и усердственное повиновение приносят». Они просили Юлая допустить своих посланцев «до его величества» для получения охранного указа, а «Саткинской завод от разъезжающих грабительских воровских партей защитить»⁶². Стало быть, Юлай играл значительную роль в координации повстанческого движения и был большим авторитетом для местных жителей. Это подчеркивается и формулой обращения к нему: «почтенному от его величества». Более того, эти слова отражают регулярную связь Юлая со ставкой Пугачева. Воевода Исетской провинции А.П. Веревкин, сообщая в Сенат о перехвате этого рапорта заводских крестьян писал, что выборных «послали к стоящему под Уфою Пугачева команды полковнику Юлаю»⁶³. Нет повода сомневаться в достоверности сведений воеводы, полученных им от приказчика Саткинского завода С.Ф. Моисеева⁶⁴. Таким образом, в середине декабря 1773 г. Юлай Азналин имел чин полковника, полученный от предводителя повстанцев (он мог быть удостоин этого звания за сформирование отряда из 500 чел.), участвовал в осаде Уфы, поддерживал порядок на заводах и в селениях крупного повстанческого района.

В ходе следствия Салавату не удалось отстоять свое утверждение, впервые высказанное им на московском допросе, о непричастности к формированию пугачевских отрядов в декабре 1773 г. Показания ряда повстанцев и свидетелей обвинения говорят о том, что именно он, Салават, был одним из зачинателей повстанческого движения на Сибирской дороге. Эта его деятельность разворачивалась весьма успешно. Разъезжая по селениям, он объявлял указ Пугачева о пожаловании его, Салавата, чином полковника,⁶⁵ а затем зачитывал манифест «Петра III» — Пугачева. В памяти повстанцев запечатлелось, что манифест этот провозглашал «всем всякую вольность» и содержал предписание о ликвидации старой администрации, всех «вышних и нижних начальников».⁶⁶ В отдаленные волости гонцы повезли приказы Салавата к волостным старшинам наряжать команды «на службу Петру III»⁶⁷. В считанные дни к Салавату приехало несколько сотен башкир, мишар, чуваш, марийцев. Но ему пришлось встретить и сопротивление со стороны некоторых башкир. Широкую известность, как это выяснилось в ходе следствия, получило вооруженное столкновение повстанцев с братьями Мухамметькильдой, Якшимбетем и Сюярымбетем Аптраковыми из д. Юлаево Шайтан-Кудейской вол., которые «от сообщения с ним, Салаватом, отказались»⁶⁸. В первой главе работы говорилось, что братья погибли в загоревшейся во время перестрелки избе. Возможно, что повстанцы, как о том пошли устрашающие слухи по деревням Сибирской дороги, сознательно подожгли избу, поскольку пугачевские манифесты, сообщая о пожалованиях за верную службу, грозили казнью всем противникам восстания. Салават последовательно проводил эту линию, рассылая по всей Башкирии «письма, устращивая, что естли кто другие таковые же неповиновении ему, Салавату, будут чинить, таковыя таким же образом, как и оные три брата, истребятся»⁶⁹.

О сложной обстановке на Сибирской дороге свидетельствует и отношение к Крестьянской войне со стороны старшин Сибирской дороги. Из 19 старшин (14 башкирских, 2 мишарских, 3 ясачных татар и марийцев) явились к Салавату семеро: Яун Чювашев, Субхангул Килтяков, Ильчигул Иткулов, Умютей Уразембетев, Алагузя Бакынов, Сулейман Кусекеев, Каникей Яшпохтин. Трое, активно участвуя в повстанческом движении (Юлай Азналин, Таиш Ченыкаев и Мендиар Аркаев), по разным причинам не смогли сами возглавить команды и послали их со своими помощниками. Еще трое стали ярыми противниками восстания. Это уже упомянутые ранее башкирский старшина Кулый Балтачев, вожак карательного отряда из башкир и мишар мишарский старшина Салтанмрат Янышев, башкирский старшина Халиль Якупов (казненный позднее в Чесноковском лагере). Остальные шестеро старшин, хотя по ведомости Уфимской провинциальной канцелярии и значились «причастными к ныне минувшему бунту», однако, судя по сохранившимся документам, не проявили большой активности на первом этапе повстанческого движения⁷⁰. Именно о таких старшинах, которых было немало в других частях Башкирии, писал 9 января 1774 г. в Петербург генерал А.И. Бибиков: многие башкирские старшины «отнюдь сему неустройству несогласны, но силою и страхом смерти от прельщенных злодеями понуждаются»⁷¹.

Все же статистика говорит о том, что большинство старшин Сибирской дороги (16 из 19) в большей или меньшей степени участвовали в Пугачевском движении. Здесь, как и в целом по Башкирии, это было вызвано недовольством старшинской верхушки политикой правительства, ведущей к постепенному лишению их старинных прав и привилегий. Проведенная властями отмена выборности старшин, утвердившаяся практика назначения старшин губернатором, полное их подчинение губернским и провинциальным канцеляриям с одновременной ликвидацией права наследования старшинской должности — все это вело к тому, что старшины превратились в низшее звено административного управления. Причинами поддержки многими старшинами Пугачевского восстания было также и отчуждение земельных, лесных, пастбищных угодий под крепости, заводы и поселения служилых людей и заводских крестьян, что не могло не сказаться на их имущественном положении. Вызывало недовольство и притеснения мусульманской церкви. Нельзя, однако, говорить о полном единодушии в требованиях и чаяниях старшин и рядовых общинников. Старшины стремились к большей власти в своих волостях для дальнейшего обогащения.

Среди старшинской верхушки в Башкирии (волостные старшины, их помощники, сотники, походные старшины, походные сотники, писари и др.) выявилось три группы, стоявших на различных позициях по отношению к повстанческому движению. Первую составляли те, кто с самого начала и до конца восстания сохраняли ему верность. Ко второй численно небольшой группе относились старшины, сохранившие верность правительству. Основная часть старшинской верхушки входила в третью группу. Ее участие в восстании определялось конкретной обстановкой в тот или иной период движения. Примкнув к повстанцам, или, по крайней мере, не выражая противодействия им на первом этапе войны в условиях успехов восставших, эта группа старшин по мере наступления карательных войск торопилась отойти от восстания. Одни из них занимали нейтральную позицию, другие помогали царским властям в подавлении Крестьянской войны⁷². Манифесты Пугачева и воззвания его ближайших сподвижников Кинзи Арсланова, Салавата Юлаева и других подняли на восстание трудовое население Сибирской дороги. В ноябре-декабре 1773 г. башкиры посылали свою конницу в Бердский и Чесноковский повстанческие лагеря, под Челябинск. В декабре новый отряд из 800 чел. под предводительством Салавата направлялся к Красноуфимску и Кунгуру. Можно предположить, что еще один сформированный им отряд Салават отправил к атаману Зарубину под Уфу. В следственном деле имеется выписка из показаний захваченного в сражении под Уфой 14 января 1774 г. татарина Минмегула Минеева из команды старшины Сибирской дороги Каникея Яшпохтина. На допросе в Уфимской провинциальной канцелярии Минмегул показал, «что Салават Юлаев самим самозванцом произведен полковником и послан для взятья Красноуфимска»⁷³. С Салаватом ушел и старшина допрашиваемого — Каникей. Создание отрядов в северо-восточной Башкирии было первым и крупным делом Салавата, выдвинувшем его в ряды выдающихся сподвижников Пугачева.

Перед Салаватом стояла ответственная задача по овладению Красноуфимском с последующим выходом к центру Пермской провинции городу Кунгуру. Предводители повстанцев в Берде и Чесноковке правильно оценивали стратегическое значение этого района. Присоединение Пермского края и взятие Кунгура создали бы благоприятные условия для похода восставших на Казань, открывали путь к Екатеринбургу и далее в Зауралье и Западную Сибирь. В декабре 1773 г. повстанцы приступили к выполнению намеченной задачи, стремясь вовлечь в восстание 40-тысячное население Пермской провинции. В Осинскую дворцовую волость вступил отряд полковника Абдея Абдуллова, башкира из близлежащей Гайнинской вол. Осинской дороги⁷⁴. Одновременно с ним на территории Прикамья развернули свою деятельность отряды башкир под предводительством Батыркая Иткинина, Адыла Ашменева, Сайфуллы Сайдашева, побывавших до того в ставке атамана И.Н. Зарубина под Уфой и удостоенных там званий старшин⁷⁵. Зарубин послал под Кунгур и повстанческого бригадира табынского казака И.С. Кузнецова. Из Берды под Кунгур был послан пугачевский полковник Канзафар Усаев⁷⁶, а затем Салават Юлаев. Приведенные факты говорят о большом внимании, которое уделялось предводителями Крестьянской войны развитию движения в этом районе.

В русских деревнях агитаторы из башкир-повстанцев объявляли крестьянам: «Что-де от государя будет им от государственных зборов облехчение и будет всем вольность»⁷⁷. Такого рода «обольщения», а также распространение известий о боевых успехах повстанцев способствовали вовлечению в восстание русских и нерусских крестьян Пермской провинции. 8 января казанский губернатор сообщил Сенату, что в Прикамье действия башкир «столь много усилились», что уже и вся прочая «чернь», поддавшись «обольщениям», повсюду «их приемлют и даже до того, что везде по 2 и по 3 башкирца, имеющие способности, по жительствам ездиют, а далее русских мужиков таким же количеством посылают и народ обольщают, чрез то так преуспели, что уже по сю сторону реки Вятки разъезды и разглашения производют»⁷⁸. В декабре повстанческие отряды вступили в пригородки Осу и Сарапул, центры двух обширных волостей⁷⁹. К началу января в Прикамье действовали отряды, состоящие из 3 тысяч вооруженных повстанцев⁸⁰. Их главной задачей был захват административного центра края — Кунгура.

Борьба за Кунгур развернулась в январе 1774 г. С 4 по 10 января город держали в осаде отряды Батыркая Иткинина и Канзафара Усаева. Трижды они пытались ворваться в город, но неудачи заставили отступить от города. На некоторое время повстанцы отошли к Осе, Красноуфимску, в деревни Гайнинской волости.

Красноуфимская крепость, основанная в 1735 г., находилась на границе Уфимской и Пермской провинций, в административном отношении подчиняясь Уфимской провинциальной канцелярии. До января 1774 г. красноуфимские казаки занимали выжидательную позицию. Комендант и воевода крепости Н.А. Бахматов, есаул Г.А. Овчинников, исполняющий обязанности атамана, другие представители властей и духовенства, часть зажиточных казаков пытались удерживать рядовых казаков в повиновении. На общем кругу зачитывали противопугачевские манифесты Екатерины II и увещевания епископа. Казаков запугивали и разорением, которое принесут им башкиры⁸¹. Но как только в крепости стало известно о приближении башкирского повстанческого отряда во главе с Салаватом Юлаевым, для встречи его по требованию всех казаков была выслана делегация.

Во время допроса в Москве Салават утверждал, что его заставили прибыть к Красноуфимску пугачевские полковники Субхангул Килтяков и Бахтияр Канкаев. (Эта позиция Салавата подробно рассмотрена в предыдущей главе работы). Позднее, в Уфе, он вынужден был сознаться, что выступил со своим отрядом к Красноуфимску, выполняя поручение Пугачева⁸².

При подходе к Красноуфимску Салават послал к крепости авангардную группу во главе с башкирским старшиной Кущинской вол. Ильчигулом Иткуловым. Он и вступил в переговоры с красноуфимцами, завершившиеся тем, что 9 января казаки вышли к повстанцам «с казачьим знаменем, верстах в двух встретили и без всякого супротивления в крепость пустили»⁸³. Через три дня в торжественной обстановке в Красноуфимск вступил со своим отрядом Салават Юлаев⁸⁴. Как писал об этом позднее сам Салават, все красноуфимские «граждане с немалым к отечеству увеселением учинили армии всей идущей встречу, и наперед верноподданически прислали всее артилерии казаков с огненным оружием, и по встрече приклонили знамена, и по входе в самой город была для здравия его императорскаго величества ис пушек пальба»⁸⁵.

Салават всего три-четыре дня (с 12 по 15 января) пробыл со своим отрядом в Красноуфимске. Местные казаки с большим доверием отнеслись к башкирам-повстанцам и их предводителю. Как и в других местах, действия салаватовцев были поддержаны местным населением. В день приезда Салавата в крепость казаки пришли к нему с «многими» жалобами на исполняющего должность атамана Г.А. Овчинникова и других старшин. Ответом были указ Салавата от 13 января 1774 г. об определении в атаманы красноуфимских казаков-повстанцев М.И. Попова (Иванова), в есаулы — М.Д. Чигвинцева и наставление им об управлении крепостью и ее округой⁸⁶. Были отрешены от власти и посажены под домашний арест комендант Н.А. Бахматов, комиссар Д. Попов, вахмистр Я.Г. Савинов, уволен в отставку Г.А. Овчинников (они избежали суровой расправы лишь благодаря тому, что не решились открыто выступить против воли большинства казаков и даже вынуждены были участвовать во встрече башкирского отряда). Орган казачьего управления — Красноуфимская станичная изба — стал единоличным органом новой власти в крепости. Во главе ее находился выбранный казаками («по согласию казачьему») и утвержденный Салаватом, девятнадцатилетний Макар Попов (Иванов). В помощники к нему был определен имеющий около двадцати лет казачьей службы сотник М.Д. Чигвинцев. В указе и наставлении был обозначен круг деятельности новых властей в области управления, охраны порядка и др. Указ Салавата предусматривал широкое участие населения в управлении через казачьи сходы и их постановления. Документ четко фиксировал взаимную ответственность, взаимный контроль властей и граждан освобожденной крепости: «...по городу приказы от них, Иванова [Попова] и Чигвинцова, определенным, кого они наилутче выберут, принимать, им наставлении давать, в чем во всем безпрекословно, и ослушности им не иметь, и повиноваться под опасением за неисполнение тяжчайшаго штрафа», атаману и есаулу «со здешними гражданами поступать добропорядочно: побор, притеснений и налог ни под каким видом никому не чинить, ко всяткам не касаться»⁸⁷. Документы достаточно подробно излагают основные функции новой администрации. Во главу угла ставятся цели восстания, и народной власти вменяется в обязанность «до последней капли крови охранить и оборонять» вновь установленный порядок. В тесной связи с этой главной задачей были сформулированы прочие военные и военно-организационные поручения: новым властям предписывалось продолжать комплектование казачьих подразделений к походу, держать команду в боевой готовности, заботиться об отставных казаках. Помимо того Салават поручал атаману ведение списков личного состава казачьей команды, составление сводок о пополнении отряда добровольцами. Все это должно было способствовать установлению порядка и дисциплины в крепости и ее гарнизоне. Этому же служило запрещение выдавать всем желающим отпускные билеты для проезда к Пугачеву и Зарубину. Правом предоставления таких разрешений пользовался только сам Салават. Он был уполномочен разрешать на месте все возникающие дела, чтобы, во-первых, не затруднять разбором местных прошений Военную коллегию и Чесноковскую повстанческую канцелярию, а, во-вторых, оперативнее разбирать обращения красноуфимцев. Установленный Салаватом порядок соответствовал духу распоряжений повстанческой Военной коллегии. Известен, например, указ Военной коллегии красноуфимскому есаулу М.Д. Чигвинцеву, предписывающий о важнейших делах информировать как саму коллегию, так и командиров ближайших отрядов, чтобы последние имели возможность оперативнее рассматривать эти дела и принимать по ним решения.⁸⁸ В своем наставлении Салават особо подчеркнул необходимость следить за действиями отрешенного от власти коменданта и его сообщниками и немедленно отобрать у них уже выданную подорожную. Бахматов, конечно, не стремился под Уфу или Оренбург, пропускной билет ему был нужен для того, чтобы перебежать «к главной команде»⁸⁹.

Особые разделы наставления составляют предписания о сохранении и пополнении казны: разумное расходование денежных сумм, учет общественных доходов и расходов, контроль за торговлей солью и вином, выплата жалованья и квартирных служащим и т. п. Отправляясь в поход к Кунгуру, Салават принял все меры к тому, чтобы оставить за собой крепкий и надежный тыл. И как подтверждает сохранившееся делопроизводство Красноуфимской станичной избы за январь—февраль 1774 г. (около 60 документов), вся ее деятельность строилась в соответствии с наставлениями Салавата и указами Военной коллегии⁹⁰. Красноуфимская станичная изба просуществовала всего лишь около полутора месяцев, но и за это короткое время смогла внести заметное начало организации в повстанческое движение, чему в немалой степени способствовала энергичная деятельность Салавата Юлаева, других предводителей повстанцев и их помощников из среды красноуфимских казаков.

Об этой стороне своей деятельности в Красноуфимске Салават даже не обмолвился во время допросов. Но в ответ на предъявленные ему следователями показания повстанцев В. Протопопова, Ракая Галеева и других Салават вынужден был подтвердить названные теми факты и на первом допросе в Уфе сказал, что он, в частности, участвовал в отправлении денежной казны «до двух тысяч рублев» к Пугачеву, а при выступлении к Кунгуру забрал из крепости пушки и порох⁹¹.

15 января 1774 г. отряд Салавата, пополненный красноуфимцами, захватив из крепости 10 пуд. пороха, 4 пушки, к которым были приставлены 24 канонера и их ученики, направился к Кунгуру. Вскоре к Салавату присоединились отряды Канзафара Усаева и атамана И.Г. Васева, крестьянина с. Алтынного Кунгурского уезда. По пути в Кунгур в «армию его императорского величества», возглавляемую Салаватом Юлаевым, шли местные крестьяне и казаки, с заводов везли пушки и боеприпасы⁹². К 19 января войско Салавата насчитывало несколько тысяч бойцов. Полковнику из башкир вверяли свои судьбы казаки, приписные крестьяне казенных и частных заводов, дворцовые и экономические крестьяне, пахотные солдаты, татары и тулвенские башкиры.

Свои действия под Кунгуром Салават начал так же, как Пугачев под Оренбургом, Зарубин под Уфой, Батыркай Иткинин под Кунгуром, — с попыток привлечения жителей на свою сторону мирным путем. 19 января Салават отправил в Кунгур манифест Е.И. Пугачева от 2 декабря 1773 г. и увещевание о добровольной сдаче города⁹³. От имени предводителей повстанческих отрядов, осадивших Кунгур, Салават призывал кунгурцев встретить пугачевцев так, как и в Красноуфимске, со знаменами, выдать артиллерию, порох и «мелкое оружие» с тем, чтобы не довести жителей до «раззорения и против сильно идущей армии кровопролития»⁹⁴. Кунгурские власти скрыли содержание этого документа от горожан и оставили обращение без ответа. В тот же день под Кунгур прибыл повстанческий бригадир И.С. Кузнецов⁹⁵, которому И.Н. Зарубин поручил объединить под своим командованием действовавшие в Прикамье отряды и взять Кунгур, а также на месте разрешить возникающие конфликты между русским населением и повстанцами из нерусских народов. Встреча Салавата с И.С. Кузнецовым произошла в нескольких верстах от Кунгура в с. Старый Посад (Троицкое)⁹⁶. Узнав, что ответа на обращение Салавата из Кунгура не получено, Кузнецов предложил снова обратиться туда с воззванием. Теперь повстанцы решили написать к властям Кунгура, которые держали жителей города в страхе и повиновении⁹⁷. В воззвании от 20 января 1774 г. Кузнецов и Салават заверяли, что как «россияны, так и иноверныя» имеют «отменные мысли» и твердо будут исполнять приказ «государя.., дабы при взятие городов и приклонившихся к полной власти его величества от идущих армией никакого жителям притеснения... не чинили». Кузнецов и Салават писали, что ведут решительную борьбу с «предобижениями» русских крестьян от своевольства «азиатских народов», о наказаниях за вероотступничество и неуважительное отношение к православной церкви. Для деморализации кунгурских властей и склонения их к капитуляции, намеренно преувеличивались успехи и численность повстанческого войска⁹⁸.

Одним из наиболее интересных положений в содержании воззвания от 20 января является шестой пункт послания, обвинявший кунгурские власти в несоблюдении правил ведения переговоров. Считая себя равноправной стороной, предводители повстанцев с возмущением писали о нарушении неприкосновенности «посланцев» «армии всероссийского государя», которых кунгурские власти вероломно захватили в плен и бросили в тюрьму⁹⁹. По издревле существовавшим законам «Первый наш император и все монархи или, паче сказать, всякое державство посылают... друг ко другу посланников», — вразумляли они кунгурскую администрацию, и никакой «владетель или город» не в праве их задерживать¹⁰⁰.

Следователи не приобщили этот документ к делу Салавата. А Салават не стал упоминать на допросе ни об этом, ни о других своих увещеваниях в осажденный Кунгур. Рассказывая о военных действиях под Кунгуром, он отметил лишь, что повстанческое войско насчитывало до 4 тыс. человек¹⁰¹. С ним «ходили на приступ к городу Кунгуру, и чиня оной, стреляли ис пушек и ружей, но только взять того города не могли»¹⁰². Это верное, но краткое свидетельство может быть дополнено следственными показаниями соратников Салавата и данными, содержащимися в ряде повстанческих документов и в переписке кунгурской администрации.

Ожидая капитуляции Кунгура, Салават, Кузнецов и другие атаманы продолжали пополнять свое войско. По заданию Кузнецова и Салавата набор «казатского российскаго войска» вели атаман юговских заводских крестьян Г.Т. Ситников, Красноуфимская станичная изба и другие власти¹⁰³. Широкая агитационная работа проводилась в русских деревнях. Известно, например, что в с. Старый Посад (Троицкое), где находилась штаб-квартира Салавата, повстанцы (возможно, что и сам Салават) «разглашали» крестьянам, что новоявленный «Петр Третий» (Пугачев) ходил «по своему государству и разведывал тайно обиды и отягощения крестьянства от бояр и заводчиков, и еще было-де хотел три года о себе не дать знать, что жив, но не мог претерпеть народного раззрения и тягости и принужден себя объявить»¹⁰⁴.

Особое внимание уделялось заводскому населению Прикамья. Значительную роль в развертывании повстанческого движения в декабре 1773 и январе 1774 г. сыграло, как известно, присоединение в это время к восстанию заводского населения 44 уральских заводов. В их числе было 10 заводов Пермского горного начальства. Продвигаясь к Кунгуру, пугачевцы использовали эти заводы для пополнения своих отрядов людьми, оружием, продовольствием¹⁰⁵. На пути Салавата из Красноуфимска к центру Пермской провинции стоял один из старейших на Урале заводов — Суксунский железопередельный и медеплавильный завод, принадлежавший А.Г. Демидову. Важнейшие сведения о действии повстанцев на этом заводе содержит донесение Пермского горного начальства в Берг-коллегию от 23 июня 1774 г.¹⁰⁶ Документ называет 66 фамилий сподвижников Салавата Юлаева, с которыми он был на заводе. Первыми значатся посланные Е.И. Пугачевым и И.Н. Зарубиным из Башкирии в Кунгурский уезд повстанческий полковник из башкир Иван Коштанов (Каштанов), И.С. Кузнецов, Канзафар Усаев, повстанческий подполковник татарин Смагул Смаилов и сам Салават «с протчими башкирцы». Далее следуют имена 9 татар «з детьми» и «з братьями» из деревень Карьевской, Сылвенской и Верхней Пренской четвертей Кунгурского уезда и 53 приписных к заводу крестьян. Первый повстанческий отряд вступил на завод 31 декабря, Салават был там во второй половине января 1774 г. Заводские крестьяне добровольно присягнули на верность «Петру III» — Пугачеву. И судя по приложенной к донесению описи¹⁰⁷, суксунские заводские крестьяне вместе с прибывшим повстанческим отрядом в первую очередь разгромили заводскую контору. Как и на подавляющем большинстве заводов, были уничтожены конторские дела с кабально-долговыми документами и правительственными бумагами. На заводе работало 1033 приписных крестьянина (мужского пола) и 690 крепостных крестьян (мужского пола), страдавших, как и все уральские заводские люди, от крепостнических условий труда, натурально-денежных повинностей, жестокого режима жизни, произвола и физических истязаний¹⁰⁸. И ликвидация конторских книг рассматривалась крестьянами как освобождение от тягчайших повинностей. Из заводской конторы повстанцы конфисковали наличные деньги (5 тысяч руб.). Для нужд повстанцев были взяты инструменты и разный инвентарь на латунной, плющильной, штыковой, колокольной, слесарной, меховой фабриках, в плотничьей и токарной мастерских. Из «припасного амбара» они реквизировали продовольствие и фураж. Повстанцы разгромили «господские дома», захватили имущество приказчиков и надзирателя. Но ни один крестьянский двор, ни один дом мастеровых не был тронут. Народный гнев был направлен против заводчиков и администрации. Все названные мероприятия, совершенные совместно пугачевскими «казаками» из башкир, русских, татар и мишар и суксунскими заводскими крестьянами, достаточно ярко свидетельствуют об общности их социальных интересов.

Приписные к заводу крестьяне во главе с жителем села Введенского (Суксунского) Агеем Микулиным обращались к Салавату и другим повстанческим предводителям, «чтобы они приказали при том Суксунском заводе все заводское строение и фабрики выжечь»¹⁰⁹. Однако в первый период Крестьянской войны, когда заводы способствовали укреплению социальной и материальной базы восставших, Пугачев и его Военная коллегия рассчитывали наладить на заводах производство боевого снаряжения, и повстанческие власти избегали тогда разрушения промышленных зданий и оборудования. Суксунский завод также был сохранен.

По подсчетам Суксунской заводской конторы (возможно, несколько преувеличенным) на заводе было уничтожено долговых документов, реквизировано различного имущества и продовольственных запасов на сумму в 105 262 руб.¹¹⁰ Часть заводских людей пополнила ряды боевых повстанческих отрядов.

Не дождавшись делегации из Кунгура и решив, что собранных сил достаточно для штурма, предводители повстанцев назначили атаку Кунгура на 23 января. Накануне этого дня Кузнецов взял под свою команду русских крестьян и казаков, всего около тысячи человек, несколько пушек и половину имеющегося пороха. Остальные повстанцы, не менее трех тысяч, были поручены Салавату¹¹¹. Такое разделение командных функций и сил говорит о большом доверии, которое было оказано Кузнецовым молодому башкирскому военачальнику¹¹².

Предводители повстанцев так твердо надеялись на успех, что накануне штурма Салават издал для общего сведения приказ, в котором говорилось: «егда город Кунгур в плен взят будет, тоб, войдя во оной, никого не рубить, а отрепортовать к Петру Третиему императору, ожидать будет о том указу»¹¹³. Штурм Кунгура — одна из ярких страниц Пугачевского движения. С утра до позднего вечера 23 января велся обстрел города. Искусно маневрируя пушками, перевозя их с места на место, повстанцы не без успеха старались создать впечатление полного окружения города¹¹⁴. Пугачевской артиллерии удалось пробить ворота и городовую стену, ядра стали достигать нагорных улиц. Конница наступала на город, растянувшись на целую версту. Один из участников битвы Субхангул Килтяков вспоминал, что башкиры «имели во все стороны во время приступа разъезды, не стоя нимало нигде на одном месте»¹¹⁵. Конные отряды подъезжали к «крайним дворам городоваго жительства и самой Кузнешной улице и по берегу, а притом с другаго краю, от реки Сылвы к кожевенному купца Хлебникова двору делали зажигательство»¹¹⁶. Кунгурские начальники, укрываясь за стенами крепости, не отваживались выслать команду на полевое сражение и сдерживали атаки повстанцев интенсивным пушечным и ружейным огнем. Несмотря на проявленное в ходе штурма мужество, встретив упорное сопротивление оборонявшихся, повстанцы вынуждены были отойти на исходные позиции, расстреляв все свои немногочисленные снаряды и истратив весь порох. Точно объяснил причину военной неудачи чуваш из отряда Салавата Егор Ильин: из-за израсходования пушечных припасов город «взять не могли»¹¹⁷.

24 января отряд Салавата снова пошел на приступ к Кунгуру, но все его атаки были отбиты. Во время перестрелки Салават был тяжело ранен¹¹⁸. В последующие дни Салават и Кузнецов разрабатывали планы нового штурма города¹¹⁹. Но прибытие в Кунгур крупной военной команды секунд-майора Д.О. Гагрина вынудило пугачевцев отложить операцию. К тому же Салават, сдав из-за серьезного ранения командование, вынужден был уехать из-под Кунгура. Кузнецов отправился за помощью в Чесноковку.

Повстанцам не удалось овладеть Кунгуром, как не были взяты ими Оренбург и Уфа. Среди причин, предопределивших такой исход событий, следует назвать слабую обеспеченность восставших артиллерией, ручным огнестрельным оружием и боеприпасами, недостаточную военную подготовку, почти полное отсутствие опыта ведения осадных боев. Значительной помехой служила тактика, рассчитанная на действенность «увещеваний», промедления в подготовке наступления, что давало возможность противнику выигрывать время для мобилизации резервов, укрепления городских оборонительных сооружений, усиления гарнизона за счет подходящих к осажденным городам войск. Сказывались, несомненно, и стихийность, присущая всем крестьянским выступлениям, недостаточная организованность действий восставших¹²⁰. Говоря об этих органических пороках движения, нельзя вместе с тем при характеристике событий под Кунгуром не отметить наличие известных элементов организованности. Так, Кузнецов, находясь под Кунгуром, поддерживал постоянную связь с атаманом Зарубиным¹²¹. Сведений о том — вел ли Салават переписку с повстанческой Военной коллегией или с Зарубиным, отчитываясь перед ними и получая соответствующие наставления, — в архивах не обнаружено. Но о его связях с Чесноковским лагерем говорят отдельные факты, упоминаемые в следственных документах. Красноуфимец В. Протопопов, походный писарь в отрядах Кузнецова и Салавата, на допросе 18 апреля 1774 г. в Уфе утверждал, что Салават отправил конфискованные казенные деньги из Красноуфимска в Чесноковку¹²² (в то время, как Салават говорил, что послал деньги Пугачеву¹²³). Кроме того, из показания крестьянина И. Васильева и донесения командиров повстанческого отряда Салавату в конце марта 1774 г. видно, что Салават производил набор людей для пополнения войска атамана Зарубина¹²⁴.

После отступления из-под Кунгура повстанческие отряды подверглись нападению со стороны карательных команд. Выступившие из Кунгура команды секунд-майора Д.О. Гагрина и подполковника А.В. Папава нанесли поражение повстанцам в бою под селом Ильинским (Ордынским острожком) 30 января 1774 г. В середине февраля каратели развернули наступление на Красноуфимск, обороняемый повстанческими отрядами. В сражении, состоявшемся под Красноуфимском 19 февраля, участвовало до 4 тыс. повстанцев¹²⁵. Сохранилось единственное свидетельство об участии в нем Салавата Юлаева — показание красноуфимского казака К.Д. Чигвинцева. Достоверность рассказа подтверждается тем, что Чигвинцев безотлучно находился в отряде Салавата с середины января до середины марта 1774 г.¹²⁶ Салават, едва оправившись от тяжелого ранения, встал во главе защитников Красноуфимска, получив рапорт М.Д. Чигвинцева с просьбой в «самоскорейшем времени» прибыть с войском для обороны крепости¹²⁷. Понеся большие потери в этих сражениях, потеряв всю артиллерию, повстанцы вынуждены были отступить за р. Уфу. В 40 верстах от Красноуфимска, в д. Бугалыш, располагалась ставка Салавата Юлаева. Заботясь о пополнении своего отряда новыми силами, Салават и его помощники разъезжали по селам и деревням, «записывая в казаки». В конце февраля — начале марта группа повстанцев во главе с Салаватом и атаманом И.Г. Васевым появилась в Сарапульской волости. Об этом рассказал на допросе в Казанской секретной комиссии крепостной крестьянин д. Алведино Ногайской дороги Казанского уезда И. Васильев, бежавший в феврале 1773 г. от своего помещика и живший в Сарапуле¹²⁸. При подходе отряда Салавата к Сарапулу Васильев вместе с другими крестьянами был выслан «для супротивления» повстанцам. Он сообщил, что участвовал в сражении, которое длилось целые сутки, но не указал ни места, ни даты сражения. Из рапортов канцеляриста Сарапульской управительской конторы И. Гурьева генералу А.И. Бибикову и полковнику А.Ф. Обернибесову выясняется, что отряд Гурьева вступал в стычки с повстанцами вблизи Сарапула 21 февраля, 3 и 9 марта. Об одном из этих сражений, скорее всего мартовском, и вспоминал И. Васильев на допросе. Васильев и часть крестьян из отряда Гурьева, захваченных в плен, была отправлена под Уфу к Зарубину, остальные же, видимо, вошли в отряд Салавата Юлаева¹²⁹

12 марта Салават, предводительствуя двухтысячным войском, «без всякого супротивления» со стороны казаков снова вступил в Красноуфимск¹³⁰. Каратели следили за каждым передвижением салаватовцев, разрабатывая планы их разгрома¹³¹. Когда находившийся в Кунгуре подполковник А.В. Папав узнал, что Салават опять овладел Красноуфимском, он немедленно отправился туда с гарнизонной командой и городовым ополчением. 14 марта у Красноуфимска, а 17 марта у д. Бугалыш произошли бои повстанцев с карателями. Следственные материалы по делу Салавата Юлаева только называют эти события. Изучение дополнительных источников позволяет более полно представить себе ход этих боев. Как оказалось, Салават Юлаев через своих разведчиков следил за продвижением карательных команд. А с приближением Папава к Красноуфимску сам выступил навстречу врагу. Трехтысячный отряд Салавата состоял из башкир, русских казаков, татар, мишар, калмыков. Повстанцы атаковали авангардный отряд карателей в 3 верстах от крепости. Под их натиском конница неприятеля отступила, смешав шедшую за ней пехоту. Папав бросил в бой резервные части и приказал открыть пушечную и ружейную стрельбу. Его расчет оказался верным. У салаватовцев не было ни одной пушки и мало ружей. Но Салават пытался использовать свою конницу, направив ее в обход флангов неприятеля и для удара по его тылу. Другая часть отряда Салавата, выбрав удобную позицию: с правой стороны — на горе, а с левой — укрываясь за овинами и сараями, повела «изретка ружейную, — а сильную из луков стрельбу». Затем они собрались вместе и единым фронтом, «заслоня положение Красноуфимска, подвигались на деташамент» Папава. Отступить повстанцев заставила только непрекращающаяся сильная стрельба. Разделившись на мелкие группы, повстанцы начали отход и разъехались по разным дорогам, получив приказ о соединении всех в д. Бугалыш. Из всего отряда Салавата в плен попало только 12 человек, да и то тяжело раненых, из которых 9 вскоре умерли. Среди убитых повстанцев был соратник Салавата полковой-есаул калмык Осман¹³².

Учитывая, что каратели продолжат преследование, Салават готовился к новому бою. Собрав свыше полутора тысяч человек и укрепившись в д. Бугалыш, он ждал подхода карателей. Как писал подполковник Папав, за три версты от деревни он заметил разъезды повстанцев, «поставленныя на горах, отделяющих глубоким рвом, за которой, тож и за высотою тех гор пробратца было к ним неможно»¹³³. Поэтому при подходе карателей к деревне повстанцы уже были готовы к бою. Команда Папава шла к деревне в обход по глубокому снегу, так как повстанцы заблаговременно разломали мост через р. Бугалыш. У дороги в деревню были поставлены 30 возов сена, за которыми повстанцы «большими кучами таились, льстя себя наглым из-за онаго... нападением»¹³⁴. По пехоте противника салаватовцы стреляли из основного своего оружия — луков. Глубокий снег (в пояс) мешал действиям их конницы. Исход боя, как: и под Красноуфимском, был решен пушечной и ружейной стрельбой, открытой карателями¹³⁵. В этих сражениях каратели сделали 87 пушечных выстрелов, 2687 ружейных¹³⁶.

Подробное описание боев против салаватовцев в обстоятельных рапортах Папава, свидетельства захваченных в плен повстанцев, переписка кунгурских властей с Сенатом позволяют выявить высокие военные способности Салавата. Они выражались в умении руководить большими группами повстанцев, верном использовании природных особенностей местности при выборе позиций для сражений, продуманной тактике оборонительного боя. В отряде Салавата была хорошо налаженная разведка и караульная служба. Его конница, меняя тактику по ходу боя, действовала как в рассыпном-строю, так и в атаке лавой. Повстанцы умело действовали из-под укрытий (овины, постройки, возы сена и пр.). И хотя добиться успеха против хорошо вооруженных, прошедших воинскую выучку карателей салаватовцы не могли, но, измотав противника, они отходили в относительном порядке, сберегая силы для новых боев. После сражения 17 марта Салават продолжал пополнение своего отряда, прибегая при этом и к устной агитации, и к мобилизации. Через несколько дней после сражения с Папавом он отдает приказ своему сотнику Илятбаю Илимбаеву о наборе повстанцев. Илятбай вскоре мог представить своему командиру списки 163 новых повстанцев¹³⁷. Эти документы, перехваченные карателями и сохранившиеся среди бумаг Казанской секретной комиссии, служат иллюстрацией непрекращающейся деятельности Салавата в конце марта 1774 г.

Направленные на подавление Пугачевского движения правительственные войска, соединившись с местными карательными отрядами, к весне 1774 г. нанесли ряд серьезных поражений повстанцам у западных и северо-западных границ охваченного восстанием края, в районе Кунгура, Красноуфимска, Нагайбака, Бугуруслана, Бузулука. В сражениях 22 марта под Татищевой крепостью и 1 апреля у Сакмарского городка потерпели поражение главные силы Пугачева. 24 марта под Уфой было разгромлено войско атамана Зарубина. Теснимые карательными войсками повстанческие отряды отступали в восточные районы Оренбургской губернии.

Первый этап Крестьянской войны завершился рядом крупных военных неудач восставших. Но это не привело, как ожидали военачальники Екатерины II, к скорому подавлению восстания. В апреле 1774 г. народное движение на Урале вспыхнуло с новой силой.

Примечания

1. Крестьянская война.., с. 300.

2. Там же, с. 25, 30, 36.

3. Указ Екатерины II В.А. Кару от 14 октября 1773 г. — Русский вестник, 1869, т. 81, с. 387.

4. Анучин Д. Первые успехи Пугачева и экспедиция Кара. — Военный сборник, 1869, № 6, с. 179.

5. Экстракт журнала Оренбургской губернской канцелярии (сентябрь—ноябрь 1773 г.) — приложение в кн.: Дмитриев-Мамонов А.И. Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири. СПб., 1907, с. 177, 182.

6. Крестьянская война.., с. 37, 39; ЦГАДА, ф. 6, д. 627, ч. 2, л. 126.

7. ЦГИА СССР, ф. 468, оп. 32, д. 2, л. 4.

8. Материалы для истории Пугачевского бунта. — В кн.: Грот Я.К. Труды, т. 4, с. 482.

9. ЦГАДА, ф. 6, д. 627, ч. 2, л. 310; Архив ЛОИИ, ф. 113, оп. 1, д. 58/2, л. 95. — приказ Уфимской провинциальной канцелярии атаману уфимских казаков П.И. Бурцеву от 2 ноября 1773 г.

10. Крестьянская война.., с. 300, 303.

11. Протокол показаний башкира Уранской вол. Осинской дороги Мяди Мядиярова на допросе в Казанской секретной комиссии — ЦГАДА, ф. 6, д. 507, ч. 4, л. 211.

12. Крестьянская война.., с. 285.

13. Там же, с. 303.

14. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 25—28: Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. 2, с. 135—139.

15. Забиров В. Новые источники об участии националов в Пугачевщине. — В кн.: Проблемы источниковедения. М.; Л., 1933, сб. 1, с. 37; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. 2, с. 140—142.

16. Кинзя Арсланов, башкирский старшина Бушмас-Кипчакской вол. Ногайской дороги. Примкнул к восставшим в начале октября 1773 г., был назначен главным полковником и командиром башкирских, мишарских и татарских отрядов Главного повстанческого войска, являлся посредником в отношениях Пугачева с нерусскими народностями Урала и Поволжья. (Подробнее см.: Усманов А.Н. Кинзя Арсланов — выдающийся сподвижник Пугачева. — В кн.: Исторические записки. М., 1962, т. 71, с. 113—133).

17. ЦГИА СССР, ф. 468, оп. 32, д. 2, л. 13 об.

18. Там же, л. 9—11.

19. Крестьянская война.., с. 36—43.

20. ЦГАДА, ф. 1100, д. 3 л. 16.

21. Там же, л. 149.

22. Крестьянская война.., с. 303, 312.

23. Материалы для истории Пугачевского бунта. — В кн.: Грот Я.К. Труды, т. 4, с. 485.

24. Экстракт документов Казанской губернской канцелярии от 27 октября 1773 г. — ЦГВИА, ф. 20, д. 1230, л. 137—138.

25. Алибай Мурзагулов, башкирский старшина Кыркули-Минской вол. Ногайской дороги. Один из самых влиятельнейших старшин в Башкирии. С ноября 1773 по март 1774 г. находился в Берде, где получил чин атамана. После разгрома повстанцев под Татищевой крепостью вернулся в Башкирию. Занимал выжидательную позицию, то приносил повинную властям и переходил на сторону карателей, то вновь участвовал в повстанческом движении. — Крестьянская война.., с. 57, 119, 283; Вопросы истории, 1973, № 9, с. 110.

26. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 110.

27. Там же.

28. Рапорт Н. Голова П.М. Богданову от 29 октября 1773 г. — ЦГАДА, ф. 1100, д. 3, л. 150—151; сообщение Богданова Уфимской провинциальной канцелярии от того же числа. — В кн.: Крестьянская война.., с. 41—43.

29. Сообщение П.М. Богданова Уфимской провинциальной канцелярии от 31 октября 1773 г. — ЦГАДА, ф. 1100, д. 3, л. 146.

30. Материалы для истории Пугачевского бунта. — В кн.: Грот Я.К. Труды, т. 4, с. 487.

31. Крестьянская война.., с. 300.

32. Речь идет о Кутлугильде Абдрахманове.

33. Протокол показаний И.Н. Зарубина на допросе в сентябре 1774 г. в Казанской секретной комиссии. — В кн.: Пугачевщина, т. 2, с. 134.

34. ЦГАДА, ф. 6, д. 507, ч. 5, л. 337—338.

35. Материалы для истории Пугачевского бунта: — В кн.: Грот Я.К. Труды, т. 4, с. 492.

36. Протоколы показаний башкир Уранской вол. Мяди Мядиярова, Урман-Гарейской вол. Сатлагана Иманаева, Ирехтинской вол. Бакира Мансурова и Аметбая Абдрахманова на допросах в Казанской секретной комиссии. — ЦГАДА, ф. 6, д. 507, ч. 4, л. 124, 211, 337; ч. 5, л. 47—48.

37. Качкын Самаров, башкирский сотник Тамьянской вол. Ногайской дороги. В 1771—1773 г. командовал группой из 300 чел. в составе трехтысячного башкиро-мишарского отряда, отправленного в Польшу для борьбы с конфедератами. Активный участник Пугачевского движения, старшина, затем полковник повстанцев. В ноябре—декабре 1773 г. привлекал на сторону повстанцев башкирские отряды, собранные в Стерлитамаке. Один из руководителей осады Уфы, ближайший сподвижник И.Н. Зарубина, неоднократно сражался с отрядами карателей. В январе 1775 г. вместе с Салаватом Юлаевым был прислан в Казанскую секретную комиссию, где ему удалось скрыть многое из своей повстанческий деятельности. — Крестьянская война.., с. 12, 16, 39, 66—69 и др.; Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 5, 19, 55, 114 и др. 27 марта 1775 г. Тайная экспедиция Сената, рассмотрев его дело, вынесла определение освободить от наказания, если он сам явился с повинной, а если «был пойман», то отправить его в бессрочную службу солдатом в один из «остзейских» (прибалтийских) гарнизонов. — ЦГАДА, ф. 7, д. 2043, л. 14.

38. Протокол показаний И.А. Творогова на допросе в Казанской секретной комиссии 27 октября 1774 г. — В кн.: Пугачевщина, т. 2, с. 142.

39. Там же, с. 136.

40. Крестьянская война.., с. 300.

41. Протокол показаний башкира Бурзянской вол. Аккучкара Чурагулова на допросе 7 ноября 1773 г. в Оренбургской губернской канцелярии. — ЦГАДА, ф. 349, д. 7183, л. 187 об.

42. ЦГВИА, ф. 20, д. 1231, л. 194; ЦГИА СССР, ф. 468, оп. 32, д. 2, л. 261; Крестьянская война.., с. 53.

43. Пугачевщина, т. 2, с. 134.

44. Следствие и суд над Е.И. Пугачевым. — Вопросы истории, 1966, № 4, с. 117.

45. Пугачевщина, т. 2, с. 142.

46. Экстракт журнала Оренбургской губернской канцелярии (сентябрь—ноябрь 1773 г.).., с. 192; ЦГВИА, ф. 20, д. 1231, с. 193 об.

47. Осада Оренбурга (Летопись Рычкова), с. 251; Прибавление о разбойнике и самозванце Пугачеве из дневных записок 1773 года, города Оренбурга Благовещенской церкви, что на Гостином дворе, священника Ивана Осипова, с. 562.

48. Следствие и суд над Е.И. Пугачевым. — Вопросы истории, 1966, № 4, с. 117.

49. Осада Оренбурга (Летопись Рычкова), с. 250, 256.

50. Там же, с. 260, 261.

51. Там же, с. 263.

52. Андрущенко А.И. Указ. соч., с. 66, 71—72.

53. Крестьянская война.., с. 300—301.

54. Там же, с. 301.

55. Там же, с. 336.

56. ЦГИА СССР, ф. 468, оп. 32, д. 2, л. 68.

57. Грязнов И.Н. (1725—1774), выходец из симбирских купцов. Примкнул к Пугачевскому движению в октябре 1773 г. Захватил ряд заводов в Уфимской и Исетской провинциях. Организатор осады Челябинска, в который вошел 8 февраля 1774 г. В составе Главного повстанческого войска прошел от Оренбурга до Казани, командуя Исетским (Грязновским) полком. (Подробнее о нем см. Лимонов Ю.А. Иван Грязнов и Григорий Туманов. — В кн.: Лимонов Ю.А., Мавродин В.В., Панеях В.М. Пугачев и пугачевцы, с. 112—132; Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 433—437).

58. Крестьянская война.., с. 301. Речь шла об Исетской провинции.

59. Там же.

60. На Сибирской дороге насчитывалось, по данным на 1773 г., 2255 башкирских дворов, 770 мишарских дворов, а по данным на 1764 г. — 2866 лиц муж. п. из ясачных татар и марийцев. — Там же, с. 286.

61. Крестьянская война.., с. 301.

62. Там же, с. 68.

63. ЦГИА СССР, ф. 468, оп. 32, д. 2, л. 77.

64. Пугачевщина, т. 2, с. 435.

65. О реконструкции указа Е.И. Пугачева Салавату Юлаеву от декабря 1773 г. см. в кн.: Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева (источниковедческое исследование), с 187—189.

66. Протокол показаний башкирских старшин Субхангула Килтякова и Чюри Рясулева на допросе в Пермской провинциальной канцелярии 4 февраля 1774 г. — В кн.: Крестьянская война.., с. 89. В руках у Салавата, видимо, был манифест Е.И. Пугачева от 2 декабря 1773 г., во всяком случае, копию с этого манифеста он посылал в осажденный Кунгур.

67. Выписка из показаний Ракая Галеева и Якупа Тлеумбетева на допросе 6 апреля 1775 г. в Казанской секретной комиссии. — Там же, с. 311—312.

68. Протокол показаний башкир Уфимского у. на допросе 8 июня 1775 г. в Уфимской провинциальной канцелярии. — Там же, с. 326—329.

69. Протокол показаний башкира Аблязи Саккулова на допросе 8 июня 1775 г. в Уфимской провинциальной канцелярии. — Там же, с. 326.

70. Там же, с. 90, 254, 255, 257, 285, 286 и др.

71. ЦГВИА, ф. ВУА, д. 143, л. 98.

72. Очерки по истории Башкирской АССР. Уфа 1956, т. 1, ч. 1, с. 218—253; Усманов А.Н. Башкирский народ в Крестьянской войне 1773—1775 гг. — В кн.: Народы в Крестьянской войне 1773—1775 гг. Уфа, 1977, с. 60—65; Назаров В.Д., Рахматуллин М.А. Факторы и формы совместной борьбы народов России в Крестьянской войне под предводительством Е.И. Пугачева (к постановке проблемы). — Там же, с. 36—47.

73. Крестьянская война.., с. 314. Полного текста протокола показаний Минмегула не сохранилось.

74. Абдей Абдуллов, один из активнейших участников Пугачевского восстания. С декабря 1773 г. по август 1774 г. возглавлял повстанческие отряды в Осинско-Сарапульском районе. — Крестьянская война.., с. 251, 364, 409—417, 418; Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 135, 159, 163, 165, 170, 172, 173 и др.

75. Протокол показаний писаря Осинской земской избы М.И. Голдобина на допросе в Казанской секретной комиссии 2 октября 1774 г. — Восстание Емельяна Пугачева, с 71—76; протокол показаний Адыла Ашменева там же в феврале 1775 г. — ЦГАДА, ф. 6, д. 507, ч. 5, л. 30—31.

Батыркай Иткинин, башкирский сотник д. Усть-Тунтор Кущинской вол. Осинской дороги, повстанческий полковник. Адыл Ашменев и Сайфулла Сайдашев — башкиры д. Елпачихи Гайнинской вол. Осинской дороги. С декабря 1773 г. по октябрь 1774 г. принимали активное участие в повстанческом движении в Прикамье. — Крестьянская война.., с. 195, 196, 358—360 и др.; Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 5, 18, 44, 45, 156, 158, 180, 185, 190—194, 199—201 и др.

76. Канзафар Усаев (1738—1804), мишарский сотник д. Бузовьязово Ногайской дороги. Один из видных предводителей повстанческого движения в Башкирии, Прикамье, Закамье. В июне 1774 г. был удостоен чина главного полковника. В августе его захватил в плен карательный отряд башкирского старшины Кидряса Муллакаева. По приговору Сената был осужден на пожизненные каторжные работы. — Крестьянская война.., с. 3, 9, 13, 14, 17, 81, 82, 91, 93, 97 и др.; Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 5, 7, 17, 68, 69—71, 122, 194 и др.

77. Восстание Емельяна Пугачева, с. 71.

78. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. Ижевск, 1974, с. 99—100.

79. Извлечение из донесения Пермского горного начальника в Берг-коллегию от декабря 1773 г.; показание крестьянина с. Сарапул Т.Ф. Злыгостева 6 февраля 1774 г. на допросе в Казани. — Там же, с. 91, 133.

80. Крестьянская война в России 1773—1775 годов. Восстание Пугачева, т. 2, с. 322.

81. Рапорт Н.А. Бахматова секунд-майору Д.О. Гагрину от 20 февраля 1774 г. — ЦГВИА, ф. 20, д. 1235, л. 651—652.

82. Крестьянская война.., с. 301, 318.

83. Протокол показаний атамана красноуфимских казаков-повстанцев М.Е. Мальцева на допросе 26 февраля 1774 г. в Пермской провинциальной канцелярии. — ЦГАДА, ф. 6, д. 439, л. 13—20.

84. Протокол показаний М.И. Попова на допросе 28 февраля 1774 г. в Пермской провинциальной канцелярии. — В кн.: Крестьянская война, с. 96.

85. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 247.

86. Там же, с. 243—245.

87. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 243.

88. Там же, с. 61.

89. ЦГВИА, ф. 20, д. 1235, л. 654.

90. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 60—61, 204—253.

91. Крестьянская война.., с. 318.

92. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 248.

93. Там же, с. 247—248.

94. Там же.

95. Кузнецов Иван Степанович, табынский казак, повстанческий бригадир. По заданию Чесноковского центра отряд Кузнецова в декабре 1773 г. действовал на Златоустовском, Саткинском и др. заводах Исетской провинции. В январе 1774 г. был направлен к Кунгуру в звании «главного предводителя российского и азиатского войска». Погиб в боях под крепостью Бакалы в феврале 1774 г. — Там же, с. 5—7, 198, 199, 209—212, 216, 217, 249—253, 363—366, 379, 380, 392, 452, 453.

96. Протокол показаний М.Е. Мальцева на допросе в Пермской провинциальной канцелярии 26 февраля 1774 г. — ЦГАДА, ф. 6, д. 439, л. 17.

97. Во время осады Кунгура власти несколько раз приводили жителей к присяге; на городской площади захваченных в плен повстанцев подвергали мучительной казни (подвешивали за ребро), в церквях пугали бесчинствами мусульман и т. д. — Материалы, относящияся к истории г. Кунгура за время Пугачевского бунта в 1774 г. Кунгур, 1892, с. 75.

98. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 249—250.

99. 3 января в Кунгур с увещеванием и манифестом Е.И. Пугачева от 1 декабря 1773 г. были отправлены Батыркаем Иткининым попы Ф. Иванов и И. Лукин; увещевание Салавата от 19 января повез красноуфимский казак И. Дружинин. — В кн.: Материалы, относящийся к истории г. Кунгура за время Пугачевского бунта в 1774 г. с. 13—16; Документы ставки Е.И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений, с. 430.

100. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 250.

101. Эту же цифру назвал на допросе в Казанской секретной комиссии Мавлют Аитов, башкир Сунларской вол. Сибирской дороги. — ЦГАДА, ф. 6, д. 507, ч. 5, л. 336.

102. Крестьянская война.., с. 301, 318.

103. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 214—216, 251—252.

104. Протокол показаний С.Т. Котельникова 30 октября 1774 г. на допросе в Юговской заводской конторе. — В кн.: Пугачевщина, т. 2, с. 346.

105. Андрущенко А.И. Указ. соч., с. 156, 251, 332.

106. ЦГАДА, ф. 271, д. 1339а, л. 140—141.

107. Там же, л. 142—152.

108. Андрущенко А.И. Указ. соч., с. 234—240, 332—333.

109. ЦГАДА, ф. 271, д. 1339а, л. 141 об.

110. ЦГАДА, ф. 271, д. 1339 а, л. 140.

111. Там же, ф. 6, д. 439, л. 16—17; Крестьянская война.., с. 96—97.

112. Следует отметить, что И.С. Кузнецов никогда не подчеркивал свое особое положение в этом районе. Он посылал к Салавату не приказы, а т. н. ведения, т. е. сообщения, которыми обменивались равные по положению лица. — Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 252.

113. Крестьянская война.., с. 92.

114. Протоколы показаний красноуфимского казака Я.Ф. Пермякова и атамана М.Е. Мальцева на допросах 26 февраля 1774 г. в Пермской провинциальной канцелярии. — ЦГАДА, ф. 6, д. 439, л. 13—20, 32—36; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. 2, с. 350—352.

115. Крестьянская война.., с. 91.

116. Материалы для истории Пугачевского бунта. — В кн.: Пермский сборник, кн. 2, с. 19—20.

117. Протокол показаний Е. Ильина на допросе 25 июля 1774 г. в Орской комендантской канцелярии. — ЦГАДА, ф. 6, Д. 467, ч. 1, л. 323 об. — 324.

118. Кунгурский магистрат отметил, что в бою за Преображенский пикет, обороняемый командой ратмана Шаравьева, предводитель пугачевцев «башкирец Салаватко того 24 числа тяжело ранен» (Рапорт Кунгурского магистрата казанскому губернатору от 8 апреля 1775 г. — ЦГАДА, ф. 6, д. 516, ч. 2, л. 107 об. —108).

119. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 217, 252—253.

120. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. 2, с. 229; Андрущенко А.И. Указ. соч., с. 63.

121. ЦГАДА, ф. 6, д. 439, л. 18.

122. Крестьянская война.., с. 314.

123. Там же, с. 318.

124. Протокол показаний крестьянина д. Алведино Казанского у. И. Васильева на допросе 30 июля 1774 г. в Казанской секретной комиссии. — ЦГАДА, ф. 6, д. 467, ч. 6, л. 156; Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 255.

125. Прошение Д.О. Гагрина на имя Екатерины II от 31 июля 1776 г. — ЦГВИА, ф. 20, д. 1053, л. 3; протокол показаний красноуфимского казака К.Д. Чигвинцева на допросе 6 апреля 1774 г. в Пермской провинциальной канцелярии. — ЦГАДА, ф. 6, д. 439, л. 84—85.

126. ЦГАДА, ф. 6, д. 439, л. 81—86.

127. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 252—253.

128. ЦГАДА, ф. 6, д. 467, ч. 6, л. 156.

129. ЦГАДА, ф. 6, д. 467, ч. 3, л. 204—205; Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии, с. 152—154.

В ряде работ, посвященных деятельности Салавата Юлаева, указывается на его участие в захвате Сарапула в декабре 1773 г. Эти утверждения основываются на выписке из показаний И. Васильева, сделанной для московского следствия по делу Салавата. Но в выписке была опущена часть показаний, где говорилось, что И. Васильев попал в Сарапул перед Сырной неделей (приблизительно в середине февраля 1774 г., т. к. Сырная неделя в 1774 г. начиналась 24 февраля), а следовательно, он не мог быть очевидцем взятия Сарапула в декабре 1773 г.

130. Протокол показаний казака К.Д. Чигвинцева на допросе 6 апреля 1774 г. в Пермской провинциальной канцелярии. — ЦГАДА, ф. 6, д. 429, л. 81—86.

131. Рапорты А.В. Папава А.И. Бибикову от 1, 2, 10, 13, 15 марта 1774 г. — ЦГВИА ф. 20, д. 1236, л. 74, 75, 299, 300, 343, 344.

132. ЦГАДА, ф. 6, д. 439, л. 85—86; Рапорт А.В. Папава А.И. Бибикову от 15 марта. — В кн.: Крестьянская война.., с. 104—107; донесения прокурора Пермской провинции Ф.В. Попова генерал-прокурору Сената А.А. Вяземскому от 17 и 21 марта 1774 г. — ЦГИА СССР, ф. 468, оп. 32, д. 2, л. 206 — 207.

133. Крестьянская война.., с. 107.

134. Там же, с. 109.

135. Донесение Ф.В. Попова А.А. Вяземскому — ЦГИА СССР, ф. 468, оп. 32, д. 2, л. 207; сообщение А.В. Папава секунд-майору Ф. Пушкареву от 19 марта 1774 г. — ЦГВИА, ф. 20, д. 1236, л. 329.

136. Крестьянская война.., с. 106, 109.

137. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 254—255.