§ 2. Арест Салавата Юлаева и первые недели его пребывания в неволе

Поражение главного повстанческого войска в Нижнем Поволжье, под Черным Яром, и арест Е.И. Пугачева позволили командованию карательных войск сосредоточить внимание на подавлении восстания в Башкирии, возглавляемого пугачевским бригадиром Салаватом Юлаевым. К осени 1774 г. в Уфимской провинции действовали регулярные пехотные и кавалерийские полки, а также казачьи отряды под командованием полковника Н.Н. Кожина и подполковника С.Л. Наумова (из бригады генерал-майора П.Д. Мансурова), бригада генерал-майора Ф.Ю. Фреймана; а в Исетской провинции — войска под командованием генерал-майоров А.Д. Скалона и С.К. Станиславского (из корпуса генерал-поручика И.А. Деколонга)¹.

Наибольшую активность в подавлении повстанческого движения в Башкирии проявил генерал Фрейман, ставка которого с сентября 1774 г. и до конца 1775 г. находилась в Уфе. Отсюда в сентябре 1774 г. была направлена карательная команда подполковника И.К. Рылеева², который нанес поражение отрядам Салавата Юлаева³, но не смог окончательно разгромить их. Через два месяца, в ноябре того же года, из Уфы выступила в восточную Башкирию 23-я легкая полевая команда во главе с подполковником Н.Я. Аршеневским, военачальником, успевшим проявить усердие в боях с пугачевскими отрядами под Бузулуком, Татищевой крепостью и Сакмарским городком⁴. Аршеневскому было предписано подавить выступления восставших «еще бунтовавших тогда девяти волостей под начальством ... Салавата»⁵.

В то же время отдельные командиры карательных отрядов и правительственные чиновники продолжали надеяться на добровольный отказ Салавата от продолжения борьбы. 22 ноября 1774 г. Салавата все еще ждал с повинной командир карательного отряда, посланного в Башкирию губернатором Рейнсдорпом, коллежский советник И.Л. Тимашев, гордившийся тем, что выдал билеты-документы, удостоверяющие факт присяги и повиновения властям, 33 башкирским и ясачным старшинам, 12 помощникам старшин и 29 сотникам, среди которых были пугачевский генерал и 6 полковников⁶. А начальник секретных комиссий П.С. Потемкин 21 ноября сообщал П.И. Панину, что будто бы «самый главный бунтовщик, Салават, поехал явиться к господину Тимашеву, от кото-раго препровожден будет в Казань»⁷. Но это было далеко от действительности. Салават не собирался сдаваться. И это предвидели хорошо знавшие Салавата те из местных старшин, которые отошли от восстания и предательством интересов народа надеялись искупить свою вину перед властями⁸.

К отряду Аршеневского, направлявшемуся к реке Ай, где по полученным известиям, действовал отряд Салавата Юлаева, присоединилась конная команда мишарского старшины Муксина Абдусалямова. Это был один из представителей местной старшинской верхушки, которая с самого начала Пугачевского восстания выступила на защиту своих богатств и власти над трудящимися башкирами, мишарами и татарами. За двадцать лет до того Муксин, находясь в составе карательных войск, преследовал участников башкирского восстания 1755 г. и вместе со старшиной Сулейманом Деваевым доставил в Петербург пойманного ими предводителя восставших — Батыршу⁹. Во время Крестьянской войны 1773—1775 гг. Муксин активно включился в карательные операции правительственных войск, с особым рвением преследуя повстанческие отряды в Башкирии, Прикамье, Поволжье. В составе деташамента подполковника Михельсона он дошел до Казани, откуда вернулся домой с заданием П.С. Потемкина разъезжать по Башкирии и уговаривать восставший народ «раскаяться» в своих «преступлениях». Три месяца он вместе с башкирским старшиной Шарыпом Кииковым угрозами и запугиваниями заставлял «обращающихся в бунте злодеев» идти к командирам карательных войск с повинной. О своих «успехах» он информировал Потемкина¹⁰. Муксину, постоянно общающемуся с местным населением, было легче узнать и выследить отряды повстанцев и их главного предводителя — Салавата Юлаева. Вполне допустимо, что именно он и привез Фрейману известие о тех местах между реками Сим и Ай, куда отступил отряд Салавата, понесший значительные потери в сражениях 18 и 22 сентября недалеко от крепости Елдяк против команды подполковника Рылеева. Это подтверждается и решением Муксина Абдусалямова вновь через два с лишним месяца присоединиться со своей командой к карательным войскам. Преисполненный жгучей ненавистью к повстанцам, отомстивших ему за прислужничество карателям разорением его дома и имущества¹¹, он не только вошел в состав команды Аршеневского, но и, вероятнее всего, повел его к месту нахождения последнего отряда Салавата Юлаева.

Расположившись в д. Шарыпово, 24 ноября Аршеневский отправил на поиски Салавата команду поручика В. Лесковского, авангард которой составила конница Муксина Абдусалямова.

Отступая от изложения событий тех дней, остановимся на личности возглавившего карательную команду В. Лесковского. Как удалось выяснить по недавно обнаруженным свидетельствам о его воинской службе¹², этот засидевшийся в поручиках 43-летний офицер, в недавнем прошлом участник не принесших ему желанной славы сражений с польскими конфедератами, пытался отличиться при подавлении Пугачевского восстания. Так, 14 февраля 1774 г. генерал П.Д. Мансуров писал главнокомандующему войсками А.И. Бибикову об особом рвении поручика при атаке карателями Бузулукской крепости. Когда засевшие в крепости повстанцы открыли по наступающей колонне «жестокую пальбу из пушек», посланный на прорыв отряд Лесковского обеспечил наступление правительственных войск, которым удалось ворваться в крепость. 17 февраля Мансуров вновь напомнил Бибикову о Лесковском, указав, что тот даже был ранен под Бузулуком¹³. Но хотя поручик через месяц с небольшим вновь сражался с повстанцами под Татищевой крепостью, он был обойден наградами главнокомандующего. Осенью 1774 г. у Лесковского появилась еще одна возможность продемонстрировать, свое рвение. 25 ноября каратели настигли Салавата и четверых его товарищей в лесу близ глухой деревушки Миндишево (Мигдишкино). При этом пригодился немалый опыт преследования повстанцев (для Муксина он отсчитывался с 1755 г.), и нашла применение уже испытанная на деле командирами карательных войск тактика¹⁴, рассчитанная на подсылку к восставшим верных властям башкиро-мишарских команд с целью обмана, а затем внезапного окружения и захвата повстанцев. Только будучи уверенным в том, что на соединение к нему идет какой-то отряд повстанцев, Салават и его товарищи могли подпустить к себе команду Муксина. (Из истории пугачевского движения известно, что лишь незначительное количество башкир, и притом тяжело раненных, попадало в плен к карателям, ибо саму смерть башкиры предпочитали плену. «Живых я злодеев едва мог получить два человека из забежавших в озеро; каждой из сих варваров кричал, что лутче хочет умереть, нежели здаться», — негодовал И.И. Михельсон¹⁵). Через много лет, в 1791 г., а затем и в 1793 г., обосновывая свои права на офицерский чин, Муксин Абдусалямов в прошении, поданном Екатерине II, писал, что это он «главнаго злодейскаго наперсника — башкирца Салаватку Юлаева, поймав, представил» властям, а его брат сотник Зямгур столь же категорично заявлял, что он был «при поимке злодейскаго сообщника башкирца ...Салаватки Юлаева, которой мною и пойман»¹⁶.

Захваченный Муксином и Зямгуром Абдусалямовыми Салават был передан подоспевшему с командой поручику Лесковскому, который тотчас известил об этом своего командира. Весть настолько обрадовала Аршеневского, что он, не дожидаясь доставки пленных к нему, через несколько часов прибыл с отрядом к месту событий и разместился в д. Калмыково. Здесь и состоялся первый допрос Салавата Юлаева, открывший его судебно-следственный процесс, продолжавшийся в общей сложности 339 дней.

Протокол первого допроса Салавата Юлаева не сохранился. О содержании показаний Салавата мы можем судить лишь по их краткому и фрагментарному пересказу в рапорте Аршеневского к генералу Фрейману от 6 мая 1775 г. в связи со специальным запросом Уфимской провинциальной канцелярии, проводившей в то время следствие над Салаватом и его отцом Юлаем Азналиным¹⁷. Лапидарность рапорта Аршеневского в изложении показаний Салавата находит, на наш взгляд, объяснение в том, во-первых, что Аршеневский, посылая рапорт к Фрейману, знал, что у того уже имелся протокол допроса Салавата, отправленный им сразу же после ареста Салавата (об этом прямо указывается в майском рапорте), а во-вторых, прошедшие полгода не могли не изгладить из памяти подполковника некоторые подробности из показаний Салавата. Поэтому, отвечая на прямой вопрос, — кем и когда был захвачен Салават, — Аршеневский, опуская основное содержание показаний Салавата, сосредоточил внимание на заявлении плененного относительно того, что он не собирался сдаваться, а принял решение скрыться от преследования в казахских степях¹⁸. Затем Аршеневский обрушился на Салавата и его отца с обвинениями в «бесчеловечии», «жестокости», не поскупившись при этом на злобный навет, утверждая, что башкирский народ якобы приветствовал захват в плен Салавата Юлаева. Об этом первом допросе у Аршеневского позднее вспомнил Салават в своих показаниях на допросе в Москве, в Тайной экспедиции Сената, добавив, что тогда был бит батогами¹⁹. К сожалению, других свидетельств о допросе Салавата в д. Калмыково не сохранилось. Судя по тому, что Аршеневский в последующих рапортах называл Салавата башкирским старшиной²⁰ (в действительности Салават не имел такого звания), он не проводил подробного расследования, началом которого должно было стать точное установление биографических данных допрашиваемого.

25 ноября 1774 г. протокол допроса Салавата вместе с рапортом Аршеневского был отправлен в Уфу к генералу Фрейману. На следующий день Фрейман известил генералов А.В. Суворова и А.Д. Скалона²¹ о захвате в плен Салавата. 2 декабря весть об этом дошла до главнокомандующего П.И. Панина. Он незамедлительно обратился к императрице за указаниями, как расправиться с захваченным в плен последним «из главных предводителей минувшаго бунта». Панин высказал свои соображения о том, что в ходе следствия над «самыми главными башкирскаго народа предводителями» Салаватом и его отцом Юлаем Азналиным необходимо не только установить степень их вины, но и выявить причины участия башкир в восстании, их связи с Пугачевым и казахами-повстанцами. Салават и Юлай, по мнению Панина, должны «быть в сердце башкирскаго народа казнены для прочнейшаго онаго на будущая времена устрашения». Он сообщал, что произвел отличившегося при аресте Салавата поручика Лесковского в капитаны²². К своей реляции генерал-аншеф приложил донесение с подробным изложением обстоятельств ареста Салавата и задержания Юлая²³.

Имя Салавата стало известно Екатерине II в феврале 1774 г., когда ей был передан присланный при донесении командующего карательными войсками генерал-аншефа А.И. Бибикова²⁴ подлинный экземпляр обращения пугачевского атамана И.С. Кузнецова, полковника Салавата Юлаева и их соратников от 20 января 1774 г. к властям и населению Кунгура о добровольной сдаче города повстанческим отрядам²⁵. Этот документ в числе немногих не попал под действие именного указа императрицы от 11 января и указа Военной коллегии от 4 января 1774 г. (об уничтожении перехваченных документов Пугачева и его сподвижников) только потому, что Бибиков усмотрел в нем «чаянную дерзость» и решил познакомить с этим императрицу. Позднее Екатерина II из донесений других командующих правительственными войсками, начальника секретных комиссий П.С. Потемкина узнала о боевых успехах Салавата и мнение военачальников о нем как «известном сообщнике Пугачева», «главном между башкирским народом теперь возмутителе»²⁶. Екатерина получила реляцию Панина (от 5 декабря 1774 г.) в те дни, когда она была занята распоряжениями по следствию, а затем и по суду над Пугачевым и его сподвижниками в Москве. Лишь 27 января 1775 г. последовал рескрипт императрицы Панину об отправлении Салавата и его отца в Москву в Тайную экспедицию Сената²⁷.

Вскоре после получения донесений об аресте Салавата Юлаева, Панин отдал 6 декабря 1774 г. предписание Аршеневскому: «Злодея Салаватку и взятых с ним есаула, писаря и двух башкирцов.., заковав, особливо перваго, в ручныя и ножныя кандалы, за караулом отправить немедленно в Казань к тамошнему господину губернатору»²⁸. В тот же день был отправлен ордер Тимашеву, у которого в Челябинске под арестом находился Юлай Азналин, с требованием отправить в Казань и Юлая «под караулом и заковав в железа». Панин счел необходимым предупредить казанского губернатора, чтобы он приказал надеть на Салавата и Юлая ручные и ножные кандалы, приковать их к стене и лично следить за их охраной «до решения об них или от ея императорского величества, или от меня собственно»²⁹.

В конце декабря или первых числах января Аршеневский отправил в Казань Салавата Юлаева и схваченных вместе с ним Ра-кая Галеева, башкира д. Карапсаул Тырнаклинской вол. Сибирской дороги, есаула в отрядах повстанцев; его брата Абдрешита Галеева, писаря из отряда Салавата; Юртома Адылева, башкира д. Ягаферово Кара-Табынской вол. Сибирской дороги, и Зайняша (Анияша) Сулейманова, башкира д. Кадырово Айлинской вол. Сибирской дороги³⁰. Нужно отметить, что конвоирование было поручено отряду поручика Владимирского пехотного полка Х. Шицу, в состав которого вошла часть команды Муксина Абдусалямова под началом сотника Зямгура Абдусалямова³¹.

В начале февраля 1775 г. Салават был доставлен к казанскому губернатору П.С. Мещерскому, а 5 февраля попал в Казанскую секретную комиссию, куда накануне был привезен Юлай Азналин. Здесь, в застенках этого учреждения сыска и расправы над повстанцами, встретились отец и сын, два человека, связанные узами родства и духовной близости, общими устремлениями и преданностью делу народной борьбы. Они расстались три месяца назад на поле боя, и вот теперь друг на друга смотрели два узника, закованные в кандалы, измученные допросами, арестантскими этапами и тюремной неволей. Их судьба всецело перешла в руки царских чиновников. П.С. Потемкин надеялся, что производство дознания над Салаватом поручат ему. 20 ноября 1774 г. он предупреждал оренбургского губернатора Рейнсдорпа об обязательной доставке в Казанскую секретную комиссию Салавата Юлаева, Кинзи Арсланова, Юлая Азналина, Бахтияра Канкаева «и прочих важных преступников»³². Уезжая по требованию императрицы в Москву, где ему предстояло принять участие в следствии над Пугачевым, Потемкин распорядился, чтобы Казанская секретная комиссия «главнейших бунтовщиков», и в первую очередь Салавата Юлаева, которые по его расчетам должны были вскоре явиться с повинной к властям, отправила в Москву, «откуда буду иметь я щастие всеподданнейше ея императорскому величеству докладывать о их определении»³³. Оставшиеся в Казани члены секретной комиссии готовились к следствию над Салаватом Юлаевым, задержав в декабре 1774 г. башкирских старшин, приехавших добровольно или присланных к ним командирами карательных отрядов, как свидетелей по делу Салавата³⁴. Секретная комиссия располагала значительными сведениями о боевой деятельности Салавата, полученными при допросах повстанцев, а в алфавите видных пугачевцев, составлявшемся в комиссии на основе перехваченных документов повстанцев, было записано: «Юлаев Салават, полковник злодейской и главной старшина, подписавшей воровское увещание в город Кунгур»³⁵.

В таком состоянии находилось дело Салавата Юлаева до получения Паниным предписаний Екатерины II от 27 января 1775 г. Получив рескрипт императрицы, Панин предложил казанскому губернатору отправить Салавата и его отца в Москву, в Тайную экспедицию Сената, предписав командиру конвоя иметь строжайший надзор «о збережении сих важных колодников от утечки и от всякаго повреждения»³⁶. 12 февраля курьер доставил П.С. Мещерскому распоряжение главнокомандующего, а на следующий день Салават с отцом были отправлены на 8 почтовых лошадях под конвоем команды поручика 2-го гренадерского полка М. Титова³⁷, состоящей из одного унтер-офицера и 8 гренадеров³⁸.

Этим завершился начальный, продолжавшийся два с половиной месяца этап тюремных мытарств Салавата Юлаева, в течение которого он подвергался допросу в походной канцелярии подполковника Аршеневского, содержался под стражей в команде Аршеневского в д. Шарыпово, затем у казанского губернатора Мещерского и в Казанской секретной комиссии. К сожалению, приходится констатировать, что документы, освещающие первые месяцы пребывания Салавата в плену, дошли до нас не в полном составе. Утрачен протокол первого допроса³⁹, значительная часть переписки между Аршеневским и его командиром генералом Фрейманом, а также другие документы походных канцелярий этих военачальников за ноябрь 1774 — январь 1775 г. Основными источниками для изучения этого периода жизни Салавата Юлаева могут служить сохранившиеся материалы походной канцелярии генерал-аншефа Панина, его переписка с Екатериной II, рапорты Аршеневского генералам Фрейману, Скалону и Потемкину и некоторые другие документы. Однако дошедшие до нас источники дают лишь предположительные ответы на вопросы, связанные с обстоятельствами захвата Салавата в плен, с содержанием его показаний на предварительном допросе у Аршеневского. Вполне возможно, что в первые недели тюремного содержания Салават мог быть допрошен (устно, без составления протокола) генералом Фрейманом в Уфе и губернатором Мещерским в Казани, но никаких свидетельств об этом в сохранившихся источниках не обнаружено.

Примечания

1. Дмитриев-Мамонов А.И. Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири. СПб., 1907, с. 162—164; Крестьянская война.., с. 219, 230, 240.

2. Рылеев И.К. (р. 1737), из дворян, владелец 50 душ крепостных, участник Семилетней войны 1756—1763 гг., в 1774 г. участвовал в подавлении Пугачевского движения; премьер-майор с 1772 г., подполковник с 17 марта 1774 г. (формулярный список 1774 г. — ЦГАДА, ф. 1274, д. 191, л. 412).

3. Крестьянская война.., с. 231—233, 236—237, 244.

4. Аршеневский Н.Я. (р. 1745), из смоленских дворян, владелец 150 крепостных, участник русско-турецкой войны 1768—1774 гг., подполковник с 1771 г. (формулярный список 1774 г. — ЦГАДА, ф. 1274, д. 202, л. 368—369).

5. Крестьянская война.., с. 320—321.

6. Рапорт Тимашева генералу Скалону от 22 ноября 1774 г. с приложением списка («регистра») пришедших в повиновение — ЦГАДА, ф. 6, д. 627, ч. 12, л. 188—192. Тимашев выдал билеты пугачевским генералу Юламану Кушаеву и полковникам Баиму Кедряеву, Качкыну Самарову, Мрату Чуракову, Муйняку Сулейманову, Трухменю Янсеитову, Юлаю Азналину.

7. Государственная библиотека им. В.И. Ленина, отдел рукописей (ГБЛ ОР), ф. 222, д. 7, л. 287.

8. Рапорт П.М. Голицына П.И. Панину от 23 ноября 1774 г. — ЦГАДА, ф. 1274, д. 179, л. 380.

9. Подробнее о поимке Батырши и доставлении его в Петербург см.: В.Н. Витевский. И.И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г. Казань, 1897, т. 3, с. 879—880, 886—887, 890.

10. Крестьянская война.., с. 152, 156, 163, 209, 258, 288, 397, 401.

11. Прошение Муксина Абдусалямова на имя Екатерины II от 5 сентября 1774 г. — ЦГАДА, ф. 6, д. 507, ч. 2, л. 263—266.

12. Список офицеров 23-й легкой полевой команды на 1 января 1775 г. — ЦГВИА, ф. 490, оп. 3, д. 158, л. 485 об. — 486.

13. ЦГВИА, ф. 20, д. 1235, л. 587, 615.

14. Рапорт Михельсона генералу Щербатову от 13 мая 1774 г. — В кн.: Крестьянская война.., с. 144.

15. Рапорт Михельсона генералу Щербатову от 22 мая 1774 г. — Там же, с. 154.

16. ЦГВИА, ф. 41, оп. 1/199, д. 284, л. 101, 102, 110; ф. 13, оп. 1/107, св. 148, л. 297—298. Подробнее об аресте Салавата Юлаева см.: Гвоздикова И.М. Новые документы об аресте Салавата Юлаева. — История СССР, 1978, № 5, с. 141 —146; Она же. Салауатты кемдәр тотторган. — Агидель, 1978, № 8, с. 120—124. На башк. яз.

17. Крестьянская война.., с. 320—321.

18. Крестьянская война.., с. 320—321.

19. Там же, с. 302.

20. Рапорт Аршеневского П.С. Потемкину от 5 декабря 1774 г. — ЦГАДА, ф. 6, д. 507, ч. 3, л. 50. Рапорт Аршеневского Скалону от 30 ноября 1774 г. — Там же, д. 627, ч. 12, л. 274.

21. Рапорт А.В. Суворова П.И. Панину от 1 декабря 1774 г. — ЦГАДА, ф. 6, д. 490, ч. 2, л. 226.

22. Бумаги графа П.И. Панина о Пугачевском бунте, с. 195.

23. Крестьянская война.., с. 412.

24. Донесение Бибикова Екатерине II от 29 января 1774 г. — Материалы для истории Пугачевского бунта. — В кн.: Грот Я.К. Труды, т. 4, с. 508.

25. Документы ставки Е.И. Пугачева.., с. 249—250.

26. Донесение Щербатова от 20 мая 1774 г.; донесение П.С. Потемкина от 17 августа 1774 г.; реляция П.И. Панина от 5 декабря 1774 г. — В кн.: Крестьянская война.., с. 150, 225, 265.

27. Бумаги графа П.И. Панина о Пугачевском бунте, с. 200.

28. ЦГАДА, ф. 1274, д. 200, л. 345 и об.

29. Там же.

30. Именной список колодников Казанской секретной комиссии. — Там же, ф. 6, д. 507, ч. 3, л. 121.

31. Аттестат поручика Х. Шица Зямгуру Абдусалямову от 31 января 1775 г. — ЦГВИА, ф. 41, оп. 1/199, д. 284, л. 113.

32. ЦГАДА, ф. 1100, д. 13, л. 199.

33. Крестьянская война.., с. 264.

34. Рапорт Казанской секретной комиссии П.С. Потемкину от 13 января 1775 г. — ЦГАДА, ф. 6, д. 507, ч. 3, л. 67, 84.

35. ГПБ ОР, F. IV, д. 668, л. 32.

36. Крестьянская война.., с. 274.

37. Титов М. (р. 1748), из мелкопоместных дворян, владелец 8 крепостных, участник Семилетней войны 1756—1763 гг. и русско-турецкой войны 1768—1774 гг.; поручик с 1772 г.; с января 1774 г. участвовал в карательных операциях против отрядов Пугачева (формулярный список 1774 г. — ЦГВИА, ф. 490, оп. 3/214, д. 150, л. 500).

38. Крестьянская война.., с. 299; Расписка Титова в приеме Салавата Юлаева и его отца из Казанской секретной комиссии от 13 февраля 1775 г. — ЦГАДА, ф. 6, д. 507, ч. 3, л. 102.

39. Известие об этом документе содержит и рапорт Казанской секретной комиссии П.С. Потемкину от 13 февраля 1775 г., в котором сообщается о том, что «присылки и допросы» Салавата и Юлая Азналина комиссия отправляет своему начальнику в Москву. — ЦГАДА, ф. 6, д. 507, ч. 3, л. 95.